Читать книгу: «Я (не) ведьма», страница 4

Глава 5. Невеста короля

В этот вечер в большом зале снова были накрыты праздничные столы, и снова слышались звуки лютни, смех и хмельные мужские голоса, но мои сестры не были приглашены. Мы втроем сидели в комнате для вышиваний, хотя нужно было уже отправляться в спальню и готовиться ко сну.

Служанки были выставлены за дверь, потому что Ольрун была не в духе. Мы со Стеллой вышивали, а рукодельная корзинка нашей сестры даже не была открыта. Ольрун вышагивала по комнате – от одной стены к другой, теребя ожерелье.

Я прекрасно понимала, почему нас держат в девичьей, хотя час уже был поздний и принцессам полагалось помолиться и отправляться спать. Там, в зале, шли переговоры о том, кто отправится в Норсдейл невестой короля.

За всю дорогу с ристалища до замка я не проронила ни слова и старалась быть спокойной хотя бы внешне. Обида и горечь первых мгновений схлынули, и теперь я убеждала саму себя, что все сложилось к лучшему.

Хочешь посмешить небеса – расскажи им о своих планах. Для меня было ясно, что сэр Эдейл решил, что его воля – единственная на этой земле. Он меня возжелал, вознамерился жениться, и вдруг оказалось, что на девицу, у которой он не удосужился даже спросить имени (в самом деле, зачем знать имя будущей жены? это такая мелочь!), уже заявил права его сюзерен. Какая досада! И, судя по тому, как сэр Эдейл оторвал мою пряжку со своей перчатки, больше я не была его прекрасной дамой, и храбрый в сражениях рыцарь оказался вовсе не храбрым против воли короля. К чему муж, который будет заискивать перед своим хозяином, как верный пес?

Так что пусть всё будет, как будет. Стать королевой Норсдейла – не самая плохая судьба для незаконнорожденной дочери короля. Во всяком случае, на туфлях у меня теперь будут новые пряжки. Золотые. И туфли будут новые. Без облагодетельствования со стороны сэра Эдейла.

Только бы муж оказался не слишком старым…

Несмотря на всю мою браваду, я ощутила неуверенность и страх. А что если король будет вроде моего отца? Уже немолодой, с кучей незаконнорожденных детей, с любовницами и вечными интрижками за спиной жены?.. И я стану такой, как леди Готшем – буду ненавидеть бастардов и делать вид, что меня устраивают вечные измены.

Но такова участь всех женщин – подстраиваться под своего мужа и терпеть, терпеть… Если бы только Эдейл не целовал меня…

Кровь прилила к щекам, и страх отступил, потому что вспомнив Эдейла, его объятия и поцелуи, я разозлилась не на шутку. Если бы он не смутил меня своей страстью, мне было бы все равно, каким окажется король Норсдейла. А сейчас…

Правильно делают, что берегут девиц до свадьбы. Чтобы не стала слишком опытной и умной, чтобы не сравнивала поцелуи одного с поцелуями другого. Чтобы не мечтала о несбыточном – о прекрасной любви, как в романах.

Меня некому было беречь, но я мысленно поздравила себя за стойкость. Какова была бы моя участь, если бы в черном шатре с красной полосой я уступила бы сэру Эдейлу?

Вот так я размышляла – волнуясь, распаляясь гневом, испытывая неуверенность перед будущим, а руки мои продолжали втыкать в канву иголку, словно единственное, что меня сейчас заботило – то, как лягут нитки на узор.

Ольрун вдруг перестала метаться по комнате и застыла, уставившись в стену, а потом медленно повернулась ко мне.

– Это все из-за ручья Феи, – сказала она, и глаза ее загорелись сумасшедшим огнем. – Ты искупалась в ручье Феи в полнолуние, а это верный способ удачно выйти замуж.

– По-моему, ты бредишь, – сказала я, продолжая вышивать.

– Все знают об этом поверье, – отрезала Ольрун. – Ты знаешь, Стелла?

– Да, так говорят, – ответила Стелла нараспев. – Раньше девушки бегали к ручью Феи, чтобы поскорее выйти замуж. Я читала об этом в хрониках Санлиса.

– Вперед, – ответила я ей в тон. – Идите и ныряйте. Пусть вам повезет и посватается сам король Альфред.

Но сестры не поддержали мою шутку. Стелла испуганно ойкнула, а Ольрун уставилась на меня с неприкрытой злобой.

– Король Альфред женат, – прошипела она. – А сегодня уже не полнолуние. Ждать следующего – это целый месяц!

– Не говори глупостей, – оборвала я ее. – Ты и плавать не умеешь. Полезешь в реку – и точно не будет никакой свадьбы.

– Ты сделала это нарочно! – заголосила вдруг Ольрун, подскочила и вцепилась мне в волосы. – Ты украла у меня мужа!

Стелла завизжала, я попыталась оттолкнуть Ольрун, но она как обезумела – принялась царапать мне щеки, а потом выхватила шпильку и попыталась ткнуть меня острием в глаз.

Это было уже слишком! Я дернулась, оставляя прядь волос в кулаке сестры, и ударила ее локтем в грудь, как учил меня конюший. Мне совсем не хотелось бить Ольрун, она была хоть и выше меня ростом, но не такая крепкая, и уж точно не держала в руке ничего тяжелее ложки. Но обида и тело ответили раньше разума.

Удар получился хорошим – Ольрун улетела на три шага и тяжело села на пол, тараща на меня глаза. Дыхание у нее сбилось, и когда в комнату ворвались служанки во главе с леди Готшем, Ольрун не могла произнести ни слова, только хрипела и указывала на меня пальцем.

– Что произошло? – резко спросила леди Готшем.

– Ваша дочь оступилась и упала, – сказала я с вызовом.

Трудно было не заметить моих расцарапанных щек и прядку рыжих волос, которую Ольрун поспешно бросила под строгим взглядом матери, но жаловаться матери на родную дочь – это было еще глупее, чем обвинять меня, что я очаровала короля из Норсдейла, нырнув при луне в лужу в саду.

Стелла уронила пяльцы и стояла, прижавшись к стене, глядя на нас всех с ужасом.

– Она ударила меня! – смогла, наконец, произнести Ольрун, по-прежнему сидя на полу. – Она еще и колдовала – ходила ночью к ручью Феи, чтобы получить короля!

Я была почти готова, чтобы мачеха приказала запереть меня или наказать строгим постом недели на полторы, но леди Готшем даже не ответила дочери.

– Причешите леди Кирию, – велела она служанкам, – припудрите ей щеки, а кошку, которая ее поцарапала, вышвырните вон.

Служанки скользнули ко мне бесшумно, как тени, держа наперевес гребни.

– Мама? – изумленно спросила Ольрун, глядя на мать, словно видела ее впервые.

Мне и самой хотелось точно так же вытаращиться на леди Готшем. Потому что кошек у нас не было – Стелла начинала дико чихать, едва поблизости оказывалась хоть одна полосатая и хвостатая красавица. И то, что мачеха решила списать все на кошку, означало только одно – происшествие решили замять, словно его и не было.

– Мама! – воскликнула Ольрун уже зло и пронзительно, но леди Готшем смотрела только на меня.

– Сюда надо ожерелье, – сказала она и поманила пальцем Стеллу. – Дай-ка Кирии свое.

Стелла – притихшая и такая же удивленная, как мы с Ольрун, тут же подошла и приподняла волосы, чтобы служанка расстегнула замочек.

Ожерелье перекочевало с шеи Стеллы на мою, и мачеха еще раз придирчиво оглядела меня, заставив повернуться во все стороны.

Осмотр ее удовлетворил, и она кивнула, показывая мне на дверь:

– Идем, тебя ждут.

– Мама… – прошептала Ольрун уже со слезами на глазах, но мы с леди Готшем уже покинули комнату.

Мачеха вела меня к большому залу, и я, глядя ей в спину, гадала, что это значит. То ли леди Готшем смирилась и решила отдать меня за короля в обход родной дочери, то ли замыслила какую-нибудь каверзу и ждет удобного момента, чтобы разделаться со мной раз и навсегда. В ее добрые намерения я не верила.

Слуги распахнули двери большого зала, и я, повинуясь непонятному порыву, оглянулась. В полутьме сводчатого коридора виднелись боковые ниши. Когда мы с сестрами были маленькими, то любили там прятаться. Можно было сейчас бросить все и укрыться в такой нише, и стоять тихонько, пока все будут искать меня. Или не будут, а быстро приведут Ольрун – и всё сложится к общему удовольствию.

Но я не бросилась прятаться, а сделала шаг вперед – в залитый светом факелов и светильников зал, где было жарко и шумно.

Три шага, поклон. Три шага, поклон. Потом три шага, три поклона.

Мы с мачехой прошли к креслу отца, стоявшему во главе стола, и застыли, ожидая дальнейших приказаний. Мы стояли, опустив глаза, как и подобает благородным леди, но я все равно не утерпела и быстро окинула зал взглядом.

За столом было человек двадцать, и все они встали при нашем с мачехой появлении.

Я знала из них лишь нескольких – первого советника и двух или трех рыцарей, которые чаще всего приезжали в замок. Остальные были, вероятно, джентри из числа вассалов отца, а посланников из Норсдейла было шестеро. Одного я уже знала – сэр Рэндел Эдейл. Он смотрел в столешницу, в то время как остальные мужчины смотрели на меня. Посланников короля Сомареца легко было узнать – у них были отличные от наших камзолы, отороченные мехом, и у каждого мужчины были усы или борода. Лишь у самого младшего лицо было гладким. Но не потому, что он побрился по столичной моде, а потому что борода и усы у него еще не росли. Ему было лет восемнадцать, хотя ростом он превосходил отцовских рыцарей. Что касается сэра Эдейла – он и вовсе выглядел великаном. А говорят, что на севере так холодно, что люди и деревья не вырастают, так и остаются до смерти почти карликами.

– А вот и виновница переполоха, – весело объявил отец. – Господа! Кирия Санлис – моя дочь и дочь леди Кандиды Рэйвин. Садитесь леди, – он указал на два кресла, свободных по левую от него руку.

Мачеха села рядом с отцом, а я – рядом с ней.

Папочка усиленно пестовал образ старшей любимой дочери, и это нравилось мне все меньше. Собственно, я уже знала, чем закончится сегодняшняя трапеза, и это – видят небеса! – было для меня самым лучшим поводом покинуть родной замок, но что-то вызывало протест. Вызывало ярость, негодование и… страх.

Моим соседом справа оказался самый молодой из посланников короля, а напротив, через стол – сидел сэр Эдейл.

Юноша сразу покраснел, как девушка на выданье, Эдейл остался безучастным, и сразу налил в бокал крепкого красного вина, выпив почти до дна.

Краем глаза разглядывала послов. Сущие варвары! Лица резкие, обветренные, и сразу видно, что прибыли они из сурового края – никакой миндальной нежности в облике. Донован часто говорил, что где живешь, на тот край и похож. Судя по тому, что все рыцари были темно-русыми, их край был такой же серый. Правда, у юного рыцаря справа от меня волосы лежали волной и были светло русого, почти пшеничного цвета. Он смущенно предложил мне тарелочку с хлебом, и я взяла белый воздушный ломоть, вежливо поблагодарив.

Интересно, есть здесь сам король? И вдруг король – это вот этот неприятный старик, самый старший на вид?

Он сидел рядом с отцом, и на мгновение у меня все поплыло перед глазами, когда я представила, что именно за старика мне и придется выходить. Но потом я разглядела серебряную цепочку поверх камзола и немного воспряла духом. Вряд ли король, брат короля Альфреда, стал бы носить цепи из серебра. Металл королей – золото. Даже у моего отца поверх камзола лежала золотая чеканная цепь толщиной в палец.

Леди Готшем преломила хлеб и положила мне и себе на тарелки тушеных овощей и по кусочку жареной утки. Утка так и сочилась жиром, и меня замутило от одного вида и запаха. Я никогда не любила слишком жирную пищу, и предпочитала рыбу и овощи красному и белому мясу.

В отличие от меня, мужчины отдали должное и каплунам, и перепелам, и поросятине, жареной со сладким луком и капустой. Менестрель заиграл что-то легкое и ненавязчивое, а отец все посмеивался, то прикладываясь к бокалу с вином, то хитровато посматривая на меня.

По этикету я не имела права заговаривать первой, и сидела, как на горячих угольях, ожидая, когда отец соблаговолит объявить, для чего позвал меня.

Когда с птицей и свининой было покончено, вынесли оленину, зажаренную на углях, под соусом из красного вина.

Разбирая толстые розоватые куски, исходившие соком и ароматами душистых трав, послы оживились.

– Разрешите, я представлю леди Кирии моих людей? – обратился к отцу старший из посланцев – мужчина далеко за сорок, сухощавый, с желтым, изможденным лицом.

Мне он показался весьма мерзким человеком – с неопрятной бородой, длинным искривленным носом и маленькими глазами. Этими глазами он так и буравил меня, как будто решил провертеть в моей голове две дыры. И я похолодела, услышав, что это – «его люди». Может, серебряная цепь – вовсе не знак рыцарского ранга, а просто прихоть? И вот этот старик и есть король Баллиштейна? Не мог сам победить на турнире – отправил молодого вассала добывать невесту…

Я посмотрела на отца, но он добродушно махнул рукой:

– Представляйте!

И мне ничего не осталось, как с любезной улыбкой изображать послушную и благовоспитанную дочь.

– Сэра Эдейла вы уже знаете, леди, – заговорил со мной старший из послов. – Мое имя – Годвин Раскел, я бывший наставник короля Чедфлера, а сейчас возглавляю эту миссию.

Я кивнула, показывая, что поняла и запомнила. С моих плеч словно свались две наковальни. Не король. И на этом спасибо.

– Это – сэр Бриенн, – представил он мне еще трех рыцарей, – сэр Лаэрд и сэр Йорген, а рядом с вами – мой сын. Эрик Годвинсон.

Поприветствовав каждого рыцаря, кого называл сэр Раскел, я кивнула сэру Эрику самому последнему, и он опять порозовел от волнения.

Рыцари кивали в ответ, но как-то настороженно посматривая на меня, а сэр Эдейл и вовсе кивнул, глядя в бокал, и допил остатки вина, затребовав у слуги еще. Он не посмотрел на меня, и это было досадно, потому что его я приветствовала с таким холодным и надменным видом, что самой леди Готшем впору было позавидовать.

– Мы все поклялись служить вам до последнего вздоха, – торжественно сказал сэр Раскел, и было видно, что он очень горд своим служением. – Такую клятву взял с нас перед отъездом милорд Чедфлер.

– Его величество просит твоей руки, – подсказал мне отец, широко улыбаясь.

Я поняла, что он выпил уже столько вина, что мир кажется ему радужной страной фей, в которой не существует ничего плохого.

В отличие от отца, леди Готшем словно пребывала в мире ледяных троллей – даже лицо ее напоминало ледяную маску с застывшим выражением вселенской скорби.

Теперь, когда отец обратился ко мне, я могла говорить. И я сказала.

– Благодарю вас за добрые слова, милорд отец, сэр Раскел. Я смущена и удивлена оказанной мне честью.

Учтивые и пустые слова, но отец остался доволен. Наверное, ему было только на руку, чтобы я говорила поменьше и со всем соглашалась.

– Я дал согласие от твоего имени, Кирия, – сказал он, поддевая на нож кусок оленины и отправляя в рот. – Нет смысла тянуть, когда жених хорош, а невеста ценится на вес золота, – тут он хохотнул, но под змеиным взглядом мачехи кашлянул в кулак и произнес важно и громко, чтобы слышали все за столом: – В качестве свадебного выкупа Баллиштейн передал в Санлис двадцать тысяч золотом, двадцать ларцов отборных рубинов, двадцать тюков лучшей восточной парчи и двадцать мешков пряностей.

Присутствующие, не сговариваясь, ахнули, а что до меня – я и вовсе потеряла дар речи, превратившись на несколько секунд именно в ту молчаливую благородную девицу, которой пыталась показаться.

Выкуп и в самом деле был куда как щедр. Двадцать тысяч золотом – это пятилетний доход всего Санлиса, считая и монастырские земли. А уж драгоценные камни с парчой и пряности, которые ценились дороже, чем драгоценные камни… Но дело-то в том, что на свадьбу полагалось давать приданое дочери, а не получать золотом с жениха…

Я беспокойно заерзала, и мачеха взглянула змеиным взглядом уже на меня, приказывая сидеть неподвижно и молчать.

Может, на севере другие порядки?

Сэр Раскел, посчитал, что самое время сделать мне комплимент:

– Вы прекрасны, леди, – сказал он с полупоклоном в мою сторону, с хрустом отрывая от утиной тушки ножку. – Наш господин будет очарован. Уверен, вы тоже найдете его привлекательным.

– Это несомненно! – заверил его отец. – Кирия, скажи!

– Я буду счастлива увидеть мужа, милорд, – сказала я чинно, хотя все в груди так и кипело. – Мне известна ваша мудрость, я полностью доверяю вашему выбору.

– Леди не только красива, но и умна, – похвалил меня сэр Раскел, и остальные с готовностью его поддержали, превознося мой ум.

Хотя большого ума, чтобы поддакивать отцу, и не надо было. Справилась бы даже Стелла.

Я поблагодарила сэра Раскела улыбкой, тайком подавив вздох и облегчения, и разочарования.

Значит, все правильно. Жениха здесь нет.

Король Баллиштейна посчитал, что для Кирии Санлис будет достаточно миссии его слуг. К чему волноваться, если он щедро заплатил отцу, чтобы точно согласился выдать дочь. Когда Ольрун узнает, за сколько меня купили… Мне стало противно и мерзко на душе. И правда чувствуешь себя тёлкой на вилланском рынке. Особенно когда все так беззастенчиво на тебя таращатся.

Особенно отталкивающим был взгляд сэра Раскела. Я не могла избавиться от мысли, что он смотрит на меня оценивающе, как людоед, который решает – настолько ли вкусна дичь, насколько приятна на вид.

Последовала очередная перемена блюд и вынесли говяжьи ребра с шалфеем и гусей, фаршированных яблоками. Жареные гуси были любимым блюдом моего отца, и сейчас он поглядывал на них с такой нежностью, с какой, пожалуй, никогда не смотрел на своих дочерей. Особенно на меня.

Слуги все подливали и подливали вина, и гости постепенно становились веселее и развязнее. Кто-то раскатисто хохотал, слушая соседа, кто-то подпевал менестрелям, в такт ударяя по столу полой говяжьей костью.

Перед каждым гостем поставили по прекрасной фаянсовой тарелке, но многие предпочитали пользовались огромными ломтями хлеба. На них клали мясо, истекающее ароматным соком, а потом бросали хлеб собакам, которые крутились здесь же. Мне редко приходилось присутствовать на пирах и никогда не нравилось сидеть за общим столом – нечистоплотность многих лордов вызывала чуть ли не тошноту. Я опустила глаза в тарелку, вяло ковыряла в рагу ложкой, и избегая смотреть на пирующих, которые жадно подъедали все, что видели перед собой.

– Вы не голодны, леди? – спросил сэр Раскел, стирая ладонью жир с усов. – Может, кусочек поросятины?

– Нет, спасибо, – сдержанно отказалась я. – Не люблю мясо.

– Не любите мясо? Вам надо менять привычки, – он поднял бокал в мою честь, сделал несколько хороших глотков и поставил бокал на стол. – В Баллиштейне едят только мясо и запивают его красным вином. От этого кровь бежит быстрее по жилам.

– Замечательно, – пробормотала я, с ужасом поглядывая, как старый рыцарь грызет гусиные косточки.

Я отвернулась, чтобы не видеть его крепкие желтоватые зубы и лоснящиеся от жира усы, и встретила взгляд Эрика.

Юный рыцарь – румяный, как заря, смотрел на меня весело и даже подмигнул, скорчив на мгновенье забавную рожицу. Я не выдержала и прыснула, а мачеха тут же пнула меня под столом, призывая вести достойно.

– В Баллиштейне замечательная репа и чудесная капуста, если вам больше по вкусу овощи, – сказал Эрик, краснея все больше и больше. – И у нас собирают огромные урожаи орехов. Ими мы славимся на весь свет. Вы, верно, пробовали сосновые орехи?

– Да, конечно, – ответила я скромно, стараясь изобразить самую свою милую улыбку. Не стоило признаваться, что я пробовала сосновые орешки только раз в жизни, когда Стелла была столь добра, что отсыпала мне горстку полакомиться.

Тогда орехи показались мне удивительно вкусными.

Сэр Эдейл, сидевший напротив, вызывал у меня примерно такие же чувства, как если бы напротив сидел медведь – затаившийся, только и ждавший, когда бы напасть.

Я бы предпочла не замечать Рэндела Эдейла и продолжить беседу с Эриком, но тут сэр Раскел заявил:

– Венчание состоится в воскресенье. Незачем тянуть. Мы хотели бы вернуться, пока снег не закроет перевал. Сэр Эдейл будет представлять жениха по доверенности. Он – брат короля, милорд Чедфлер уполномочил его.

Меня словно ткнули вилкой в бок, когда я это услышала. Наверное, я не разозлилась бы так, венчайся со мной по доверенности хоть сэр Раскел с его сальными усами. Я вскинула глаза на сэра Эдейла, но он по-прежнему смотрел в бокал с вином, будто желал в нем утопиться, да посудина была маловата.

И правда! Зачем тянуть! – отец со стуком поставил бокал на стол. – К воскресенью мы устроим такой праздник, что на небе будут плясать сальтореллу! А почему не играют? – он махнул музыкантам. – Играйте! Да погромче! Мы желаем веселиться!

Музыканты грянули что-то задорное, но мне не стало веселее.

Очень хотелось сказать какую-нибудь колкость, но я сказала совсем другое – то, чего требовал от меня этикет:

– Для меня будет счастьем венчаться в воскресенье, и я благодарна милорду Сомарецу, что он прислал своего брата. Это огромная честь для Санлиса.

Сэр Раскел кивнул – он и не ожидал другого ответа, и предложил Эрику:

– Пригласи леди на танец, сын. Чтобы она не скучала, слушая мужские разговоры.

Юноша тут же с готовностью вскочил, предлагая мне руку, но мне совсем не хотелось танцевать. Тем более – единственной парой на весь зал, когда все будут смотреть. Обучение падчерицы танцам не входило в планы моей матери. Я могла исполнить несколько фигур – те, что заучивали в спальне мои сестры, но едва ли просияла бы в сальторелле, даже если бы Эрик был лучшим танцором в обоих королевствах.

Поэтому я ответила, стараясь, чтобы отказ прозвучал как можно деликатнее:

– Благодарю, но лучше я приберегу свои танцы для моего жениха, будущего мужа. Надеюсь, первый танец после помолвки я исполню с милордом Сомарецом, – говоря это, я улыбнулась Эрику и не могла не заметить, как после моих слов он воровато стрельнул глазами в сторону сэра Раскела.

– Думаю, милорд не обидится, если ты потанцуешь сейчас с его послом, – мягко сказала мачеха и пребольно пнула меня под столом.

– В самом деле, Кирия, – протянул отец, салютуя мне кубком, – тебя пригласили, невежливо отказываться! Пусть даже твой отказ из самых благих намерений.

Мне пришлось встать из-за стола и принять руку сэра Эрика.

– Должна признаться сразу, – сказала я вполголоса, пока он вел меня на середину зала, – я смогу исполнить только яичный танец. Если вы не мастер сальтореллы, то лучше притворитесь, что подвернули ногу.

Надо отдать юному рыцарю должное – он справился с удивлением достаточно быстро. Подворачивать ногу он не стал, но с пониманием улыбнулся и подошел к музыкантам, шепнув им что-то.

Они заиграли аллеманду, а это означало, что я, по крайней мере, не опозорюсь. В аллеманде мужчина вел женщину, и задавал перемену фигур, так что мне оставалось лишь подчиняться и постараться не наступить на ногу Эрику.

После второй перемены фигур Эрик осмелился заговорить со мной.

– Яичный танец? – спросил он, краснея до ушей.

– Да, – ответила я с нервным смешком, стараясь не запутаться в сплетенье наших рук и не споткнуться. – Не следовало бы мне этого говорить, ведь невеста его величества должны быть самим совершенством, но танцы – не самая сильная моя сторона.

– Но чтобы исполнить яичный танец, нужны отменные сила и грация, – заметил Эрик, и в глазах его заплясали искорки озорства. – Мне кажется, вы скромничаете, леди Кирия.

– Всего-то надо немного ловкости, – ответила я с улыбкой, – и… лучше танцевать босиком.

– Хотел бы я на это посмотреть, – тоже разулыбался он.

Я почувствовала себя свободнее, и уже не так важны стали взгляды, которые бросали на нас сэры и лорды. Да пусть смотрят, дыру глазами не провертят. Мы прошлись два круга, и ни разу не сбились с шага, ни разу не перепутали руки и двигались вместе так легко, словно танцевали парой с детства.

– Так и знал, что вы наговариваете на себя, – заметил Эрик на третьем кругу. – Вы прелестно двигаетесь. Зря я отказался от сальтореллы.

– О, прошу вас! – запаниковала я. – Я вовсе не скромничаю. Просто в отличие от своих сестер я и в самом деле не была прилежна в танцах. И лучше бы вам узнать сейчас, какое сокровище вы собираетесь привезти милорду Сомарецу.

Я говорила шутливо, но почему-то мои слова Эрик воспринял не как шутку. Взгляд его опять метнулся из стороны в сторону, и хотя он засмеялся, убеждая, что мне не о чем волноваться, и король будет очарован не только моей грацией, но и красотой, я почувствовала фальшь.

Что, собственно, нам известно об этом короле из Баллиштейна? Только то, что он – ближайший друг нашего короля, баснословно богат и… готов дорого заплатить за незаконнорожденную дочь одного из вассальных королей.

– Как ваш господин узнал обо мне? – спросила я напрямик.

– Вам лучше спросить об этом у него, при встрече, – уклонился юный рыцарь от ответа, и это понравилось мне еще меньше.

– Вы уверены, что не ошиблись, требуя меня?

Он повернул меня в танце так стремительно, что юбка моего платья вздулась пузырем.

– Никакой ошибки, – заверил меня Эрик. – Даже не сомневайтесь. Мы ехали именно за вами – за леди Кирией Санлис. И действительность превзошла все ожидания.

– А что вы ожидали увидеть? – не удержалась я от вопроса. – Что сказал вам король обо мне?

Но я напрасно надеялась на серьезный ответ. Лицо Эрика стало мечтательным, и он сказал:

– Мы ожидали увидеть звезду среди дев Санлиса, а нас ослепило солнце.

Я не привыкла к светской болтовне и предпочла промолчать, потому что в ответ так и тянуло съязвить. Неожиданное сватовство все больше и больше не нравилось мне. Но кто бы спросил, что я об этом думаю? Конечно, наш род очень древний, и породниться с домом Санлисов мечтал бы любой лорд нашего королевства, но король северного края?.. Не слишком ли великолепная партия для незаконнорожденной Кирии? И вдруг король Баллиштейна заблуждается, и на самом деле хочет всего лишь старшую принцессу, не зная, что старшая родилась вне брака? И не будет ли он разочарован, когда узнает правду?

Если бы поговорить об этом с отцом…

Но король Бернар о чем-то увлеченно беседовал с сэром Раскелом, и даже не смотрел в мою сторону.

– А… сколько лет вашему королю? – спросила я, стараясь говорить как можно равнодушнее, чтобы Эрик не догадался, как мне было страшно.

– Теперь он и ваш король, леди Кирия, – поправил меня Эрик. – Ему двадцать пять.

– Он очень молод. Для короля.

– Он король с шести лет, – гордо сказал юноша. – Он рано потерял отца, но на троне не было господина достойней.

Но я опять почувствовала: что-то не так.

Когда говорят правду – смотрят в глаза, и не оттягивают ворот камзола, как будто он тебя душит.

– Расскажите о нем? – продолжила я расспросы. – Что любит ваш… наш лорд в свободное время?

– Наш лорд – истинный мужчина. Он любит охоту и хороших лошадей.

«Верно, еще и женщин», – добавила я мысленно. О пристрастиях истинного мужчины мне было ведомо не понаслышке. И я снова взглянула на отца. Он раскатисто хохотал, хлопая сэра Раскела по плечу, а старый рыцарь сдержанно улыбался.

– Он… он галантен, – продолжал Эрик, – он красив, он нравится всем женщинам, можете не сомневаться.

«Сомнительное достоинство», – подумала я, не удержавшись, чтобы не посмотреть на сэра Эдейла. Тот как раз пригубил кубок в очередной раз и повернулся вполоборота, не спуская глаз с меня и Эрика.

– Он образован, – Эрик увлеченно расписывал достоинства моего жениха. – Когда милорд жил в столице, то очень интересовался науками и даже ходил на лекции в университет.

– Какое похвальное рвение, – сказала я, стараясь больше не замечать сэра Эдейла.

Пусть себе пьет, сколько пожелает, и смотрит мрачным взглядом. Еще бы напился перед венчанием, чтобы не мог встать на ноги, и пришлось бы подыскать другого жениха по доверенности.

– Милорд прекрасно играет на лютне, и танцует так же легко, как вы, леди, – уголки губ юноши лукаво задергались, и он закончил: – Вздумай его величество танцевать яичный танец – ни одно не пострадало бы.

Я не могла удержаться от смеха и совсем позабыла, что надо следить за фигурами и считать шаги. Забыла, но не сбилась ни разу. Наверное, в этом прежде всего была заслуга Эрика, и я взглянула на него с признательностью. Пусть мачеха кусает локти! Кирия Санлис не ударит в грязь лицом!

Музыка закончилась, и мы с Эриком раскланялись друг с другом. Он взял меня за руку, чтобы проводить к столу, но путь нам преградил сэр Эдейл.

Сердце мое забилось, когда он тяжело посмотрел на Эрика, и тот сразу отпустил мою руку.

– Разрешите и мне танец с невестой, – сказал сэр Эдейл очень любезно. – Что вам угодно, леди Кирия? Сальтореллу или бранль? – когда он наклонился ко мне в полупоклоне, я ощутила запах вина.

Похоже, сэр Эдейл немного увлекся красным фалернским, и оно придало резвости его пяткам, но вряд ли добавило разумности.

– Если позволите, мне было бы угодно вернуться к отцу, – ответила я, потупившись, как и положено скромной девице. – Прошу прощения, сэр, но я устала и хочу выпить немного воды, чтобы охладить сердце.

– А ваше сердце горит? – перебил он меня, взял за руку и почти насильно потащил в середину зала, крикнув музыкантам: – Играйте вольту!

Я перепугалась до дрожи в коленях и вцепилась свободной рукой в его запястье.

– Умоляю, только не вольту! – зашипела я, пытаясь остановить рыцаря, но легче было остановить взбесившегося жеребца.

Эрик отошел к столу, оглядываясь на нас, а отец по-прежнему был увлечен разговором с баллиштейнцами.

Музыканты браво ударили в бубны и по струнам, и сэр Рэндел поставил меня напротив себя, удерживая за руку.

– Значит, вот так развлекаются королевские дочери? – спросил он тихо, но взгляд был – как у сумасшедшего. – Они любят купаться голыми по ночам?

Услышать подобное было очень обидно, и я не сразу нашлась, что сказать. Ответить оскорблением на оскорбление? Но вдруг сэр Эдейл разозлится и решит опозорить меня при всех или начнет распускать сплетни? Интересно, что он сделал с моей пряжкой? Наверное, выбросил. Как выбросил меня из своей жизни, когда узнал, что меня хочет его брат и господин.

Но сейчас предстояло испытание пострашнее, чем словесное сражение.

Первые такты вольты уже были сыграны, и я, как и полагается, поклонилась сэру Эдейлу, а он поклонился мне.

Вольта – танец прыжков и поворотов, а потом мужчина берет женщину за талию и поднимает, и кружит вокруг себя. Я никогда не танцевала вольту с мужчиной, только сама исполняла мужскую роль, когда сестры повторяли этот танец в нашей спальне – дурачась и взахлеб рассказывая, как это волнительно, когда тебя заключают в объятия красивые юноши, словно ненароком задерживая руки на талии.

После поклона мы с рыцарем разошлись, сделав по кругу вприскочку, и снова сошлись, соединив руки.

Он ждал ответа, и я решила не испытывать его терпение.

– Судя по тому, как вы сверкаете глазами, добрый сэр, – сказала я, – это развлечение вам не по нраву.

– И вы не ошибаетесь, дорогая леди,– произнес он язвительно.

– Как странно, – я посмотрела ему в лицо, пока мы скакали друг перед другом, как два козленка на выпасе, – а ведь пока вы не узнали, кто я, эти развлечения вам даже нравились. И ваши глаза тогда смотрели на меня, сверкая вовсе не грозно. Я с тех пор не изменилась ничуть. Значит, что-то изменилось в вас?