Прелестник

Луи сидел неподвижно и мрачно смотрел на графиню. Лицо его раскраснелось от возмущения. Он не знал, как опровергнуть все только что сказанное, потому что это прозвучало убедительно. Возразить же было необходимо.

– Вы ничего не знаете, тетя, вы только и думаете, как навредить мне, – выговорил он обиженно.

Элен грустно улыбнулась и ответила:

– Запомни одну вещь, Луи: ни одна женщина в этом мире не понимает и не чувствует тебя так, как я. И ни одна не сможет прощать тебе, как я.

– Вам, сударыня, еще нечего мне прощать, – резко сказал маркиз и вскочил на ноги.

Весь обратный путь он словно воды в рот набрал, и Элен забеспокоилась: юноша явно задумался всерьез, а значит, можно ожидать чего угодно.

* * *

А утром следующего дня юноша явился к родителям для разговора. По решительному виду и непривычно строгому бледному лицу мать догадалась, что сын скажет сейчас невозможное.

Луи говорил, не глядя на родителей, но смело подняв голову. Собственно, сказал он совсем немного:

– Я разрываю помолвку с Леонорой.

Анна замерла от ужаса. Герцог удивленно приподнял бровь. Луи ждал, что сейчас его отругают, но нет, матушка просто глотает воздух, а отец на диво спокоен. Только и спросил:

– Можно ли узнать причину?

– Я женюсь, но на другой девушке.

– Луи, – наконец заговорила мать, – вы отдаете отчет своим словам? Как? Как вы можете разорвать помолвку, когда назначен день свадьбы и все решено? Когда сам король среди приглашенных? Что это вы себе позволяете? Как вам в голову такое пришло?

– А позвольте спросить, на ком же вы женитесь? – оставаясь бесчувственным к эмоциям жены, вопросил герцог.

Луи смущенно кашлянул, будто что-то мешало ему говорить.

– Я женюсь на Мари, – тихо произнес он и вздрогнул от возгласа матери.

– А как же обещание, которое вы дали нам и графине? – строго, но все так же спокойно напомнил герцог.

Луи выразительно посмотрел ему в лицо и не выговорил ни слова.

– Лулу, опомнитесь, что вы такое говорите? Жениться на простолюдинке? – вздохнула Анна.

– Она не простолюдинка! – неожиданно выпалил маркиз. – Сейчас, кое-что покажу, – и воодушевленный Луи, молниеносно сорвавшись с места, вылетел из комнаты.

Буквально через минуту юноша с шумом ворвался обратно, неся в руках картину, покрытую материей. Луи сорвал материю и показал холст.

– Вот, смотрите, узнаете?

Герцогиня с любопытством смотрела на изображение молоденькой девушки, кротко улыбавшейся с холста. Герцог бросил заинтересованный взгляд.

– Вы видите, кто это? – не унимался Луи.

– Действительно, она похожа, – с сомнением произнесла герцогиня.

– А платье, вы видите, какое на ней платье? Художник сказал мне, что это дочь какой-то маркизы или графини.

– Вы думаете, что перед нами портрет Мари? – снисходительно спросил Франсуа.

– Я уверен в этом, потому что у меня есть более веские доказательства, – торжествующе заявил юноша.

– Какие же?

– Велите позвать Мари, и сейчас мы все узнаем.

– Хорошо, позовите ее.

Луи нашел слугу и отдал ему поручение, а сам вернулся к родителям.

– Вот увидите, что она совсем не такая, как другие горничные. Я это заметил с первого дня. Ее манеры, а особенно ее речь ясно показывают это. Так может говорить только девушка из общества, я не мог ошибиться.

Вскоре Мари была уже в комнате. Поклонившись, она с тревогой посмотрела на Луи, не зная, зачем ее вызвали.

– Подойди ближе, – спокойно пригласила Анна.

– И посмотри на это, – отходя в сторону от портрета, который он сейчас загораживал, попросил Луи.

Мари увидела картину, и хотя в первый миг в ее глазах отразился мимолетный испуг, затем спокойствие уже не сходило с ее лица.

– Что скажешь? – заинтересованно спросил маркиз, внимательно глядя ей в лицо.

– А что говорить? – оглянувшись на герцогиню, произнесла девушка, – вы хотите знать, нравится ли мне картина?

– Нет, я хочу услышать, узнаешь ли ты ее?

– Не понимаю, – пожав плечами, сказала девушка.

Франсуа с большим интересом следил за обоими.

– Кто же, по-твоему, изображен на картине? – настаивал Луи, уже начиная волноваться.

– Не знаю, сударь, – наивно ответила Мари.

– Я тебя умоляю, не притворяйся. Я знаю, что на этой картине – ты.

– Та девушка младше… – тихо заметила Мари.

– Естественно, два года назад ты была младше. Не упрямься и рассказывай все по порядку.

Вот тут девушка растерялась, тем более не знала, к чему приведет этот разговор.

– Не заставляй себя долго ждать, – нетерпеливо сказал Луи, – тебе нечего бояться. Рассказывай.

Мари от волнения теребила оборку фартучка и, стараясь не смотреть никому в лицо, начала говорить в пространство:

– Хорошо, я удовлетворю вашу просьбу, но не уверена, что это будет так интересно. Мари – это одно из моих имен. Меня зовут Мари Анриетта д’Анже. Моя мать, действительно, была маркизой, отец – дворянин, но я не знаю его. Я родилась еще до того, как моя мать вышла замуж. Меня воспитывали в монастыре, матушка находила для этого средства, иногда она забирала меня оттуда, чтобы отдохнуть летом в поместье. И портрет был написан как раз в такое время. Год назад мамы не стало, и я оказалась никому не нужна. За меня больше не платили, принять в общество и не думали. Тогда, взяв оставшиеся у меня деньги, я решила попытать счастья в Париже, потому что у себя дома я не осмелилась бы наниматься. У меня не хватило духу остаться, а надежды слишком овладевали мной. Но все оказалось гораздо проще и прозаичнее. Не успела я приехать в Париж, как ко мне подошла одна добрая женщина, расспросила обо всем и предложила свою помощь. Она была так добра и обходительна, что я пошла с ней, потому что ничего вокруг не знала. Эта женщина обещала устроить меня горничной (а я-то надеялась стать гувернанткой). Дальше вы, сударь, знаете…

Луи взволнованно выслушал весь рассказ, не сводя сочувственного взгляда с лица Мари. Да, ее слова звучали неутешительно.

Герцогиня Анна тоже не осталась равнодушной. Она пожалела бедную девушку, но что поделаешь? Помочь ей нечем. Анна только спросила:

– Как звали твою матушку?

– Виктория.

– Кажется, я знаю ее. Когда-то мы встречались. Но это ничего не меняет, Луи. Вы меня понимаете?

Луи взглянул на отца. Тот смотрел равнодушно, явно потеряв интерес к бушевавшим тут страстям.

Крайне взволнованную Мари попросили удалиться, ведь разговор еще не завершен. Как только она исчезла, герцогиня всплеснула руками:

– Это невозможно, невозможно. Луи, вы не понимаете, что творите.

Она бы долго причитала, если бы муж не прервал ее:

– Погодите, сударыня. Вопрос не так сложен, как кажется. И нет никакой трагедии. Наш сын уже взрослый, я прав, Луи?

Юноша кивнул в знак согласия.

– Вот видите? А раз так, то он имеет право принимать решения. Однако, сударь, вы должны считаться с теми, кто вас окружает, и вообще, с существующим порядком. А потому имейте в виду: если вам так хочется, женитесь на вашей избраннице, но, не обессудьте, сделавшись ее супругом, вы перестанете быть моим наследником. Вы свободны: можете идти, куда заблагорассудится, и жениться, на ком угодно. Это ваше право.

– Франсуа!.. – умоляюще проговорила Анна, не зная, к кому броситься: к мужу или к сыну.

Луи, кажется, еще не верил своим ушам. Он загадочно поглядывал на отца, и в глазах его появилось оживление.

– Это правда? Я свободен? – почти шепотом спросил он.

– Как ветер в поле.

– Вы лишаете меня наследства, у меня ничего нет, и я могу идти, куда хочу, и делать, что хочу? – громче проговорил юноша.

Герцог кивнул.

– Перестаньте, прошу вас, – бесполезно возражала Анна.

У Луи от радости перехватило дыхание. Глаза ярко сияли. Нет, он не мог оставаться спокойным. Он издал какой-то победный клич, подпрыгнул чуть ли не к потолку и, рассыпаясь в благодарностях, помчался к Мари, еще не подозревавшей о столь нежданных переменах.

Герцогиня упрекала тем временем мужа:

– Как вы могли, сударь? Он мальчишка, он не понимает, что творит, он несовершеннолетний и не может решать, но вы-то, вы…

– Напрасно вы так волнуетесь, – отвечал герцог, – я думаю, Луи вернется очень скоро. На что-то ему нужно жить.

– Вернется? Вы плохо его знаете, – проговорила Анна. – Луи слишком горд, чтобы признать себя побежденным.

В эту минуту Луи ворвался к Мари и, едва отдышавшись, бодро сообщил:

– Радость моя, уж теперь-то никто нам не помешает. Теперь мы всегда будем вместе. Мы свободны…

Девушка растерянно взирала на него, не зная, что и подумать. А Луи радостно прижал ее к себе, расцеловал и заявил:

– Мы обвенчаемся, никто не возражает.

– Что? Луи, о чем ты говоришь? – озадаченно спросила она, не сводя с него тревожного взгляда.

Он ответил, не глядя в глаза:

– Я только что говорил с родителями. Отец разрешил.

– Этого не может быть, – проговорила она, все больше волнуясь. – Я не верю. Твой отец?.. Он выгнал тебя?

Луи, наконец, остановил взгляд на ней и спокойно сказал:

– Я свободен, я больше не наследник… ну и к черту! Зато я могу идти, куда хочу, делать, что хочу. И первое, что я сделаю, это женюсь на тебе, не сомневайся.

– Но Луи, куда же мы пойдем? Как мы будем жить?

– Послушай, Мари, ты что, боишься? Ты ведь со мной. Неужели я не позабочусь о тебе?

– Ты не знаешь, что такое бедность.

– Я тебя умоляю, – выразительно закатывая глаза к потолку, произнес маркиз. – К твоему сведению, два года назад я удрал из дома. Для начала я решил съездить в Англию. И я добрался до порта, я даже договорился с капитаном одной шхуны: пришлось продать лошадь, чтобы заплатить. – Луи вздохнул. – Но моей мечте не суждено было сбыться. Отец отыскал меня. А как было хорошо!

Мари смотрела на него с особым интересом, ведь она и представить себе не могла, что Луи способен на подобные выходки. То есть она представляла его способным на все, но только не на жизнь бродяги. Он всегда жил в достатке. Вообразить эти руки испачканными дорожной грязью, это излучающее довольство тело подверженным любым невзгодам было невозможно.

– Тебя наказали? – спросила Мари.

– Разумеется. Отец выпорол меня, чтоб больше не бегал, правда, ему понравилось, как удачно я продал лошадь. А потом он привез меня домой, словно в тюрьму. Матушка не отходила от меня, вызвала толпу слуг, врача, о боже… пришлось все терпеть, вспоминать тошно. Так что не бойся, я знаю, что такое нас ждет. Я знаю, что в год не заработаю столько, сколько трачу теперь за месяц. Ну и что? Я дворянин, и если меня не возьмут на службу, я могу давать уроки фехтования в провинции, но, я думаю, возьмут. Ты только верь мне, и все будет хорошо.

– Луи, прости, но я не могу, – вдруг выговорила девушка с грустью. Его предложение так заманчиво, но она еще не потеряла рассудка.

– Что, что? – насторожился он. – Ты не хочешь быть моей женой? Или боишься?

– О нет, Луи. Я не могу допустить, чтобы ты по моей вине лишился всего.

– Чепуха…

– Нет, послушай. Ты – единственный наследник, ты не можешь все бросить и уйти – это безответственно. А о матери ты подумал? Нет, милый, я не в праве встать у тебя на пути. Не проси.

– Мари, – его лицо изменилось. В глазах появился испуг.

– Нет, – твердила она, отворачиваясь.

Луи обнял ее и не переставал уговаривать.

– Пожалуйста, уедем, пока отец не передумал. Вот увидишь, мы устроимся, у нас все будет. Мари, ты не доверяешь мне?

– Слишком большая жертва. Лучше, пока не поздно, покайся и верни себе расположение родителей. Прошу тебя.

– Да ты понимаешь, что говоришь? – он задыхался от волнения. – Ты хочешь, чтобы я женился на Леоноре? Ты хочешь, чтобы мы были несчастны? Ты этого хочешь?

Не ответив, Мари вырвалась и бросилась в кабинет маркиза, откуда еще не ушли хозяева.

– Мари, постой, куда ты? – Луи поспешил за ней.

Девушка без оглядки, не останавливаясь, влетела в кабинет и, не замечая крайне изумленных взглядов герцогини и ее мужа, бросилась на колени и взмолилась:

– Умоляю вас, простите; простите, если я стала невольной причиной раздора в вашей семье. Простите вашего сына, он вовсе не желал причинить вам боль. Я взываю к вашей доброте, монсеньор, и к вашей материнской любви, сударыня. Не судите Луи строго. Если я виновна, – наказывайте меня, но не лишайте его прав, принадлежащих ему. Он же единственный ваш наследник, единственный… умоляю…

Из ее глаз текли слезы, вся ее фигура казалась такой беззащитной и хрупкой, что герцог не остался равнодушным, а герцогиня протянула руки и нежно заговорила:

– Встань, дитя мое, встань, подойди.

Луи, насупившись, стоял в дверях, не решаясь пройти дальше. Отец бросил на него строгий взгляд и заметил:

– Ну что, вы еще настаиваете на вашем решении?

Луи беспомощно пожал плечами, жалобно отозвался:

– Вы же видите, что она делает? Вы слышите, что она говорит?

– Ты умница, – сказала Анна, приласкав несчастную девушку.

– Вы ведь не прогоните вашего сына? – спросила Мари.

– Это зависит от него, – пояснил герцог.

Луи оживился, подошел ближе.

– Хорошо, я подчиняюсь вашей воле, если все этого хотят, – произнес он безразлично.

Мари откланялась и тихо вышла. Ей хотелось зарыться головой в подушки и ничего не видеть и не слышать.

А Луи еще раз подтвердил:

– Я подчиняюсь.

– Вот и хорошо, Лулу, – оттаяла герцогиня, обнимая его, бесчувственного сейчас к ласке.

– Это окончательное решение? – спросил герцог.

– Что? – переспросил юноша, успевший забыться.

– Я интересуюсь, окончательное ли это решение: ваше настроение меняется, как погода.

– О да. Я женюсь на Леоноре, как вы того желаете, – он подумал и добавил: – но это не из-за наследства.

Луи, опустив глаза, двинулся к выходу. Он уже ничем не мог заниматься, парализованный всем случившимся. В его мозгу не укладывалось, как Мари могла так поступить? Что движет ею? Поймет ли он когда-нибудь?

Мари не обиделась на отсутствие Луи. Она сама явилась к нему вечером и застала уже в постели. Юноша не спал, продолжая раздумывать о своей незадачливой судьбе. Появление Мари удивило его, ведь она всегда боялась тайных свиданий, но маркиз не возражал и спокойно смотрел на девушку, пока она приближалась.

– Я пришла пожелать тебе покойной ночи, – она присела на край постели.

– Хорошо, – согласился он.

– Ты еще сердишься на меня?

– Нет, я не сержусь. Но ведь и мне было трудно отказать родителям, сказать, что я не женюсь на Леоноре…

– Я знаю.

Он взял ее за руку, даже улыбнулся.

– Я не всегда тебя понимаю, Мари. Но это ничего, это пустяки. Лежу вот и думаю: какой же я осел! Почему умные мысли приходят так поздно?

– Все идет своим чередом, как положено… какие горячие руки…

Они долго смотрели друг на друга, и были счастливы. Мари потянулась к нему, поцеловала. Луи повлек ее под одеяло.

– Я никогда не забуду твои губы, – шептала Мари, будто прощалась.

– Люби меня, хорошая, люби крепче, – отзывался Луи, страстно прижимая к себе и целуя до бесконечности.

Казалось, примирение так естественно, будто и не произошло ничего драматичного. Мари стремилась доказать свою любовь и преданность, Луи ничего не оставалось, как тепло принять ее. Но именно в эти минуты, словно из ничего, возникла совершенно нелепая ситуация, повлекшая за собой если не разрыв, то серьезную размолвку.

Мари не следовало быть слишком доверчивой и откровенной. Но об этом она подумает после.

– Не понимаю тебя, Мари, не понимаю, – вздыхая, проговорил маркиз. – Все так хорошо, а ты мне отказала. Ты что, не веришь мне?

– Верю, Луи.

– Хочешь угодить моим родителям? – спокойно допытывался он.

– Нет.

– Почему ты со мной? – наконец спросил он.

Мари без смущения отвечала:

– Бедный, ты привык, что всем от тебя что-то нужно. Да так оно и есть: кому-то нужна прибавка к жалованью, кому-то подарки, кто-то надеется на повышение. Верно?

Луи нахмурился и сказал:

– Я знаю, чего они хотят от меня; они знают, что нужно мне. Мы хорошо понимаем друг друга. А тебя я не понимаю.

– Да что же тут непонятного? – удивлялась она с улыбкой, – я люблю тебя, Луи, вот и все.

Его ответ прозвучал неожиданно:

– Любишь? Но пойти за меня отказалась.

– Ты должен понимать, что это невозможно, – беспомощно отозвалась Мари.

– Ничего я не должен, – сердито проговорил маркиз. – Я не наивный, как тебе кажется, и знаю, что из себя представляют наши горничные, во всяком случае большинство, – дешевые шлюхи. О тебе я думал иначе, но оказывается, совсем ничего не понимаю. Я думал, ты особенная, Мари, поверил тебе…

Девушка встревожилась, стала сбивчиво объяснять:

– Луи, ты просил невозможного.

– Просто ты не хочешь! – выпалил он. – А чего ты хочешь, Мари? Чего?

– Я ничего у тебя не прошу, – смутилась девушка.

Устремив на нее неприступный взгляд, Луи невыносимо спокойным тоном вопросил:

– Тогда позволь узнать, что ты сейчас делаешь в моей постели? Может, позовем кого-нибудь?

Мари невольно замерла на своем месте, не в силах оторвать взгляд от лица юноши. Она вдруг вспомнила тот день, когда Луи впервые поцеловал ее в девичьей. Вспомнила, каким агрессивным он был тогда, как вел себя. Ей сделалось страшно. А что, если он и в самом деле кого-нибудь позовет? Что ему стоит?

Заметив ее испуг и поникший взгляд, маркиз заявил:

– И не нужно обид… Еще неизвестно, кому впору обижаться.

Холодные интонации, холодный взгляд – откуда это взялось? Почему он такой? Чем она вызвала такую реакцию?

Мари не могла после этого остаться.

* * *

Луи загрустил. Его печаль была тем сильнее, чем определеннее он осознавал правоту слов графини. Вот, он же сделал предложение Мари, он рисковал вызвать гнев родителей, он был готов отказаться от наследства ради нее, а она… если она сейчас поступила так, то, пожалуй, Элен права. Еще и последний разговор…

Поникший вид юноши заметили все, и в первую очередь мать. За столом она с тревогой следила за ним и с неудовольствием отметила, что сын почти ничего не ест, рассеян и весь в себе.

Луи тем больше беспокоился, что в голову лезли неприятные мысли. Мари, такая честная, принципиальная. Она его любит, в этом нет сомнений. Но что же она знает о нем такого, чего он не ведает? Почему она отказала? Все складывалось удачно. Почему же «нет»?

С такими мыслями, действительно, кусок в горло не лез. И Луи отправился гулять в парк. Это единственное, что немного облегчало его страдания.

Утомившись бродить и не желая возвращаться в дом, Луи устроился в одной из беседок, когда солнце уже скрылось за деревьями. Он сидел, прислонившись головой к деревянной опоре, а мысли уже не бежали, а едва плелись. Ласковое прикосновение было так неожиданно, что Луи вздрогнул и обернулся.

– Не бойся, это я, – проговорила графиня, усаживаясь рядом. – Насилу уговорила Анну не искать тебя.

Луи принял прежнюю позу и сказал сам себе:

– Я чувствую себя скотиной.

– О-о-о, кажется, у нас проснулась совесть? Что же ты скажешь лет через десять?

– Пришли позабавиться? – горько спросил он.

– Нет, милый, – тихо сказала Элен, проведя ладонью по его волосам, – тебе нельзя так долго оставаться в одиночестве.

– Как вы добры, – съязвил он.

– Луи, Анна мне все рассказала. Уверена, ты был великолепен. Я, признаться, не ожидала от тебя таких стремительных поступков. Пожертвовать наследством, будущим, чтобы составить счастье горничной… это потрясающе. Я восхищаюсь тобой. И… все же… ты решился нарушить слово, данное матери. Я думала, мать для тебя дороже всего на свете. А моя девочка? Опозорить ее? Луи, ты еще не знаешь себя. И я вовсе тебя не упрекаю. Когда же еще ошибаться, как не в юности?

Он повернулся к ней лицом, смотрел недоверчиво.

– Что это вы, тетя, выступаете, словно на форуме?

– Я так взволнована, Луи…

– С чего бы?

– Я чувствую себя виноватой. Не смейся, но это после нашего разговора в лесу ты решил все перевернуть. Так что я сама чуть не лишила свою дочь жениха.

– Элен, я не желаю верить ни единому вашему слову, – произнес маркиз, – но почему-то вы слишком часто оказываетесь правы. Лучше ничего не говорите, а то я с ума сойду. Если бы вы говорили о хорошем…

Графиня придвинулась ближе и тихо взяла его за руку.

– Луи, я не знаю, что бы ты хотел услышать. Все на самом деле не так уж плохо. Детство кончилось – в этом все дело. Понимаешь, ангел мой? Ребенок многое себе позволяет, но взрослый уже не может безнаказанно чудить. Жизнь не безоблачна. И придется это принять как аксиому. За каждый свой шаг ты будешь нести ответственность…

– Это не ваши слова.

– Ну вот, ты опять осадил меня. Радость моя, ты очень вольно говоришь со мной. Но я не сержусь, мне даже нравится, – она все гладила его по волосам, словно утешая.

Луи совсем развернулся к ней лицом и долго ее разглядывал. В его глазах промелькнуло мучение, затем они засияли особым блеском. Перед ним сидела красивая женщина, ее-то он теперь и разглядывал. Смутное вертелось у него в голове. Хотелось чем-нибудь досадить самоуверенной кокетке. Противоречило этому давно подавленное чувство. Очень велико было очарование Элен, под которое подпал юноша несколько лет назад. Титанических усилий над собой стоило ему забыть безжалостную возлюбленную. Забыть – не то слово. Разве такое забудешь? Может, все его похождения и были средством забвения? Как протекала бы его жизнь, не вмешайся тогда Элен? И, кажется, она первая и пока единственная из старших, кто всерьез видит в нем взрослого, хотя так часто и напоминает ему о его незрелости.

– Я пойду, – тихо произнес маркиз и встал.

– Иди, милый. А я погуляю немного.

Она милостиво улыбнулась, и Луи откланялся.

А ночью графиню ожидал сюрприз. Элен как раз приготовилась ко сну и, отпустив служанку, задержалась перед зеркалом. Она осталась довольна своим отражением: молода и прекрасна.

Стук в дверь.

– Войдите, – отозвалась графиня, думая, что Анна пришла посекретничать.

Каково же было ее удивление, когда в комнату вошел маркиз де Куломье.

– Ангел мой, ты пришел пожелать мне покойной ночи? Как это мило, – идя ему навстречу, ласково говорила Элен, а сама пыталась угадать причину позднего визита.

На вид Луи был спокоен и уверен в себе.

– Да, тетя, я пожелаю вам покойной ночи, только чуть позже, – ответил он и приблизился к алькову.

– Ну… я слушаю, – недоумевала графиня.

Луи тем временем скинул камзол.

– Что это ты делаешь? – удивилась Элен.

– Как что? Раздеваюсь, – преспокойно отозвался маркиз, пытаясь развязать завязки манжет.

– Но… это не твоя спальня, – заметила Элен, еще не зная, какой тон взять.

– Я знаю. Хотя… если подумать, то замок мой, а значит все, что в нем находится, тоже мое.

– Ах, да, я совсем забыла об этом, – шутливо проговорила Элен.

– Да помогите же мне, мадам, – взмолился маркиз, запутавшись в завязочках.

Элен подошла к нему и исполнила просьбу. Луи стянул сорочку, так что графиня невольно окинула взором его обнаженный торс.

– Ты любишь рисковать? – спросила Элен.

– Обожаю.

– Я так и поняла. Прийти сюда в этот час для тебя рискованный поступок, к тому же неосмотрительный.

– Вы до сих пор не поняли, что я делаю только то, что хочу?

– Громкое заявление. Могу себе представить лицо Анны, когда бы она узнала, что ты вытворяешь.

– Я пока не начал ничего вытворять, – предупредил маркиз. – Я хочу спросить у вас, Элен, за что вы так поступили со мной? Почему бросили? Чем я вам не угодил?

– Ах, Луи, милый мой, зачем тревожить прошлое? Все люди ошибаются. И я совершила ошибку.

– То, что было, вы ошибкой называете? – возмутился юноша.

– Нет, ошибкой была моя неосмотрительность. Я допустила твои страдания, о чем сожалею.

– А неосмотрительностью вы называете жестокость?

– Луи, ты слишком много говоришь.

– И в самом деле, я пришел не разговаривать.

– Вот и хорошо.

Элен вдруг испугалась. До сих пор все походило на сложную, опасную игру. И Элен не сомневалась в своих силах. Ей доставляло удовольствие провоцировать юношу, но только теперь, в эту минуту, когда он взял инициативу в свои руки, она ощутила страх и неуверенность. Действительно ли она готова пойти до конца? Не заигралась ли?

По его глазам, а Луи стоял напротив, очень близко, Элен поняла, что шутки кончились. И этот купидон прекрасно знает, чего хочет в эту минуту. Видимо, о разумности своего поступка он подумает позже, да ведь он ясно сказал, что любит риск.

Элен не знала, какая работа происходила в его мозгу все эти дни, но решение было принято. Еще минута, и ничего уже не исправишь. И вот эту-то минуту графиня бездарно проворонила.

Они смотрели друг другу в глаза, и Луи сам подался вперед. Элен отступила на шаг, но маркиз снова надвинулся на нее. Чувствуя, что потеряла контроль над разгоряченным кавалером, графиня уперлась руками в его грудь, но Луи безжалостно подтолкнул ее к кровати, и Элен, не удержавшись, упала на одеяло. Она и не думала, что юноша способен так с ней обращаться, к тому же он оказался неожиданно для нее таким сильным, что запросто мог сломить любое сопротивление. Так нужно ли сопротивляться?

Она знала, что будет хуже, если не сдаться на милость победителю. И Элен сдалась, о чем не пожалела. Почувствовав, что нет необходимости сражаться, Луи одарил графиню такими мастерскими поцелуями, что красотка не чинила больше никаких препятствий.

Элен наслаждалась каждым объятием, каждым поцелуем. Она не разочаровалась и даже была удивлена своеобразным смешением деликатности, нежности и дерзкого натиска, необузданной страсти. А шокировала ее опытность юноши. Это вызвало и небольшую тревогу.

– Бедная малышка Мари, что будет с ней, когда она прозреет? – заметила Элен, когда маркиз собрался уходить.

– Это вас не касается, Элен, запомните. И не вздумайте вмешиваться в мою жизнь.

– Послушай, ангел мой, а ты не боишься, что она родит тебе наследничка?

Он самоуверенно взглянул на графиню и ответил:

– А может, я хочу, чтобы она родила мне сына.

– Ты сошел с ума, милый.

– Я бы предпочел иметь детей от нее, а не от вашей дочери.

– А от меня? Когда-то ты мечтал, – задевала Элен.

– От вас? Если бы вы скинули годков десять, может быть, – съязвил маркиз.

– Грубиян. Ну что, опять помочь с этими завязками?

– Если не трудно.

Элен вновь оказалась возле него. Пока она завязывала манжеты, Луи лез с поцелуями, наконец обнял и принялся страстно целовать.

– Луи, довольно, – она смеялась, – довольно, тебе пора.

– Еще немного, – не унимался маркиз, и вновь его ладони блуждали по ее груди и бедрам.

Элен никак не могла его выставить и поражалась этой стихийной неуправляемости. Теперь она понимала, почему так беспокоится Анна.

Все же маркиз собрался уходить и уже прощался, но напоследок умудрился урвать еще один долгий поцелуй.

Элен была совершенно счастлива и еще не представляла, как действовать в дальнейшем.

После этой ночи графиня не могла видеть маркиза, чтобы не ощутить сладостной дрожи во всем теле. Луи отвечал ей каким-то особо проникновенным взглядом, в котором совсем не чувствовалось желания поиграть. Это был серьезный, глубокий взгляд. К тому же юноша перестал «шалить», как-то поубавилась его безудержная веселость и прыть.

Леонора ничего не замечала, потому что думала только о себе. А маркиз и не пытался ее разочаровать. Родители по-своему толковали перемены в поведении сына. Налет задумчивости на лице возлюбленного Мари приписывала своему отказу выйти за него замуж ценой потери состояния. А Жанна не на шутку встревожилась. Ей представлялось, что Луи, влюбленный в Мари, очень переживает из-за необходимости жениться на Леоноре и нервничает из-за присутствия бывшей своей возлюбленной.

Так все запуталось и назревало что-то нехорошее. Вот-вот грянет гром. А пока еще никто ничего не знает и не подозревает… Никто, кроме Жанны.

Она, конечно, не стала сообщать хозяевам, но с воспитанником своим нашла время поговорить. Знала, что непросто будет, да уж кто-нибудь должен ему сказать.

– Ах, сударь, что же это выходит? Заморочили вы голову честной девушке, а теперь…

– Что теперь? – насторожился маркиз, почувствовав неладное.

– Вот именно – что?

– Жанна, разве ты плохо меня знаешь? Мари дорога мне, я люблю ее, а значит, сам о ней позабочусь, не нужно заводить разговор.

– Любите Мари, а безобразничаете, – с намеком заметила Жанна.

– Не понимаю, – холодно бросил маркиз.

– Все вы понимаете, сударь, уже не дитя.

Луи неожиданно выпалил:

– Да что ты знаешь? Я предложение ей сделал всерьез, а она… она отказала мне.

– Мари – умная девочка, – только и сказала Жанна.

– Умная? – рассердился Луи и принялся ходить взад-вперед. – Я бы женился на ней…

– Вы, сударь мой, нескоро еще образумитесь: не нагулялись еще. И не пара вы, она не вашего круга. Да что тут говорить, когда вы… Мало вам прошлого раза с тетушкой вашей?

– Лучше молчи, Жанна, – в его голосе зазвучала угроза, – я сам разберусь.

– Я-то промолчу, сударь, да кто же вам правду скажет? Вы не обижайтесь на меня. Вот усвоите урок – вам же лучше, а нет – намаетесь.

Луи промолчал и озадачился. Как это Жанна все о нем узнает?

* * *

Среди прочих чувств Элен испытывала страх, смешанный с восторгом. Ей было интересно и приятно открывать для себя Луи, переставшего быть ребенком. Графиня удивлялась и трепетала от проявлений его физической силы. Затем она отметила, что он ведет себя в сущности по-рыцарски, как бы ни дерзил и ни ломался. Наконец она открыла в нем талантливого любовника, правда, весьма необузданного. Вероятно, он сам еще не умел управлять кипевшими в нем энергиями и даже зависел от них. Элен убеждена, что этого юношу следует еще обучать, прежде чем он достигнет несомненного мастерства и сделается воплощением мечты, и она уверена, что в этом и заключается ее миссия. Луи ничего не знал о планах графини, но позволил себе увлечься. В конце концов, зачем противиться очевидному: она привлекает его как женщина, и с ней он находит так много необходимого для себя, а обязательств, в сущности, никаких.

Ночами происходили опасные встречи, а днем незаметно любовники обменивались только им понятными жестами или взглядами. И когда сияющие глаза маркиза останавливались на лице графини, Элен казалось, будто он прикасается к ней, и становилось тесно в корсете.

Элен не переставала удивляться.

О том, что Луи обладает изрядным аппетитом, она и прежде знала. Что ж, пусть Анна беспокоится об этом, ведь кто, как не она, всегда заботилась о том, чтобы сына кормили как следует.

Однако, что действительно поразило графиню, так это сексуальный аппетит юноши. Сначала она принимала все как забаву и списывала на его юность. Конечно, в нем открылся источник этой неукротимой энергии, что вполне соответствует возрасту.

Потом Элен решила, что всему виной вседозволенность и распущенность. Луи избалован материнской любовью и вниманием красавиц. Ничего не поделаешь, обладатель ангельской внешности волей-неволей привлекает к себе слишком много внимания. И графиня даже забеспокоилась: не переутомился бы юноша. На ее осторожный вопрос он ответил насмешкой и продолжал требовать удовольствий. Возникало ощущение, что его распирает от желания, и он просто заложник своего темперамента. Откуда же в нем все это? У Элен были разные любовники. И молодые, конечно. Однако ни один из них не мог похвастать неутомимостью и готовностью угодить даме в такой степени, как это делал юный маркиз. Элен, безусловно, довольна и всегда готова к удовольствиям, но как же Луи? Не переоценивает ли он себя? Удивительно, но после ночных бдений с графиней маркиз не выглядит сонным или рассеянным, что было бы естественно. С обычной своей энергией носится верхом, фехтует, дурачится. Единственное, что способно заставить его уснуть днем, это плотный обед, но вечером неуемная активность возвращается, и родителям нужна незаурядная фантазия, чтобы направить энергию сына в полезное русло.