Записки охотника

Утром следующего дня, позавтракав, отправляемся по южной тропе. Идём налегке, осмотреть тропу, это решение нам всё же пришлось по душе. Дошли до ручья по неплохой тропе, за ручьём вспугнули рябчиков, погонялись, но без толку, вернулись на тропу, однако скоро потеряли её, прошли немного по едва заметным затёсам и вернулись назад. У нас оставалась северная тропа. Делать нечего, пошли по ней. Надо сказать, что по пути нам попадалось не мало рябчиков, только мне почему-то не везло на них, как, впрочем, не везло и вчера. Один раз я стрелял, но не попал. Саньке удалось подстрелить одного петушка.

Мы шли по тропе на северо-запад в неизвестность, по-прежнему тропа смята трактором, мы от души ругали тракториста, испортившего её, однако скоро тракторный след стал нашим путеводителем. Лес был однообразным, место заболоченное, равнинное, почти никаких ориентиров. Мы пересекли визирку, идущую с севера на юг, затем вышли в сухой березняк. По-видимому, давным-давно здесь был пожар, а может быть такой лес стоит здесь испокон веков. Он мне определённо не нравился, этот мёртвый лес. Сюда забирался лишь вездесущий сохатый. В один из перекуров мы набрали чачи, чтобы чередовать её с чаем. Дальше тропа начала теряться, однако мы отыскивали её по затёсам и опять-таки по тракторному следу, который, однако, вскоре ушёл в сторону. В одиннадцать часов дня мы дошли до квартального столба, стоящего вблизи от тропы. На столбе написаны цифры 21 и 22. Сбрасываем рюкзаки, устраиваемся на перекур, разворачиваем карту и вдруг обнаруживаем странную вещь: мы находимся в трёх-четырёх километрах южнее от тропы, по которой должны были идти, и что тропа, по которой мы идём с неизвестных времён, совсем не обозначена на карте. Мы встали в тупик, что делать дальше, идти на запад по тропе? Имеет ли смысл это решение? Пройти по визирке? Как хорошо, что мы не взяли с собой сразу все свои вещи и продукты. Этим мы выгадали. Намечаем план дальнейших действий: пройти на север километра полтора по визирке, рассчитывая время на возвращение к зимовью, осмотреть обстановку и вернуться на тропу.

Тут нам пришлось с великим трудом преодолеть каждые десять метров расстояния. Лес по-прежнему стоял сухой, мёртвый, и чем дальше мы шли, тем идти становилось труднее и труднее. Скоро лес совсем поредел. Лишь несколько полу сухих полу гнилых деревьев стояли на огромной поляне, а на земле в беспорядке лежали полу сгнившие валёжины. Такая картина навивала на меня отвратительное настроение, плюс к тому, мы отчётливей начинали понимать, что сбились с нужной тропы. Скоро мы дошли до квартального столба 30/31. На этот визир мы выходили в прошлый раз с Чёрным Коршуном в десяти километрах восточнее, на столб 35/36. Ну что-ж, всё ясно, пора возвращаться в зимовье. Одно не понятно: как, когда и где мы сбились с тропы? Ничего не поделаешь, надо возвращаться к зимовью. Тут-то мы и потеряли визирку. Вначале не придали этому никакого значения, затем начали искать затёски, ведь потеряв визир, мы рисковали пройти, оставив незамеченной, едва приметную тропу, не рассчитать свои силы, а там уже…

Один раз Санька нашёл затёску, но скоро мы снова потеряли её, начали петлять, отыскивая визир, но, когда поняли, что ушли от визирки невесть куда, мы немного растерялись. Куда идти, а вдруг уже прошли тропу? Что тогда, возвращаться? Мы ещё больше начинаем петлять, мысли сменяют одна другую, я уже начинаю подумывать о том, сколько у нас с собой продуктов. А кругом лес такой однообразный, такой чужой, неприветливый, злой, никаких знакомых черт. Наконец я заставляю себя успокоиться, образумиться, выбираю по компасу направление на юго-восток, и мы направляемся прямо, не допуская никаких отклонений, отыскиваем глазами хоть маленькую затёску. И всё-таки находим. Да, да, это тропа, мы идём по ней влево, но почему-то тропинка делает петлю и направляется уже на запад. Мы поворачиваем назад, проходим несколько сот метров, но тропа снова поворачивает на запад и начинает теряться. Несколько раз мы теряли затёсы, и тогда Санька оставался у последней затёски, чтобы не потерять и её, а я отправлялся искать следующую. Наконец мы взяли себя в руки, сели перекурить, собрались с мыслями, обдумали всё как следует, приняли решение идти в первоначальном направлении и отправились в путь. В нас закралось сомнение, та ли тропа, ведь ни одного знакомого места, однако мы шли и шли. Какая же была радость увидеть наконец знакомые черты. Да, да, тропа именно та, которая нам так необходима. Идти стало веселей, а вот и тракторный след, наш путеводитель, теперь уже мы были рады ему. По пути я подманил и подстрелил рябчика, затем подманил ещё одного, причём последний пролетел мимо меня в трёх-четырёх метрах и взгромоздился на дерево, буквально в пяти метрах от сидящего на валежнике Саньке, и тот, недолго думая, с разворота выпалил в рябчика да так, что осталось лишь ощипать пух с выпотрошенной птицы.

– Сам щипать будешь. – кричу я своему спутнику. – Что ты с ним сделал-то?

Санька был доволен.

– Не удержался при виде такой близкой цели. – радостной улыбкой признаётся он.

Неподалёку от зимовья я с двух выстрелов снимаю с дерева ещё одного рябчика.

Вконец измученные, голодные, мы добираемся до зимовья, готовим суп из двух рябчиков, хотели было съесть белку, подстреленную Санькой по дороге к зимовью, но решили оставить на завтра.

После сытного ужина я описываю в своём дневнике прошедшие два дня, строим планы на завтра и ложимся спать.

15 сентября.

Проснувшись, делаю запись в дневнике: «Поспали всю ночь, поднялись в 6:20».

Да, спалось великолепно, почти не замёрзли. По намеченному плану мы должны будем сегодня вернуться налегке к Дресвовому и поискать в том районе северную тропу. Где же она есть? Этот вопрос не вылетал у меня из головы. Завтракаем и в 8:20 выходим из зимовья. Утро стоит морозное, кругом иней, а день снова обещает быть солнечным.

Через двадцать пять минут ходьбы мы вспугнул выводок рябчиков. Санька ушёл вправо, а я прошёл чуть вперёд, вспугнул одного рябчика и, не сходя с места, с двух выстрелов снял его с дерева, а затем нашёл свою вторую жертву. Санька стрелял один раз, но не попал. Бросаем подстреленных птиц в рюкзак и идём дальше. В десять часов обнаруживаем, что подстреленная мною курочка жива. Это вызывает у меня интерес, а что, если удастся принести её домой живую. Я заливаю ранку йодом, что из этого получится? Скоро я подстрелил ещё одного рябчика. Живую птицу постоянно усаживаю так, чтобы ей было свободней в рюкзаке.

Пол одиннадцатого пришли к Дресвовому, перешли на правый берег и поднялись в бор. Тут нам пришлось погоняться за подраненным рябчиком. Прячась за сосёнку, я великолепно подкрался к бедной птице, стрельнул и не попал, лишь слегка подранил. Как не гонялись мы за подранком, перехитрил-таки нас рябчик, так и не поймали мы его. Но зато совершенно случайно наткнулись на геодезическую вышку. Ну как не влезть на неё, ведь оттуда всё должно быть великолепно видно. И действительно, какая красота открылась перед нашим взором. Бескрайний ковёр тайги, украшенный уже пожелтевшими лиственницами, да берёзами, да осинами. Пение птиц, пересвист рябчиков, стук дятлов, всё это приковало мой слух, зрение к своей красоте. Сто раз я уже пожалел о том, что снова нет со мной фотоаппарата. Яркое солнце заливает тайгу своими ослепительными лучами и делает её ещё краше, ещё богаче и разнообразней. Я вклиниваюсь в пересвист рябчиков, подражая им и не для того, чтобы самому в какой-то мере быть участником птичьего хора. Хорошо всё-таки в тайге! Далеко на востоке виднеется верхушка телевышки. Там Усть-Илимск, там дом, там моя Анюта, как жаль, что её нет со мной. Я внимательно осматриваю тайгу, простирающуюся до самого горизонта. Ага, становится понятным, где находится зимовье, в котором мы ночевали. Оно расположилось в верховьях Дресвового, как раз там, где ручей берёт своё начало. Я запоминаю все распадки, ручьи, чтобы свободней чувствовать себя внизу, и мы покидаем вышку, время не ждёт. Прошли немного бегом на север, вспугнули выводок рябчиков. Тут мы открыли целую канонаду: два раза стрелял Санька и четыре раза я, но лишь двух птиц дополнили мы к своим трофеям. Саньке сегодня определённо не везёт. Ни одного рябчика не подстрелил, в чём дело, сами не поймём. Вчера не везло мне, сегодня моему спутнику. В довершение ко всему едва не потеряли мой рюкзак, кое-как нашли.

Обедали на Дресвовом, затем перешли на левый берег ручья, поднялись по его притоку вверх, потом повернули на юго-запад, ближе к тропе, вспугнули капелуху, только слишком уж далеко она была. Напрямую по тому распадку, где в прошлый раз охотились с Чёрным Коршуном, пробирались к тропе. По пути я грохнул ещё одного рябчика, пересекли знакомый уже мне визир и в шестнадцать часов вышли на тропу. По дороге к зимовью я подстрелил ещё одного, седьмого за сегодняшний день, рябчика. Такого у меня ещё не было, чтобы за день насшибать сразу семь штук, удивительно. Отнюдь не удивительно, что стрелял я сегодня пятнадцать раз и всё по рябчикам. Слишком много промахов, скоро кончатся патроны, придётся стрелять крупной дробью.

Вместо чая пили чагу, и снова перед сном я записываю в дневник основные события, развивающиеся за сегодняшний день.

16 сентября.

С утра заряжаю десяток патронов, наскоро завтракаем и снова в путь. Идём снова к Дресвовому, но, не доходя до ручья, обнаруживаем какие-то затёски. Скорей всего это охотники ставили здесь капканы на соболя, идём по затёскам, но скоро теряем их. Тогда идём напрямую, ориентируясь по солнцу. День снова солнечный, но уже не греет осеннее солнце, воздух прохладен. Вспугиваем рябчика, я стреляю в него и попадаю. Затем достаю манок и принимаюсь свистеть, настойчиво, звонко. Мне откликаются сразу несколько рябчиков, один из них перелетает и вскоре, совершенно неожиданно, выбегает из-за холмика и ковыляет ко мне. Увидев нас с Санькой, останавливается и недоумённо смотрит на нас. Я разворачиваюсь, поднимаю ружьё, направляю ствол на рябчика и стреляю. Выстрел был верным, петушок попал ко мне в рюкзак и стал моим тринадцатым трофеем.

Я принялся было снова свистеть, но рябчики уже не откликались мне, тогда мы пошли дальше, вышли на какой-то визир, прошли по нему на север и вдруг… выходим на великолепную тропу. Она идёт на северо-запад, да, да, сомнений нет, это та самая тропа, поздно, но всё-таки мы её нашли. Проходим по визирке до квартального столба 33/34, усаживаемся перекурить, достаём карту, уточняем своё местонахождение и моментально строим план на завтра. Возвращаемся по тропе в зимовье и завтра отправимся дальше на Немтугу. Хотя бы до Немтуги дойди, пока ещё есть время. На развилке троп стоит затёсанная лесина, на ней старая подпись: «Сворот на п №24», и что-то неразборчивое дальше. Вчера мы видели эту надпись, но кто мог подумать – налево тропа идёт отличная, на право же, едва заметная. Теперь становилось понятно, почему мы ушли не туда, куда хотели, да тут любой незнающий этих мест ушёл бы налево.

Времени у нас много, мы идём к зимовью, по пути я подстреливаю трёх рябчиков, а Санька… маленького совёнка, чуть больше воробья. Как он умудрился увидеть такую кроху и к тому же спутать его с рябчиком. Уму не постижимо. Ему снова сегодня не повезло, снова возвращается в зимовье с пустыми руками.

До семи часов вечера мы возимся с рябчиками. Я ощипываю, Санька потрошит. Затем я палю их на костре, солю и складываю в полиэтиленовый мешок. Вех рябчиков, одиннадцать штук. Такого количества рябчиков я ещё не видел. Вес глухаря.

Настроение превосходное, ложимся спать, а мысли уже на Немтуге. Я полон уверенности, что на этот раз мы туда дойдём.

17 сентября.

Проснулись без десяти шесть, но пока готовились к переходу, укладывая в рюкзаки все свои пожитки, пока завтракали, прошло два часа. Лишь в 8:05 вышли из зимовья.

В десять часов вышли на тропу, как и условились, спрятали часть продуктов под корягой и, почти с пустыми рюкзаками, отправились дальше. Однако едва мы пересекли визир, как тропа наша снова стала еле приметной.

Нет, по ней если даже и ходят, то только раз десять в году. Возвращаемся на визир. Вдруг меня озаряет мысль пойти по визиру на запад до самой Немтуги. Однако мы вовремя вспомнили то самое место, где мы на второй день нашего путешествия плутанули. Нет, туда лучше не ходить. Мы снова возвращаемся на тропу, угадывая её по затёскам, движемся дальше. Только это скорей звериная тропа, человек по-видимому давно уже забросил её. Всё-таки мы вновь убеждаемся, что это не та тропа, что так нужна нам. Скоро мы теряем её совсем. Дальше Санька отказывается идти. Да и мне признаться эти поиски уже изрядно надоели, к тому же совершенно безрезультатные. Тогда я уговариваю своего спутника на последнюю попытку. Мы возвращаемся на визир, идём по нему на запад до столба 535/536, поворачиваем на север и, тем самым делая петлю, выходим к верховью ручья, впадающего в Дресвовый по левому берегу и возле него, располагаемся обедать. К этому времени у нас в рюкзаке было уже пять рябчиков. Трёх подстрелил я, двух Санька.

Завершая последнюю попытку найти тропу, я оставляю своего спутника готовить обед, а сам иду на север. Довольно скоро передо мной открывается мрачная картина: я попадаю в гарь. Для меня это зрелище открывается второй раз в жизни. Чёрные, безмолвные головёшки, вызывающие щемящую тоску, зловеще торчат из пепла, в который превратилась земля. Никаких следов былого великолепия. И как же далеко простирается эта картина. Нет, нечего мне там делать, не стоит нам идти туда, где похозяйничал огонь. Мы начисто отказываемся от тропы, от Немтуги. После обеда с сегодняшнего дня и до выхода из тайги посвящаем охоте всё своё время. Таково наше окончательное решение.

Теперь нам спешить некуда, мы медленно спускаемся вниз по ручью, направляясь в невонское зимовье, в надежде что там мы будем одни. Вот так не спеша, часто останавливаясь, посвистывая в манок, мы подстрелили ещё пять рябчиков: четыре –я, одного – Санька. Снова у меня сегодня семь трофеев, да и Саньке кажется повезло. Сегодняшним днём мы остаёмся довольны.

И снова темнота не даёт разделать рябчиков, четыре штуки остаются на завтра. Ничего не поделаешь, свечи кончаются.

В зимовье действительно никого нет, кроме того мы находим кое-что из продуктов, чувствуется недавнее пребывание здесь человека, даже конфеты на столе лежат. Ужинаем с великим аппетитом, только вот опять беда: запас сухарей быстро тает. Хлеб сумели растянуть почти на четыре дня, зато на сухари налетели, будто они мёдом намазаны, за полтора дня уничтожили весь Санькин запас, придётся урезать рацион.

Спать ложимся пол первого ночи.

18 сентября.

Впервые мы проспали до семи часов утра. Неплохо спалось на новом месте, только прохладно. Зимовье большое, а печурка мала, к тому же стены у зимовья как решето, особенно у двери. С утра мы оба чувствуем какое-то недомогание, у обоих распухли дёсны от интенсивного уничтожения сухарей. Теперь грызть больно, а хочется чего-то хлебного. За завтраком сухари уже размачиваем.

Со всех сторон вокруг зимовья свистят рябчики, заманчиво. Я высовываюсь из избушки, чтобы вклиниться в их хор и тут же обнаруживаю самого наглого и самого любопытного рябчика, который выискивает что-то в консервных банках. При виде меня рябчик улетает подальше за ручеёк. Думаю, что здесь можно поохотиться, к тому же Санька сегодня настроен воинственно.

Свисти. – говорит он. – Должны же прилететь, может грохнем кого-нибудь.

Мы отходим от зимовья, и я принимаюсь свистеть в манок. Мой спутник внимательно осматривает обстановку. Какой-то один рябчик откликается совсем рядом, но мы не решаемся идти к нему, он сам должен прилететь.

Чу! Санька настораживается, поднимает ружьё, целится, наверное, видит, раз целится. Раздается выстрел. Мой спутник торжествует. Сегодня ему представилась возможность открыть счёт.

Однако я замечаю, что день сегодня необычный, мы стали какими-то рассеянными, забывчивыми, вышли из зимовья не сразу, прошли по бору, но ничего не видели. Тогда вышли на тропу, прошли немного по ней. Нам стало жарко. Оставили на валёжине свои телогрейки и пошли дальше.

С рябчиками нам тоже не везёт, одного гоняли впустую, потом мне представилась возможность стрелять, но я промахнулся. Чуть дальше я довольно удачно подманил рябчика, но он сидел далековато, а Санька, не смотря на мои советы подпустить его поближе, не стал дожидаться, шарахнул по нему и упустил. И вообще, должен сказать, что рябчиков сегодня было маловато. Чуть дальше мне удалось подманить ещё одного пернатого, но чёртов рябчик плюхнулся в шести метрах от меня с восточной стороны. Он меня видит, а я его нет, к тому же солнце слепит глаза. Что делать, а он сидит проклятый в траве. Тогда я принимаю решение вспугнуть его. Осторожно поворачиваюсь всем корпусом в его сторону, делаю шаг, другой, и мой рябчик взлетает, тут же неподалёку садится на ветку, но я снова не вижу его, снова солнце мешает мне. Тогда я осторожно передвигаюсь в сторону так, чтобы стволом дерева прикрыться от солнца и тут обнаруживаю цель. Рябчик великолепно сидит на ветке. Ничего сложного не представляю снять его с дерева выстрелом.

Идём дальше, день сегодня опять солнечный, везёт нам с погодой. Однако я не решаюсь сказать это вслух, боюсь «накаркать». Немного погодя мы выходим к интересному месту. Слева болотце, справа постепенно тайга становится выше и переходит в бор, и в одном направлении идёт сохатиная тропа, а возле лужицы будто стадо коров прошло, взбило копытами землю, превратив её в грязное месиво. Ай да сохатые, ай да зверюги, всё истоптали, по-видимому у них здесь водопой. А место запоминающееся.

Пол двенадцатого соблазняемся уничтожить филе цыплёнка, болгарские консервы, найденные нами вчера в зимовье, а пока ели цыплёнка, пришла мысль заодно и пообедать. Я бегу за водой, Санька готовит дрова, варим суп из концентрата, кипятим чай и приступаем к трапезе – самому приятному занятию в тайге. Несмотря на то, что с утра светит солнце, согреть нас оно смогло лишь сейчас. Да, уже осень, уже прошло лето. Хорошо поразмышлять, сидя на лесной полянке, пригретый солнцем и с сытым желудком, помечтать о том, о сём. Даже и уходить никуда не хочется. Некоторое время мы лежали на траве, предоставляя возможность завязаться послеобеденному жирку, затем укладываем рюкзаки, набрасываем их на плечи и в путь. Шли снова вдоль ручья, но, когда наш путь пересекла какая-то визирка, повернули на север и довольно скоро вышли на тропу, идущую к старому зимовью, в котором мы провели первых пять дней. Времени было не так уж и много, близился вечер, поэтому мы не стали углубляться в тайгу. Прошли по тайге к месту, где вчера спрятали наши вещи, перенесли их ближе к Дресвовому ручью, оставили неподалёку от тропы и, с одним пустым рюкзаком для мяса, отправились в распадок на охоту.

Из дома я взял с собой заячьи петли, а вспомнил про них только сейчас. Решил поставить для пробы, авось улыбнётся фортуна.

– Иди сюда, тропа есть. – Санька нашёл заячью тропу и зовёт меня, мол-де ставь. – А за то, что тропу нашёл тебе, ты мне рябчика подмани.

Я достаю из рюкзака петли, выбираю одну получше, настораживаю её и, тем временем, свищу в манок. И действительно подозвал. Вижу, как рябчик сидит на молодой берёзке, и продолжаю настораживать петлю, подстрелить рябчика Санькино дело. Он тоже видит птицу, прикладывает ложе ружья к плечу, целится и стреляет. Я не вижу, падает рябчик или нет, во всяком случае мой спутник утверждает, что он где-то здесь. Мы довольно тщательно ищем рябчика, только прежде я настораживаю ещё одну петлю на соседней тропе, замечаю деревца, под которыми они стоят.

Наши поиски ни к чему не привели. Рябчик исчез. Саньке не верится он не хочет уходить с этого места, долго внимательно обшаривает каждую пядь земли, но в конце концов убеждается, что вновь упустил добычу, мы идём дальше. И здесь мы за час подстреливаем пять рябчиков, четыре я, одного Санька. Около четырёх вечера пересекли Дресвовый ручей и по его правому берегу пошли к тропе, прочёсывая распадок. На тропе вспугнули одного рябчика. Скрадывать вызвался Санька, должна же и к нему прийти удача. Он осторожно передвигается, приближаясь к птице, но я первым заметил рябчика. Следя за Санькой, я прошёл немного вправо. Здесь, длинным коридором, просматривалась тайга, и вот, как раз в конце этого коридора, на ёлке сидел рябчик. От меня он был далековато, хотя можно было стрелять, но я решил направить на него своего спутника. Стоя как вкопанный и глядя то на рябчика, то на Саньку, я давал указания, как идти, куда и где искать. Почему-то я был уверен, что рябчик никуда не уйдёт. Говорил я спокойным, ровным голосом, и действительно, своего я добился: Санька увидел птицу и довольно удачно подстрелил её – свой третий трофей за сегодняшний день.

Но пора идти к зимовью, рябчиков нужно ещё и разделать. Сегодня, как и вчера, нам снова не хватило времени. Снова стемнело, и половина рябчиков осталась неразделанными.

Снова суп, чай, сухари делим на три оставшихся дня, и каждый дневной рацион делим в свою очередь ещё на три части – завтрак, обед и ужин. Так будет надёжней, всё-таки сухарей мало. В одиннадцать вечера ложимся спать.

19 сентября.

С утра то же самое: снова подъём в 6:00 утра, завтрак, полупустые рюкзаки с одноразовым запасом продуктов и снова в путь в тот же самый распадок, где охотились с Чёрным Коршуном, где стоят наши петли на зайцев, где тьма рябчиков. На большее мы уже не рассчитываем, во всяком случае, о дичи покрупней у нас уже пропали думки. Мы идём по тропе, минуя уже знакомые места. Вот и мелколесье показалось, перед ним на дереве большая затёска и надпись: «Обход гари 1959».

Конечно удивительно, что с таких времён сохранилась эта надпись, открывающая нам минувшие события, которые разворачивались здесь почти двадцать лет назад. Уже по-иному мы смотрим на то же мелколесье, на тропу, на затёски. Эх, если бы перенестись на двадцать лет назад, да в эти же края, посмотреть, что было здесь раньше, задолго до прихода строительства на Толстом Мысе, в пять километрах от Невона. Я мечтательно задумываюсь о том, как, наверно, привольно здесь было бурундукам-охотникам. У них не было проблемы в мясе, поэтому они не гонялись, как сейчас мы, за рябчиками, подсчитывая каждый трофей…

Неожиданно мои мысли прерывает шум у края мелколесья. В десяти метрах от нас взлетает капелуха, медленно поднимается в воздух. Я сдёргиваю с плеча ружьё, передёргиваю затвор. В спешке у меня ничего не получается, ствол открывается, я снова закрываю его, нащупываю предохранитель, давлю на кнопку. В это время у моего правого уха раздаётся Санькин выстрел, даже воздух возле уха нагрелся, а капелуха уже далеко, летит себе, да смеётся над нами, горе-охотниками. Нет, не получится с меня охотника, единственное, что не отнять – рябчиков стреляю хладнокровно. В общем, Лесной Ястреб – рябчатник, но не больше. Эта горестная мысль в который раз уже приходит мне в голову, и с каждым разом я всё больше убеждаюсь в этом, обидно, но факт.

Входим в распадок, день снова солнечный, но утро морозное. Долго не встречаем рябчиков, я часто свищу в манок, жду, когда же зашумят крылья летящей птицы, однако вокруг тишина.

Рябчики иногда откликаются, но на манок не летят. Санька идёт слева. У меня мёрзнут руки и ноги. Я в который раз уже принимаюсь свистеть, прислушиваюсь и вдруг слышу какие-то странные звуки: шух-шух-шух, как будто кто-то шелестит опавшими листьями. Не сразу мне приходит отгадка, лишь когда звуки стали быстро приближаться, я наконец понял. Ах ты, бедненький, ты даже бегом бежишь ко мне, ну конечно же. Это рябчик бежит ко мне со всех ног, подманил всё-таки. Я замираю на месте, прятаться уже поздно, рябчик близко, но вот он остановился и притих. Ах ты беда, он меня видит, но как увидеть его, вот проблема, снова солнце и густой березняк мешает мне. Я постоял, подождал, затем решил вспугнуть его. Прошёл немного, рябчик взлетел на нижнюю ветку, но я и тут не вижу его, тогда я пошёл дальше. И тут случилось вот что: в последний момент я увидел-таки рябчика, но он спрыгнул с ветки и побежал прочь. Я за ним, стараюсь идти осторожно, несколько раз едва не брал его на мушку, но всякий раз беглец уходил от меня. Долго я ходил за ним и наконец не выдержал, выстрелил почти наугад. Рябчик взлетел, но тут же как будто бы упал. Я кинулся к нему, но его нет. Как же так? Я принялся искать пропажу, да только всё бес толку, исчез мой беглец.

Ну что-х, пошли дальше. А вот и ещё один рябчик. Сначала взлетел, потом, как и первый, спрыгнул с ветки и бегом от меня. Тут уж я не устоял. Уже не боясь вспугнуть его, я что есть духу мчусь за ним, стараясь не выпускать его из виду, с трудом продираясь сквозь густые заросли мелкого березняка и ели. Погоня начисто завлекла меня, рябчик не улетает, бегает, а я за ним. Наконец на беглеца видно подействовала моя настойчивость. Он остановился и с любопытством уставился на меня как бы спрашивая: «что такое, в чём дело?» Ту уж я не растерялся, вскидываю ружьё и стреляю в рябчика. Есть один, пока ещё тёплый. Я беру его в руки, чтобы согреться, запускаю пальцы в пух, испытывая величайшее блаженство от теплоты, разливающейся по пальцам рук. Такая охота начала завлекать меня. Я чувствовал прилив возбуждения и охотничьей страсти. В дальнейшем я уже высматривал птицу в траве. Мы с Санькой шли то на север, то на запад, не спеша прочёсывая лес, как зачастую делали с Чёрным Медведем. И вот я снова увидел рябчика. Он, как и первые два, бежал по траве прочь от нас, но вышло так, что он оказался между нами. Мне нельзя было стрелять в него, а Санька не видел птицу. Я выждал, когда рябчик забежит вперёд нас, и пальнул по нему. Выстрел не имел успеха. Трудно взять его на мушку, когда он то скрывается в густых зарослях мелкого ельника, то прятался за ствол лиственницы, или валёжины. После выстрела рябчик, однако не улетел, но продолжал убегать от нас. Я перезаряжаю ружьё, снова отыскиваю глазами птицу и снова стреляю. Да что такое, опять не попал. Тогда я со всех ног мчусь за рябчиком, и это возымело действие: последний взлетает на валёжину и устремляет на меня вопрошающий взгляд. Тут уж я добиваюсь успеха. Есть ещё один рябчик.

Да, с такой охотой я сталкиваюсь впервые, чтобы носиться, что есть духа, за рябчиком, соревнуясь, кто быстрее бегает – странное дело.

Но к обеду солнце согрело воздух, траву, деревья, и рябчики перестали бегать по траве. Они снова взлетали, вспугнутые двумя охотниками, и усаживались повыше на ветку, ближе к солнцу, считая по-видимому своим птичьим умом, что чем выше, тем безопасней. Иные из них, на своё счастье и на неудачу охотников, улетали подальше от людей, иные неизменно попадали в рюкзаки. Одних преследовало стремление к жизни, других – охотничий азарт. В этот день мы превзошли все свои ожидания.

Когда мы возвращались из распадка к тропе, опять же там, где она пересекается с ручьём Дресвовым, у нас уже было по четыре рябчика. Мы перешли ручей, вспугнув при этом капалуху, сидящую высоко на лиственнице, и, так как времени у нас было предостаточно, мы расположились на пригорке передохнуть. Перематывая сбившуюся портянку, я свистел в манок. День снова стоял чудесный, тёплый, солнечный. Нам даже не хотелось уходить с этого места, так здесь было хорошо, уютно, свежо, спокойно. Только какое уж там спокойствие сохранится так долго, чтобы успеть отдохнуть, когда на манок так и идут глупые птицы. Снова я подозвал рябчика. У меня за спиной он уселся на дерево, видимый, однако Санькой.

– Далеко сидит. – говорит мой спутник. – Может попробовать стрельнуть?

Но я не даю ему это сделать.

– Где сидит? – спрашиваю.

– На ёлке.

Я старательно выискиваю птицу в мелкорослом ельнике, но ничего не вижу. Несмотря на то, что я не успел обуть один сапог, иду скрадывать рябчика. Санька следует поодаль. Мы медленно передвигаемся, Санька тем временем теряет птицу из виду, однако вскоре мне улыбается счастье. Я вижу рябчика, однако не на ели, как утверждал мой спутник, а на сосне. Я прицеливаюсь и стреляю. Рябчик валится на землю. Санька признаётся, что впопыхах перепутал сосну с елью, ну что-ж, бывает. Однако рябчик тут не один. После выстрела другая птица взгромождается чуть правее на сосну, но Санькин выстрел был неточен, рябчик улетел в бор. Санька с уверенностью направляется вслед за ним и вскоре действительно добивается своего, вторым выстрелом подстреливает рябчика.

Но и на этом мы не успокоились. Пройдя чуть по тропе, мы улавливаем справа свист рябчиков. Я принимаюсь подманивать их, однако скоро отказываюсь от манка и иду на удачу. Здесь целый выводок, просто так уходить нельзя. Первый мой выстрел был неудачен, однако два последующих попали в цель. Итак, наш общий сегодняшний результат – двенадцать штук, и мой личный – снова семь.

Сегодня, впервые за семь дней похода, Санька признался в том, что ему изрядно надоело пребывание в тайге. Да, Санька мне не напарник. А может быть виною всему то, что мы целыми днями без отдыха мотаемся по тайге и по тропам, и без троп, а вечером вместо отдыха занимаемся разделкой рябчиков, заготовкой дров, е оставляя времени на то, чтобы разнообразить нашу пищу. Все эти дни утром мы доедаем вечерний суп, в обед наспех готовим суп из концентратов, а вечером, как правило готовим суп с ракушками и с двумя рябчиками, что естественно начинает приедаться. Но что поделаешь, рябчиков во что бы то ни стало нужно солить, чтобы не испортить мясо, а посвящать этому целый день у меня нет ни малейшего желания, во избежание потери драгоценного времени. Впрочем, наши стремления с моим спутником различны. Не желая идти домой пустым, я способен весь световой день носиться, только бы не в пустую он у меня прошёл. Санька же готов был остановиться на достигнутом, лишь бы скорей вернуться домой. С одной стороны, его можно было понять – кто к чему привык.

Сегодня вечером мы снова солили рябчиков и, как ни старались разделать всех до одного, три штуки всё-таки остались на завтрашний день. У меня кончились патроны, у Саньки тоже. Я исстрелял даже крупную дробь, хотя самой крупной добычей, как, впрочем, и самой мелкой, у меня был рябчик. На завтра патронов уже нет, поэтому я заряжаю десять штук мелкой дробью, причём закончить зарядку пришлось лишь утром. Тем не менее охотиться снова можно смело.

20 сентября.

Постараюсь описать сегодняшний день вкратце.