Беседка, в которую мы направились, стояла на берегу небольшого искусственного водоема. Вокруг него были зажжены фонари, красиво бросавшие отблески на водяную гладь.

– Как красиво! – проговорила восхищенно я.

Гюнтер же, резко схватив меня за талию, притянул к себе. Не дав мне опомниться, он впился поцелуем в мои губы, чем невероятно облегчил мою задачу. Мне было очень неприятно целовать этого незнакомого мужчину, но я, обхватив его за шею, страстно ответила ему. Затем, решив, что достаточно, вся моя помада уж точно была съедена этим человеком, я невинно отстранилась:

– Гюнтер, простите, но вы слишком настойчивы, я так не могу. Я замужняя женщина и у меня, кроме моего мужа никого не было. Это все слишком быстро.

Уняв свое возбужденное дыхание, мужчина отпустил меня и закурил сигарету. Облокотившись на стену беседки, он оценивающе оглядел меня с ног до головы и сказал:

– Похвально. Этакая страстная невинность.

– Я не знаю, что со мной произошло. От вас исходит такое обаяние, что я на мгновение просто потеряла голову, – скромно опустив глаза соврала я.

– Вы не первая, моя дорогая, кто так на меня реагирует, – засмеялся самодовольный немец.

– Мое поведение ужасно, извините меня! – я наигранно закрыла лицо ладонями.

– Нет, отчего же. Ваше поведение предсказуемо. Молодая, красивая, горячая девушка. Муж далеко. Кровь кипит. Вы не должны этого стесняться. Это природа.

– Но я люблю своего мужа!

– Невинное дитя! – усмехнулся немец. – Скоро вы поймете, что любовь и удовольствие – разные вещи и совсем не обязательно их совмещать. Давайте сделаем так. – он вытащил из кармана листок бумаги и ручку и написал что-то на нем, затем протянул мне. – Здесь мой адрес. Каждый вечер после девяти я дома. Если передумаете, приходите. Не пожалеете. Я же в обмен на ваше внимание помогу Габриелю. Верну его обратно в Берлин. Негоже такому способному человеку пропадать невесть где.

– Это бартер такой? – спросила я надменно вскинув голову.

– Отношения мужчины и женщины это всегда бартер, запомните это, моя дорогая, – с усмешкой ответил мне Гюнтер. – Пойдемте теперь внутрь, становится холодно.

Взяв его под руку я вернулась в здание. Отвесив мне поклон и поцеловав мою руку Гюнтер направился к своей скучающей спутнице. Я же пулей понеслась в уборную, где набрав воды в стакан и вылив содержимое флакона, быстро выпила его до дна. Моя тревога улеглась. Дело было сделано. Теперь оставалась только самая малость, дождаться вестей от Генриха. Выйдя в зал я увидела направляющегося ко мне Алекса:

– Катрин, я тебя везде ищу, куда ты пропала?

– Да так, выходила подышать воздухом, – ответила я, испытав облегчение от того, что Алекс не видел нас с Гюнтером.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, но я бы предпочла вернуться домой, если, конечно, это можно в данный момент.

– Да, конечно, давай попрощаемся с людьми и я отвезу тебя домой.

– Спасибо, – я взяла Алекса под руку и мы пошли к столику.

Попрощавшись со всеми, мы вышли из здания и сев в машину вернулись домой.

– Тебе понравилось? – спросил меня Алекс у порога моей квартиры.

– Да, жаль фюрера не было, очень хотелось на него посмотреть вживую.

– Ты много не потеряла. Есть люди, с которыми лучше не сталкиваться. Это как раз такой случай.

– Может ты и прав. Спасибо тебе за вечер.

– Это тебе спасибо! Хороших тебе снов, Катя. – Алекс поцеловал мою руку и мы разошлись каждый в свою квартиру.

Закрыв дверь, я устало выдохнула. Вечерок был еще тот! Переживания о том, насколько все прошло гладко и подействует ли вещество. не давали мне покоя до самого утра, мешая заснуть. Только уже на самом рассвете мне удалось забыться крепким сном, который был прерван тихим стуков в дверь уже около полудня. Вскочив, я побежала открывать дверь. На пороге стоял молодой человек в широкополой шляпе в котором я не сразу узнала Генриха.

– Можно войти? – спросил он.

– О, да, конечно, извините, я вас не сразу узнала. Вы выглядите по-другому без формы.

Генрих прошел в комнату и сел на диван. Я же достав из тайника конверт протянула его ему. Он проверил не сорвана ли печать и, удовлетворенно кивнув, запрятал его в карман.

– Вы вчера хорошо поработали. Гюнтер был без сознания до самого утра. Мне удалось незаметно вскрыть сейф в его доме, просмотреть документы и установить прослушку в его кабинете. Теперь дело пойдет быстрее благодаря вам.

– Я больше не нужна здесь?

– Нет, вы получили указания от Аиды. Следуйте им. Кроме того, вам нужен покой.

– Как вы узнали?

– Это моя работа, все обо всех знать, – улыбнулся мужчина.

– Если понадобится моя помощь, вы знаете, где меня найти.

– Я знаю, но будьте спокойны. Живите своей жизнью. У меня четкие инструкции по поводу вашего здесь пребывания. Все будет хорошо. Вы и так многое уже сделали, – ответил он и направился к выходу.

– Удачи вам, – проговорила я ему вслед.

Облегчение, которое я испытала после ухода нашего резидента было ни с чем не сравнимо. Я наконец могла более-менее расслабиться. Поскольку последнее время было слишком для меня тяжелым. Да и беременность с ее неизменным токсикозом давала знать о себе. Малыш, мой малыш. Я наконец могла подумать о нем. Он так отчаянно цеплялся за свою жизнь! После всего, что мне довелось пережить, было просто удивительно, что я смогла сохранить ребенка. Его ребенка. Мысли о мужчине, таком мне дорогом, который остался где-то там, далеко, в моей родной стране, тяжелой волной нахлынули на меня. Мне так его не хватало. Решив хоть как-то отвлечься, я оделась и вышла на прогулку. Проходя мимо детского магазина мне так захотелось в него зайти, что я не удержалась. Внутри было невероятно уютно. Всюду на полках были игрушки. На вешалках висела детская одежда. Налюбовавшись этой красотой, я решила купить большого белого медведя, который грустно взирал на меня с нижней полки, будто бы умоляя забрать с собой. Расплатившись и забрав этого толстяка я пошла домой. Подходя к дому увидела Алекса, который сидел на лавке возле входа.

– Привет, Алекс! Смотри кого я купила! – мохнатой лапой медведя я потерла его щеку и рассмеялась.

Но Алекс даже не улыбнулся.

– Что-то случилось? – встревоженно спросила я.

– Давай пройдем в квартиру, Катя.

– Хорошо, – ответила я, чувствуя, как внутри восстает холодное предчувствие беды.

Захлопнув дверь и усадив мохнатого медведя на стул я повернулась к Алексу.

– Ну?

– Сядь, Катя, – проглотив комок в горле ответил мне мужчина.

– Не томи, говори, что случилось?

– Это Габриель. Русские начали наступательную операцию. Началась бомбежка. Катя, Габриель погиб. Мне жаль.

Я дослушивала конец фразы уже в каком-то тумане.

– Нет, нет, не может быть. Этого не может. Такие как он не погибают. Я не верю, – начиная задыхаться от нахлынувших эмоций, прошептала я.

– Пришла похоронка на него. Ганс связался со мной. Я проверил, все подтвердилось. Авиаудар сравнял штаб с землей. Все погибли. Оберст, Алиса, Габриель. Все.

Я села на стул, посадила себе на руки медведя и крепко обняла. Я не могла поверить в услышанное. И словно Алекс был виноват в том, что принес мне такое тяжелое известие, я только и смогла, что выместить свою боль на нем:

– Пойди прочь, Алекс!

– Катя.

– Замолчи и уходи, прошу тебя!

– Тебе нельзя сейчас быть одной, я не уйду.

– Пошел вон отсюда, я сказала, ненавижу тебя! – заорала я на него.

– Катя, я понимаю, у тебя шок. Я уйду, но буду рядом.

С болью посмотрев на меня он пошел к выходу, я же с такой силой захлопнула за ним дверь, что посыпалась штукатурка.

Далее я начала судорожно собирать вещи. Я не понимала, что со мной происходило в тот момент. Но не могла больше находиться в этом доме. Схватив чемодан я вышла на лестничную площадку. Из квартиры напротив сазу же выглянул обеспокоенный Алекс.

– Ты куда, Катрин?

– Я еду домой, не могу здесь быть, я хочу туда, туда где все пропитано ним, Габриелем. Я не могу, не могу, Алекс, – я устало опустила чемодан на пол и зарыдала.

– Хорошо, я отвезу тебя на вокзал. Ты еще успеешь на поезд, – схватив мои вещи он отвел меня к машине.

На вокзале было огромное количество народа. Все куда-то бежали, кричали, смеялись. А я шла через эту толпу словно сквозь туман. Как будто не было никого рядом. В ушах стоял непонятный гул. Слез не было. Был какой-то непонятный мне ступор. Я как сквозь пелену слышала голос Алекса и лишь безмолвно ему кивала. Отведя в купе поезда он обнял меня:

– Я при первой же возможности приеду, Катя, я тебе обещаю. На вокзале тебя встретит Ганс. Ты ложись спать, всего ночь и ты будешь в городе.

– Спать? Хорошо. – без всяких эмоций промолвила я.

Поезд дернулся и издал гул, оповещая о том, что он готов ехать и предупреждая, что все провожающие должны покинуть вагоны. Алекс ушел, а я села и уставилась в окно. Так я и просидела всю ночь. Не спала. В голове то и дело мелькали мгновения, проведенные с Габриелем. Вот он нахально прижимает меня в танце, оценивающе смотрит на меня, вот он целует меня во время нашей первой близости, вот держи за подбородок и грозным взглядом смотрит на меня, вот уже бинтует мою простреленную руку, а вот шепчет «Ты только сбереги», положив мне руку на живот. Закрыв глаза, я вновь и вновь прокручивала эти мгновения в своей голове, словно кинопленку. Затем положила свою ладонь на живот и прошептала этой маленькой частичке, оставшейся мне от Габриеля:

– Малыш, мой малыш. Как же мы без твоего папы? Господи! Почему ты его забрал? Почему именно его? Так несправедливо!

ГЛАВА 24

Поезд вскоре прибыл в город и я вышла на перрон, где меня ждали Ганс с Гретой.

Они обняли меня, давая понять, что всем сердцем со мной в моем горе и мы поехали домой.

Следующие несколько месяцев моей жизни были как братья-близнецы. Я ела, спала, гуляла и непрерывно вспоминала Габриеля. Правду говорят, лишь потеряв что-то, начинаешь понимать, как это тебе было дорого. Так было и со мной. Порой я стояла у окна и уходила глубоко в себя, мысленно общаясь с Габриелем. В такие минуты меня тяжело было вернуть к действительности.

– Дочка, Габриеля не вернешь, тебе жить надо дальше, приди в себя. У тебя скоро малыш родится, тебе о нем думать надо, – Грета изо дня в день повторяла мне одни и те же слова. Я же только молча кивала головой и продолжала жить своей замкнутой в себе жизнью.

За неделю до моих родов в город вернулся Алекс. Он был тяжело ранен под Берлином, долго находился в госпитале и был отправлен домой. Но даже его приезд не мог вернуть меня к жизни в нормальном смысле этого слова.

– Господин фон Рихтер, мы очень за нее переживаем. Она просто съедает себя изнутри. Она как бы находится в коробке с надписью «Горе». Сделайте что-нибудь. Так ведь нельзя. Уже прошло так много времени, а она так и не оправилась от его потери, – жаловалась как-то Грета Алексу.

– Ей надо переболеть это, Грета. Ей никто сейчас не поможет. У каждого свое время восстановления после такой потери. Она очень его любила, – ответил ей Алекс.

«Не любила! Не любила! Я его люблю!» – я стояла за дверью, слушая их разговор, а в голове пульсировала только эта мысль.

– Скоро родится ребенок, – продолжал Алекс. – У нее появится смысл жизни. Тогда она и пойдет на поправку.

Так и случилось. Когда мне после родов вручили маленький сопящий комочек, моего сына, пелена, до сих пор окутывающая меня тяжелыми складками, начала потихоньку спадать.

– Габриель, – прошептала я имя своего сына.

– Вы назовете его как отца? – Грета в умилении прижала ладони к груди.

– Конечно, у него не может быть другого имени.

– Он очень похож на него. Я помню его таким же. Я помогала тогда при родах, и так же держала его, – ответила Грета со слезами на глазах.

Я посмотрела на эту женщину, которая все это тяжелое время была рядом со мной и, взяв ее за руку, сказала:

– Спасибо вам, Грета. Теперь все будет иначе. Теперь нужно жить.

– Да, дочка, нужно, – поцеловав меня в макушку Грета вышла из комнаты.

Через минуту постучал в комнату Алекс, тоже желающий посмотреть на моего карапуза.

– Можно к вам?

– Конечно, проходи, – я была очень рада его видеть. – Хочешь подержать?

– Да я не знаю даже, он такой маленький, – он с опаской посмотрел на сверток.

– Держи, пока он спит, – я аккуратно подала малыша мужчине.

Алекс осторожно взял у меня ребенка, который был чуть больше его ладони и удивленно посмотрел на него, затем промолвил:

– Да ты, парень, копия отец. Надо же.

– Грета тоже так говорит.

– Ну, готовься, мама Катрин, сын задаст тебе жару! Помню я Габриеля в детстве, его мать постоянно была начеку, чего он только не вытворял! И мне всегда перепадало из-за него. Я был его хвостом, куда он, туда и я. – засмеявшись проговорил Алекс и вернул мне ребенка.

– Я на все готова! – обняв свое сокровище улыбнулась я.

Ребенок вернул меня к жизни. Пеленки, распашонки, кормление, прогулки, бессонные ночи, все это так встряхнуло мою психику, что я стала прежней Катей. Благо, Габриель был тогда прав, в нашем городе, удаленном от Берлина, мало что напоминало о войне. Только каждодневные известия по радио об одном за другим поражении Германии на фронте указывало на то, что скоро этот кошмар закончится.

– Хорошо, что тебя так тяжело ранило тогда, – сказала я как-то Алексу, когда мы сидели на берегу реки, пока сын спал в коляске.

– Да уж, спасибо, Катя, – удивленно ответил он.

– Нет, ну а что. Так ты здесь, в безопасности. Хромаешь, правда. Так это мелочи жизни. Главное жив, – продолжала я с кокетливой усмешкой. – Лягушек научился бросать.

– Да ну тебя, – усмехнулся Алекс и бросил камень в воду.

– Нет, не научился, – со смехом констатировала я и швырнула камень так, что он проскакал по воде до противоположного берега. – Слушай, вода уже, наверное, теплая. Давай искупаемся.

– Да ты что! Еще ведь только май на носу!

– Ой, Алекс, раздевайся, на улице тридцать градусов! Мы только окунемся и все, – проговорила я, стягивая с себя платье.

Оставшись в одном нижнем белье, я осторожно пошла в воду, которая на удивление была всего лишь немного прохладной. Алекс так же разделся, но зайти в воду не решался. Я же, окунувшись развернулась к нему и окатила его волной брызг, заставив таким образом быстро нырнуть в реку. Мы дурачились так несколько минут, попеременно брызгая друг в друга водой. И в какую-то минуту Алекс схватил меня и с смехом притянул к себе, пытаясь защититься от непрерывного потока летящей в него воды. Мое лицо оказалось так близко от его лица, что наши губы практически соприкасались. Алекс убрал мокрую прядь волос с моей щеки и нежно, неуверенно поцеловал, как будто боялся меня спугнуть. Я не отпрянула, на удивление для самой себя, а ответила на его поцелуй. Не встретив сопротивления Алекс целовал меня все настойчивее, вызвав во мне томящую тоску по ласкам мужчины. Слишком долго я была одна. Обхватив его ногами, я почувствовала, что он охвачен кипящей страстью. Подхватив меня на руки Алекс вынес меня из воды и положил на нагретый солнцем берег. Прикосновение теплых гладких камней к моей спине еще больше разожгли во мне желание. Стащив с меня белье Алекс овладел мной, заставив издать животный стон давно спящего желания. Наша схватка была такой страстной, что когда все закончилось, я еле смогла унять стук безумно бьющегося сердца.

– Ты великолепен, – проговорила я, лежа у него на груди и целуя в подбородок.

– Нет, это ты великолепна! Я – лишь реакция на твою красоту.

Он смотрел на меня с таким обожанием, что мне стало не по себе. Я просто получала удовольствие, для него же это было, по-видимому, что-то большее. Прав был Гюнтер, когда говорил, что любовь и удовольствие не всегда идут рядом. В моем сердце все равно неизменно был Габриель. Хоть мне и нравилось проводить время с Алексом, хоть головой я и понимала, что Габриеля не вернуть.

Одевшись, я поправила одеяло в коляске у сына и мы вернулись домой. У дверей Алекс нахмурившись спросил меня:

– Не жалеешь?

– Нет, что ты! – поцеловав его, ответила я, стараясь развеять напряженную обстановку.

– Ты мне очень дорога, Катя.

– Я знаю, – выдавив из себя улыбку я послала ему воздушный поцелуй и зашла в дом.

Отдав ребенка Грете я попросила ее:

– Накройте мне обед в кабинете, я хочу побыть одна. И принесите бутылку хорошего вина, пожалуйста.

– Хорошо, – ответила Грета, тиская со смехом малыша Габриеля.

Я же пошла в кабинет и в раздумьях опустилась в кресло за большим дубовым письменным столом. Минут через двадцать пришла Грета, неся на подносе вкусно пахнущий обед и откупоренную бутылку вина.

– Дочка, у тебя что-то случилось? – с беспокойством спросила женщина.

– Нет, Грета, не переживай. Просто день такой.

– Можно я скажу, что думаю?

– Да, конечно, говори. Даже не спрашивай.

– Алекс. Он ухаживать за тобой пытается. С сыном всегда возится. Малыш его очень любит. Я понимаю, что рана твоя еще не затянулась должным образом. Но у тебя вся жизнь впереди. Алекс прекрасный человек, лучшего и представить себе не возможно на роль мужчины, который бы мог быть с тобой после всего. Не отталкивай его. Габриель был бы только рад, знай, что ты счастлива. Его не вернешь, дочка, оттуда не возвращаются.

– Я знаю, Грета, я знаю. Просто такое чувство, что я обманываю его. Да и полюбить так, как я любила Габриеля уже вряд ли возможно.

– Знаешь, порой любовь рождается и к другому человеку, пускай не такая яркая и страстная, пускай более спокойная.

– Когда я была в России, мне сначала очень Алекс понравился. Габриель так несносно вел себя, что кроме ужаса во мне ничего не вызвал. Но потом, эта его уверенность, напористость, сила просто свели меня с ума. У меня рядом с ним было такое необыкновенное чувство защищенности, что его не сравнить ни с чем. И сейчас. Алекс, это просто родственная душа. Мягкая и спокойная. А мне так не хватает Габриеля. Столько времени уже прошло.

– Да, господин фон Вольф был такой, всегда вызывал восхищение у женщин, но мог быть и невыносимым. – усмехнулась пожилая женщина. – Но тебе теперь, возможно, и послана судьбой эта мягкая и спокойная надежность Алекса. Чтобы ты обуздала свое горе и начала другую жизнь. Подумай об этом.

Грета вышла из кабинета, а я предалась раздумьям, потягивая вино из высокого бокала и уставившись на пламя камина. В тот момент я приняла решение жить дальше и отпустить прошлое.

Следующие три месяца прошли в обстановке, полной непрерывных изменений. Закончилась война. Германия объявила о капитуляции. Письмо, которое некогда дала Аида, пришлось мне как нельзя кстати. Съездив в Берлин и отдав его временному правительству, я добилась амнистии для Алекса. Его с моей подачи назначили в управление нашим городом. Чему он был несказанно удивлен, поскольку я пожелала остаться незамеченной в этом этапе его жизни. Я не хотела, чтобы он знал, что я помогла ему. Мы проводили много времени вместе и к концу лета я узнала, что беременна. Нельзя сказать, чтобы я была в восторге, но это было ожидаемо.

В то теплое августовское утро мы вышли на пикник в парк. Я лежала на разосланном пледе, положив Алексу голову на колени и отщипывая виноградины с кисти кормила его, кокетливо заигрывая.

– Еще одно такое движение, и я за себя не ручаюсь, – прошептал Алекс с усмешкой, целуя меня в нос.

– Ох, мне так страшно, господин офицер! Неужели вы меня отшлепаете?

– Да хоть сейчас, – делая вид, что расстегивает ремень засмеялся он.

Я расхохоталась и, повернув голову в сторону дороги, увидела красивый автомобиль с правительственными номерами, который остановился около обочины недалеко от того места, где мы отдыхали.

– Это не к тебе? – спросила я Алекса, кивнув в сторону машины.

– Не думаю. У меня сегодня выходной. Да и вроде бы важного ничего в городе не происходит. Машина из Берлина. Не местные номера.

Я лежала и наблюдала за машиной, вглядываясь в затемненные окна. Через какое-то время дверь автомобиля открылась и из него вышел человек в военной форме нового правительства с черной блестящей тростью. Солнце слегка слепило меня и я, чтобы рассмотреть человека, поднялась с земли.

– Бог мой, – вырвалось у меня, – этого не может быть.

– Что такое? – беспокойно спросил Алекс.

Но я не ответила ему. Я как завороженная пошла по направлению к мужчине, который без движения стоял около машины. Подойдя к нему я подняла руку и дотронулась своими дрожащими пальцами к его губам, провела ладонью по его груди, не веря в то, что я видела. Мне казалось, что я схожу с ума. Будто бы это какое-то издевательство свыше надо мной. Слезы потекли по моим щекам. Мужчина же прошептал, тепло смотря на меня своими серыми глазами:

– Это я, Катя, это я.

В ушах начал звучать какой-то непонятный шум, в глазах потемнело и я потеряла сознание.

Очнулась я уже дома, лежа в своей кровати. Я не сразу поняла, был ли это сон или явь. Встав с кровати, я вышла в коридор и направилась к кабинету, из которого доносились голоса. Нет, это был не сон. Такой родной мне голос звучал за станами комнаты.

– Она едва выжила, когда на тебя пришла похоронка. Почти ни с кем не разговаривала, уходила в себя. Если бы не Грета, не знаю, что бы с ней было. Она как мать, все время была с ней рядом. Но потом родился сын и она потихоньку начала приходить в себя.

– Вы с ней вместе? – сдержанно спросил Габриель, даже не видя его, я по голосу слышала, что ему больно.

– Ты считался погибшим. Ты должен понять. Прошло около полутора лет, прежде чем у нас завязались отношения. Я безумно рад, что ты жив, Габриель. Но что мы будем делать дальше?

– Мы ничего не будем делать, Алекс. Мы – ничего. Это не нам с тобой решать. Она должна сама сделать выбор. Но как бы там ни было, какое бы решение она не приняла, я хочу, чтобы мы остались друзьями. Если она останется с тобой, я соглашусь и не буду вставать между вами. И хочу, чтобы и ты дал слово, что примешь ее решение, если оно будет не в твою пользу. Она столько натерпелась. Я хочу, чтобы она была счастлива. Со мной или без меня. Она это заслужила.

– Я даю слово, Габриель. – ответил Алекс.

Набравшись смелости, я зашла в комнату и остановилась на мгновение, облокотившись о дверной косяк. Мужчины разом повернулись в мою сторону, стоя у окна. Два моих жизненных пути были сейчас передо мной. Думала ли я, что когда-либо жизнь закрутит меня в таком водовороте? Конечно нет.

Первым пришел в себя Алекс:

– Я оставлю вас, вам много о чем нужно поговорить, – с тоской в голосе произнес мужчина и направился к выходу.

Когда он проходил мимо меня я положила ему руку на плечо и прошептала:

– Спасибо тебе.

Он же, только слегка кивнув мне, тихо вышел из дома, оставив меня один на один с Габриелем.

Я подошла к нему и положила ему голову на грудь, вдыхая такой родной мне запах. Он же крепко обнял меня, словно боясь, что я упорхну. Подняв на него взгляд я пару минут стояла и рассматривала его. Он совсем не изменился за это время. Только на висках появилась легкая седина, как свидетельство тому, что он перенес на войне.

– Давай присядем, Катя. – нарушил молчание первым Габриель.

Сев на диван у камина я спросила у него:

– Как такое возможно? Как такое случилось?

– Была бомбежка. Русские нанесли авиаудар по нашим позициям. Попали в наш штаб. Все погибли, а я чудом остался жив. Немецкую армию вытеснили из города. Меня нашли в бессознательном состоянии. Убивать не стали, увидев офицерскую форму. Отправили в госпиталь, где я пролежал несколько месяцев. Там меня и нашла некая Аида Львовна. Я думаю, ты знаешь о ком я.

– Да, конечно знаю, – ответила я, еще больше удивляясь тому, какую роль в моей жизни сыграла эта женщина.

– Она предложила мне перейти на сторону русских. Мотивировав тем, что оставит меня в живых и поможет в случае окончания войны в пользу России вернуться к тебе и занять определенную должность в Германии при новом режиме.

– И ты согласился.

– По-другому и быть не могло. Я не мог без тебя. Я должен был вернуться.

– Да, Аида Львовна все предусмотрела. Но почему мне не сообщили, что ты выжил? Я такое пережила!

– Это было условием. Я должен был под прикрытием выполнить определенное задание. Если бы ты знала, что я жив, это могло бы быть препятствием.

– Ясно.

– Катя, я хочу тебя спросить, – начал было говорить Габриель, но замолчал от того, что я положила свои пальцы ему на губы.

– Выслушай меня, прошу, Габриель. У нас с Алексом отношения, он мне бесконечно дорог, без него я бы не пережила твою потерю. Но то, что ты вернулся, все меняет для меня. Ты для меня весь мир. Но я боюсь, что ты будешь упрекать меня за эти отношения. И, кроме того, самое главное, у меня будет малыш от него. Я беременна от Алекса. Если для тебя это слишком, – закончила я тихим шепотом.

Он же улыбнулся мне и проговорил, притягивая к себе:

– Неужели ты думаешь, что пройдя через весь этот кошмар, я откажусь от тебя? Какие могут быть упреки, девочка моя? Нас всех жизнь так потрепала, что нам остается только благодарить бога, что мы живы и мы вместе. А ребенок? Я буду относиться к нему, как к родному.

– Я хочу, чтобы этот ребенок знал, что Алекс его отец. Он не виноват, что все так сложилось.

– Будет так, как ты решишь, Катя. Для меня честь, что ты выбрала меня, Катрин фон Вольф. Уже во второй раз. – закончил он, встал с дивана и схватив на руки отнес в спальню.

Все дальнейшее было как сон. Я так истосковалась по этому человеку, что просто не могла оторваться от него. Все, запах его, прикосновения, голос, будило во мне спящие глубоко внутри чувства. Двигаясь сидя верхом на нем, я не могла оторвать свой взгляд от этих наполненных любовью ко мне серых глаз. Все-таки ничто не сравнится с занятием любовью с любимым мужчиной. Никакое удовлетворение просо физических потребностей не может подарить те ощущения, которые дарит близость с желанным не только телом, но и душой человеком.

После, приняв ванную, мы оделись и спустились в детскую, где Грета играла с нашим сыном. Взяв на руки малыша я подошла к Габриелю:

– Вот, познакомься, это Габриель фон Вольф младший. Твой сын.

Малыш вздернул подбородок и треснул Габриеля игрушкой по лбу.

– Я вижу, чистокровный фон Вольф, – засмеялся мужчина и взял на руки ребенка.

Пару минут они смотрели друг на друга, потом малыш улыбнулся и похлопал отца ладошкой по щеке. У Габриеля в этот момент выступили слезы на глазах.

– Признал отца, – усмехнулась стоящая в стороне Грета.

– Габриель, мне нужно поговорить с Алексом, – обратилась я к мужу.

– Конечно, иди, – поцеловав меня, он опустился играть на ковер с ребенком.

Выйдя на улицу я пошла к дому Алекса и застала его, как и ранее, на террасе за столом с бокалом вина и неизменной сигарой.

Присев возле него я не знала, как начать разговор.

– Не надо, Катя, ничего не говори. Я и так все знаю и понимаю. Я рад, что Габриель вернулся, хоть для меня это и означает, что я теряю любимую женщину. Вы для меня оба дороги. Я желаю вам счастья. Правда. Я не в обиде на тебя. Разве что на судьбу. Меня волнует только один вопрос сейчас. Наш ребенок.

– За это не беспокойся. Вы одной крови. Это не изменится никогда. Ты в любой момент сможешь проводить с ним время. Я рада, что у него будет такой прекрасный отец.

– Спасибо тебе, – проглотив комок в горле проговорил Алекс.

Я смотрела на него и понимала, насколько сильным был этот человек, перенесший тоже столько горя и остававшийся таким же сдержанным и воспитанным. Тогда я поняла, что любить это не только держать рядом с собой, но и умение отпускать.

– Ты прости меня, Алекс, за то, что так все сложилось. Но он мой мир, он для меня все. Я не могу по-другому.

– Я знаю, Катя. Все пройдет. Все у нас у всех наладится. Ты главное малыша береги, прошу.

Наклонившись я в последний раз поцеловала этого мужчину в губы.

– Ты в любом случае дорог мне, Алекс. Я рада, что судьба свела меня с тобой.

Он поцеловал мне руку и я вернулась домой, где меня ждал любимый мужчина и сын.