Читать книгу: «Нарберд», страница 2

Ваграм шагал рядом с Аршаком. Позади шёл Вардан, держа лук, как часть руки.

– К реке сколько? – спросил Ваграм.

– Полдня хода, если без засад, – ответил Аршак, не оборачи-ваясь. – Но без них не бывает.

Шли быстро, почти бегом. Внизу слышался шум воды – Ар-мянская река. Он не знал её названия, но знал точно: она была здесь задолго до него. И будет здесь после.

Дорога петляла между холмами. Под ногами – влажная трава, камни. Где-то впереди раздался крик.

29

Спарапет поднял руку. Все замерли.

Из-за поворота выбежал разведчик.

– Персы! На прибрежной равнине. Бьют отступающих. Но часть войска осталась в засаде.

– Где?

– У старого платана, на левом склоне.

Спарапет обернулся к своим:

– Разделимся. Первая группа – удар на равнину. Вторая – через хребет, в тыл. Третья – прикрытие. Аршак, твой отряд – в обход.

Аршак повернулся к Ваграму.

– Хочешь – можешь остаться в прикрытии. С твоей раной…

– Пойду с тобой, – ответил Ваграм.

Аршак лишь хмыкнул.

Они шли по узкой тропе, среди скал. Молча. Каждый шаг отда-вался в позвоночнике. Ваграм чувствовал, как ноет плечо. Но ни слова.

Впереди показался тот самый платан – огромный, с корой, рассечённой молниями. Под ним стояли персидские воины – в тени, в засаде.

Аршак дал знак. Отряд рассыпался. Ваграм упал на одно коле-но, спрятался за камнем. Сердце снова гремело в груди.

И тут – он увидел. Ветки, надломленные неестественно. Ткань на кустах. И отпечаток ноги, уводящий в сторону.

«Это не вся засада.»

Он понял это в одно мгновение. Как будто увидел с высоты.

30

Персы отвлекали. Настоящий удар должен был быть сбоку, через лощину.

Он подполз к Аршаку.

– Это ложная засада. Основная часть уходит в обход. Вон туда, – указал он. – Там пройдут через лощину. Прямо в наш тыл.

Аршак не стал спорить. Только махнул рукой. Пара воинов со-рвались с места. Через пару минут вернулись.

– Придётся менять план, – буркнул Аршак. – Ты, оказывает-ся, не просто боец.

– Просто смотрю немного иначе, – ответил Ваграм.

Они ушли из узкой тропы и обошли лощину. Через двадцать минут их отряд ударил по персам сзади. Те не ожидали. Бой был коротким. Жёстким. Но победа – полной.

Вечером, когда лагерь снова затихал, Аршак сел рядом с Ва-грамом.

– Сегодня ты спас много жизней, – сказал он.

Ваграм не ответил. Он думал.

«Это и есть мой путь? Слушать, наблюдать, вспоминать? Не вмешиваться грубо, а быть нужным в деталях?»

Ночь была тихой. Даже слишком. Лес будто вымер, притих, за-таился. Ни шороха, ни крика совы, ни треска ветки под зверем. Только ровное дыхание спящих и слабый свет от тлеющих углей.

Ваграм долго не мог уснуть. Тело болело – но привычно. Мыс-ли – наоборот: непривычно молчали. Он чувствовал странную пустоту, как будто сегодняшний день был шагом не вперёд, а вбок. Он хотел помогать. Хотел быть полезным. И сегодня это уда-лось. Но… всё равно что-то внутри зудело.

Он закрыл глаза.

31

И вдруг – небо сменилось.

Он стоял на улице. Родной шум. Машины. Панельные дома. Пыль. Армянская речь. Он шёл по своей улице. Ереван. Проспект. Солнце било в лицо. Прохожие гудели, как в улье. Кто-то кричал в телефон. Кто-то продавал сувениры у дороги.

Он узнал всё.

Подошёл к подъезду. Нажал кнопку домофона. И тут – услы-шал голос.

– Ваграм?

Он обернулся. На скамейке сидел его дед. Молодой. Такой, каким он был на старых чёрно-белых фото. Куртка с вытертыми локтями, взгляд внимательный, резкий.

– Ты вернулся?

– Я… не знаю, – ответил Ваграм.

– Ты ведь думал, что это всё случайно, да? – дед встал, подо-шёл ближе. – Что это просто странный сон. Ошибка. Или судьба. Но всё куда проще.

– Проще?

– Ты не спасёшь мир, Ваграм. Не изменишь ход истории. Но ты можешь спасти тех, кто рядом. Иногда этого – достаточно.

– Но как? Я не учёный, не военный. Я просто…

– Армянин, – перебил дед. – Этого достаточно.

Вокруг всё начало тускнеть. Ереван исчезал, как пыль на ветру.

– Подожди! – закричал Ваграм. – Я ещё хотел спросить…

Но улица исчезла. Остался только голос.

– Помни, кто ты. Не кем был, а кем стал. Всё остальное – при-

32

дёт.

Тьма.

Он проснулся резко. Влажная роса на лице. Сердце билось в груди. Он сел. Вокруг – лес. Угли. Шорохи.

Он провёл рукой по лицу. Потом взглянул на небо.

Те же звёзды.

Но внутри – что-то изменилось.

Теперь он точно знал.

Он здесь не случайно.

Утро было тяжёлым.

Персы исчезли. Никто не знал, куда – но все понимали: это не конец.

Он шёл по склону. Ветер приносил запах дыма и сырой земли. В какой-то момент Вардан, проходя мимо, бросил фразу – бы-стро, не глядя, на древнем, точном, как камень, языке.

И Ваграм… понял.

Без усилия. Без перевода. Без акцента. Просто понял.

Затем сам ответил. На Грабаре (Древнеармянский язык).

Слово за словом. Не задумываясь. Будто всегда знал. И вдруг остановился – удивлённый тишиной в голове.

Он больше не переводил с трудом, не задумывался на время, как раньше. Он думал на нём.

К вечеру отряд добрался до вершины, откуда открывался вид на долину. Внизу, в расщелине между холмами, темнел персид-ский лагерь – вытянутые шатры, сигнальные огни, силуэты часо-вых. Всё было слишком спокойно. Слишком выверено.

33

– Они ждут, – сказал Аршак, глядя в бинокль из собственных глаз. – Наверное, подкрепление.

– Или заманивают, – добавил кто-то из старших. – Как тогда, у моста.

Спарапет решил: стоять лагерем в укрытии. Не приближаться. Дать им ход – пусть покажут, чего хотят.

Ночью костров не зажигали. Только шептали. Пили холодную воду из бурдюков. Подкладывали под голову плащи, как подуш-ки.

Ваграм лежал, всматриваясь в звёзды.

И снова поймал себя на том, что думает на Грабаре. Не только говорит – думает. Мысли приходили короткими, точными фра-зами. Без пафоса, но с весом. Словно язык сам вырезал в нём новые формы.

Ներքեւ՝ խաւար, վեր՝ լոյս։

Внизу – тьма. Вверху – свет.

Ничего не значащее наблюдение. Но он повторил про себя – и почувствовал, как оно зазвучало в нём. Будто дерево укорени-лось.

Он засыпал, слушая тишину долины.

И чувствовал – завтра будут перемены.

Утро выдалось настороженным. Лагерь проснулся рано – слишком тихо было в долине, и воины чувствовали это кожей. Ни один разведчик не донёс о движении врага, ни один сигнальный рожок не нарушил тишину.

К полудню на горизонте появился всадник.

Один. В светлом плаще, с поднятыми руками, без оружия. Шёл по открытой тропе, как человек, которому нечего бояться. Или как тот, кто знает: его не тронут.

34

Его пропустили до первого кольца стражи. Дальше сопрово-ждали двое воинов. Когда он подошёл к спарапету, всё замерло. Даже птицы в небе казались тише.

– Я послан от имени сатрапа Ардавана, – произнёс он гром-ко, с заметным акцентом, но на правильном армянском. – Он предлагает встретиться. Без оружия. До заката. Чтобы избежать новой крови.

Никто не ответил сразу.

Ваграм стоял в тени, в стороне от строя. Смотрел на перса, не моргая. Тот не был похож на шпиона. Ни на воина. Скорее – пи-сец, учёный, человек букв, а не меча.

– Почему теперь? – спросил спарапет. – Почему не вчера? Не после первой битвы?

Посланник слегка наклонил голову:

– Потому что вы выстояли. И потому что сатрапу стало инте-ресно, кто командует армянами, способными стоять против трёх численных превосходств.

Он достал свиток, передал сопровождающему.

– Здесь знак. Безопасный проход. До заката. Потом – воля богов.

Он развернулся и ушёл так же спокойно, как и пришёл.

Когда он скрылся за поворотом, спарапет развернулся к своим.

– Он говорил как вежливый человек. Но глаза у него были пу-стые. Как у тех, кто не верит ни в слово, которое говорит.

Аршак сплюнул в пыль.

– Это не переговоры. Это проверка. Сколько мы ещё можем держаться.

– Или попытка выиграть время, – добавил кто-то из старших.

35

Ваграм молчал. Но внутри всё стучало. В этом посланнике было что-то… незнакомо знакомое. Как будто он знал, что тот придёт.

– И всё же, – сказал спарапет, – мы должны пойти. Не как подчинённые. Как те, кто знает цену своему слову.

Он посмотрел на Ваграма.

– Ты пойдёшь с нами. У тебя дар слушать. И видеть то, что не всегда лежит на поверхности.

Ваграм не возразил.

Битва отложена. Но приближается новая – иная. Словом.

И, может быть, она важнее.

В шатре пахло благовониями и углём. Сатрап сидел на сложен-ных коврах, лицо его было спокойным, но в глазах не было ни усталости, ни раздражения – только холодный расчёт.

Он не стал говорить много.

– Вы дрались яростно. Слишком яростно для тех, кто должен был бежать. Но теперь у вас есть выбор. И он последний.

Он положил ладонь на колени, медленно, будто взвешивая ка-ждое слово:

– Уйдите за те горы. Вот туда. Он указал на карту. – За пере-вал. В глубину. Туда, где нас не будет. И мы не пойдём за вами.

Молчание.

– Мои люди устали. Ваши тоже. Но я не глупец. И вы, думаю, тоже. Знаете, как заканчиваются эти истории. Начинаются с дер-зости, заканчиваются пеплом.

Он посмотрел на спарапета.

– Я говорю не от своего имени. Сатрапы приходят и уходят. Но за мной – сила. И если вас не остановить сейчас, то после нас

36

придёт не отряд… а армия. С востока. Из глубины империи. Та, что не оставляет за собой ничего. Ни селений, ни камней.

Он сделал паузу. Говорил теперь тише.

– Я видел, как исчезают народы. И я не хочу, чтобы Армения стала следующей. Уйдите. И живите. Никто не тронет вас за пере-валом.

Спарапет долго молчал.

Аршак стоял напряжённо, взгляд прикован к карте.

Ваграм смотрел на сатрапа – и в каждом слове чувствовал: он не лжёт. Он действительно предлагает отступить. Но не из мило-сти. А потому что так проще.

Сатрап встал. Сложил руки за спиной.

– До рассвета. Потом – будет поздно.

Они вышли из шатра. Солнце уже касалось горизонта. Тени уд-линялись. Воздух стал тяжёлым.

Аршак прошипел:

– Это шантаж. Он грозит нам гибелью – и называет это ще-дростью.

Спарапет не ответил сразу.

А Ваграм, глядя на дальние горы, понял: это— узел.

Если его развяжут – останутся живы. Если перережут – хлы-нет кровь.

Они вернулись в лагерь, когда солнце уже клонилось к закату. Лица были напряжённые. Все ждали решения.

У костра спарапет стоял, упёршись руками в пояс, и смотрел на карту, разложенную на камнях.

– Мы не уйдём, – сказал он. Голос был твёрдым. – Ни за

37

горы. Ни за реку. Мы останемся здесь. Пока стоим – стоит земля под нами.

Многие молча кивнули. Но не все.

Один из знатных воинов – Седрак, седовласый, с кольчугой, потемневшей от времени и битв – шагнул вперёд. Глаза его были тяжёлыми, полными усталости.

– Спарапет, – сказал он, не повышая голоса, – твоё слово – закон. Но я не намерен вести своих людей на смерть, когда ещё есть шанс вернуться сильнее.

В лагере поднялся шёпот. Все замерли.

Седрак продолжил:

– Уйти – не значит предать. Это значит сохранить то, что мож-но сохранить. Набраться сил. И однажды вернуться – уже не от-рядом, а армией.

Он посмотрел в глаза спарапету.

– Я уведу своих людей. Мы не хотим погибнуть здесь, беспо-лезно. Надеюсь, вы поступите так же.

Молчание было тяжёлым.

Спарапет смотрел на него долго, затем отступил на шаг.

– Делай, как считаешь нужным, – сказал он. – Но знай: до-рога назад будет долгой.

Седрак коротко кивнул. Собрал тех, кто хотел идти с ним. Их оказалось немало – почти треть отряда. Никакой злобы, но с пе-чалью они собирали оружие и запасы.

Через час отряд Седрака уходил к горам. Без крика, без про-щаний.

Когда их силуэты исчезли в предвечернем тумане, Аршак по-дошёл к спарапету и Ваграму.

38

– Теперь нас слишком мало, – сказал он, глядя в сторону. – Если завтра будет бой – мы не выдержим.

Спарапет молчал, сжимая карту.

Тогда Ваграм сказал вслух то, что понимали все:

– Нужно отступить. В ближайшую крепость. Там набрать но-вых людей. Дать себе шанс.

Спарапет поднял голову. Долго смотрел на каждого.

– Крепость Нарберд стоит в трёх переходах отсюда, – мед-ленно произнёс он. – Она заброшена, но стены ещё целы. Селе-ния вокруг помнят, кто мы такие.

Он сжал кулак.

– Мы меняем поле битвы.

39

Глава 3

Путь

Ранним утром они собрали остатки провизии, подняли ране-ных на лошадей и, не зажигая факелов, двинулись к северу.

Долина оставалась позади. А вместе с ней – их первая побе-да. И их первое поражение.

Но впереди была крепость.

А значит, ещё была надежда.

Путь к крепости был трудным. Тропа петляла между холмами, где ещё не выцвела весенняя трава, а в оврагах блестела талая вода. Они шли быстро, без остановок. Даже раненые старались держаться в седле – все понимали: если остановятся сейчас, мо-гут не дойти.

На третий день показались первые селения.

Небольшие, затихшие, будто затаившие дыхание. Люди выхо-дили настороженно, в основном старики и женщины. Мужчин было мало – кто погиб, кто ушёл в горы, кто спрятался.

Вардан первым подошёл к воротам одной из деревень, под-нял руку, не касаясь оружия.

– Мы не враги. Мы армяне, как и вы. Ищем крепость Нарберд.

Сначала – молчание. Потом дверь открылась. Из-за неё пока-зался старый крестьянин с повязкой на голове.

– Нарберд? Там гнездо ястреба. Стены целы, но живёт только ветер. Вы серьёзно хотите туда?

– Мы не просто хотим, – ответил Аршак. – Мы хотим, чтобы она снова стала нашей.

40

Старик кивнул. И, немного помолчав, добавил:

– Если вы туда – я скажу остальным. Пусть знают, что кто-то ещё держит меч.

К вечеру к ним присоединились трое молодых: двое братьев из другого села и пастух, что когда-то был лучником. Спросили не сколько им заплатят, а есть ли шанс отвоевать своё.

Спарапет принял их без слов.

На четвёртый день они подошли к Нарберду.

Крепость стояла на скале, высеченная, будто самой землёй. Стены потрескались, ворота были полуразбиты, но башни всё ещё держались. Как старый воин: иссечённый, но живой.

– Мы дома, – тихо сказал Аршак.

– Ещё нет, – ответил Ваграм. – Но уже ближе, чем были вче-ра.

Они поднялись, раздвинули ворота. С грохотом те поддались.

Пыль. Паутина. Пустота.

И внутри – пространство. Для людей. Для оружия. Для надеж-ды.

– Сюда будем тянуть новых, – сказал спарапет. – Кто хочет жить, а не ползать. Кто не боится помнить, кто он.

Он посмотрел на оголённые стены.

– Сюда вернётся сила. Только не сразу.

Аршак вытащил нож и вырезал на внутренней стороне ворот одно слово:

ОСТАЁМСЯ.

И все, кто стоял рядом, почувствовали: здесь начнётся новая глава.

41

Первые дни в крепости прошли в тишине.

Не было ни персов, ни подкреплений, ни приказов. Только ру-ины, камень и ветер. Но в этом было что-то правильное – по-сле бегства, после раскола, после тяжёлых решений. Нужно было просто стоять.

На рассвете каждый знал, что делать. Аршак занялся дозора-ми: расставил людей на башнях, на тропах, в долинах. Спарапет пересчитывал запасы и прикидывал, сколько дней можно про-жить без подвоза зерна. Ваграм – наблюдал. Слушал. И посте-пенно начал находить своё место.

На третий день прибыл мальчишка с ослом, гружённым суха-рями и вяленым мясом. Глаза у него были испуганные, но он всё равно вручил мешок с коротким:

– Отец сказал – если вы ещё держитесь, держитесь и дальше.

Потом пришли двое мужчин с оружием. Сказали, что когда-то служили в крепости, когда она была ещё жива. За ними – старик, бывший лекарь, принёс сушёные травы. Потом – мать с двумя сыновьями, один из которых еле держал лук, но не отпускал его из рук.

Ваграм начал заниматься с молодыми. Без приказа. Просто взял тех, кто не знал, с какой стороны держать копьё, и начал по-казывать. День за днём. Движение за движением.

– Щит не для красоты, – говорил он, поднимая руку новичка. – Щит – это твоя стена. Твоя дверь. Твоя последняя черта.

– А меч? – спрашивал кто-то.

– Меч – когда уже не осталось другого выхода.

Иногда он говорил на Грабаре. Сам того не замечая. И молодые повторяли. Сначала – будто в шутку. Потом – как заклинание.

– Ով կ՚իյնայ, վեր կ՚ելլէ։

42

Кто падёт – встанет снова.

Скоро к нему начали подходить даже те, кто был старше по званию. Спросить. Послушать. Как к тому, кто видел что-то боль-шее.

Аршак однажды прошёл мимо, остановился, посмотрел, как он тренирует троих мальчишек.

Потом сказал негромко:

– Ты теперь здесь нужнее, чем думаешь.

А потом добавил:

– Иди к нам вечером. Обсудим, как укреплять стены.

Это становилось гарнизоном.

Началом нового сопротивления.

И у Ваграма было своё место.

Вечер. Ветер тянулся из востока, принося запах степей, костров и чего-то ещё – беспокойного.

Костёр во дворе крепости горел ровно. Вокруг него сидели во-семь человек. Старые, молодые, раненые, целые. Все – устав-шие, но не сломленные. Аршак сидел, подперев подбородок рукой, молчал. Ваграм подкидывал в огонь ветки. Вардан жарил хлеб на палке, глядя, как пламя трепещет от ветра.

– Ты видел когда-нибудь, как горит деревня? – спросил один из новеньких, парень лет двадцати с лицом, испачканным сажей. – Не от случайного огня, а который специально подожгли?

– Видел, – ответил Аршак. – И чувствовал, как это пахнет.

– Пахнет дымом? – спросил Вардан.

– Нет. Пахнет концом.

43

Молчание. Только треск огня.

– Я не хочу, чтобы так пахло снова, – сказал тот же парень. – Я хочу… не просто сидеть в крепости. Я хочу, чтобы они знали: мы не просто выживаем. Мы помним.

– Мы придём к ним, – сказал Ваграм. – Но не сейчас.

– Когда? – спросил кто-то.

Ваграм поднял взгляд. Его голос был тихим, но твёрдым:

– Когда нас будет столько, что сама земля под нашими ногами будет звучать, как барабан. Когда каждая деревня, каждый па-стух, каждый мальчишка с луком будет знать, что мы не исчезли.

Аршак усмехнулся:

– А пока – строим. Укрепляем стены. Собираем припасы. И учим вот таких, – он кивнул на Вардана, – как держать оружие, чтобы руки не дрожали.

– У меня не дрожат, – пробормотал Вардан.

– Пока рядом костёр, – ответил Аршак. – А вот когда вокруг всё будет тёмное, и только глаза врагов будут светиться – вот тог-да и проверим.

Они замолчали.

Огонь потрескивал. Над головой промчалась сова. Где-то дале-ко лаяла собака – значит, где-то ещё стояли селения.

Значит, ещё было за что держаться.

Поздно ночью, когда все уже расходились, к Аршаку подошёл разведчик.

– Видел костры. Трое. На холмах к югу. Но не близко. Развед-ка.

– Персы?

44

– Возможно. Или Седрак. Кто-то смотрит.

Аршак кивнул. Повернулся к Ваграму.

– Завтра пойду туда с пятью. Хочешь – иди со мной. У тебя глаз чуткий. Может, увидишь то, чего мы не замечаем.

– Пойду, – ответил Ваграм.

Он посмотрел на крепость. На молодые лица у стены. На дым, поднимающийся в небо.

Они были ещё слишком слабы, чтобы идти в наступление. Но уже слишком сильны, чтобы прятаться.

Начиналась новая глава. Глава наблюдений, сбора, укрепле-ния и памяти.

И эта крепость становилась не только щитом.

После костра Ваграм долго не мог уснуть.

Он вышел во двор, где ещё тлели угли. Небо было тёмным, но чистым, и в глубине его, между звёзд, он вдруг увидел что-то. Как будто время само склонилось к нему с вопросом: ты всё ещё здесь?

Он сел на холодный камень и снял перчатку.

Браслет был на месте. Тот самый. Потемневший от пыли, с узо-ром орла, врезавшегося в плоть почти как клеймо. Он провёл по нему пальцами. И снова – как тогда – почувствовал тепло. Едва ощутимое. Как пульс.

В голове вспыхнуло: голос старого жреца, которого он видел у дуба.

Ты не гость. Ты часть. Ты не случайность. Ты звено.

Ваграм закрыл глаза.

И вдруг вспомнил дом. Короткий миг, давно забытый – как

45

дед чистил свой кинжал. Как он говорил: металл – это не просто орудие. Это память. И если к ней относиться с уважением, она поведёт тебя туда, куда ты должен дойти.

Он открыл глаза и прошептал:

– Я ещё не знаю, зачем я здесь. Но я уже не ищу выхода. Я ищу путь вперёд.

Он надел перчатку и встал. Ветер коснулся лица. Где-то в тем-ноте, в лесу, хрустнула ветка.

На следующее утро он уже был на южной башне, в доспехах, с мечом и с глазами, полными ясного света.

Аршак подошёл и коротко кивнул:

– Готов?

– Да. Пора посмотреть, кто нас ищет.

– Тогда в путь.

Он просто пошёл. Вперёд. К разведке. К новым следам. К но-вым словам времени, которое всё ещё говорило с ним. И ждало, чтобы он понял.

Южные холмы были поросшими кустарником, редкими дере-вьями и россыпью камней, среди которых легко было спрятать целый отряд. Туда они шли впятером: Аршак впереди, за ним двое лёгких воинов с луками, затем Ваграм, замыкал строй юно-ша с топором, у которого пока не было ни одного шрама.

Шли молча. Разговоров не было – каждый шаг мог выдать их раньше времени. Только ветер шуршал в сухой траве.

Когда они добрались до гребня, Аршак поднял кулак. Все за-мерли. Он медленно опустился на колени и подал знак: впереди – движение.

Ваграм подтянулся рядом. Присмотрелся. У основания холма горел маленький костёр. Вокруг него – трое. Один сидел, двое

46

стояли, перебрасываясь короткими фразами.

– Что скажешь? – прошептал Аршак.

– Они не местные, – ответил Ваграм, вглядываясь. – Слиш-ком открыто. Слишком спокойно. Либо уверены, что здесь никто не пройдёт, либо… хотят, чтобы их увидели.

– Думаешь, персы?

Ваграм покачал головой.

– Не похоже. Слишком свободно. И слишком мало.

Он посмотрел внимательнее.

Один из троих поднялся, и Ваграм увидел знак на его поясе – выцветший, но различимый: львиная голова, обвитая лозой.

Он резко втянул воздух. Этот знак он уже видел – в одной из забытых книг деда. Это был старый символ – рода Седрака. Ар-мянский, древний, как сама крепость.

– Это не враги, – сказал он. – Это… свои.

– Свои, которые теперь отдельно, – мрачно заметил Аршак.

Ваграм выпрямился.

– Я спущусь. Один.

– Зачем?

– Они ждут. Иначе не сидели бы так.

Аршак долго смотрел на него, потом сказал:

– Если что – мы рядом. Но не геройствуй.

Ваграм пошёл вниз. Медленно. Без оружия в руках. Один из троих поднялся первым, потянулся к ножу. Рука остановилась.

– Имя? – спросил он.

47

– Ваграм. Из отряда спарапета.

Мужчина медленно кивнул.

– Мы тоже когда-то были с вами.

– Я знаю.

Они смотрели друг на друга, как бойцы, разделённые выбо-ром.

– Что вам нужно? – спросил Ваграм.

– Видеть. Знать. Мы слышали, что вы укрепились. Что собира-ете людей.

– Это правда.

– Седрак не верит, что вы удержитесь.

– А вы?

Мужчина пожал плечами.

– Мы верим в то, что земля всё ещё наша. Но пока не знаем, с кем идти.

Ваграм шагнул ближе.

– Передайте Седраку: мы не зовём. Мы ждём. Кто готов – тот придёт. Враг идёт не завтра, но скоро. И если мы не будем рядом, неважно, где кто стоял изначально.

Молчание. Потом мужчина кивнул.

– Скажу.

Ваграм развернулся и пошёл назад, чувствуя на спине их взгля-ды. Но в них уже не было вражды. Только ожидание.

Наверху его встретил Аршак:

– Ну?

48

– Это были свои. Смотрят. Думают.

– Пусть думают, – ответил Аршак. – Но мы не будем ждать вечно.

Они пошли обратно. На закате крепость Нарберд зажгла пер-вые огни на башнях.

И где-то в степи уже летело слово, которое разносится быстрее стрелы:

Армяне снова держат стену. И ждут.

В крепости встречали молча. Воины сразу поняли по лицам вернувшихся – боя не было, но было важнее.

Спарапет выслушал короткий рассказ, ничего не сказал, только взял нож и вырезал на доске у входа новый знак: горизонтальная линия с точкой посередине. Это значило одно – за нами наблю-дают.

– Времени мало, – сказал он. – Нужно делать Нарберд не просто убежищем, а опорой. Кто не умеет строить – пусть носит. Кто не умеет носить – пусть варит. Кто не может встать – пусть молится. Здесь больше нет бесполезных.

На следующее утро начали укреплять южную стену. Камень к камню, деревянные балки, новые дозорные вышки. Десятки рук, слаженно, молча, делали одно дело. Это было понимание: если сегодня не построим – завтра некому будет.

Ваграм вместе с двумя юношами из ближнего селения укре-плял проход у старой башни. Один из них – с тихим голосом, с выгоревшими волосами – всё время оглядывался. Наконец не выдержал:

– А если они всё же придут? Все. Седрак, персы, кто угодно. Нас же мало.

Ваграм остановился, поднял голову, вытер лоб.

49

– Если бы это был конец – нас бы уже не было. А раз мы сто-им – значит, не конец.

Юноша молча кивнул. И больше не оглядывался.

На третий день после разведки к крепости подошёл всадник. Один. Без флага, без оружия в руках. Его сразу взяли в кольцо, провели к спарапету. Лицо у него было знакомое – один из быв-ших сотников Седрака.

Он не стал медлить:

– Седрак пошлёт людей. Не всех. Но первые двадцать будут через два дня. Остальные – позже, если решит, что вы действи-тельно держитесь.

– Мы держимся, – ответил спарапет.

Сотник кивнул и ушёл так же молча.

Аршак стоял у ворот.

– Вот и начинается. Слова превращаются в шаги.

– Начинается, – повторил Ваграм.

На следующий день крепость словно ожила. Люди работали с удвоенной силой: чинили бойницы, укрепляли башни. Раненые помогали, как могли. Женщины варили хашил и носили воду.

И каждый работал с мыслью: теперь к ним снова потянутся.

Вардан с группой мальчишек натягивал верёвки для сигналь-ных огней на стенах. Аршак учил новобранцев держать строй. Ва-грам тренировался с теми, кто едва умел стоять под щитом.

Под вечер прибыли первые двадцать бойцов от Седрака. Уста-лые, грязные, но вооружённые. Они вошли в крепость без высо-ких слов, без выстрелов, но глаза у них были живыми. Они выбра-ли остаться.

Спарапет принял их коротко:

50

– Здесь командует долг. Кто забыл, зачем пришёл – может уйти прямо сейчас.

Никто не ушёл.

Ночью над крепостью впервые за долгое время горели сиг-нальные огни на всех четырёх башнях. Свет был тусклым, но рав-номерным, как пульс живого сердца.

Ваграм стоял на стене, смотрел вниз, на дорогу. Там, в темно-те, далеко, могли прятаться враги, разведчики, предатели. Но он знал: самое главное сейчас не там.

Самое главное было здесь.

Люди собирались вокруг идеи. За будущее. Они сами искали шанс стоять, а не падать.

Аршак подошёл к нему, прислонившись плечом к стене.

– Смотришь на дорогу?

– Нет, – ответил Ваграм. – Смотрю на время.

Аршак усмехнулся:

– Время само придёт. Главное – чтобы нас хватило на встре-чу.

Внизу у костра кто-то запел тихую старую песню. Без инстру-ментов, только голос, тяжёлый, как сама земля. Мелодия подни-малась вверх, к башням, к звёздам, к самой душе.

И Ваграм почувствовал: ночь больше не давила. Теперь она держала их, как старая мать держит своих детей.

Впереди были бури. Войны. Потери.

Но уже никто не был один.

И крепость Нарберд, покинутая когда-то, теперь снова жила.

51

Следующее утро было ясным, но прохладным. После ночной росы камни на стенах покрылись испариной, и крепость казалась старой лодкой, медленно выныривающей из глубин.

Ваграм с первыми солнечными лучами снова оказался на юж-ной башне. Привычка. Смотреть. Молчать. Слушать небо.

Он заметил спарапета ещё издалека. Тот шёл медленно, без охраны, с руками за спиной. Не только как командующий, но и как человек, у которого мысль не даёт покоя.

– Устал? – спросил он, подойдя ближе.

– Нет, – ответил Ваграм. – Я просто учусь стоять.

– Стоять – легче, чем идти, – сказал спарапет. – Но труднее, чем падать.

Он подошёл к краю стены. Смотрел вдаль, туда, где дорога те-рялась среди холмов.

– Я видел много воинов. Сильных, быстрых, умелых. Видел и тех, кто ничего не знал, но умирал, как герои. – Он замолчал на мгновение. – Но тебя среди них не было.

Ваграм насторожился.

– Это не упрёк, – продолжил спарапет. – Ты не из тех, кто сразу берёт меч и кричит. Ты слушаешь. И помнишь. И я не знаю, откуда у тебя это… – он взглянул на браслет, блеснувший под ру-кавом, – …но это даёт тебе то, чего нет у других.

Он сделал паузу. Слова не были случайными. Он подбирал их.

– Я никогда не даю поручений тем, кто сам не находит себе место. Но ты уже выбрал. Сам. Без приказа.

Он развернулся к Ваграму.

– Мне нужен человек, который будет говорить с теми, кто со-мневается. Кто пришёл, но не уверен. Кто не боится, но не знает, зачем остался. Ты умеешь находить слово между щитом и мечом.

52

Ваграм ничего не ответил. Но взгляд стал тверже.

– Ты не станешь спарапетом. Не сейчас. И, может, никогда. Но ты уже стал… частью того, что держит эту крепость на ногах.

Он положил руку ему на плечо.

– Не предводитель. Не учитель. Просто голос. Когда другие молчат.

И ушёл.

Ваграм стоял один. Ветер трепал плащ. Браслет был тёплым – как будто соглашался.

Он не чувствовал себя выше других. Не чувствовал избранно-сти. Только ответственность. И странное, простое желание: гово-рить тогда, когда остальные молчат.

Потому что если не сказать вовремя – можно потерять тех, кто был готов остаться. И тех, кто мог прийти.

А таких будет ещё много.

И крепость Нарберд должна была стать для них началом.

День прошёл в делах. Ваграм не носил приказов – он просто ходил между людьми. Останавливался рядом с теми, кто сидел один, кто смотрел в землю, кто слишком молча точил нож.

Он не говорил долго. Иногда просто спрашивал:

– Почему ты остался?

И люди отвечали. Не сразу. Но отвечали.

– Потому что отец погиб, а я хочу, чтобы мой сын знал, за что.

– Потому что здесь хоть кто-то смотрит в глаза.

– Потому что устал прятаться.

– Потому что это мой долг.

53

Он не уговаривал. Не убеждал. Просто слушал и повторял то, что уже знал:

– Мы здесь, чтобы вернуться.

К вечеру на крепостной стене собрались новички. Семеро. Один из них – немой, с резким взглядом и татуировкой в виде волка на шее. Рядом – парень с запада, с акцентом, но с креп-кими руками. Они ждали. Никто не приказывал им собираться. Просто пришли.

Ваграм вышел к ним.

– Нас пока немного. Но в нас есть то, чего не хватает врагу. Мы знаем, за что стоим.

Он прошёлся взглядом по лицам. Усталые, упрямые, голодные.

– Завтра вы отправитесь в селения к северу. Там остались те, кто боится. Заставлять их не надо. Но пусть знают – есть кре-пость, где их ждут.

Они кивнули. Без возгласов, без крика. Просто кивнули.

Ночью начался дождь.

Он бил по черепице, стекал по каменным швам, забирался в сапоги. Но никто не уходил с дозора. Воины стояли на башнях, как деревья, растущие прямо из крепости.

А внизу, в комнатах, под навесами, в сухих углах спали нович-ки. И снились им не сны о бегстве, а сны о возвращении.

Потому что у них теперь было место. И имя.

Нарберд.

Дождь продолжался до рассвета. Он не был бурным, но на-зойливым, как мысли, от которых не спастись. Камни крепости блестели, будто отполированы слезами. Над стенами медленно поднимался пар.

54

Ваграм не спал. Он сидел под навесом у главного входа, слу-шал, как капает с крыши, и думал – о тех, кто ещё не пришёл, и о тех, кто может не дойти.

Когда первые лучи пробили облака, с дозорной башни донёс-ся окрик.

– Всадник!

Все замерли.

– Один! Со стороны южных холмов! Без флага!

Вскоре его уже вели внутрь. Мокрый до костей, усталый, сед-ло в крови. Он едва держался на ногах. Говорить начал сразу, не дожидаясь разрешения: