Цитаты из книги «Миф о красоте. Стереотипы против женщин», страница 4

Глядя на изображения груди в нашей культуре, мало кто хоть немного осознает, что реальная грудь может иметь такие же разнообразные формы и размеры, как и сами женщины. Большинство женщин редко, если вообще когда-либо, видят или трогают грудь других женщин, и потому они не знают, какова она на ощупь, как она двигается и меняется при движении тела или как она на самом деле выглядит во время занятий любовью. Женщины всех возрастов зациклились — что особенно грустно на фоне того разнообразия, которое встречается в реальной жизни — на «упругости» и «твердости». Многие молодые женщины страдают от стыда, будучи убежденными в том, что только у них на груди есть растяжки. Держа женщин в полном неведении относительно того, как выглядят тела других, цензура красоты способна почти любую из нас заставить чувствовать, что только ее грудь является чересчур дряблой, низкой, отвисшей, маленькой или большой, или странной, или неправильной формы, и благодаря этому полностью лишить ее всего утонченного эротизма ее сосков. Тенденция прибегать к хирургической коррекции создана культурой, которая отрицает любую грудь, кроме той, что является «официально признанной».

Долгих 20 лет молодые женщины поколение за поколением видели перед глазами карикатурное изображение «уродливой феминистки», и поэтому студентка-старшекурсница в статье журнала Time заявляет: «Я женщина, но я не феминистка. Я представляю себе феминистку как мужеподобную женщину, которая не бреет ноги». Слишком многие молодые женщины не осознают, что заинтересованные в этом люди намеренно представляли феминистку таким образом, чтобы обеспечить именно такую реакцию. И эти же люди обвиняют женское движение в нынешних проблемах женщин! Сильвия Хьюлет цитирует 25-летнюю Кэтрин, которая, описывая корпоративную вечеринку в своей юридической компании, говорит: «Мне не нравится то, что освобождение женщин повысило ожидания мужчин». «Еще двадцать лет назад, — жалуется она, — молодой мужчина-адвокат мечтал появиться под руку со сногсшибательной блондинкой, а сегодня он и его коллеги борются за то, чтобы сопровождать наиболее успешную женщину. Единственный подвох в том, что эти женщины-яппи должны выглядеть не менее великолепно, чем сногсшибательные блондинки прошлого».

Некоторые мужчины уже не в состоянии реагировать ни на что, кроме «железной девы». Один профессор рассказывал мне, что каждый год, когда он дает своим студентам задание написать эссе об образах, тиражируемых в СМИ, девушки пишут об одном и том же: их возлюбленным не нравится, что женщины не выглядят так, как они представлены в эротике.

Мужчины контролируют сексуальную жизнь друг друга, не давая любви и семье занять главное место в их жизни. Женщины, в отличие от них, считают себя успешными, если им удается поддерживать любовные отношения. Если бы множество мужчин и женщин объединились бы и действовали сообща, то такое определение успеха стало бы привлекательным и для мужчин, освободив их от пут мужского соперничества. Но «красивая» порнография препятствует этому: воздействуя на мужчин, она не дает им обрести покой в любви с постоянной партнершей. Образы обработанных фотошопом красоток заставляют мужчину пребывать в постоянном поиске, вместо того чтобы разглядеть красоту женщины, которую он хорошо знает, женщины, отмеченной морщинками, родной и близкой, которая каждое утро подает ему за завтраком газету.

То, что говорят о женщинах, правда: мы и в самом деле ненасытны. Наши аппетиты и в самом деле нужно контролировать, если все должно по-прежнему оставаться на своих местах. Если бы нам принадлежал весь мир, если бы мы верили в то, что за этим не последует наказания, мы действительно потребовали бы больше любви, больше секса, больше денег, большей ответственности за детей, больше еды, больше внимания и заботы. Эти сексуальные, эмоциональные и физические запросы в самом деле начали бы распространяться и на социальную сферу: оплату ухода за престарелыми людьми, родительский отпуск по уходу за ребенком, социальное обеспечение детей и т.д. Сила женского желания была бы настолько велика, что обществу пришлось бы считаться с тем, чего хотят женщины — как в постели, так и в жизни в целом.

Эта схема — хорошо продуманное и тщательно организованное религиозное действо чистой воды.

Женщина, заходящая с улицы в торговый центр, выглядит очень по-земному, как простая смертная, с волосами, растрепанными ветром, и своим собственным лицом, без маски, такая, какая она есть. Чтобы добраться до прилавка с косметикой, она должна пройти сквозь коридор с намеренно дезориентирующими ее зеркалами, подсветкой, запахами, совместное воздействие которых подвергают ее «сенсорной перегрузке». Такая перегрузка используется гипнотизерами и служителями разного рода культов для усиления восприимчивости человека к гипнотическому внушению. По обе стороны от нее стоят ангелы — серафимы и херувимы — выставленные на всеобщее обозрение «идеальные» лица моделей. А за ярко освещенным прилавком, где расставлены магические средства, которые позволят ей перейти невидимую границу и шагнуть в иной мир, стоит, подсвечиваемый снизу, ангел-хранитель. Женщина знает, что продавщица — обычная смертная, но она тщательно и умело накрашена и выглядит подобно окружающим ее ангелам. По сравнению с ними, видя в зеркалах отражение своего собственного «несовершенного» лица, покупательница начинает чувствовать себя не в своей тарелке. Ощущая себя потерянной и дезориентированной в этом искусственно созданном раю торгового центра, женщина не может понять, что делает и живых ангелов, и ангелов на картинках одинаково «совершенными»: и те и другие сильно накрашены. Яркий макияж не имеет никакого отношения к внешнему миру, на улицах города он так же неуместен, как модельная фотосессия. Но земной мир смертных исчезает, стирается из ее памяти, потому что она стыдится и чувствует свою неуместность среди окружающих ее эфемерных созданий. И она всей душой хочет преодолеть этот барьер и оказаться по ту сторону.

Табу, связанные с менструальным циклом, — пишет Розалинда Майлз, — означали, что на протяжении четверти своей взрослой жизни каждую неделю из четырех на женщинах прежних поколений регулярно ставилось клеймо нетрудоспособности и неполноценности, и они были выключены из жизни общества». Женщин во время их критических дней считали нечистыми, сексуально непривлекательными и, соответственно, недостойными того, чтобы находиться в обществе. И точно так же современные женщины чувствуют себя униженными изгоями в периоды, когда «поправляются». Это «табу» служит тем же целям и заставляет даже самих женщин считать себя морально слабыми, испорченными и недостойными секса.

Если запреты, связанные с менструальным циклом, исключали женщин из социальной жизни, то сегодня женщины сами избегают появляться на людях. У ортодоксальных евреев женщине в «нечистый» период запрещено есть вместе со своей семьей. «Нечистота», связанная с избыточным весом, ведет к тому же. Запреты, связанные с сексуальной «нечистотой», уступили место ограничениям, связанным с «порочностью» другого рода.

В сущности, миф о красоте всегда предписывает определенные стандарты скорее поведения, чем внешности. Конкуренция женщин между собой была специально и вполне осознанно сделана неотъемлемой составляющей этого мифа для того, чтобы внести раскол в их ряды и настроить их друг против друга. Молодость и (до недавнего времени) девственность считаются «красивыми», поскольку они предполагают отсутствие у женщины жизненного опыта и сексуальную безграмотность. Старение же воспринимается как «некрасивое», так как с возрастом женщины приобретают больше силы и власти. Поэтому связи между разными поколениями женщин должны постоянно разрушаться. Женщины постарше опасаются конкуренции со стороны молодых, молодые сторонятся старших, и таким образом миф о красоте калечит и тех и других на протяжении всей их жизни. Важно, чтобы личностная ценность и целостность женщины не основывались на ее «красоте», чтобы мы оставались независимыми от внешнего одобрения и чтобы влияние общества не подрывало нашу самооценку.

Мягкая, неагрессивная порнография делает мужчин менее склонными верить жертве изнасилования, а фильмы с элементами сексуального насилия заставляют их все спокойнее относиться к жестокости, которую они наблюдают по отношению к женщинам, и в итоге только насилие начинает восприниматься ими как нечто эротичное.

Женщины-потребители [покупающие косметику] <...> платят за обман $20 млрд в год. <...> Так что же значат для нас эти $20 млрд в год? На эти деньги мы могли бы ежегодно получать примерно в три раза больше медицинской помощи, чем предлагает нам американское правительство сейчас. Это 2000 женских клиник или 75 000 фильмов, музыка, литература для женщин, или фестивали искусств; или 50 женских университетов; или 1 млн высокооплачиваемых помощников по хозяйству для престарелых людей; или 1 млн помощниц по уходу за детьми; или 33 000 приютов для женщин, подвергшихся домашнему насилию; или 2 млрд тюбиков противозачаточного крема; или 200 000 дополнительных автобусов, чтобы безопасно передвигаться в ночное время; или 400 000 университетских стипендий для девушек, которые не могут оплатить свое высшее образование; или 20 млн авиабилетов по всему миру; или 200 млн ужинов в четырехзвездочных французских ресторанах; или, наконец, 40 млн ящиков шампанского "Вдова Клико".