– Не стоит так расстраиваться. Скоро Захарыч придет, так мы у него все и разузнаем. Он при больнице домовым служит.
Тил с надеждой посмотрел на своего нового знакомого:
– Вы тоже при больнице служите?
– Нет, что ты! – замахал руками Фомич. – Я домовой местный.
– Как это? – не понял его молодой человек.
Старик подошел к холодильнику и достал из него пачку заварки.
– Я в этом доме лет двести живу, – сказал он. – Когда-то здесь барыня одна проживала. Я как раз при ней и родился. Затем ее потомки тут хозяйничали, а после революции из дома коммунальное жилье сделали, – усевшись на табурет, Фомич продолжил: – Жизнь сразу закипела! Нас – домовых – штук сорок собралось. Хорошая была жизнь. Веселая. То соседи по пьяни подерутся, то одна хозяйка другой в компот соли добавит. За детишками приглядывали, когда их родители на работу уходили, влюбленных гоняли. А потом народ расселили, и все разъехались – кто куда.
– А вы, почему здесь остались?
– Моя хозяйка умерла еще до переезда. Славная была старушка – правнучка той барыни. Всегда нарядная ходила, ухоженная. Местные тетки ее ненавидели. А она на них внимания не обращала. Подбородок вверх поднимет и идет. Пять языков знала. Литературу переводила. Меня кормила.
– Это как? – удивился Тил.
– Поставит на комод тарелочку, на нее угощеньице положит. Печенье, конфетки… Иногда в стопочку молочка нальет…
– А разве без этого вы не можете кушать? – удивился Тил.
– Конечно могу! Дело-то не в еде, а в признании, да в уважении. Это она меня Фомичом нарекла. Поставит тарелочку, поклонится и говорит: «Приди, Фомич, прими мое угощение, за работу свою…». Эх, позабыл уже слова. Я для нее старался очень. Вижу, кончается крупа, так я натащу ей крупинок и снова мешочек полный. И деньги целы. Мужа и детей ей боженька не дал. Племянники у нее жили, она их у себя прописала. А когда им отдельные хоромы дали, они уехали, а меня с собой не позвали.
– А вам специальное приглашение требуется?
– Вот сразу видно, не наш ты человек. Да, меня позвать надо! Ставишь корзинку посреди комнаты и зовешь. Можно сумочку. Потом из комнаты уходишь. Минут на пять-десять…
– Зачем?
– Чтобы дать мне время все свое хозяйство в корзинку уместить…
Тил расхохотался.
Фомич обиженно посмотрел на него:
– Ничего-то нынешняя молодежь не знает.
Молодой человек перестал смеяться:
– Так найдите себе нового хозяина, – предложил он.
– Не могу я дом оставить. Если уйду, он окончательно разрушится. А я его в опрятности держу: тут подлатаю, там починю. К тому же меня другие домовые навещают.
– Но ведь наступит день и этот дом рухнет, либо его все-таки снесут…
– Из него несколько раз пытались больничный корпус сделать. Да, видать, денег не хватило. Вот и стоит он одинокий уже тридцать лет. А рухнуть я ему не позволю.
Засвистел чайник. Фомич слез с табуретки, снял его с плиты и поставил на деревянную подставку. Подняв крышку, он сыпанул в него немного заварки.
В коридоре кто-то кашлянул, и Фомич обрадованно воскликнул:
– Захарыч, заходи, чаевничать будем!
Из темноты показался худощавый домовой с большими усами. Немного смущаясь, он бочком вошел в кухню и, сняв с себя длинный плащ, кинул его на спинку кровати.
– Я тут не один, – пробасил гость, – со мной душа одна увязалась, а прогнать жалко.
Он скрылся в коридоре и вскоре вернулся обратно, держа за руку молодую женщину лет двадцати пяти, одетую в джинсы и клетчатую блузку. Ее длинные светлые волосы были собраны в хвост. Испуганно озираясь, женщина покорно следовала за приятелем Фомича.
Усадив ее за стол, Захарыч сел на свободный стул, а Фомич, разлив по кружкам ароматный напиток, произнес:
– Откушайте, гости дорогие. Чем богаты, тем и рады.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: