Незлимость

Фотограф Мария Филатова

© Наталья Майорова, 2024

© Мария Филатова, фотографии, 2024

ISBN 978-5-0062-3527-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Завтра ты все забудешь. Ты не навсегда. Это очень важно. Мне это не подходит. Мне нужно навсегда.

– Никто не будет навсегда. Мы все умираем.

2011—2016

«Мама, я говорю, а у меня изо рта идет какой-то шум»

Когда тебе двадцать два

Когда тебе двадцать два,

Ты мощнее становишься в холке,

Хочешь смело сойти за волка,

Из тебя уже больше толка,

Заплываешь, не чувствуя дна.

Но когда тебе двадцать два,

Ты уже отвечаешь за завтра

И за ночь, и кому делать завтрак,

И новелл новых кто будет автор,

Ты решаешь сам за себя.

Когда тебе двадцать два,

Ты умен и уже знаешь много,

Ты идешь успешной дорогой,

Для кого-то ты дорого́й.

Но, как видишь, сбивается строй.

И не все попадает в рифму.

Когда тебе двадцать два,

Ты уверен, что всё еще будет

И появятся нужные люди,

Но сегодня уже, по сути,

И есть то простое «тогда».

Когда тебе двадцать два,

Это самый счастливый возраст,

Уже умножаешь пользу,

Еще ничего не поздно

И наоборот – пора.

Когда тебе двадцать два,

Двадцать три, пятьдесят или сто,

Кроме тебя самого

Не осчастливит тебя никто.

 
Если б ты спросил меня,
как устроена планета,
Я бы выпила сперва
и ответила, что нету
ни тебя и ни меня,
только мир больших иллюзий
и прекраснейших диффузий
разума и вещества.
 

Хоть бы раз увидеть твои страдания

Хоть бы раз увидеть твои страдания,

Гнев твой, огненный треск дров,

Гнилую землю, больные точки,

Сюрикены вытащить из чехлов.

Увидеть, словно ты —

Разлетающийся снаряд,

глаза адом горят,

Дракон, выгрызающий хвост свой,

Пока гиены возводят ад.

А то ты вселенский бог, мудрый царь, герой,

Никто не нарушит твой нежный покой,

И ты не склонишься к ногам головой,

Только скажешь: таким меня принимай

И не ной.

– Что такое Абсолют? – Это водка

Всё становится незначительным через три дня,

даже если ты ходил по углям.

У меня в ушах тишина,

а в сердце немой баланс,

я не верю в половины, в четверти, в час,

я единица, без времени, без прикрас,

я больше не трогаю ни тебя, ни нас,

причем неважно, кто этот «ты»,

я растворила балласт.

и благо внутри.

я обезвожена, в океане, на дне.

я люблю свое дно, но одно во мне:

мне не дано раздобыть любви,

моя любовь – Абсолют и одни нули.

я слетала с катушек,

воровала порох из пушек,

ненавидела куриц и тушек,

убеждала, что будет лучше

не выронить в прорубь душу.

но ты не слушал.

ни ты, ни ты и ни ты.

ни один, ни одни,

и я, набрав в рот воды,

сидела в пустыне, терпела огни.

Но теперь посмотри:

я дошла до цветения анахаты в том ключе,

что мне впору летать на света луче,

а любой из «ты», не поняв ни «че»,

либо пальцем висок, либо спросит «зачем?».

ни зачем. все тлен.

убери еще полкилограмма проблем,

и будет дзен.

Январь абсурда

Январь абсурда.

не бьется посуда.

тишина отовсюду.

а я как Будда,

Хотя мне худо,

но всё откуда?

мне надо долго молиться Богу,

не лезть в чертоги

и сдвинуть ноги.

залечь на дно океана,

закрыть свадхистану,

пока с головой дружить я не стану.

а то из меня не только творчество брызжет —

энергия свыше.

во мне все местами переставлено,

но объяснений не представлено,

и вот ходи понимай, где ставни,

где окна, где сердце и где кровать.

мне надо меньше думать и совсем не ждать,

не охать, не выдвигать, не гордиться.

пока я с нижними, я жар-птица,

как только выше, так я тупица

и даже в самом элементарном

мозг мне не пригодится.

я все убираю душевный хаос,

но как только готова – опять попалась,

мне все предельно понятно.

мне ни черта, ничего не понятно.

мне хорошо,

мне чертовски плохо,

я вон из кожи,

и позже гложет,

но все же, может,

и он хороший?

просто заброшен?

выброшен?

выпотрошен,

обезвожен?

или умнее меня и сложен?

у меня в голове беспрецедентный бред,

акцидентный вред,

а он на меня накидывал плед,

скрывая глаза и свет,

но я не услышу даже ответ,

потому что «нет» – это значит нет.

и я пишу километры слов,

даром ли он оранжевый шарик

вгонял под покров.

энергообмен без обмена, одно «бери»,

так я-то взяла, а ты себя-то побереги!

и восполняйся, у нас ведь что-то еще впереди…

не у нас? по отдельности? ну хорошо…

мне надо закончить, а жажду еще.

Нефть и Нежность (с)¹

Все без всех могут.

Не разрыв аорты,

Не сверла, не томно.

И мы друг без друга проживем спокойно,

Но тянет упорно.

Тянет, как мышца после семи подходов,

Как шею у старательных садоводов,

Но запросто можно отличить породу

От дивных простушек

и бедных на́ душу богачей.

Лучше быть имманентным

и не касаться этих чужих ничем.

Время дает тебе опыт,

ножки на плечи,

Виски на вечер,

Никиту на вечность

И тайский бокс.

А мне лучших мужчин в асоциальной сети,

пытающихся донести,

какое счастье меня обрести,

и посты с Бумбокс.

А все равно остается одно и то же

Неизгладимое, неуловимое, где-то под кожей,

едва ли даже на что-то похоже.

И вряд ли с кем-то возможное повторить.

Оно непрямое, сбитое, нефть и нежность,

Никаких условностей, все как прежде,

Не подпадает под определения смежные

И не оставляет надежды его изменить.

Оно, конечно, вполне себе забывается,

Но чувствуется. Думается. Проживается.

В инфополе само на себя отвечается,

кроме «где же стоп-кран»

И «нужно ли тормозить».

Другие частоты, не те категории,

Ведь люди в одежде не такие, как голые.

И проще бывает грудь показать,

чем на миллиметр душу.

а если покажешь и то, и другое,

им «скушно»…

Не инграмма, но незавершенный гештальт,

Когда хочется жить и каждой минуты жаль.

А счастье – не эстафетные палки,

такому надрывному счастью место на свалке,

Срок годности завершился,

Срок гордости не истек,

И как объяснить про счастье

Тому, кто от счастья далек?

Зачем, например, мне чужая свобода,

Что делать мне с ней? Писать ночью оды?

Как можно себя растратить,

когда тебя много,

Когда ты уже полноценен, энергоёмок,

Когда ты умен и в расцвете сил,

Энергообмен с энергообманом

не перепутать в такси.

Ведь ты уже не следишь, о чем я, —

так ты спроси.

Ведь ты же славный и умный волк,

Ты знаешь, в чем стоит увидеть толк,

Ты смог бы вести, если надо, и целый полк,

Но без доспехов – на грани душевной комы.

Всего-то быть легитимной сказать: мы знакомы.

А дальше с тобой будет все что угодно,

Девочки на диванах, столах, на комодах,

Девочки псевдоумные с псевдозаботой,

Желая с тобой, хоть в Якутию, хоть в окно.

Понимающих на минуту, на грамм, на йоту.

Их будет сколько угодно много.

Но в точности – никого.

Пока он спит

И спасаться бегством прямо в постели:

Сначала ви́ски, чтоб виски́ онемели.

Потом сообщения под одеялом,

Чтобы он не заметил, не признал обманом.

Измены не телом, а головой:

На зрелые темы беседы – живой

Еще продержаться можно, пока он спит.

Несколько тысяч слов, и душа не болит.

Эмоции на стороне, в чужих людях – чувства,

Соберешь и бессонно уставишься в люстру.

Пока он спит, ты внимаешь вселенную,

Вынимаешь пули из сердца пленного.

От невыжатых слез поешь песни о плесени.

И зачем тебе эта постель, неизвестно мне.

Женщина в женщине

Счастье не пульсирует буквами по клавиатуре —

Только в литературе.

Магирани, беркана, подлинник, глубина.

И никак до дна. И еще одна.

Женщина в женщине, свет мой, пламя огня.

С каждым мужчиной женщина

раз-на-я.

Сценариев не так уж много, примерно шесть.

И как она выбирает, ведомо лишь ЦНС.

Хитрые ставят себе якоря,

Чтобы поймать состояние вовремя.

Некоторые мужчины вызывают жалость.

И нытье поддержать не такая большая радость.

Собранные женщины

не демпингуют по низким категориям.

И вместо жалости – ответственность.

А потом горе.

И вот она мать: давай я тебе помогу.

Или хуже: я сделаю все сама

и сама пойду на войну.

С кем-то она короля королева,

От другого кидает направо-налево.

С кем-то она беспомощна, как ребенок.

Мужья всерьез негодуют:

мятых хочу простыней – не пеленок.

Быть женственной —

не умение быть женщиной,

А умение быть с мужчиной.

Аргумент и причина.

Найдется и тот,

с кем она благородных кровей царица,

волчица,

львица,

жрица.

А другим мужьям

с ребенком никак не смириться —

И бегают по жар-птицам.

Для меня мужчина —

Галактика, и планеты в ней как сапфиры.

Хотя и сама создаю вселенную,

даже черные дыры.

Я все могу без него.

Но, когда он смотрит,

«космос спит у него во взгляде»².

И такому мужчине нельзя уступить в награде.

С прочими не открывай груди – ты сестра,

с единственным теряешь дар речи

(а то и письма).

Я, бывает, пишу сложнейшие вещи

Про космос, гипноз и хлеще.

Но при всем копирайтинге

здесь дисграфия плещет:

И вместо «люблю»

Пишу всякую ерунду.

Что тебе до пятого места в списке?

Списки – это же не твое.

У тебя ни адреса нет, ни прописки.

Ты не с этой планеты, ты черт знает что.

Прости, я шучу. Черт, конечно, не знает.

Черта нет, есть эгрегоры пустоты.

Что тебе до списка? Мы другой создали,

Там у всех нули.

Каждый слеп и на ощупь понять доволен,

Что есть слон: хобот, бивни или спина.

А ты так же слеп, но готов поспорить,

Что вообще нет слона.

В инфобизнесе, на пороге слома,

Где иллюзия – каждый новый инсайт.

Солипсизмом страдая, отвечу: «Милый,

иллюзия – даже ты сам».