Ты – ничтожество

Будучи человеком также склонным и к долгим размышлениям, он знал, что перебранка эта может продолжаться, покуда у мозга есть доступ к кислороду, поэтому он поспешил занять себя чем-нибудь полезным. Посмотреть, скажем, что-нибудь познавательное на ютубе. Тот превосходно выполнил свою шпионскую работу – рекомендации пестрели предельно серьёзным стаффом: обсуждение Нобелевки по физике, чёрные дыры, депрессия, биология сексуального поведения, «Что будет с нами после смерти?» Такой расклад духовно-цифрового пасьянса очень польстил ему, практикующему осознанный ютуб, но было в этой сетке подвижных картинок что-то душное, даже, пожалуй, тюремное. Он отогнал этот образ, вернее, нырнул от него в видео про депрессию. Он считал, что его нелюбовь к себе, постоянная тревога и чувство, будто он что-то не сделал, в купе с постоянным безразличием ко всем делам, вызваны именно депрессией, так что запись лекции преподавателя из Стэнфорда Роберта Сапольски он включил даже не без некоторой надежды на избавление. Но через время каких-то синапсов, нейромедиаторов и их обратных захватов он понял, что ничего не понял. А на часах уже была половина первого. Тревога обмоталась вокруг него колючей проволокой. Дома нельзя оставаться. Если остаться, день пройдёт мимо. Он будто бы и не начинался вовсе, если просидишь целый день в квартире. А под вечер ещё получишь стариковскую ломоту в пояснице, тяжёлую голову и горечь ребенка, вошедшего в парк аттракционов, но не покатавшегося ни на одном. Он стал собираться на улицу. На свою обыкновенную прогулку в случайном направлении. Почистить зубы, сходить в туалет, собрать рюкзак, одеться, обуться – все оно так скучно, так чудовищно расточает время, это несуразно растянутое время, что, кажется, во всём этом можно увязнуть навечно. Он выбежал на улицу как был – в пижаме, с нечищенными зубами и несправленной нуждой. Час дня. Что-то уже было безвозвратно упущено. Легкость и хрустальная тишь утра. Был солнечный октябрьский день, первый после череды завешанных свинцовыми тучами. Но радоваться этому не получалось – солнце слепило сонные, неумытые глаза, и от прищура болели веки. Однако где-то там, может даже за углом, его, как ему казалось, ждала интересная история.

Он шёл какими-то резкими зигзагами, стараясь выбирать наименее знакомые из исхоженных им вдоль и поперёк улиц. Но ничего хорошего из этого не вышло, потому что «новые» дороги пролегали вдоль автомобильных, гремящих и вонючих.

Рядом с метро к нему подошёл сектант с книжками и брошюрками. Что-то из восточного, благовонно-умиротворённого. Он никогда не проходил мимо таких персонажей, опустив голову, когда они вместе с брошюркой протягивали ему руку экзистенциальной помощи. Но не потому, что искренне сочувствовал этим свидетелям целого пантеона подпольных богов, а потому что боялся того тупого деланного безразличия, с которым мимо них проходит большинство. Ну, и ещё, подсознательно чувствуя себя выше этих чудаковатых фанатиков, в общении с ними он как бы развязывался, избавлялся от тех ужимок, из которых, в основном, и состояло его общение с «равными» ему.

Этот сектант был в бело-сером пончо, а поверх него – чёрный стёганый жилет. Лицо смуглое, доброе, эти трогательно свойские интонации старого знакомого и лёгкий восточный акцент – видимо, из ближайшего зарубежья, где-то на полпути к Индокитаю.