Читать книгу: «Неправильные: cборник повестей», страница 6

– Очень хорошо! – холодно сказал Анатолий и отвернулся.

Руслан, прихрамывая, пристроился за Стефаном и Гришей, которые шли пока что рядом.

Самый младший же из Кароянов – низкорослый Лука, похожий на ослика с большими, нежно улыбающимися глазами, какими их изображают иногда в муьтиках, кажется, нарочно приотстал, чтобы пристроится у Руслана за спиной. Вскоре они с Русланом, обменявшись какими-то репликами, принялись показывать друг другу искусство, каким обычно обладают парнокопытные, когда скачут, взбрыкивая, по полю.

Анатолий, делая вид, что больше не замечает сына, приступил к расспросам. Не обращая внимания на щедрую мцхетскую природу, он пытался на ходу заглянуть Николозу в лицо. Но это ему не удавалось. И поэтому он немного сердился.

Он первым делом спросил, из какой они церкви.

– Из церкви Иисуса Христа, – ответил Николоз, слегка усмехаясь.

– Слыхал я про такую не то церковь, не то секту. – Да нет, вы не поняли меня. Мы не принадлежим ни к какой церковной организации. Всех нас крестили когда-то в детстве в православной церкви. Иногда мы бываем на Литургии. Я даже время от времени причащаюсь. Но вряд ли можно назвать нас воцерковленными верующими. Мы и с протестантами дружим. Можем и к баптистам прийти на службу, и к адвентистам, и к квакерам. Эрика вон еще любит Армию Спасения. – А я думал… Теперь понятно, откуда берется у вас эта свобода. У вас нет Ковчега. И вы гребете туда, куда несут вас волны, на своем утлом суденышке.

Николоз ничего на это не сказал. Только едва приметно вздохнул. Понимал, видимо, что слишком у них разные языки – не объясниться.

Интересно, что сам Анатолий тоже не сказал из какой он церкви. Только кратко сообщил с деланной скромностью, что он по профессии – пастор.

Мало-помалу пастор расслабился и, поняв, что имеет дело с людьми, с его точки зрения, наивными, принялся понемногу поучать их. По ходу этого дела он как бы откровенно приоткрывал завесу собственного сердца. Но только как бы. Это было у него приемом, заимствованным из арсенала практикующих психологов.

Хотели они начать с осмотра знаменитого храма Светицховели. Хотели настроиться на посещение раки с мощами прославившегося на весь мир святого блаженного старца Габриэла Угребадзе в монастыре Самтавро. Но при таком раскладе пришлось начать с пикника. Углубившись в лес, они нашли широкую травянистую поляну и сели на ее краю под кронами могучих деревьев. Разложили прямо на траве нехитрый обед – хачапури да лобиани. Поставили бутылки «Боржоми».

Дети, не притронувшись к еде, побежали все вместе обследовать окрестности. Георгий с Алексеем тоже куда-то исчезли. А Николоз, Анатолий и Эрика прилегли на развернутые туристские коврики и продолжили беседу в окружении удивительных, невероятных по размерам трав, среди порхающих бабочек, проносящихся с гулом жуков, среди синего неба и густых белых облаков в нитях солнца, под которыми парил орел. Все это настраивало на безмолвие. Но Анатолию все еще хотелось говорить. И ничего не оставалось, как дать ему выговориться. И – попробовать что-то разъяснить.

Много чего объяснял в тот день Николоз их неожиданному попутчику.

Но особенно Эрике запомнился разговор про то, может ли человек грешить после того, как покаялся и принял Св. Духа. Поскольку в Писании говорилось, что всякий, кто от Бога – не грешит. А если грешит, то, стало быть, Духа Святого в нем нет.

Анатолий сказал:

– Я от природы имею склонность к гневу. Но еще в школьные годы я раскаялся и стал свой гнев, как и некоторые другие свои страсти, подавлять. Стал упорно бороться с ними. И весьма преуспел. Но вот что случилось с гневом. Он раскололся на две неравные части. Одна часть – примерно процентов восемьдесят – трансформировалась в праведный гнев. Трансформировалась – в рвение по Богу. В горение светлого духа. Но, увы, склонность ко греху все равно остается и иногда мой праведный гнев выхлестывает за норму. И тогда я могу вспылить, могу накричать на кого-то. Это уже злость, тут Бога нет. Но такого вот – неправедного гнева – во мне только процентов двадцать. И вот какую штуку я заметил. Так как мы, люди, склонны к крайностям, склонны к максимализму, то я одно время из-за своей вспыльчивости не хотел принимать в себе вовсе никакого гнева. Даже праведный гнев я подавлял. Я превратился было в человека, который все и всех оправдывает. Превратился – в закрывающего глаза на реальное зло в мире. Превратился в этого адвоката. Тогда как Господь Иисус Христос со злом не мирился, он даже переворачивал столы торговцев и выгонял их из храма с бичом… И вы знаете что из этого вышло? Эмоция гнева никуда не ушла, а просто затаилась в подсознании. Причем, она стала налегать оттуда на сердце и мозг так сильно, что у меня стало подскакивать давление. Я стал жить под угрозой инфаркта или инсульта. Но самое плохое другое – я стал перегорать, затухать. У меня почти не осталось рвения, я вел свои служения в церкви как автомат… Ну, а потом я понял, что зря я выплеснул вместе с водами и ребенка. Зря ради тех двадцати процентов – погасил в себе весь огонь… И тогда я перестал его в себе зажимать. И он опять разгорелся с прежней силой. Слава Богу – теперь я понимаю, что человек, пока он в теле, не может избавиться от остатка своих грехов окончательно. И не корю себя за периодическую вспыльчивость. Просто прошу Бога милостиво простить мне их на Страшном Суде, а там – окончательно изгладить. Но, конечно же, я стараюсь свести свои крайности до минимума.

Эрике показалось, что в этом есть своя логика. В ней тоже было рвение по Богу. Была критичность к миру. Ее она проявляла в разговорах как разумное, спокойное обличение. Хотя в душе при этом была печаль. Но какая-то светлая печаль. Что бы со всем этим стало, реши она прогнать свое рвение? Наверное, именно так, запутавшись, люди предают свои идеалы и начинают маяться от скуки и пустоты.

Но Николоз подошел к делу совершенно иначе. Он сказал:

– Простите меня, если мне придется вас разочаровать. Но видимо, вы пока что не приняли Св. Духа. И это для вас – хорошая новость. Значит, вы, исправив свои мысли, можете принять его теперь. Хоть прямо сейчас… И Св. Дух – преобразит вашу природу. Вернет ее вам такой, какой она на самом деле и была. Пока не склонилась ко греху. Как преображает он природу всех искренне к нему обратившихся, искренне раскаявшихся. Ну не может из одного источника течь и сладкая вода, и горькая. Не может гнев быть одновременно и праведным, и нет. Если гнев, хотя бы на двадцать процентов, иногда становится неправедным, то, значит, и весь он не праведен. Но не надо ничего подавлять! Это действительно не приносит ничего кроме вреда. И многие новоначальные христиане могут на этом этапе даже пошатнуть свое здоровье. Вместо этого нужно очень сильно захотеть перестать мешать Богу своими усилиями. Следует всего лишь расслабиться и перестать пытаться все понять рационально, одним умом. И дать Богу возможность действовать внутри нас. Бог сам преобразует своим Духом наш характер. Понимаете, когда Св. Дух вас преобразит, вам больше не захочется кого-то критиковать, на кого-то наезжать. Вы на все будете смотреть глазами Любви. Замечать, конечно, зло. Печалиться о нем. И даже, если нужно, обличать. Но вы будете делать это с Любовью. Помните – Любовь изгоняет множество грехов – и прежде всего из вас. Вся Энергия Бога состоит из Любви. Но свободная Воля, данная нам Богом, с помощью которой мы, созданные им существа, становимся живыми и самостоятельными, может все равно по привычке тянуться к греху. Тем более, что плоть и Дух противоположны. Однако плотская природа у преображенного Духом человека уходит на второй план, занимает свое подчиненное положение. И она будет молчать, будучи лишенной силы к греху. Но если вы добровольно уклонитесь к ней, опять позволив себе старое, то Дух моментально отойдет. Потому что не может чистый светлый Дух жить в чем-то грязном. Он даже обижается, когда мы пытаемся удержать Его. И вот вернуть его потом уже сложно. Придется, проникнувшись одиночеством, опять осознать заново, какого друга мы потеряли. Конечно, он опять вернемся, если мы искренне раскаемся и постараемся больше не повторять прежнего греха. Но зачем же Его так обижать, так не уважать.

– Николоз, неужели мы становимся, обратившись к Богу, настолько безгрешными, как ты говоришь?! – воскликнула Эрика. – Зачем тогда существует покаянное исповедание грехов, к которому принято прибегать вновь и вновь?

– Ты думаешь, что это праведно перед Богом – бесконечно грешить и каяться, каяться и грешить?

– Но что же делать-то? Что?! Раз склонность к греху остается?

– Остается не склонность, а – инерция. Установка на новую жизнь уже сформирована. А прежняя – перестала быть актуальной и понемногу затухает. На это действительно нужно время. Но не вся жизнь! Мы не можем остаться младенцами на всю оставшуюся жить. Не можем постоянно то и дело грешить. После того как Св. Дух изменил нас, выбор за нами – грешить или нет. Да, поначалу мы можем по инерции падать. Но тут же – будем вставать. Несколько раз упадем, встанем, но потом уж – пойдем. И там уж падать не будем. А если опять добровольно выберем грех, то Дух отойдет от нас. Все труднее будет Его вернуть. Слова про то, что Св. Дух, поскольку он Личность, тоже может обижаться – это слишком человеческие слова. К ним авторы Писания прибегали по нашей и своей немощи. На самом деле, Св. Дух не то чтобы обижается, а просто не может… Да, как это ни странно, но Он не может ничего делать без нашей помощи. Без нашей свободной воли, нашего выбора. Иначе мы были бы марионетками, а марионетки – это механизмы, а не живые существа. Если мы применяем дарованную Им Жизнь и Свободу во вред себе и другим, то – что он может поделать? Он сделал уже все что мог, и даже больше – Сына Своего единородного послал к нам, дикарям, на верную гибель, чтобы тот своим примером показал нам, как может человек преобразить свое бытие. Этим примером он и лишил власти своего противника. Который думал, что сможет бесконечно манипулировать нами, загоняя в круг ложных представлений о Боге и его святом характере, которому мы подобны.

– Но ты же сам говорил о двоемирии. О том, что люди и даже страны имеют божий мир – внутри себя. Но не помнят об этом. И в этой жизни часто ведут себя по-другому. А мы можем видеть лишь их потенциал – видеть их такими, какими задумал их Бог.

– Неужели Бог задумал их такими только для того, чтобы любоваться их потенциалом? Дорогая Эрика, нет никакого двоемирия в привычном смысле слова! Ничто не раздваивается на плохое и хорошее! Повторюсь, Источник один, и он не разделяется в самом себе. Не может из него течь одновременно и сладкая, и горькая вода. Божья Сила одна. А примем ли мы ее – такой как она есть, и станем ли жить с ней в согласии или начнем плыть против ее Течения, внося сумятицу, зависит от нашего выбора. Плохой выбор – это только потенциальная возможность. Она ведет в тупик. А выбор хороший – открывает мир безграничных возможностей, безграничной полноты жизни. К сожалению, очень многие выбирают путь в никуда. И плывут, не понимая того, в Тень истинной Жизни. Но и этот образ Тени – лишь человеческое понятие. В истинной Жизни нет Тени.

– Получается, что когда люди не живут с Богом, они умирают? Становятся как бы тенями?

– Да, дорогая Эрика. Они умирают. Но свободная воля все еще остается. И дремлющий внутри потенциал Жизни в Духе, которой они жаждут, тоже остается. Вот мы, если мы христиане, и должны помогать всем пробудиться. А потом расти. Все больше возрастать в Духе. Освещаться Им… Но только если мы сами – проснулись и растем.

– Поняла я теперь что такое тот – второй – мир. Который так прекрасен, так красив. Он на самом деле – в нас. Когда Мы смотрим на мир глазами Духа, то видим его потенциальную возможность возродиться. И начинаем от всей души содействовать этому. Мы видим повсюду зерна Духа. А где-то даже ростки. А где-то – и прекрасные деревья, полные плодов.

– Ты только помни, что Бог возлюбил нас любовью вечной. Он нас любит так, как человеческий язык выразить не может. Доверяй ему, пускай в свою жизнь. Это не суровый отец-инквизитор, а просто Друг.

Тепло взглянув на почему-то сцепившего зубы Анатолия, у которого желваки заходили на скулах, Эрика простодушно сказала ему:

– Знаете, я где-то читала, что гнев представляет собой нерастраченную энергию для изменения, направленную на себя: свой образ мыслей, характер или зависящих от нас обстоятельств. Есть хорошая новость – наступило время перемен!

Но Анатолий сухо бросил, не удостоив ее взглядом:

– Да, надо пристальней вглядеться в свои грехи. Разобраться с ними по полной.

– Да не можете вы, дорогой брат, ни с чем разобраться, пока вас не коснется Св. Дух! – воскликнул Николоз. – Покаяние – это тоже плод Духа. Как и другие Его плоды: «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона». И соотносимые с ними дела.

Анатолий упрямо возразил:

– Ну как же, закон и дан для того, чтобы смотреть в него как в зеркало и сверять, так сказать, с ним свой фейс. Пятна – удалять. – Внешние-то пятна можно удалить. Но если не живет в тебе Дух Божий, то внутри все останется по-прежнему. Десятислов – это действительно зеркало. Оно дано для того, чтобы мы увидели, насколько мы далеки от совершенства. И убедились бы на собственном опыте, что не можем ничего делать формально, не изменившись сначала внутри. – Но мы и не можем быть идеальными!

– Можем! И не только идеальными, но даже – святыми! «Будьте святы, как и я свят!». Это не так уж и сложно. Просто надо смириться со своей ограниченностью и дать Богу действовать в твоей жизни. И он преобразит твой характер. Положит этому начало, чтобы идти потом с тобой рука об руку все выше и выше. И вглубь идти, и вширь. Чтобы ты встал вместе с Ним лицом к лицу перед подлинным Бытием. Чтобы ты – был. И еще, брат, запомни, пожалуйста, – возрождение в Св. Духе не одномоментный процесс. Апостол Павел говорил, что он рождается в Духе каждый день. Каждый день, каждую минуту он выбирал Дух Жизни, а не дух смерти. Прими, брат, Духа Жизни и отсекай каждый день не нужные мысли. Выбирай благие. Действуй в соответствии с благом. Не задерживайся в пути. Молись. Потому что молитва и устанавливает связь с Богом. Для этого надо расчистить небо души от набегающих облаков – всех-всех посторонних мыслей, быть может, даже благих. Это называется вниманием. Да ты, наверное, и сам знаешь… Мысли – облака и тучи. Они мешают связи. Молитва расчищает их. А установленная связь с Богом позволяет Ему взять тебя под крыло. На крыльях молитвы – ты, наконец, начинаешь парить над судьбой. А что такое судьба? Накопленные дурные привычки. Круговращение в них. Слепота. Спячка. Так не живет, а тлеет – большинство.

– Погоди, Николоз… – задумчиво протянула Эрика. – Если большинство – спит, то кто же создает искусство? Как не возрожденные спящие люди воcпринимают и создают прекрасное? Ведь слушая музыку, читая стихи, глядя на картины художников, а главное, глядя на некоторых людей, всматриваясь в иконы, мы тоже парим. Но больше всего меня удивляет восприятие природы. В ней столько хищничества, там тоже есть умирание, но мы все равно любуемся ею, видим прекрасное. Что это за иллюзия? – Ну, во-первых, искусство искусству рознь. Есть плоское ремесленничество, подменяющая красоту красивостью. Есть даже дьявольская подделка под искусство, находящая удовольствие в смаковании темных страстей. Сегодняшнее телевидение поставляет такую продукцию в избытке. Но в настоящем искусстве – всегда можно расслышать голос Св. Духа, хотя автор, быть может, и искажает, упрощает этот голос, сообразуясь с духом своего времени, его понятиями. И потом – среди творцов искусства немало возрожденных людей. Просто не все из них воцерковлены. Вот мы и полагаем, будто они не религиозны в нашем понимании. Другое дело, что многие часто оступаются. Озарившись Святым Духом во время сосредоточенного вдохновения и создав, быть может, даже шедевр, они не понимают, что озаряться Духом и следовать добру надо каждый день, каждую минуту. Что надо проникнуть Духом всю свою жизнь. И – вновь впадают в спячку. То есть живут так же ничтожно, как и все. Поэтому я лично, восхищаясь произведениями литературы и искусства, не делаю кумиров из творцов. Но есть такие творцы, слово и дело у которых – едины. Это святые творцы. Люди, взрастившие в себе древо жизни из семени Духа и давшие плоды. Им подражать можно.

– А природа? Как мы можем видеть в ней прекрасное, если и там царит смерть?

– Природа!.. Бедная, нами же попираемая. Падающая вместе с нами… Она тоже полна внутренней Красоты. В ней Бог поддерживает эту Красоту так же, как в нас. В виде своего незримого присутствия. Как зерно Духа. Которое так хочет раскрыться и вырасти, что все творение тоже тоскует вместе с нами по этой жизни Ввысь. Поэтому подлинное созерцание природы вызывает не столько умиротворение, сколько порыв возвыситься над ее ограниченностью. Хотя на ее лоне и можно иногда отдохнуть, отрешиться от бешеного ритма.

13

Повеяло легким ветерком. Разговор угас. Николоз лег на спину и прикрыл глаза. А Эрика, поднявшись, хотела было прогуляться к месту, где встречались, «обнявшись, будто две сестры, река Арагва и Кура», но поймала себя на ощущении, что не хочется и этого. Для всего есть – свое время. Скрестив руки на груди, она стала вслушиваться в обступившее их Молчание. И постепенно догадалась, что Молчание – это на самом деле присутствие, в котором нет ничего, кроме чистой Любви. Это такое пространство. Все звуки и слова рождаются из него. И если они неточны, тяжелы, плоски, злы, то сцепляются по закону родства в комья грязи, превращаются в камни. И, будучи инородными пространству Любви, оказываются за его гранью, где-то снаружи. Вытолкнутые в эту наружную пустоту, они начинают ожесточенно биться друг с другом. Бьются они и о саму Любовь, ощущая ее как стену. Наверное, это там зарождаются землетрясения и наводнения. Зарождаются войны – катастрофы массовых ссор.

Какими же чуткими должны быть поэты, писатели, композиторы, художники, когда они извлекают слова, звуки и краски из пространства Жизни. Когда придают ему форму. Как в той песне – от чистого истока в прекрасное далеко – прокладывают они путь. И не должны угодить в воронку смерти.

Особенно близко к этому истоку, наверное, подходят те, кто работают со словом. Ведь Молчание и предвечное Слово неразделимы. От чистого евангельского Истока и смолкает все наружное. Все обращается к Нему. И – все возвращается из желающего вернуться.

Способность Эрики замечать плевелы, зацикливаться на них, ее попытки преждевременно отделять их от зерен, не раз приводили ее к внутренним кризисам. В мыслях и чувствах возникала путаница, границы их то разделялись, то – смешивались.

Одно время она пыталась найти критерий для отделения зерен от плевел в философии. Обращалась она и к истории религий. Все это с одной стороны продвигало и возвышало ее, но и немало запутывало. Наконец она нашла такой критерий в Новом Завете. Но плевелы, которыми был обильно, на ее взгляд, сдобрен Ветхий Завет и многочисленные их интерпретации разными христианскими конфессиями, мешали и тут. Удивительный мыслитель Николоз избавил ее от этого противоречия в уме, сказав что не только Ветхий Завет, но и вся культура человечества является лишь детоводителем ко Христу. Настоящий критерий – эталон и камертон – только Он сам.

И действительно, только в Его словах, делах и поступках совсем не было плевел.

Удивительно, но здесь, в древней Мцхете, глядя на свежую траву, Эрика забывала про отдельные увядающие травинки. Слыша шум величественных деревьев и, вглядываясь в их кроны, она не обращала внимания на то, что отдельные листики уже опали. Мцхетская природа была настолько здоровой, светозарной, божественно-молчаливой и одновременно неумолчной, лето ее было настолько продолжительным и благоприятным, что Эрика впервые всем сердцем прочувствовала, что смерти на самом деле – нет. То, что ей виделось как увядание, на самом деле – только замирание, концентрация сил перед тем как сбросить оболочку. Все живое время от времени меняет образ жизни, а вместе с ним и форму, а после на новом витке развития возрождается вновь.

Как хорошо, когда все меняется!

Ничто не стоит на месте.

И даже наводнения – они частенько случались в Мцхете весной, когда бурлящие сестры Арагва и Кура начинали при встрече бурно ссориться – даже эти эпизоды несовместимости Молчания и грязи, которую неумеренно выкидывало наружу – казались всего лишь болезнями роста и не могли всерьез нарушить фимиама Любви, в котором все на свете двигалось и в то же время находилось в равновесии. Где все было равновелико, улыбчиво и лучезарно.

Узкие старинные улочки, двух- и одноэтажные каменные дома – каждый на свой лад и со своей особинкой – роскошные ухоженные сады и парки, неспешный быт – все это как бы струилось и веяло в ладонях величавых гор. Горы были как часовые. Вдали на вершине одной из них был виден безыскусный с виду храм Джвари. Дорога туда была непростой, если не пользоваться современным транспортом. А транспорт, приспособленный под нужды турбизнеса, был дороговат. Поэтому Джвари все еще оставался ближе к небу, чем к простым смертным.

Внизу же, среди большинства, выше всех был изысканный собор Светицховели. Вокруг него, щелкая фотоаппаратами, постоянно крутились туристы.

Шагнув немного в леса, раскинул свои владения женский монастырь Самтавро. Это здесь хранились мощи самого известного современного грузинского святого – блаженного старца Габриэла Угребадзе. Поскольку он жил и скончался именно тут, являясь для сестер негласным наставником. После Светицховели туристы перемещались сюда. Паломники же почитали это место святым и их поток тоже никогда не прекращался.

Со стороны Самтавро на поляну вдруг выбежал Руслан. Лицо его было изумленным. Подскочив к лежавшему Анатолию, он что есть мочи закричал:

– Папа, папа, я держал в ладони сердце отца Габриэла! Ты не поверишь, но оно билось!

Анатолий рывком сел, а потом, вскочив на ноги, ощетинился, словно зверь и грубо толкнул сына в грудь:

– Кто тебе разрешил ходить к раке с мощами?! Я же просил тебя никуда не отлучаться без взрослых!

– Но со мной был дядя Георгий. И Алексей. И – ребята.

Руслан беспомощно оглянулся на всю эту где-то нашедшую друг друга и воссоединившуюся компанию, которая, перебрасываясь шутками, подтягивалась к поляне. Никто еще не понимал в чем дело. Георгий даже, поравнявшись с Русланом, взъерошил тому волосы. Между тем как у того выступили на глазах слезы.

Анатолий упрямо продолжил:

– Разве ты не знаешь, что Слово Божье запрещает делать из людей кумиров? Тем более из мертвых людей?

– Да, но… Когда я прочитал старцу Габриэлу молитву и положил руку на его раку, то в моей ладони вдруг шевельнулся воздух. А потом стал биться в ней сильными, равномерными толчками. Это было сердце, папа! Я даже и сейчас его слышу.

– Это твое собственное сердце, дурень. Ты все опять перепутал. Впечатлительный ты у меня мальчик.

– Нет-нет, папа! Нет!.. Это было сердце батюшки Габриэла!

По лицу Руслана текли слезы. Все обступили его и принялись утешать. Николоз увел Анатолия в сторону и что-то шепотом втолковывал ему. Но тот уперто возражал:

«Да поймите вы, культ святых в православии – это самый настоящий спиритизм. Все эти лжечудеса не более как сатанинские козни».

Эрика, не сдержавшись, произнесла с убийственным сарказомом:

– Господи, какой же вы скучный!

– Эрика!.. – мягко одернул ее Николоз.

Анатолий же, сощурившись, небрежно выдавил в сторону – на Эрику он по-прежнему старался не смотреть:

– Ну, если вы называете скучным Слово Божье, то мне остается только молчать. Пускай с вами разговаривают мертвые. Бывшие при жизни завсегдатаями психиатрических больниц. Блажь которых прикрывали выспренним словечком «юродство».

– Неправда, старец Габриэл не был сумасшедшим! – возразила Эрика. – Думаю, что он-то как раз умел молчать как никто другой. А тому, кто вкусил подлинное Молчание, ничего не остается, как юродствовать. Потому что все слова, и даже музыка, и даже словесная молитва, даже земная любовь, даже, наверное, эти величественные горы и храмы – только какофония, только хаос, который бьется в пустоте за порогом подлинного Мира. Все ждет своего часа – мига преображения.

– Да кто вы такая?! – вскричал Анатолий и прямо-таки вцепился в Эрику взглядом, горящим совершенно по-волчьи. Он прямо-таки задыхался от ненависти и надменности. – Откуда у вас этот опыт?!. Эти ваши фантазии несносны!

– Есть у меня опыт! – упрямо возразила Эрика. – Я получила его, когда стояла вместе с Николозом на вершине Мтацминды. Я считаю, что встретилась тогда с Богом как бы лицом к лицу.

В это время Руслан принялся скакать, опять превратившись в парнокопытное. Лука тот час запрыгнул на него, как бы желая прокатиться. Но оба они не справились с управлением и рухнули в траву. Руслан, как водится, разбил колено. Вскочив, он отпрыгнул в сторону и виновато уставился на отца.

– Размазня! – немедленно огрел его словом Анатолий. – Видимо, никогда тебе не стать настоящим …

Тут Анатолий запнулся, взглянул искоса на Эрику и отвернулся.

– …мужиком, – спокойно докончил за него Николоз. – Пожалуйста, не стесняйтесь говорить то, что думаете. Так мы поймем друг друга лучше.

– А кто такой настоящий мужик? – подозрительно спросила Эрика.

– Это противоположность настоящего христианина, – вежливо пояснил Николоз.

А Георгий ввернул:

– Тогда настоящая баба, видимо, противоположность Богородицы.

– А по мне, так настоящий мужик – это и есть баба, – сказала Эрика.

Но Анатолий, вместо того чтобы вконец рассердиться, вдруг успокоился.

– И все-таки вы фантазеры, – выдохнул он облегченно. Потому что нашел для их компании ярлык, и она стала для него безопасной. Злость его схлынула, и компания как-то потеряла для него интерес. Он лишь равнодушно обронил: – Лучше бы вы ходили в церковь.

– Да ходила я в нее, – проговорила Эрика с горечью, уже устало. И вполне миролюбиво, – но потом мне наскучили бесконечные разговоры о Боге и о грехах. Я даже почувствовала отвращение к этим двум темам. Было такое чувство, будто у воцерковленных верующих все чаяния концентрируются на фигуре какого-то виртуального Бога, которому они поклоняются в силу привычки. А человек – всего лишь винтик в этой системе поклонения. Он там никому совершенно не интересен.

– А сие есть нарушение не только заповеди любви к ближнему, но и заповеди любви к Богу. Поскольку в Евангелии говорится, что если человек не любит человека, которого он видит, то как он может любить Бога, которого никогда не видел? – заметил Николоз. – И что же тогда остается от той Силы в нас и вне нас, которую верующие называют Св. Духом? Хотя то же Евангелие говорит нам и прямо противоположное: что Бога мы все-таки видели – в Христе. Но эта евангельская истина двуедина. Кроме того, каждая из христианских церквей обросла какой-то своей мифологией, в которую предлагается поверить, когда в нее вступаешь. Большинство готово поверить всему или, не веря ничему, сделать вид, что поверило. И как быть таким как мы? Для нас в этой системе места не предусмотрели.

– А я, когда у меня были проблемы, ушел из общества Анонимных Алкоголиков – а это сообщество, построенное на церковных принципах, хотя и прямо не декларирует этого – из-за постоянного напоминания о грехе. Очень вежливого, деликатного, но все же – напоминания, – подал голос Георгий, не отрываясь от священнодействия с бутербродами. Так как хачапури и некая другая еда, которая время от времени появлялась из его рюкзака, постепенно улетучились. – Нас все время призывали каяться в своей зависимости. Призывали помнить о ней каждую минуту. Ну, мы и помнили. И срывались с той или иной регулярностью. Я вот могу понять, что не спасешься, пока не покаешься. Пока алкоголик не признает, что он алкоголик и что бессилен справиться со своей зависимостью, пока не смирится таким образом, не обратиться к Силе, которая выше него, та не сможет действовать в его жизни.

Но как понять то, что большинство из нас кается, чтобы снова грешить?!. Недаром народная мудрость подметила, что – не согрешив не покаешься, а, не покаявшись, не спасешься. Цинично, но – факт. Вот как выбраться из замкнутого круга?

– Очень просто! – с жаром произнес Николоз. – Надо просто верно понять характер Бога. А в христианских церквях все время пытаются подражать не Христу, а гиперболам и аллегориям, к которым тот прибегал. Сев раз на осла, снова и снова пытаются въехать на нем в Иерусалим. Но смирения и простоты чего-то не прибавляется. А иные зачем-то буквально моют друг другу ноги перед святым Причастием. Хотя в отличие от евангельских времен, на них нет грязи, потому что никто не ходит босым. Человечество растет. Его понятия, например, о строении атома углубляются. А понятия о характере Бога и о своем характере как Его образе и подобии – нет. Словно церковь законсервировала эти понятия. Все это было бы смешно, если бы не приводило к смешению Света и тьмы. Особенно меня удивляет, когда говорят: «Не осуждай!». А между тем постоянно осуждают самих себя, а потом, чтобы не было обидно – и всех других. И это при том, что Иисус Христос вел человека через покаяние к росту в Св.Духе. При духовном же росте у созревшей и обретшей внутренний мир личности неосуждение трансформируется в умение понимать, сочувствовать, сострадать. Когда же приходит понимание, в том числе – глубокое понимание себя, осуждению попросту не остается места. Остается трезвость ума, всецелое доверие Богу, прощение, милосердие и – движение вперед. Что может быть проще? У нас же, подражая еще и святым, своеобразно не понимая их, призывают друг друга к сверхъестественным подвигам. Как будто спасение, которое уже даровано, нужно еще заслужить. Например, желают научиться помочь вору перевалить через забор украденный у них мешок с фасолью, как делал то один из святых. И, если вдруг случиться такой казус, – обретают вместо святого сострадания преступной душе лишь ложное смирение. Подавляя и удаляя в подсознание естественное негодование, которое еще не прошло путь преобразования в понимание, поскольку путь этот без помощи Св. Духа не пройти. А как внешне, утрированно понимают почти везде великодушие Христа! Понимают смирение – как уважение к властям, причем, даже скверным. Вместо уважения к власти как к Богом задуманной системе, способствующей справедливому Порядку. А уважение к родителям, к семье трактуют как послушание альфа-самцу и обслуживающей его самке. «А ты кто такой?!. – cказали бы они и Христу. Но не видят Его за фигурой отца-властелина на троне. Ведь вчерашние рабы еще долго нуждаются именно в такой фигуре.