Читать книгу: «Всё образумится»

СМЕЛОСТЬ

В нагретом печкой автобусе Алёну быстро разморило, и она опустила голову маме на плечо. Сидевший прежде на Алёнином месте проковырял в изморози на стекле дырку – не больше пятирублёвой монетки – и сквозь маленькое окошко виднелась заснеженная улица с метровыми сугробами, с застрявшими машинами, что беспомощно махали дворниками, с идущими в муравьиных цепочках людьми. А снег всё шёл и шёл, нескончаемым потоком хлопьев летел с молочного неба.

– Не спи, – сказала мама, поведя плечом под Алёниной головой. – Нам лишь шесть остановок проехать.

Алёна фыркнула:

– С такой погодой шесть остановок могут затянуться на час. Или на всю жизнь.

Мама состроила кислую рожу и высунула язык. Ей было уже за пятьдесят, но она до сих пор дразнилась как детсадовцы.

С недовольным урчанием мотора автобус медленно полз по улице, едва продвигаясь в рыхлом снегу. На повороте автобус совсем забуксовал и, пропустив свой зелёный свет, так и остался стоять посередине пешеходного перехода.

Сзади раздался смеющийся кашель. Полный мужчина с румянцем во всю щёку, как от пощёчин,стянул с головы шапку и громко, будто обращаясь ко всему салону, весело заявил: «Конец пути, товарищи!»

Сидящая впереди пара о чём-то тихо заговорила. В щель меж спинок их кресел Алёна заметила, как хмурый парень с острым подбородком нагнулся к белокурой девушке. «…мы сделаем так…» – разобрала она слова.

Снова загорелся зелёный, и автобус с рёвом попытался вырваться из снежного капкана. Наконец, они сдвинулись с места и, проехав немного, остановились. Двери распахнулись, впуская в салон припорошённых, объятых холодом людей, чьи лица закрывали натянутые до глаз шарфы. Автобус резко тронулся. Один из вошедших, сутулый мужчина в засаленном пуховике, чуть не упал на стоявшую в проходе девочку-подростка. «Простите, пожалуйста», – пробормотал тот и весь сжался, стараясь одновременно сделаться меньше и занять устойчивую позицию. Девочка подняла на него большие мечтательные глаза, будто только увидев его. Она явно не понимала, за что мужчина извинялся, да и перед ней ли.

У кого-то зазвонил телефон, заиграла мелодия из советского мультика, но Алёна никак не могла понять из какого именно.

– Такая знакомая. Откуда она? – спросила Алёна у мамы.

– Кто ж его знает. Я сильна только в классической музыке. Экспертно заявляю: это не Разхманинов.

Парочка впереди тоже обсуждала мелодию:

– По-моему, это из «Приключений капитана Врунгеля», – тихо и как-то совсем без интереса сказала девушка.

– Да нет же. Это точно было в «Ну, погоди!».

– Ну да. Многое было в «Ну, погоди!». До сих пор ещё не всю музыку оттуда опознали.

Напоминание о «Ну, погоди!» потянуло в сознании Алёны за незримую ниточку, и как по щелчку она вспомнила, где же слышала эту мелодию. В памяти всплыл момент двадцатилетней давности: первое сентября четвёртого класса, в телевизоре поёт красноголовый попугай Кеша, мама поправляет воротничок её блузки, а Алёна с букетом в руках хнычет, потому что досмотреть мультик она не успевает – надо уже выходить.

– Простите, что влезаю, – Алёна наклонилась к креслам парочки, – но эта песня не из «Ну, погоди!». Это из «Возвращения блудного попугая».

Девушка пожала плечами.

– Тоже хороший вариант.

– Я уверен, что она из «Ну, погоди!», – упёрся парень. – Из серии, где волк с зайцем на олимпийском стадионе. Кажется, из момента, где велосипедная гонка.

Кивнув, мол, думай как хочешь, Алёна откинулась на спинку кресла. Спорить с таким упрямцем она не собиралась: ему хоть пистолетом угрожай, всё равно от своего не отступится.

Мама продела руку под её локоть и начала рассказывать про работу, про поющий мимо нот после каникул школьный хор, про расстроившееся фортепиано, про директрису, опять отказывающуюся платить за вызов настройщика. Через запотевшую дырочку в изморози виднелась пробка на въезде в город. Хорошо, что они едут в противоположную сторону, подумала Алёна и прикрыла веки.

Когда она очнулась, то никак не могла понять, где находится. Во сне Алёна прилегла на соседнее сиденье, и теперь перед ней красовалась грязная пластиковая спинка кресла впереди. Поднявшись, Алёна оглядела порядком опустевший салон. Под жёлто-серым потолочным светом всё казалось каким-то картонным, лишённым объёма. Даже раскрасневшийся весёлый толстяк, притулившийся на старом месте кондуктора, выглядел сейчас едва краше измождённых святых с икон. Алёна повернулась в сторону водителя. За ветровым стеклом, посреди ночи, кружили выхваченные фарами белые мухи, иногда мелькали согнувшиеся под тяжестью снега сосновые лапы. Сколько же она проспала?

Автобус остановился посреди ночи. «Конечная», – громко объявил водитель с уставшим небритым лицом и открыл двери.

Натянув шапку и пытаясь застегнуть куртку, Алёна присоединилась к бредущей по проходу процессии. Обратившийся в грязь снег хлюпал под подошвами. Стоило всем выйти, автобус закрыл двери и устремился дальше по пустынной дороге меж двух снежных стен.

Остановка напоминала четвертинку консервной банки, мерцающей в бледном свете фонаря. Позади неё, на границе света и тени, проступала чёрная решётка кованных ворот, за которыми стояло маленькое кирпичное здание в оцеплении трёх фонарных столбов и тёмного непроходимого леса.

Помимо Алёны на конечной вышли ещё пятеро: сидевшая впереди парочка, толстяк, девочка-подросток и скрюченный мужчина. Мамы же нигде не было. Никто из попутчиков не помнил, на какой остановке она вышла и вышла ли вообще, однако никто не отрицал, что рядом с Алёной сидела высокая субтильная женщина в пушистой коричневой шубе, белой шали и с красными губами. Хотя бы Алёне не приснилось, что они ехали вместе. Уже неплохо.

Достав телефон, Алёна раздражённо щёлкнула языком: нет сигнала.

Под любопытными взглядами остальных, так и толпящихся на остановке, Алёна решительно зашагала по сугробам к воротам. Такси в эту глухомань по заваленным дорогам не поедет, автобусов больше не будет, а ночевать под звёздами зимней ночью равносильно самоубийству.

Набрав полные ботинки снега, Алёна добралась до ворот. Она тянула, толкала, снова тянула и снова толкала, но едва смогла приоткрыть одну створку. Позади послышались тяжёлые шаги, шорох болоньи: остальные шли цепочкой по её следам. Вместе они раскопали ворота и направились к зданию.

Четырёхэтажный дом с белёными потрескавшимися колоннами казался нежилым: снег на крыльце не убран, на крыше растут деревья, окна темны и наглухо закрыты.

«Приплыли», – неподходяще весёлым тоном обронил толстяк. Кто-то ему ответил и слово за слово, люди начали знакомиться. Пока Алёна обходила здание, до неё доносились имена: Григорий, Клара, Влад, Яша, Кристина. Не оборачиваясь, она тоже назвалась.

Вдруг за стеклом мелькнул огонёк. Алёна бросилась к окну и стала стучать ладонью. «Эй! Эй! Откройте! Впустите!» – кричала она, вперившись взглядом в еле различимый за морозными узорами огонёк то ли фонаря, то ли свечи. Он погас так же внезапно, как появился. Затем лязгнул засов, и на голубое заснеженное крыльцо лёг жёлтый прямоугольник света.