Читать книгу: «Участь смертных», страница 3

– С нового отчета, – с готовностью пояснил Уил. – До этого были вроде тридцать или больше тысяч лет, я не помню. – А вот это Дару уже было знакомо. Облегченно выдохнул, поняв, что память еще при нем. – Господин, а вы точно с города?

В городе помимо обители духа была также обитель терпения, где в одном месте собрали всех терявших и потерявших разум, вроде того несчастного, за которого преорх духов просил, и братья смиренно терпели их, чтобы дурные выходки не терпел город и поселения близлежащие. Закралось подозрение, что господин имеет к тому месту какое-то отношение. Еще раз осмотрел его одежду, приметил что-то знакомое в прорехе на коленке, куда точно светил луч солнца, пробившись через листву.

– Это же… мои? – воскликнул и ткнул пальцем в дыру.

– Быть не может! – искренне возмутился Дар, отодвигая ногу. – Они тебе не по размеру.

– Конечно, мои! – уже уверенней возразил Уил. Получил их в качестве уплаты за лечение, ошибиться не мог. Великоваты, да, но веревка на поясе решала проблему спадания. – Вон, и карман дырявый, ножом прорезал. Прачке отнес вчера. Господин…

Господин мысленно расставался со штанами, ругая себя за выбор именно их из всего разнообразия. Так вышло, с краю оказались. Наверное, будет странно выглядеть в одних исподниках, но ругаться из-за вещей не хотел.

– Отдать тебе штаны? Прямо сейчас? – рука потянулась к поясу.

– Не надо! – торопливо выкрикнул Уил, и внимания не обратив на признание факта воровства. Поверил, что незнакомец сию минуту сдернет штаны и останется один срам. Оставить человека без портков в лесу – да бабка с того света придет к нему высказаться непременно о воспитании. – Оставьте, вам они больше к лицу.

Господин быстро повеселел.

– Не отвлекайся. В родичах у тебя шаманов случайно не водилось? Тан Асадо?

Уил нахмурился.

– Это кто, господин?

– Дед, прадед… – охотник задумался над сроком в триста лет: это поколений десять, а то и больше. Маловероятно, что даже пра- пра- кто-то там помнил бы того, что проживал в прежнем летоисчислении. – Что за новый отчет был? Что считаете?

– Что за шаман? – в ответ хмуро поинтересовался Уил и согнулся, чтобы метку в форме раскрытой ладони, лежащей на лбу, скрыли волосы, потому как взгляд странных глаз городского то и дело возвращался к ней. – Второй человек за сегодня спрашивает меня о нем.

– Кто второй? – резко спросил Дар.

– Человек из обители духов, – нехотя сообщил Уил, начиная поглядывать вокруг себя с опаской, надеяться на появление сельчан и жалеть, что вообще предложил помощь. – Преорх Лафат просил за него, но я всего лишь вожусь с травами, а у него проблемы в голове. Ромашкой это не поправить.

– Как его имя? – вся нетерпеливость вместилась в несколько слов, не обратил внимания на упоминание о голове с проблемами.

– Зовут Аскетом, – Уил начал отступать под напором городского, который забыл и о капканах, и о заноженой пятке, – но, мне кажется, это больше из-за его образа жизни. Он буйный вроде по ночам, его связывают. Думаю, скоро переведут к терпимым.

– Как он выглядит?

– Большой, – покорно стал описывать человека знахарь, как помнил. – Он лежал, и прям гора. Лицо в шрамах. Длинная коса, черная.

– Он сейчас там?

– Там, – устало подтвердил парень.

Дар задержал дыхание и остановил их движение. Они почти вышли из зарослей: Уил – пятясь, тот, кого требовалось вывести в обход ловушек – преследуя вопросами и боясь, что знахарь с меткой Богов скроется с глаз и убежит куда-то далеко, где его никто не отыщет. Как получилось, что рука одного вцепилась в ворот рубахи второго, и ткань трещала на последнем издыхании, никто из них не понял. Но, заметив, что делает, Дар быстро разжал кулак, разгладил одежду Уила. Парень трусился ощутимо.

– Погорячился, – оправдался Дар, думая о Кае. В шрамах и с косой, тот человек не мог быть никем иным.

– Господин, может, все же выйдем на тропинку? – попытался вывести ненормального господина ближе к деревне Уил. Больше свидетелей, больше шансов остаться целым. – По вам клещ ползет. У меня суп сварен. А вы, наверное, голодны.

– Что такого случилось в нулевой год, чтобы взять его за основу? – спросил Дар.

– Откуда мне знать? – Уил посмотрел на босые ноги чужака и попытался угадать, побежит ли тот за ним по камням. – Я родился уже три столетия спустя.

– Записи? Хроники?

– Так они все у преорхов, – честно сообщил Уил всем известное положение фолиантов. И нашел еще одно доказательство, что господин либо врет о проживании в городе, либо сбежал из обители безумцев. – Кто ж даст их мне?

О девочке не узнал ровно ничего, зато выяснил совершенно неожиданные вещи. Лес все же преподносит иногда сюрпризы.

– Суп, говоришь? – покосился на абсолютно зеленого Уила. Хотя, может, яркие кроны деревьев, пропустив через себя утренние лучи, придали лицу такой оттенок. Это не отменяло бурчащего желудка, да и вопросы еще остались. – Не против.

И пошел. Потом спохватился, остановился. Ведь он не должен знать дороги. Поэтому пропустил вперед съежившегося знахаря, а сам зашагал позади, следя за дерганой походкой.

Ходили они так не раз, только в обществе зверя паренек был более разговорчивым. Беда в том, олень спросить ничего не мог. А человек с ходу расположил Уила против себя. И теперь, двигаясь к дому, подозревал, что так просто положенное зверю человек не получит.

Сильно захотел, чтобы им на пути попалась еще раз та девочка, тогда мог бы между прочим ею поинтересоваться. Но по дороге попадались только змеи и их Уил осторожно отодвигал в траву длинной палкой.

Дар сорвал лопух отгонять мух, от нечего делать думал о нулевом годе и то время становилось туманнее с каждой придуманной историей.

– Тот человек, Аскет, – нарушил щебетание птиц. – Раз он в обители, то имеет доступ к истории, верно? – Дождался кивка Уила. – Он мог прочитать ее, верно?

– Маловероятно, что его интересуют рукописи в его состоянии, – пробурчал Уил. – Преорх сказал, его кошмары сжирают, и он воет по ночам что стая волков.

– Но в теории-то он мог?

– Мог, – Уилу пришлось согласиться с теорией.

– Поедим твой суп и наведаемся в город, – решил Дар. Знахарь остановился.

– Господин. – Вздохнул, оглядел чистое небо. Ничто не предвещало ураган, так откуда он прицепился к нему? – Вы сами из города, все там знаете. В обитель пускают помощников, попасть во двор труда вам не составит, скажете, что грядки полоть. Там и встретитесь с тем человеком, он днем смирнее зайца. Дорогу в Сангрен укажу. А у меня дел полно…

– Вот и договорились, – удовлетворенно Дар хлопнул Уила по плечу и зашагал вперед, к виднеющемуся просвету между деревьями, оставив юношу таращиться ему в спину.

– Господин!

– Обители – это привилегия исключительно для мужчин?

– Вы не из города, – прошептал Уил.

Дар оглянулся.

– Что сказал?

– Как можно не знать таких простых вещей? – уже громче воскликнул парень. И тут же прихлопнул себе рот, устрашившись ответной реакции. То, что они подходили к жилью, не означало наличия людей; Уил обосновался на расстоянии от шумных мест и неспокойных улиц с их кипящей энергией.

К его удивлению, господин не насупился, не сделался хитро-настороженным. Он постоял, постоял, да и рассмеялся. Приятно так, весело.

– Ты раскусил меня, – сказал. – Признаю, города я не знаю, поэтому ты меня проведешь. А в награду покажу тебе кое-что. После, как вернемся.

– Вернемся? – опешил Уил, вовсе приходя в отчаяние. – Что означает сие «вернемся»?

Не заметил, что уже стоят у самого домишки. Господин прошелся по двору как по собственному, прежде чем толкнуть дверь и пройти в дом. Ноги вытер о доски крыльца, напомнила о себе заноза. Тогда сказал принести воды и тряпок, сел на табуретку и принялся выковыривать остаток колючки из кожи. Уил от предложения помощи воздержался, уже наученный отсутствием какой-либо благодарности. К тому же всерьез побоялся, что чужак еще и ночевать останется, поэтому постарался всем своим видом показать, как недоволен.

Дар на это внимания не обратил.

– Ты не ответил про обители.

Уил крепко сжал губы, исподлобья глядя на гостя, который так и не назвался, кто такой, из какого глухого места взялся и что за интересы имеет к местам, ограниченным в мирских заботах. Еще это сходство в манере разговора с тем диким отшельником, будто и один, и другой просить не были приучены. Слова одинаковые говорят, о шаманах выведывают, о которых народ и не помнил практически. Выглядят оба… иначе, как поставить рядом ажурный подсвечник и оплывший воск; именно так ощущал себя Уил, корявым огарком, кое-как слепленным в жестянке, лишь бы вощил фитилек.

Еще одно беспокоило Уила сильно: глазами странными обладал господин. Не мог отделаться от ощущения, что видел схожее прежде. Яркая зелень, у человека ни разу не встречал такого оттенка. Лишь у животного, благородного оленя, с которым порядком сдружился.

Однако, при всей своей отличности, этот господин украл его штаны и, если подумать немного, то и рубаха ему совсем не шла. Ноги босые, что немыслимо для городского. Предположить, что обокрали – так не заикнулся даже, да и держится так, будто в шелка обряжен.

– Кто вы? – вырвалось. – Откуда пришли, что ничего не знаете?

– Обитель, – напомнил Дар. Колючку достал, ногу опустил в принесенный таз с водой. Руки сложил на коленях, прикрыв дыру, выдавшую его с головой. – После – город. Потом уже твой вопрос. И ты суп обещал.

Уил прикрыл глаза. И очень удивился тому, что, перестав лицезреть чужака в своем доме на своей табуретке, начал чувствовать себя лучше. Словно раздражителем являлся только видимый глазу облик, а все остальное оказалось вполне терпимо. Тогда открыл глаза обратно. Нож, припрятанный за поясом, выкладывать не стал, но ответил уже не так колюче:

– Погрею только. Суп. А для города одеться нужно иначе, а то даже к грядкам не подпустят в таком виде. Решат, что вас интересуют только овощи, что там растут.

Дар фыркнул презрительно. Украдкой оглядел себя.

– За лесом обитель смирения, – продолжил знахарь, отходя к печи. Загремел котелком, доставая его из саженных глубин с решетки. Поставил на шесток, открыл крышку, заглянул внутрь: теплый еще. – В ней живут сестры. Но там вообще все смутно, они не пускают к себе никого, и сами не выходят почти. Мрак полный, некоторые в своих убеждениях доходят до того, что языки себе отрезают. – Развел руками в ответ на недоверчивый взгляд господина. С ложки потек соус, его тут же слизала кошка. Дар прищурился на воровку, она принялась умываться. – Вот такие высокие идеалы.

Действительно, полный мрак, угрюмо подумал Дар. Даже кошка отказывается проявить уважение.

* * *

Память моя… Она и есть, и ее нет. Что-то стоит перед глазами, как туман, из которого вырывается кусочек того, частичка другого. И я знаю, что было, но в то же время не могу рассмотреть детально. Все это ставит под сомнение, в своем ли я уме иногда бываю. Может, это какая-то ловушка, которую мне нужно преодолеть самому, загадка, решив которую, я искуплю содеянное?

Меня не прекращает мучать вопрос – помнит ли кто-нибудь из нас то место? Хотя… Нет, не так. Сможет ли кто его отыскать? Потому что я так и не смог.

Дороги

Он поднял голову и медленно оглядел людей, собравшихся у наспех построенного помоста: горы из тюков соломы и сверху уложенных досок. Позаботились, чтобы оратора видно было всем.

Жители города, деревень, поселений собрались в одном месте послушать проповедь белого странника, причем места этого катастрофически не хватало. По причине чего нагнали еще повозок, облюбовали все деревья вокруг площади, и на заборах птице сесть было негде. Тишина стояла как покойника провожали, ловили каждый вдох и выдох святого человека.

Заканчивать такие собрания неподготовленным он уже опасался, поэтому проверил в который раз наличие у братьев мешков с хлебцами, и наличие самих братьев, стоявших неподалеку. В то время как они начнут раздавать угощение, ему нужно будет скрыться с глаз, чтобы остаться в целостности.

Люди зверели в определенные моменты, прекрасно это знал. Причем их готовность к групповому помешательству носила некий мистический характер. Любопытно было и то, что одержимыми их мог сделать любой повод, будь то драка, пьянка или свадьба. И однажды он попал в эти жернова, едва спасся от желающих получить кусочек, любой, волосы то или палец.

С тех пор опыта прибавилось. Встреч с людьми искать не перестал, но меры предосторожности предпринял и стал заручаться поддержкой преорхов городов, в которые заходил. Его с радостью принимали в любой обители, зазывали остаться, предлагали условия, достойные, по мнению людей, самих королей. Только цель он преследовал иную, не стал бы ради сытой жизни в четырех стенах тревожить Порядок бытия.

Время шло, и, как казалось, оно ускорялось, хотя глупо было подозревать его в этом. Однако мысль не отпускала: вначале оно тянулось до невозможности, как ленивая черепаха, минутой заменяя годы. А после начало шевелить лапами, быстрее, быстрее. И вот уже все минуты сравнялись, потекли теперь синхронно. Белый странник приметил у своего отражения несколько морщин.

Сколько еще мне будет отпущено времени, подумал, неотрывно глядя в окно, впиваясь острым взглядом в каждое лицо. Помнит ли кто о моей просьбе, держит ли в уме мое обещание? Или все мои скитания пройдут впустую? Отыщу я ту девушку, при мысли о которой заходится сердце, смогу изменить кошмар? В этой ли эпохе она живет? Родилась ли, лежит в земле давно, иль только пишется ее судьба?

Преорх обители также поглядывал на толпу, только с сочувствием, ведь ей не довелось, как ему, насладиться видом, достойным ангелов. Лицом белого странника. Наставника, как он себя называл. Чистым, открытым ликом, тонкими чертами, которым отстраненность придавала некую завершенность, окончательную безупречность. Мягкий, задумчивый взгляд, устремленный на собеседника, таил в себе непостижимость, древность, а голос способен был перешептать самый громкий ор. Наставник появлялся в разных местах, ходил пешком, не имел спутников. А, остановившись где, сразу собирал вокруг себя людей всякого возраста, завороженно внимающих всему, что говорил этот человек. Благо, призывал он к нужным поступкам и правильным деяниям, иначе беды не миновать. После таких собраний в поселениях царила идиллия. Недолго, правда, пока не спадал эффект, но месяц все друг друга просто обожали. А потом потихоньку принимались вспоминать, кто кому что сделал. Поэтому власть держащие и уговаривали странника остаться.

– Господин, – преорх рискнул отвлечь наставника от созерцания площади под окном. Ощущение создалось, что тот задремал, прикрывшись от закатного света ресницами. – Куда вам подать трапезу?

– Я поем с братьями, – с улыбкой отозвался наставник совершенно несонным голосом. – Не нужно из-за меня нарушать распорядок.

– Но… – вечерняя трапеза в обители состояла из каши и вареной репы. Угощать этим гостя стало стыдно. А гость повернул голову и смотрел так, будто знал, что у преорха на уме, отчего стыдно стало вдвойне. Волосы его сверкали серебром и вызывали благоговение и желание их потрогать, сбивали с мыслей. – Господин, библиотека открыта. Может, там удобнее будет? Вы ведь рукописи хотели почитать?

Шуршание листов, запах чернил, скрип пера и бокал вина. На миг Рей прикрыл яркие голубые глаза.

– Благодарю. – Но в то время вернуться не мог. Запахнул туже ворот длинной туники, чувствуя небольшой озноб. Пища, еще одно непременное условие для поддержания энергии, которой ранее было переполнено его тело, и она вливалась отовсюду; а сейчас приходилось добывать ее примитивным способом. – Я поем с братьями, отец.

За оставшиеся полчаса до ужина чуда сотворить со скудными продуктами никто не смог бы. Преорху пришлось смириться, но уже жмурился, представляя наставника жующим репу.

Белый странник вновь отвернулся к окну от назойливого стремления угодить, которое его сильно напрягало. Преорх, не отыскав более повода задерживаться, оставил его одного размышлять. Или отдыхать от суеты.

Думы Рея вновь вернулись к той, кого искал. Осторожно приложил руку к груди и убедился, что сердце стучит так же часто, разочарованное тем, что и этот день прошел впустую – она не появилась. Сколько мест обошел, уже и сам не посчитал бы. И в каждом одно и то же – тщетные надежды, подавленность и грядущая дорога вдаль.

Вначале три сотни лет поставили его в тупик, но постепенно, роясь в записях и разбирая по буквам истории, ворохи слухов и обрывочные приписки, начал понимать, откуда они взялись – пошатнулся Порядок. Людям этого понять не дано и они, сознавая все же, что случилось нечто, отчего мертвые начали метаться, придумали свою версию, налепили подходящие объяснения для каждого случая, а за тем, что вовсе в голове не уложилось, обратились к шаманам. Шаманы видели и знали больше, однако кто станет слушать о вещах, вызывающих ужас? Их объявили лжецами и буквально за несколько лет эти люди перестали существовать, под разными предлогами прекратили свою жизнь и, следовательно, учения.

Шаманы сказали, что потерянные души, отрезанные от Вечности, трепыхались в последней своей агонии, ища любое вместилище, прежде чем успокоиться. Эти слова были записаны самим шаманом и сохранились в библиотеке. Может, кто поленился разобрать пыльные древности, уничтожить тексты; так и достиг укор своей цели.

Вот что они сделали. Чему поспособствовали. Рей опустил взгляд на свои руки в перчатках, пошевелил пальцами и невесело искривил губы, понимая, что после такого вряд ли Смерть вообще соизволит задуматься о нем, не то чтобы исполнить просьбу. В которой отказала, к тому же.

Не будь он таким упертым… Не застрянь та девушка так в мыслях… Подумай он хоть о чем-то кроме вдруг возникшего желания… Вместо того, чтобы вставить в колесо еще одну палку, уговорил бы Кая и Дара уйти, ведь он мог.

Вынужденный помимо истории знакомиться с прелюбопытнейшими измышлениями различных авторов, Рей начал понимать. И хоть он лишился титула Великого и, судя по обретенной способности стареть, даже благословения Вечности, двинулся к постижению ценности жизни. Жить ради жизни? Ради того, чтобы дышать, потреблять? Он задумывался, зачем тогда человек обладает развитым сознанием. Если во всем ищет смысл, то он не может жить как зверь. Дошел до того, что жизнь ценна не тем, чтобы просто подчиняться животным инстинктам, а тем, чем человек ее сам наполняет, лелеет, дорожит. А еще до принятия того, что чужая жизнь имеет такую же ценность и так же важна, как и собственная.

О таких вещах он не задумывался до того. Не было надобности.

Теперь мог оценить свое потрясающее заявление, что постигнет ценность жизни – он просто не представлял, о чем говорит. Его добровольные проповеди не придадут его жизни ценность, ведь его легко можно заменить другим талантливым оратором, который поведет толпу в противоположную сторону. Да и сам страдать не станет, лишившись слушателей. А вот отыскать девушку стало навязчивой идеей. И спасти ее. Еще желал видеть ее каждый день. Знать, что она счастлива. И представлял ее улыбку, обращенную к нему, отчего сердце замирало. Чтобы найти ее, готов был бродить по земле, пока не упадет.

Была у смертных одна хворь, под описание которой подходили все эти симптомы. Кай пренебрежительно обозвал ее любовью.

– Ужин! – объявил лысый брат, заглядывая в покои, выделенные гостю. И замолчал, застав его в интересной позе: белый странник так и стоял, прижав руку к сердцу, как в одной из драматических постановок, словно ждал аплодисментов.

Брат на всякий случай оглядел вдоль стен, после чего вопросительно поднял брови, и Рей поспешно отдернул руку и разгладил тунику. Рука предательски дрожала. Заметил на лице брата белую пудру, решил, что тот участвовал в приготовлении того ужина.

– Иду, – проговорил.

Выйдя в коридор, уже хотел подсказать, что неплохо бы умыться, но по мере рассмотрения оказалось, что пудра нанесена слишком уж ровным слоем. Тогда начал подозревать, что это один из подражателей. Знал бы брат, что у наставника еще и кожа светится, потому и перчаток не снимает, потому и закутан в одежды с головы до ног.

Сияние понемногу утихало, но не так быстро, как хотелось бы. И доставляло массу неудобств. Осталось ненужное, а таланты полезные растерял, к примеру, рисовать стал на уровне ребенка. Скорее всего, так и было задумано.

Рей промолчал, шагая под полукруглыми сводами; не стал смущать доброго человека замечаниями. Пусть думает, что это незаметно. Хотя про себя потешился: одно дело, дети в простынях носятся по улицам, играя в странников, другое – взрослый, выбеляющий лицо.

– Вы такой светлый, – как бы оправдываясь, пробормотал брат. Рей кивнул. – Вас не то чтобы трогать, и смотреть страшно, чтобы не испачкать взглядом.

Тут уже Рей негромко рассмеялся.

– Уверяю тебя, брат, ни взгляд, ни прикосновение мне не страшны. Вот, – протянул руку. Брат шарахнулся в сторону, чем сильно удивил. – Ну что же ты?

– Не смею, господин!

Рей почувствовал себя заразным, глядя на брата, ставшего белее своего грима: в желтом свете лампы на щеках отчетливо зашелушилась пудра. Представил обстановку в трапезном зале, после чего быстро изменил свои намерения.

– Я поем в библиотеке, – сообщил. Иначе все население обители спать сегодня отправится голодным, потому что вряд ли кто посмеет шевельнуться в его присутствии. – Укажи мне дорогу.

Брат потер гладкую лысину, вытер пальцы о свой балахон и остановился. Поднял повыше фонарь, стало лучше видно его лицо, довольно молодое, как отметил наставник про себя. Вспомнил еще раз о детях, играющих в переодевания.

– Тогда нам в другую сторону, к лестнице. Библиотека наверху, – сказал брат. И осторожно добавил: – А отец знает? После недавнего пожара туда никто не ходит.

О пожаре Рей не слышал, это досадное препятствие к получению знаний преорх почему-то решил скрыть. Может, опасался, что тогда и странник не задержится. Наставник даже задумался, как повлияла бы эта информация, преподнесенная перед встречей с жителями, на саму встречу. Долго копаться не стал.

– Много сгорело?

– Считай, все рукописи, – взмахнул руками брат и огонек лизнул стекло, метнувшись в сторону. Поплыли длинными лентами тени. Как те, что из кошмара, только много чернее, заставившие Рея передернуться. – А что осталось, так нечитаемо почти. Что-то определенное ищете, господин? Я там иногда прибирался, подскажу, в уцелевшей части осталось или нет. Ну а если время убить – то без разницы.

– Что ты знаешь о шаманах? – прямо спросил наставник. Штукатурка с щек посыпалась живее, осев на братском балахоне желтоватым песком.

– Шаманах? – брат неуверенно глянул на странника, шутит или нет? – Это призраки, отмеченные печатью разложений. Лжецы, коих свет не видывал. Предрекали жуткие вещи умершим. А вон ничего… – запнулся, подыскивая аргумент. – Все умирают, как и прежде.

Рей вздохнул и подавил желание смахнуть пудру.

– Лжецы, значит… – повторил, мрачнея. Тана он бы не стал звать лжецом. Кем угодно, хитрецом, мудрецом, трусом, может, даже завистником, ведь при каждом удобном случае пел хвалы его нелюдскому сиянию. Но на лжи шаман не специализировался. – Это известно из свидетельств древности, верно?

– Так они и сейчас прячутся, – возразил брат с запалом. Снова взмах, снова тени задвигались, зазмеились. – Нет чтобы пользу приносить…

– Они остались? – осведомился Рей, стараясь не обращать внимания на вынимающие душу поползновения по полу и стенам.

– Отлавливают. То там, то тут. Есть один, говорят, где-то под Сангреном, у него такая здоровенная пятерня на лбу, – стараясь впечатлить странника, брат для наглядности шлепнул себя по голове. – Лучше бы на рот ему эту метку…

Дальше Рей не слушал. Воспроизвел в памяти карту: южнее, ему нужно на юг. К шаману, неизвестно как выжившему, о котором знает отшельник обители, без сомнений, преорх, а, скорее всего, даже весь преорхат.

– Где я могу купить коня? – оборвал брата, приходя в страшное волнение.

– Так… – брат послушно оборвался и вовсе стушевался. Раз глянул в сверкающие ярче лампы очи белого странника и быстро опустил голову. – Есть. За зданием стойло. У отца спросите.

О цели такой стремительности узнавать не стал, но, Рей был уверен, брат догадался и без вопросов. Теперь станут судачить и строить предположения. Может, додумаются до того, что наставник не смог терпеть нахождения столь поганого человека на земле и помчался его прибить. Что к лучшему, потому что правда заставила бы усомниться в его проповедях.

Заполучить коня не составило труда, растерянный преорх с ходу согласился его отдать, ничего не поняв. А к тому времени, когда проникся тем, что останется без животного, идти на попятный было поздно, да и свидетели после ужина толпились в освещенном фонарями дворе, отыскав себе занятия в попытке урвать кусочек интересного. Чтобы его жадность, да еще для белого странника, стала темой пересудов, главный отец обители не хотел, с конем пришлось расстаться.

Рей собрался ехать в ночь, не став ни ужинать, ни ложиться отдыхать. С благодарностью принял собранный ему в дорогу небольшой мешочек с провизией. Чтобы животину не утяжелять, добавил преорх, подавая припасы. А это, добавил, показывая на брата, проговорившегося о шамане, проводник, покажет дорогу.

Рей подумал, что скорее, сторож коня, чтобы гость точно вернул собственность обители.

– Я вполне могу добраться сам… – прохладно начал в надежде отделаться от слежки.

– Брат обучен боевым искусствам, – быстро вставил преорх, а Рей с удивлением посмотрел на смущенного лысого, не знающего, куда девать глаза. – Защитит в дороге, которую вы не знаете, присмотрит за животными. Господину негоже самому заниматься подобным.

Будто у господина рук нет. С лошадьми Рей и правда не совсем понимал, что делать нужно, кроме как ехать на них, но не думал, что приглядеть за тем, на чьей спине сидит, будет сложно. Со вздохом посмотрел, как брату из темноты подводят еще одного коня, к седлу которого уже приторочены были сумки. У брата они выглядели внушительнее. Наверное, для поддержания сил пищи ему требовалось больше. Рей решил не спорить прилюдно, а тихо потерять проводника где-нибудь по дороге.

– Едем, господин? – понуро спросил брат.

– Едем, – в тон ему ответил Рей и вскочил в седло.

Юг, им нужно на юг.

Однако, к удивлению белого странника, не проехали они и несколько километров, как брат свернул с широкой дороги на более неприметную, уводящую на восток, между полями подсолнечников, клонящих к земле тяжелые головы, в сторону величественно вздымающейся темной громады гор. Красивые виды, конечно, но им туда не нужно.

– Что это за дорога?

– Мы ведь в Сангрен направляемся? – уточнил брат.

Смышленый, как и думал. Рей кивнул. Потом, спохватившись, что кивает спине, еще и в темноте, ответил вслух.

– Тогда нам сюда, – отозвался брат. – Проедем вдоль гор, тут неплохой путь.

– А с той дорогой что не так? – резче спросил Рей.

– Два моста через ущелья, – просто ответил брат. – Навесных. С лошадьми туда ходу нет.

Рей обернулся на оставленную в стороне широкую ленту трассы, по которой сам бы и помчался без раздумий. По словам брата, потерял бы на ней время или оставил бы перед мостом коня.

– Как твое имя? – спросил без особого воодушевления, так как собирался распрощаться с проводником, а не сближаться. Но брат, казалось, вопросу обрадовался.

– Амиль, господин, – радостно возгласил в темноте.

Амиль, про себя повторил Рей и перевел взгляд с его спины на горные вершины, посеребренные ровным лунным светом. Там, высоко, мерцали звезды; небо поворачивалось своими гранями к холодному белому диску и переливалось, то показывая, то скрывая свои сокровища.

Хотелось есть. Рей ощупал свой мешочек, отыскал очертания чего-то твердого. Понадеялся, что это сыр, и, развязав тесемку, запустил внутрь руку.

– Мы можем остановиться, – предложил брат и указал вперед. – Вон там поле кончается, а на краю сторожка. Уверен, добрый человек, смотрящий за посевами, не откажет нам в тюке соломы, чтобы отдохнуть.

– Мы только выехали, – напомнил Рей и достал кусок сыра. – Смысл в чем – уехать из обители, чтобы тут же искать ночлег?

Брат подумал.

– И то верно, – согласился. Поехали дальше, мимо сторожки, прямиком в черноту.

Узкая дорога, не больше трех полных шагов поперек, сворачивалась, огибая естественные холмы и овраги, крутилась между деревьев, укладываясь гладко. Трава на ней росла мелкая и чахлая, вытоптанная и заезженная колесами, кони ступали мягко, и Рей, покачиваясь в седле, жевал кусок сыра, наблюдал за статуей впереди. Брат Амиль, судя по его надсадному сопению, жутко боялся встретить кого-нибудь в лесу среди ночи и дергался при каждом шорохе, поворачиваясь всем телом в сторону то уханья сов, то треска ветки. Сам жался как заяц, и животину свою нервировал. Проводник из него выходил пока более толковый, чем охранник.

Однако кони вели себя спокойно, поэтому сам Рей поводов для беспокойства не видел. Отряхнул от крошек перчатки после скудного ужина, подумал было отвлечь брата от его страхов разговором. Но быстро понял, что самого волнует только шаман, и все беседы станут выпытыванием подробностей о нем, а отношение к таким отмеченным брат уже выказал. Послушает белого странника, сообразит цель поездки и, еще чего доброго, развернет транспорт обратно в обитель. Либо сам понесется докладывать, что не такой уж странник белый, каким кажется. Потому молчал и только рассматривал длинные тени, расчертившие землю непонятными узорами.

Привал они сделали уже утром, когда взошло солнце. У самого подножья гор, среди огромных валунов отыскали расчищенный от камней пятачок с оставленным кем-то из путников, ходивших до них, кострищем. Амиль повеселел, привязал коней, отцепил одну из сумок и принялся в ней рыться. Рей прошелся размять ноги, передавленные седлом, заодно осмотреть местность.

– Сколько времени добираться до Сангрена? – крикнул из-за камней.

– Около недели, господин! – послышался крик в ответ.

Рей первым делом подумал о провизии, собранной ему в дорогу, которой не хватило бы и на два дня.

– Много поселений по пути?

– Если этой дорогой ехать, то нет. Сворачивать нужно, чтобы добраться до людей, – охотно проинформировал Амиль. Он уже успел собрать охапку травы, сидел над старыми углями и стучал, выбивая искры на растопку.

Вся доброта преорха выразилась в нескольких кусочках сыра и подсохшем хлебе. Коня и того пожалел, хотя странник готов был платить за него золотом. Рей почему-то даже не удивился.

Вернулся к брату, только сейчас обратил внимание, что свой обительский балахон тот сменил на вполне заурядные штаны и рубаху, подпоясанную кожаным ремнем. Выглядел как обычный деревенский, из тех, что запросто опрокинут в себя казан каши, а потом раскидают всех противников в дружеском поединке. И лысина уже не так ярко блестела на солнце.