Читать книгу: «Алания: испытание красотой»

ПРОЛОГ

Последние три года жизни Николь измерялись не днями и неделями, а циклами химиотерапии. Она сидела в кресле у окна палаты и по очереди держала за руку то маму, то папу. Их пальцы, когда-то такие сильные и уверенные, стали легкими и хрупкими, словно осенние листья. Она наблюдала, как уходит жизнь из дорогих ей глаз, как тает на глазах плоть, оставляя лишь тень былой роскоши и силы.

Когда в большом, но теперь пустом и безмолвном доме зазвучали только ее шаги, Николь осознала всю полноту катастрофы. Она осталась одна. Не просто без семьи. Она осталась без щита. Без кредитных карт, решавших любую проблему. Без адвокатов, отводивших любую беду. Без статуса, открывавшего все двери. Осталась только она – двадцатишестилетняя девочка, не умевшая ничего, кроме как красиво тратить деньги. И горький, соленый осадок на губах от бесконечных слез, которые она уже даже не замечала.

Именно тогда ее взгляд упал на экран ноутбука. Яркая вакансия, словно насмешка: «Требуются аниматоры в отель 5*. Алания. Жилье. Питание». Побег. Это был единственный шанс не сойти с ума в стенах, пропитанных смертью. Билет в один конец. Контракт на шесть месяцев. Шанс научиться жить заново. Или сломаться окончательно.

ГЛАВА 1. Фарфоровая кукла в аду

Самолет заходил на посадку, и за иллюминатором разворачивалась картина, словно из рекламного буклета. Изумительная бирюза моря, изумрудные склоны гор, утыканные белыми домиками, и золотая полоска пляжа. Сердце Николь екнуло от слабой надежды. Может быть, здесь она сможет забыться?

Эта надежда испарилась ровно через два часа, сменившись паникой, граничащей с ужасом.

Служебное помещение для аниматоров оказалось тесной, заставленной ящиками с реквизитом каморкой, пахнущей хлоркой и потом. Администратор Олег, мускулистый мужчина с колючим взглядом, смерил ее с ног до головы. Его взгляд скользнул по бежевым льняным брюкам, шелковой блузке и дизайнерской сумке, которую она, глупая, взяла с собой как талисман.

– Ну что, принцесса, – сказал он без предисловий, протягивая пачку ярких тканей. – Твое королевство – детский клуб. Утренник через сорок минут. Переодевайся. Твой костюм – «Веселый Гоша». Это клоун.

Николь молча взяла мешковатый, пахнущий чужим телом комбинезон с помпонами. В глазах потемнело. Она никогда в жизни не прикасалась к вещам, которые носил незнакомый человек.

– А куда я могу повесить свою одежду? – тихо спросила она.

Олег фыркнул:

– В шкафчик. Если влезет. И брось эти штуки, – он ткнул пальцем в ее серьги-кисточки от Шанель.

Ее напарницей оказалась Юлия – худая, стремительная девушка с коротким розовым ежиком волос и умными, насмешливыми глазами. Она наблюдала за сценой, скрестив руки на груди.

– Не обращай внимания на Олега, – тихо сказала Юлия, когда он ушел. – Он всех новеньких так пробует на зуб. Особенно таких… – она запнулась, подбирая слово.

– Таких каких? – насторожилась Николь.

– Чистых. Словно с другой планеты. Держись. Первая неделя – ад.

Юлия не солгала. Утренник стал для Николь филиалом ада. Два десятка кричащих, потных детей носились по ковру. Она, в душном костюме клоуна, должна была их организовывать, петь дурацкие песенки, танцевать. Краска на лице сливалась со слезами, которые она отчаянно сдерживала. Один мальчик испачкал ее комбинезон мороженым, другой наступил на ногу. Физическая усталость, на которую она никогда не была способна, валила с ног.

В столовой для персонала ее одиночество стало материальным. Она села с подносом за край стола, где сидела Юлия. Остальные – румяные спортивные парни и загорелые девушки – громко смеялись, перебрасывались шутками на русском и турецком, и ни один взгляд не задержался на ней. Только мужчины смотрели. Пристально, оценивающе, как на товар. В их взглядах было желание, но ни капли уважения. Она слышала обрывки фраз: «…смотри, кукла плачет…», «…богатая дура, поиграет и свалит…»

Вечером, закрывшись в своей крошечной комнатке с двумя кроватями (вторую занимала Юлия), Николь стояла под ледяным душем и смотрела, как с ее идеально ухоженного тела стекает грязь и грим. Руки дрожали от усталости. Душа – от унижения. Она прислонилась лбом к холодной кафельной плитке и прошептала:

– Я не сдамся. Я научусь. Я должна.

Это была не молитва, а клятва. Клятва той избалованной девочке, которая умерла вместе с родителями. Новой Николь предстояло родиться здесь, в этом аду, за право называться человеком.

ГЛАВА 2. Запах дыни и душистых трав

Рутина оказалась безжалостным жерновом, перемалывавшим и тело, и мысли, не оставляя сил даже на слезы. Подъем в шесть утра, когда солнце только начинало раскачивать маятник дневной жары. Быстрый завтрак в шумной столовой, где Николь научилась есть стоя, прислонившись к стене. Потом – долгие часы в «аквазоне», где она, в мокром купальнике и парео, должна была с улыбкой играть с детьми в воде под палящим солнцем.

Ее кожа, годами оберегаемая дорогими кремами и солярием с регулируемым уровнем UV, сначала взбунтовалась. Плечи и спина покрылись болезненными красными пятнами, которые к вечеру жгли как огонь. Юлия, видя ее мучения, молча протянула тюбик с дешевым, пахнущим ментолом кремом «после загара».

– Бери. Не умрешь тут у меня, принцесса, – сказала она беззлобно, и в ее голосе впервые прозвучали нотки чего-то, отдаленно напоминающего заботу.

Николь взяла. Поблагодарила. И в этот момент поняла, что ее гордость – та самая, что раньше не позволила бы ей прикоснуться к чему-то столь плебейскому, – беззвучно сдалась. Выжить было важнее.

Она училась. Наблюдала за Юлей, как та ловко управлялась с самой буйной группой детей, шутила с родителями, одним взглядом унимала зарвавшегося сорванца. Николь пыталась копировать ее интонации, ее уверенность. Получалось пока криво и неестественно. Дети чувствовали фальшь и не слушались. Родители смотрели свысока, видя в ней просто красивую картинку.

Однажды, после особенно изматывающего дня, состоящего из трех анимаций, двух квестов и репетиции вечернего шоу, у нее оказалось два часа свободы. До отбоя. До того момента, когда нужно будет пасть на кровать и проваливаться в тяжелый, без сновидений сон.

Выйдя за ворота отеля, она почувствовала странное ощущение. Она была не туристкой. Она была… почти своей. В стоптанных балетках, простых шортах и футболке, с волосами, собранными в небрежный хвост. Никакого макияжа. Никаких украшений. Просто девушка, идущая по пыльной дороге.

Она свернула с главной улицы, уставленной сувенирными лавками с одинаковым барахлом, и пошла вглубь, в старый город. Здесь не было гламурных витрин. Узкие мощеные улочки взбирались в гору, между старыми, побелевшими от солнца домами. Воздух был густым и плотным, как суп. Он состоял из ароматов, которые Николь никогда бы не смешала вместе: запах жареного кофе, душистого табака, жасмина, цветущего где-то за стенами, и сладковатого дыма от мангалов.

Ее желудок, привыкший к безвкусным отельным макаронам и котлетам, предательски заурчал. Она шла на запах. Он привел ее к маленькому, почти игрушечному ресторанчику. Несколько столиков стояли прямо на мостовой под виноградной лозой. Из открытой двери доносилась протяжная турецкая музыка.

Хозяин, полный мужчина с седыми усами и в фартуке, что-то бодро помешивал в огромном казане. Он увидел ее, кивнул, не задавая вопросов, и жестом пригласил сесть.

Николь заказала первое, что увидела на табличке – «кёфте». Она не знала, что это. Ей принесли тарелку с ароматными мясными шариками, пушистый рис, на который было щедро выдавлено пол-лимона, и салат из резаных помидоров с луком, заправленный оливковым маслом и сумахом.

Она взяла первую вилку. Потом вторую. Потом ела, почти не останавливаясь, с жадностью, которой в себе не знала. Это был не просто ужин. Это было открытие. Вкус был ясным, ярким, живым. Пахло солнцем, землей, травами. Это была настоящая еда. Та, что готовится с душой, а не по технологической карте на тысячу порций.

Она сидела и смотрела, как солнце садится за черепичные крыши, окрашивая небо в цвет расплавленной вишни. И впервые за многие месяцы, может быть, годы, она почувствовала не боль, не тоску, не усталость. Она почувствовала… мир. Крошечный, хрупкий, но настоящий момент чистой, ничем не отравленной жизни.

Она расплатилась несколькими лирами, оставив на тарелке лишь чистые косточки. Хозяин, провожая ее, улыбнулся: «Гюле гюле». Красиво иди.

Возвращаясь к отелю, к своей клетке, Николь понимала – она нашла свой секрет. Свой способ выжить. Эта настоящая, непарадная Алания, ее запахи и вкусы, станет ее отдушиной. Ее личным сокровищем, которое никто не сможет у нее отнять.