Читать книгу: «Четыре мертвых сестры», страница 3

– Что-то я тебя не пойму, ты меня на слабо, что ли, взять пытаешься?

– Я пытаюсь дело раскрыть, а ты, как петух гамбургский, перья распушил. Тебя девушка о помощи просит, а ты… Эх, Егорка, не быть тебе Шерлоком Холмсом, – вздохнула я в трубку, жалея, что попыталась сыграть на его чувствах. Тем более что совсем не была в них уверена.

– Не тебе судить, кем мне стать, а кем нет, – бросил в трубку Егор. – Но, принимая во внимание, что ты девушка, встречусь с тобой еще раз. Завтра на том же месте, в тот же час.

Я рта не успела открыть, как в трубке послышались гудки.

– Хам! – Положив трубку на рычаг, я заглянула, в комнату, где громко работал телевизор, поблагодарила хозяйку и вернулась в квартиру подруги.

– Ну и как?

– Ты уверена, что я нравилась ему в школе?

– Кому?

– Москвину.

– Еще как, подруга, – ехидно улыбнулась Натуся. – Глаз с тебя не сводил. А что, ты сейчас ему звонила? Все-таки решила начать расследование? Правильно! Злость лучше отчаяния.

Глава 5

Записи Иволгина. Лидочка. 23 ноября 1966 года (отпечатано на машинке)

Это случилось не в одночасье, не поразило меня, как молния, не было неожиданным. Мысли о том, что внутри живет еще кто-то, начали посещать меня давно, еще в молодости. Сначала я списывал все на внутренний голос, чутье, писательское вдохновение, которое порой нашептывало мне новые сюжеты. Но в один прекрасный момент я понял, что этот кто-то реален. Он овладел моей душой, моим сознанием и даже телом. Но все по порядку.

Вы думаете, это дьявол, монстр, чудовище, что, овладев человеком, толкает его на безумные поступки? Почти так. Но у моего чудовища было имя. Лидочка. Прекрасное создание с блестящей тугой косой и васильковыми глазами. Ее семья жила по соседству.

Наверное, именно с ней я впервые понял, что такое вожделение. Нет, не то возвышенное чувство, что соединяет двух людей, о котором я читал столько книг. Не любовь к родине, не преданность, не самопожертвование – то, чему нас учили с самого детства. Нет. Наоборот, страшное, низменное и ненасытное, что толкает на безумства. Оно выжигало внутренности, кислило на языке, вызывало под кожей страшный зуд. Я был одержим Лидочкой. Ее темной косой, что при каждом шаге змеей извивалась по спине, худыми плечами, тонкими руками, еще не сформировавшейся грудью, просвечивающей через тонкий ситец ее любимого платья в цветочек, узкими, совсем еще детскими бедрами. Разглядывая в окно, как она кормит кур или, согнувшись под тяжестью ведер, идет от колодца, я искал тайные знаки, метки нечистого, хоть что-то, что объяснило бы мне силу ее притяжения. А потом меня осенило – совершенство. Она – само совершенство. Вся из света и любви.

Как-то раз я проследил за ней до озера. Было на берегу одно тайное место, скрытое от любопытных глаз спускающимися к самой воде ветвями плакучей ивы. И вот, сидя в густых зарослях мятника, я смотрел, как девочки, смеясь и брызгаясь, резвились в озере. Но среди мелькающих в зеленоватой воде тел видел только ее – с прилипшими к худой спине волосами, округлыми ягодицами, тонкими руками. И голос. Мне всегда хотелось узнать, где рождается этот чистый, жемчужный голос – такой же округлый и искрящийся…

Однажды я застал свое совершенство за тонкими ветвями ивы одну и понял – момент настал. Момент, когда я смогу сказать ей о своих чувствах. Я вышел из кустов и направился к берегу, где в прилипшем к телу платье стояла моя Лидочка. Именно в тот момент я почувствовал того, кто все это время жил внутри меня. Он зашевелился, заворочался внутри и, цепляясь холодными когтями желания, стал подниматься из низа живота к самому горлу, покалывая тело горячим ужасом восторга.

Я видел только блестящие на солнце капельки на ее матово-бледной коже; ресницы слиплись от воды и напоминали сейчас мягкие паучьи лапки; темные волосы, как водоросли, облепили шею и руки, а васильковые глаза смотрели в небо над нами…

Теперь она вся была в моей власти, неподвижная и смиренная. Ее чарующий звонкий голос растворился в моей ладони. Я отнял руку от ее лица, осторожно надавил на острый подбородок и заглянул в раскрытый рот, пытаясь рассмотреть внутри его источник, но ничего не нашел. Прикоснулся губами к ее холодным губам. И, наконец, разорвал цветастое платье. Мне нужно было ее видеть. Всю. Я трогал, скользил, оглаживал, целовал… Ее тонкие руки, ее маленькие груди, ямку пупка на плоском, белом, как парное молоко, животе, проникал пальцами в ее все еще хранящую тепло плоть. Но чем дольше я находился с ней, тем сильнее становилось разочарование. В ней не оказалось ничего необычного, просто кукла. Грязная, похотливая дрянь. Она лежала обнаженная, вытянув вдоль тела худенькие ручки, с открытым ртом, и смотрела на меня, призывая к греху, но теперь вызывала лишь оторопь и отвращение. Наконец меня вывернуло на мокрый истоптанный песок. Раз, другой – это я пытался исторгнуть из себя скверну, которой она заразила меня. Я едва смог подняться на дрожащие ноги и побежал. Бежал, и падал, и снова бежал.

Я заболел. Впервые за долгое время. Метался в бреду, стонал и снова проваливался в забытье. Мой организм сопротивлялся, пытаясь изгнать из себя моего маленького монстра. Но ее васильковые глаза продолжали смотреть на меня пустым, ничего не выражающим взглядом.

Очнулся я спустя две недели. Такое тяжелое состояние врачи могли объяснить лишь симптомами тяжелой нервической лихорадки, связанной с поражением мозга менингитом. Но, к счастью, болезнь не сказалась на моем умственном здоровье, напротив, оказала положительное влияние на мою профессиональную жизнь. Я решил во что бы то ни стало создать образ идеальной женщины на страницах моих книг и наконец забыть грязную, полную похоти и животных инстинктов куклу на берегу озера.

Она будет совершенной: чистой, не запятнанной, идеальной.

14 марта 1967 года (написано от руки)

С недавних пор я снова почувствовал ее внутри – Лидочку. Она вновь завладела моим умом, как нечистый. Да, советская власть отвергает религию как мракобесие, но я своими глазами видел, как она смотрит на меня из темного угла своими васильковыми глазами, стоит только последнему лучу закатного солнца, вспыхнув, раствориться за горизонтом. Ее глаза смотрят прямо на меня, и я чувствую, что не могу сопротивляться. Не могу бежать, спрятаться, спастись от этих горящих в темноте глаз. Всю ночь она терзает мою плоть и душу, оставляя на коже непроходящие экземы. Иной раз мне приходится связывать себя, чтобы не поддаться ее призывам. Лишь с первым лучом солнца мой личный демон начинает терять надо мною силу и, сжимаясь в тонкую линию абсолютной тьмы, скользит вниз, в зазоры между досками. С тех пор она поселилась там, в подвале, и каждый день я чувствовал ее незримое присутствие, как чувствует носитель смертельной болезни, как она поедает его изнутри, как наполняет его своей скверной, как иссякают силы, чтобы даже помыслить о сопротивлении, как-то побороть свой недуг. Она требовала чистоты, которую я отнял у нее…

С тех пор я находился как во сне под властью моего незримого демона. Он был во всем, к чему я прикасался, о чем думал.

Ложась вечером спать, я видел жуткие вещи: обнаженные девушки с козьими головами плясали вокруг огромного чана с кипящей водой, помешивали его, пока я не начинал ощущать страшный жар. Это я был в том чане, адское пламя охватывало все вокруг. Комната наполнялась жаром преисподней и страшным, лающим хохотом.

Это продолжалось до того времени, пока я не осознал, что это неизбежная деформация, своего рода перерождение для перехода на новый уровень. Я вдруг понял, что все эти годы писал о новых и старых вождях, героях-комсомольцах, доярках и скотниках, чтобы понять единственную мысль – время перемен настало. Бог умер, да здравствует новый бог! Это моя миссия, мое призвание, то, ради чего я родился с этим вечным огнем в груди. И это был совсем не демон, это был новый я, который уже понял и осознал, осмелился и готов. Он вытесняет мои старые привычки, мои привязанности и слабость. Новый я – сродни мессии – должен спасти род человеческий. Создать нового советского человека, как когда-то Бог создал Еву – прародительницу рода, так и я создам новую Еву – плоть от плоти моей.

Не зря мы всей страной поем: «Мы наш, мы новый мир построим…» Новый мир, новый человек, новый бог!

Я всегда чувствовал в себе задатки чего-то большего, чем просто пролетарский писатель. Но то, что я стал трибуном нового класса, делает меня идеальным кандидатом на нового мессию. В моих книгах совершенные люди строят совершенное общество. Не об этом ли писал Филипченко в своих трудах по евгенике? Не об этом ли еще недавно говорил весь прогрессивный мир? Идеальный человек. Ради чего в Швеции принудительно стерилизовали более шестидесяти тысяч граждан? А теория Рюдина? Да, фашисты превратили ее в массовый геноцид, но я понял их ошибки: идеальный человек должен начаться с идеальной матери. С новой Евы. С моей Далис!

После революции труды по евгенике имели большую популярность, но эта наука, по моему мнению, была рождена раньше срока. В итоге блестящие идеи так ни к чему и не привели, разве что попытка создать идеального ребенка, осеменяя женщин спермой вождей, должна была стать началом чего-то великого. Однако этому не суждено было случиться, страна была слишком молода, чтобы осознать силу евгеники. Тогда Союз был полон предрассудков, никому не нужной морали. Мои слова могут показаться жестокими, но, когда стоишь на пороге открытия, не время сомневаться в методах.

Само понятие «сверхчеловек» вывел еще Ницше в своей работе «Так говорил Заратустра». Именно он впервые провозглашает сверхчеловека как цель, которую человечество может поставить перед собой. Существо, которое по своему могуществу должно превзойти современного гомо сапиенс настолько, насколько последний превзошел обезьяну. Так и моя Далис превзойдет всех когда-либо существовавших женщин.

Эта теория настолько незыблема, что в нее начинают верить миллионы, словно зерно идеи, добытое одним гением, попадает в благодатную почву, подготовленную другим. Так через годы тысячи сверхновых людей зашагают по Европе, принося униженным и порабощенным свет освобождения и новой жизни. Именно сверхчеловек сможет задать вектор исторического развития всего человечества.

Каким же было мое удивление и восторг одновременно, когда мне на глаза попались труды Платона. Многие великие обращались к термину «сверхчеловек», но заблуждения их были так же велики, как и их невежество. Его можно объяснить застоем нравов, закостенелостью суждений о возвышенном и земном, о достойных и недостойных. И только наш двадцатый век дал человечеству новый шанс. Новую возможность, не воспользоваться которой было бы преступлением.

Изучив труды основателя первой в СССР кафедры генетики Филипченко, я понял – это знак. Я не имею права бездействовать. «Чем больше некая социальная группа – тем выше шанс, что в ней возникнут люди с необходимыми стране и миру качествами». Идеальным он считал четырех детей, рожденных в семье. Именно такое количество отпрысков дает наибольшие шансы, что каждый из них унаследует как можно больше нужных стране качеств. Так уж вышло, что у меня четыре дочери от разных браков, но это не важно. Я всю свою жизнь искал ее – идеальную женщину. Моя первая жена Вера, брак с которой продлился чуть больше двух лет, была одной из тех тружениц коммунизма, о которых я с таким упоением (сейчас в моих словах прозвучал сарказм) писал последние пятнадцать лет. Я надеялся, что она смирит животное внутри меня. Ее сдержанность и холодность поначалу успокаивали меня. Она родила мне Яну. Девочка унаследовала от матери хрупкое здоровье и умную голову от вашего покорного слуги. Из всех моих детей она самая одаренная. Второй моей супругой стала Ирина – женщина с нежным именем и необузданным нравом. Не этим ли она приворожила меня? Писатель – человек творческий, а что нужно творческой личности, чтобы творить? Конечно, гореть страстями. Для холодной и слабой Веры это было невыполнимо. Я без сожаления бросил ее, хотя она всегда понимала меня. Вера всегда была мне больше другом или соратником, нежели любимой женщиной, и, как верный друг, я думаю, она меня поняла и простила. После ее смерти я забрал Яну к себе, это единственное, чем я мог облегчить девочке горечь расставания с родным человеком. Сейчас ничто не напоминает ей о болезненном периоде ее жизни.

Ирина ворвалась в мою жизнь как ураган. Я всегда был немного стеснительный, потому как вечно пребывал в собственных мыслях, а Ира в первую же ночь осталась в моей постели. Она приручила моего зверя и кормила его с руки. Я вдруг осознал, что могу не прятаться, могу быть самим собой, и это делало меня счастливым. В наших отношениях были и взлеты, и падения, и времена безудержной страсти, и периоды страшных скандалов, которые тем не менее заряжали меня на творчество. Этот союз принес мне еще двух дочерей, если не считать старшую дочь супруги от первого брака. Ада стала мне родной, как и наши двойняшки – Майя и Лариса.

Ложась спать, я часто думал: почему судьба дала мне только дочерей? Не потому ли, что у нее были на меня грандиозные планы? Сейчас, когда я думаю о своих девочках, я все больше убеждаюсь в своей правоте. Новой Еве быть!

Самой близкой мне и самой умной я, конечно же, вижу Яночку. Мою верную помощницу, мою музу. Ей почти восемнадцать, она подарит Далис свою голову.

Майя и Лариса – сестры-двойняшки, похожие друг на друга как две капли воды. Месяц назад им стукнуло шестнадцать, и они отдадут Далис руки и ноги. И, наконец, Ада (неспроста девочка носит такое имя) отдаст матери нового сверхчеловека свое совершенное тело. Из всех девочек она самая старшая. Ей уже двадцать, а значит, ее чрево созрело для того, чтобы выносить совершенное дитя.

Медлить нельзя. Мои девочки все еще чисты и непорочны. Но стоит помедлить, и тела их наполнятся скверной, станут вместилищем порока. Сейчас самое время действовать…

В Натуськиной кухне было тихо. За все то время, пока я читала записи Иволгина, Москвин не произнес ни звука, только мои собственные слова все еще звенели в воздухе электричеством.

– Что скажешь? – спросила я, прервавшись на время, чтобы перевести дух. Я читала записи безумного писателя не в первый раз, но вместо отвращения ощущала зудящий на кончиках пальцев интерес и жажду действия. Затаив дыхание, я ждала вердикта моего язвительного коллеги.

– Бредни сумасшедшего, – изрек Егор после небольшой паузы. – Ты понимаешь, что сейчас делаешь? Ты же любую ахинею готова выдать за теорию сумасшедшего убийцы только потому, что она прекрасно укладывается в твою собственную бредовую идею убийства отца. Ты хочешь сказать, что Иволгину удалось создать своего сверхчеловека, и именно его увидел твой отец тогда на улице? И он же пришел в тот роковой день его смерти к вам домой?

Я молчала, просто ждала, когда сарказм моего собеседника иссякнет и он будет готов меня слушать дальше. Ведь прочитанные мной записки Иволгина были лишь малой толикой того вороха документов, которые оставил мне папа.

Поза моего визави и его любимая предвзятая улыбочка говорили о том, что мне нужно запастись терпением, но, похоже, я начала привыкать к его подозрительности, которая прямо-таки граничила с манией. Я чувствовала, что не просто оказалась права насчет смерти папы, наугад ткнув пальцем в небо, а что у меня есть шанс это доказать. Ради этого я готова стерпеть и сарказм, и улыбочки, и еще много чего. Моя главная задача сейчас – уговорить Москвина помочь. В одном он прав: я предвзята, и мне нужен рядом человек, разум которого не затуманен обидой, злостью и болью от потери близкого человека.

– Что конкретно тебя смутило?

– Да все эти шизофренические абстракции. Тебе они не кажутся слишком нарочитыми? Люди не сходят с ума в одночасье, как по щелчку пальцев. А тут коротко изложенная теория о создании сверхсущества словно нарочно написана сжато, чтобы читающий не потерял к ней интерес и не уснул на третьей странице.

– Ты о том, что часть записей отпечатана на машинке, а другая часть написана ручкой? Сейчас… – Я быстро перебирала бумаги на столе, выискивая глазами нужное заключение. – Вот, у Иволгина было повреждено сухожилие на указательном пальце правой руки. Поэтому почти все записи сделаны на печатной машинке. А те, что написаны от руки, были сделаны его дочерью Яной и второй женой Ириной. Да, мне тоже показалось странным, что человек доверяет такие сокровенные мысли кому-то. Но он же сам пишет, что безмерно доверял дочери. Да и кому бы она рассказала? Он же писатель, сказал бы, что это идея очередного романа.

– А вдруг это так и есть? – заметил Егор.

– Ладно, давай я зачитаю тебе описание самого обряда, и тогда посмотрим, что ты скажешь, – ответила я, стараясь притушить его скепсис, и продолжила.

Обряд. 10 октября 1967 года (отпечатано на машинке)

Как только понял задачу, я как одержимый начал искать способы ее решения. Изучил множество практик, осуществлявшихся нашими эскулапами от науки по скрещиванию человека и обезьяны до попыток продлить вечную молодость при помощи переливания крови. Но все эти попытки не принесли желаемого результата, пока наши ученые не попробовали пересадку частей тел собакам. Сенсация! Головы ели, пили, но, к моему огромному разочарованию, жили такие особи недолго. Наряду с евгеникой трансплантология делала лишь первые шаги, и шаги эти были сугубо экспериментальные, не имеющие под собой такого основания, которому я мог бы доверить будущее современного человека. Я же решил действовать по-другому: обратился к первоисточнику – матери-природе. Древнегреческие ученые-философы, умы которых не были омрачены лживыми теориями о создании нашего мира, навязанными богословами, были открыты для подлинных знаний. Мой взор устремился к теории пяти стихий: из четырех первоэлементов состояло все сущее, а пятый элемент – эфир – был вместилищем всех четырех. Так и моя Далис должна стать вместилищем элементов и энергий, которые и сделают этот гомеостаз по-настоящему крепким и нерушимым.

Земля как одна из стихий отвечает в первую очередь за наше природное начало. Истинно женское начало – рождение новой жизни. Именно поэтому энергия земли должна пропитать лоно будущей матери нового человека – Ады. Части ее тела будут закопаны в землю, как подношение матери-природе.

Как и земля, вода рождает жизнь. Но если земля имеет в своем назначении плодородие, то вода – это энергия жизни. Многие древние ученые относили воду к тонкому миру – миру души и сознания – и считали ее средством для достижения пространственных инсайтов, погружения в себя, чтобы на тонком уровне черпать необходимые знания. Вода – важнейший элемент жизни и единственный, способный на бесконечное перерождение (из воды в пар и пара снова в воду – бесконечный круговорот). Стихии воды я преподнесу в дар части тела моей Яны. Ее голова будет принадлежать Далис. Тем более что, глядя на уродливый шрам от ожога на предплечье дочери, я понимаю, что это несовершенство не должна унаследовать моя Далис.

– Кстати. – Глаза побежали по отпечатанным строчкам, едва поспевая за скользящим по странице пальцем. – Вот, нашла. – Судя по заключению судмедэксперта, Яну действительно утопили. Ее тело нашли через три месяца после исчезновения и опознали в том числе по этому самому шраму от ожога, о котором упоминает в своих записях Иволгин. Так же как и одну из двойняшек – Ларису. Ее опознали по измененным костям стопы – девочка занималась балетом. Ее сестру Майю нашли самой первой, на ветке дерева. Это в лесу на окраине поселка. Обнаружили девочку почти сразу после исчезновения, точнее, через три дня. Она единственная, чье опознание прошло без особых затруднений.

– Без ног, но с лицом?

– Да. И, так как Майю отец отнес к стихии воздуха, на ее теле не было никаких повреждений. Кроме ног, разумеется. Они полностью отсутствовали.

– Как именно он их отделил от тела?

Я снова полезла в заранее приготовленные заключения и, найдя нужное, зачитала: «Ткани жертвы отделены от тела инструментом, похожим на небольшую ножовку по металлу, и имеют характерные рваные края». Часть костей он не пилил, а попытался отделить по суставу, разрезав сухожилия обычным ножом, – добавила я к написанному в заключении.

– Значит, ножовка? – в задумчивости, словно разговаривая сам с собой, повторил Егор. – А остальные конечности он тоже распиливал?

– Сейчас… – Я разложила на столе заключения по вскрытию трех жертв Иволгина и вместе с придвинувшимся ближе к столу Егором просмотрела их.

– Получается, что все конечности, в том числе голова Яны, были отпилены, только одну ногу он попытался отделить по суставу. Голову полностью отпилил, включая шейные позвонки.

– Получается, так. Но его можно понять. Он не хотел сильно повредить «запчасти», видимо, просто не хватило сноровки.

Егор сгреб со стола бумаги, еще раз перечитал и спросил:

– А где четвертая жертва?

– А ее здесь нет. Я когда к следователю ходила, он обмолвился, что совсем недавно, в начале мая, нашли четвертую и, если верить записям писателя, последнюю жертву подражателя. Поэтому здесь и нет заключения. Папа ее не осматривал.

– То есть все случившееся может быть как-то связано с находкой последней жертвы обряда. Если судить по записям Иволгина, они нашли Аду? Ведь именно ее писатель планировал закопать.

– Точно, в результате наводнения обрушилась часть берега речки Синявки, это в пяти минутах от поселка, и обнажилось захоронение.

– Получается, если бы кости Ады не были найдены, твой отец был бы жив?

– С чего ты так решил?

– Два года ничего не происходило, но вдруг нашлись кости последней жертвы, и тут же началась какая-то чертовщина. Твой отец кого-то видит на улице и бросается догонять. А через неделю его находят мертвым.

– А что, если Далис реально существует? Что, если этому самому подражателю удалось ее оживить? Тогда все сходится. Папа увидел ее на улице, а потом она пришла к нам в квартиру. Это объясняет позу, в которой его нашли, и ужас на лице. Вот послушай, – остановила я возражения Егора и, пропустив некоторые, на мой взгляд, не очень важные слова писателя, перешла непосредственно к тому месту обряда, которое меня лично заинтриговало. Это была часть с оживлением Далис.

Непосредственно перед совершением обряда, для которого выбрал день летнего солнцестояния, я долго гулял в лесочке за околицей, впитывая энергии стихий, которые совсем скоро наполнят приготовленный мной сосуд.

В природе не бывает ничего лишнего. Все рождается, живет, а после смерти питает своей плотью новую жизнь. Поэтому части тел девочек, которые не пригодятся мне для создания Далис, я должен пожертвовать стихиям, наполнившим их своей силой. Для Майи я выбрал стихию воздуха, ее знак – перевернутый треугольник с перечеркнутой вершиной. Лариса – огонь. Ее знак – треугольник. Яна – вода. И знаком ей станет перевернутый треугольник – как зеркальное отражение знака огня. И, наконец, Ада – земля, знак плодородия и новой жизни, – треугольник с перечеркнутой вершиной, как и все остальные, заключенный в прерванный круг. Далис же как альфа и омега всего сущего соединит в себе все четыре стихии и переродится в эфир – пятый сверхэлемент. Ее символом станет знак женского начала. Он же астрономический символ Венеры – богини любви. Бесконечный круг жизни, прерванный четыре раза, сомкнется, воскресив совершенно нового советского человека.

И сам, не будучи светом, я должен буду дать свидетельство о восходе нового солнца. Овеянная ветром, очищенная огнем, омытая в воде, впитавшая силу земли-родительницы, восстанет она из небытия…

– А как она покинула запертую изнутри квартиру? – тут же подпортил мой инсайт Егор, щедро бахнув в бочку меда свою любимую ложку дегтя. Как Далис удалось выйти?

– Я так понимаю, Майю Иволгин отнес к стихии воздуха, а Ларисе осталась стихия огня.

– Да. Он считал, что воздух и огонь относятся к динамическим стихиям. Обе девочки занимались танцами, видимо, поэтому он решил взять их руки и ноги.

– Давай вернемся к опознанию тел. Кроме Майи, всех девочек опознавали по каким-то внешним признакам. Лариса была балериной, ее опознали по характерным изменениям костей стопы, Яну опознали по шраму от ожога, про Аду вообще молчу. Тут, скорее, по остаточным признакам, так как тканей на теле, скорее всего, не осталось. У них что, не было родственников?

– Нет. Никого. Первая жена Иволгина умерла за пять лет до событий. Вторую зарезали уже после смерти супруга. Ни у Веры, ни у Ирины родственников не было. Сам Иволгин ушел из дома еще в юности и отношений с родственниками не поддерживал. Видимо, из-за истории с Лидочкой. Если, конечно, она реально произошла, а не являлась фантазией на почве развития у него менингита.

– Не может быть, чтобы твой отец не проверил эту информацию, – сощурился Егор.

– Ну, я еще не все изучила. Хотела поскорее поделиться информацией с тобой, – начала я оправдываться. – Но уверена, что он попытался все выяснить. Надо только найти соответствующую запись.

– Ладно, – бросил мне Егор, – твоя фантастическая история меня не убедила, но интерес вызвала. Я заберу документы и изучу их поподробнее. – Не дожидаясь моего ответа, он встал из-за стола, собрал документы аккуратной стопкой и, обхватив ее обеими руками, направился к выходу. – Через пару дней позвоню.

Я убрала со стола грязные чашки и направилась в спальню. Нужно выспаться, а завтра в институт. Натуся права, расследование расследованием, а экзамены никто не отменял.