Белолуние

Сто тридцать восемь лун и один день

Напрасно доктор Кариг проводил у постели короля сутки напролёт – состояние Витаса не улучшалось. Временами, правда, казалось, что кризис миновал, но после непродолжительного затишья жар всякий раз начинал нарастать, и это приводило королеву в отчаяние.

Витас не открывал глаз ни на мгновение. Было ли его состояние беспамятством или долгим, тяжёлым сном, этого доктор не мог сказать наверняка. Будить короля он не пытался, позволяя ему переживать мучительные мгновения в забытьи.

За две минувшие ночи самому Никласу удалось поспать в общей сложности не больше трёх часов, и бессонница не преминула сказаться на его самочувствии. Накануне он весь день боролся с приступами тошноты, а теперь его преследовали видения. По стенам, полу и потолку расползались бледные пятна. Они скользили вдоль кровати, забирались на покрывало, бесцеремонно лезли на щёки короля. Никлас смотрел на это безобразие из-под полузакрытых век. Он сходил с ума, и не мог остановить надвигавшееся безумие.

Королева навещала сына десятки раз на дню и всякий раз, видя, в каком состоянии пребывает доктор, предлагала ему передохнуть, но Никлас неизменно отказывался. Он должен быть с королём до конца. Он – придворный лекарь, последняя надежда и роковая ошибка. Он пообещал спасти Витаса, но теперь наказывал себя за самоуверенность созерцанием того, чего уже не мог изменить.

Вилла так и не возвратилась. Никлас запретил себе думать о ней и о Селене. Запретил себе бояться за них, потому что страх мог окончательно парализовать и без того угасающее сознание.

Минувшие дни были чудовищно одинаковыми. Каждый начинался с борьбы за жизнь короля, но лишь затем, чтобы незаметно перетечь в другой, ничем не отличавшийся от предыдущего день.

Всё изменилось в полдень, когда в окна светило не по-осеннему яркое солнце. Часы на дворцовой башне пропели шестой час нового дня. Никлас с усилием разомкнул веки, поднялся, стараясь не обращать внимания на расползавшиеся во все стороны белёсые круги, взял чашу с водой и губку. Ему предстояло напоить короля, то есть увлажнить его губы и попытаться влить несколько капель внутрь.

Обычно подобная процедура проходила без неожиданностей, но в этот раз вышло иначе. Стоило Никласу коснуться влажной губкой лица короля, тот медленно открыл глаза и посмотрел на него невидящим взглядом:

– Доктор! Который теперь час?

Король проговорил это глухо и хрипло, а после, сделав несколько жадных глотков из поднесённой Никласом чаши, вновь откинулся на подушки.

– Миновал шестой, – зачем-то пояснил доктор. Казалось, безумие овладело им окончательно, и всё это: распластавшийся на подушках Витас, яркий свет, бой часов – лишь всполохи отрывистого сна.

– Прикажете послать за её Величеством? – Никлас не мог позволить королю вновь провалиться в забытьё.

Тот мотнул головой:

– Прикажите построить мою гвардию!

– Я не могу командовать гвардией, ваше Величество.

– Передайте им мой приказ!

Если бы только кто-нибудь открыл дверь! Тогда Никласу не пришлось бы ни на секунду оставлять ускользавшего короля в одиночестве!

– Постройте мою гвардию! – упрямо повторил Витас.

Никлас резко вдохнул, точно пытаясь выпить весь воздух, и гаркнул неожиданно громко:

– Построить гвардию его Величества!

Бледные губы Витаса тронула лёгкая улыбка. Дверь тихонько приоткрылась, и в проёме показалось испуганное лицо гвардейца, одного из тех, что несли вахту в коридоре.

– Построить гвардию его Величества! – повторил Никлас.

Король вновь улыбнулся:

– Выполняйте!

Некоторое время он лежал почти неподвижно, глядя мимо Никласа, но, когда тот решил, что вновь утратил контакт с пациентом, внезапно заговорил:

– Помогите мне подняться, доктор. Я желаю выйти на плац.

– Ваше Величество ещё слишком слабы, – запротестовал Никлас. – Будет благоразумно посмотреть с балкона.

Внезапная активность короля пугала его. Так бывает в последний час, когда временное улучшение – лишь затишье перед новой бурей. Предложение выйти на балкон было ничем иным, как дипломатической увёрткой – измученный болезнью Витас вряд ли сумел бы сделать даже несколько шагов.

– Знаете, чего мне всегда хотелось? – король облизнул пересохшие губы. – Я всегда мечтал командовать настоящей армией.

– Мечта вашего Величества скоро исполнится.

– Не обманывайте меня! Я знаю, что скоро умру! Ведь это правда? Признайтесь, что это правда, доктор!

Король заметался на подушках, точно они обжигали его спину. Никлас беспомощно взглянул на дверь, и та, будто вняв его мольбе, распахнулась. В комнату вбежала трепещущая Сона, за ней, по-армейски твёрдо чеканя шаг, вошёл маршал Нордиг. Обливаясь слезами, королева бросилась к сыну, но тот внезапно отстранился:

– Помогите мне подняться, маршал! Это приказ вашего короля!

Нордиг посуровел, бросил беглый взгляд на королеву и протянул ему руку:

– Обопритесь на меня, ваше Величество! Гвардия построена и ждёт распоряжений!

К несчастью, Никлас оказался прав. Стоило королю сделать несколько шагов, как его ноги подкосились, и, если бы не рука маршала, поддерживавшая его под локоть, он наверняка упал бы. Нордиг подхватил мальчика на руки так легко, словно тот был не королём Миравии, а пуховой подушкой, и вскоре возглавляемая им процессия вышла на плац, где была построена немногочисленная гвардия.

– Поставьте меня на землю! – приказал Витас тем особенным тоном, каким умеют разговаривать лишь короли и женщины. – Где Гараш?

Маршал взглянул на Никласа:

– Выполняет особое поручение, ваше Величество.

– Скверно! – вздохнул король. – Отчего, когда он мне нужен, его не бывает поблизости?! Я желаю, чтобы он командовал моей гвардией!

Витас оглядел плац и, не отыскав на нём своего протеже¹¹, крикнул по-детски срывавшимся голосом:

– Доброй луны, гвардейцы!

– Да светит она вашему Величеству! – прогудели выстроившиеся перед ним юноши.

Их было не больше двадцати. Любимая игрушка короля, его потешная гвардия, состояла в основном из знатных юношей в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет. Они не сражались на поле боя, не выполнили никаких поручений, кроме одного – маршировать на плацу в угоду его Величеству.

– Напррраво! Шагом марррш!– рявкнул Витас.

Вышло похоже на то, как если бы щенок зарычал на медведя, но гвардия покорно повернула в указанном направлении и затопала, бряцая набойками по брусчатке. Король смотрел с обожанием, а, когда первые ряды достигли стены, вновь подал голос:

– На месте стой ррраз-два!

Гвардейцы в последний раз щёлкнули каблуками и остановились.

– Не забыли! – радовался король. – Всё помнят, шельмецы¹²! Всё помнят! Кррругом! Шагом марррш!

Подчиняясь приказу, гвардейцы развернулись и потопали в обратном направлении под одобрительные возгласы короля.

Сона тихонько плакала вытирая глаза белоснежным платочком. Нордиг напряжённо следил за каждым движением воспитанника, готовый прийти на помощь по первому требованию, а Никлас незаметно удалился на несколько шагов, чтобы прислониться к стене. Не сделай он этого – упал бы, потому что вдобавок к белёсым кругам его теперь мучило головокружение. Хорош доктор, ничего не скажешь!

Наконец, король наигрался и позволил увести себя в спальню. Правда, обратный путь он пожелал, во что бы то ни стало, проделать на своих ногах.

В связи с этим произошёл странный инцидент. Когда ведомый Нордигом король подходил к двери, он заметил караульного, прятавшего что-то за спиной.

– Что там у тебя? – спросил он.

Юноша густо покраснел.

– Что ты прячешь? – повторил Витас. – Покажи своему королю!

Сказав это, он требовательно протянул руку, и караульному ничего не оставалось, кроме как отдать ему кулёк с краснопёркой.

– Рыба? – удивился король.

– Так точно, ваше Величество! – подтвердил гвардеец. – Солёненькая.

Пожав плечами, Витас погрыз рыбёшку:

– Правда, солёная. Не возражаешь, если я возьму?

Караульный просиял:

– На доброе здравие, ваше Величество!

Услышав этот разговор, королева захлопотала, чтобы Витасу подали бульон с гренками, но мальчик отказался. По непонятной причине ему хотелось только бедняцкой пищи – сушёной краснопёрки.

Возвращаясь в спальню, король сгрыз ещё несколько рыбёшек, а после – упал на перину и засопел. Королева, Нордиг и вся собравшаяся свита поспешно удалились, а Никлас вновь занял свой пост у постели больного.

Король спал, разметавшись на подушках. Время от времени он начинал бормотать что-то неразборчивое, после вновь затихал, заставляя Никласа напряжённо вслушиваться в каждый доносившийся до него звук.

Белые круги сделались разноцветными. Теперь они метались по комнате в ярких полосах солнечного света, пробивавшегося сквозь окна. Привалившись к стене, Никлас закрыл глаза и провалился в тревожную дрёму.

Его мозг, однако, не желал успокаиваться и продолжил создавать причудливые видения. Сначала цветные круги хаотично носились по комнате, после выстроились в ряд и закружили и хороводе, то компонуясь по цвету и размеру, то слипаясь друг с другом в произвольном порядке. Никлас пытался определить цель и направление их движения, но безуспешно. Ни цели, ни направления не было. Сплошной хаос и неразбериха.

Спустя некоторое время, ему приснилось, что дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась высокая женщина. Нижняя часть её лица была скрыта под повязкой. Приглядевшись, Никлас понял, что это никакая не повязка, а длинный шёлковый шарф с кистями.

– Что вам угодно, сударыня? – спросил он незнакомку. – Это покои его Величества, здесь нельзя находиться посторонним.

– Я знаю, – ответила женщина шёпотом. Но не ушла. Напротив, сделала несколько шагов к королевскому ложу.

Никлас подумал, что она может оказаться заговорщицей, и хотел было подняться навстречу, чтобы защитить короля, но вспомнил, что всего лишь видит сон. Никакой женщины не существует. Да и кто бы пропустил незнакомку в королевские покои?! Значит, ни приветствовать её, ни оберегать Витаса не нужно. Сон становился всё более забавным.

По комнате прокатилась тёплая волна аромата. Жасмин, нагретый полуденным солнцем. Странно.

– Откуда вы прибыли, сударыня? – он постарался придать голосу невозмутимости.

– Из Варии, доктор Кариг, – было ответом.

– Вам известно моё имя?

– Конечно. Как и вам – моё.

– Боюсь, что не имею чести…

– Данория Палле. Советница варийского короля.

Никлас вздрогнул. Незнакомка была ему знакома. Её голос, насмешливый взгляд, тонкие пальцы, и это «Данория Палле». Сознание играло с ним в жестокую игру. Что ж, Никлас решил принять его правила. Боли нельзя избегнуть. Её можно только побороть.

– Боитесь степной лихорадки? – хмыкнул он. – Надеетесь защититься от неё с помощью шарфа?

Знакомые глаза сверкнули стальным блеском. «Данория Палле» улыбнулась, и тонкие лучики побежали от век к вискам:

– Я боюсь многого, доктор Кариг. Степной лихорадки – в последнюю очередь.

– Вы так и не ответили: что вам угодно?

– Я хотела повидать вас.

– Меня?

– Вас это удивляет?

– Ума не приложу, зачем простой лекарь мог понадобиться советнице варийского короля.

«Данория Палле» вновь улыбнулась. Метавшиеся вокруг цветные круги делали её похожей на сказочную волшебницу. Никлас протянул руку, но она внезапно отпрянула, точно испугавшись, и вдруг запела красивым бархатистым голосом. Песня тоже была знакомой. Эту колыбельную на варийском он сочинил для новорождённой Селены, и Вилма часто пела её, укачивая малютку. Когда Селене было чуть больше года, она и сама стала подпевать матери, а потом Вилмы не стало, и песня оказалась вне закона. Никлас не мог заставить себя спеть ни строчки. Да и голоса у него не было.

Король заворочался во сне, «Данория Палее» на мгновение умолкла, но поняв, что он не намерен просыпаться, вновь затянула свою колыбельную.

Никлас ожидал, что она вот-вот исчезнет, но вышло иначе. Вместо того, чтобы разлететься на части вместе с цветными кругами, женщина приблизилась и села рядом, опустив голову ему на грудь.

– Где ты была так долго? – прошептал Никлас.

«Данория Палле» перестала петь и ответила так же тихо:

– Я думала, ты удивишься.

– Я разучился удивляться.

– С каких это пор?

– С тех пор, как познакомился с Селеной. Если бы ты знала нашу дочь так же хорошо, как я, то согласилась бы, что ничего более удивительного с тобой никогда не происходило.

– Жаль, что меня так долго не было рядом. Целых сто тридцать лун.

– Сто тридцать восемь лун и один день

– Тебе нужно поспать.

– Я сплю.

– Нет.

– Сплю.

– Ошибаешься.

– Я…

– Да, теперь ты, кажется, спишь.

Никласа разбудил резкий возглас:

– Мэтр Кариг, вас спрашивает какой-то… кот.

Нехотя открыв глаза, он обнаружил перед собой улыбающееся лицо Вилмы. Сон всё не кончался. Давешний гвардеец топтался на пороге комнаты.

– Вас спрашивает кот, мэтр Кариг, – повторил он. – Прикажете позвать?

Худший из людей

Разношёрстная компания провела в Шерпене ещё несколько дней и, лишь убедившись, что жизни принцессы больше ничто не угрожает, выдвинулась в путь.

Селена оказалась права: в маленькой, невзрачной рыбёшке была скрыта целебная сила, и Лайда теперь чувствовала себя вполне сносно. Когда процессия приближалась к южным воротам Лакова, через которые должна была въехать в город, она даже принялась шутить, что было, по правде говоря, весьма необычно.

– Знаете, Тумай, недавно я вспоминала одного доброго знакомого… – пропела принцесса. Её реплики почти всегда были адресованы одному лишь Гарашу. – Этот человек многому меня научил. Скажу больше: я очень признательна ему за науку.

– Ливий Крат призывал благодарить учителей, – пробормотал Гараш, явно думая о своём.

– Как это мудро! – подхватила принцесса. – Мой… учитель однажды сказал мне, что люди – самый ценный ресурс.

– С этим трудно поспорить, ваше Высочество.

– Вот и не спорьте! Не так давно я поняла, что народ – единственная опора монарха.

– Вас послушать, так ценнее человека ничего в мире не сыскать, – встряла Бурбелла. Нешто поговорку не слыхали: «Дураков на плахе – что блох на собаке»? Это, стало быть, одним больше – одним меньше, считать не станут.

Бледная Лайдина мордашка на мгновение приобрела хищное выражение, но, кажется, никто, кроме Селены, этого не заметил.

Сразу за воротами путешественников остановила городская стража. Формальная проверка документов обещала занять совсем немного времени. Вероятно, так бы и случилось, если бы не происшествие, изменившее весь дальнейший ход событий.

Увидев стражников, принцесса Лайда скорчила совою излюбленную гримасу и заверещала:

– Помогите! Держите разбойницу! Она меня похитила! Она хочет получить выкуп!

Все участники процессии недоумённо заозирались по сторонам, пытаясь понять, что происходит, но уже через несколько мгновений всё прояснилось.

– Это она! – взвизгнула принцесса, ткнув пальцем в Бурбеллу. – Заноза! Атаманша разбойников!

– Извольте ваши документы, – потребовал стражник, разглядывая путников.

Вилла протянула ему дорожную грамоту.

– Эта барышня вам знакома? – кивком головы он указал на побледневшую девицу.

– Её имя – Бурбелла Чиноза, – вспыхнула Вилла. – Она – старшая дочь соляного магната из Тарии.

– Неправда! – заорала принцесса. – Это разбойница! Вы должны её арестовать!

– Для таких обвинений нужны доказательства, – проворчал стражник. Ему явно не хотелось ввязываться в разбирательства.

– У меня они есть! – не успокаивалась принцесса. – Знаете ли вы, с кем говорите?! Я – Лайда из рода Билеанов, наследница тарийского престола!

Страж криво усмехнулся и спросил у Виллы так, что в его тоне едва угадывался вопрос:

– Девочка шутит?

Вилла замялась:

– Не совсем. Перед вами действительно принцесса Лайда, но…

– Ваше Высочество! – ахнул стражник, попятившись. – Не извольте гневаться! Будет ли мне позволено препроводить вас во дворец? Времена нынче неспокойные.

Он оглядел принцессиных спутников с таким недоумённым презрением, точно это были тараканы, утонувшие в миске с похлёбкой.

– Во дворец я доберусь и сама! – проскрежетала девочка. – От вас требуется только арестовать преступницу!

– Что ты такое говоришь?! – рассердилась Вилла.

– То, что следует! – поджала губы принцесса. – Эта особа слишком долго пользовалась моей беспомощностью, но больше я её терпеть не намерена!

Бурбелла хлопала белёсыми ресницами, непрестанно сглатывая.

– Может ли кто-нибудь из присутствующих поручиться за девицу Чинозу? – лениво протянул страж.

Было видно, что он изо всех сил пытается избавить себя от необходимости принимать решение. Путники, молча, переглянулись. Действительно, никто из них не знал Бурбеллу Чинозу лучше, чем Лайда, но именно Лайда и свидетельствовала против неё с пугающим хладнокровием.

– Это ошибка, сударь! – наконец, опомнился Гараш. – Её Высочество, должно быть, заблуждается!

– Я знаю, что говорю! – прервала его Лайда. – Арестуйте мерзавку!

Стражник огляделся, ища поддержки, но, не заметив никого поблизости, выдавил:

– Следуйте за мной, сударыня.

– Это излишне, сударь! – вступился за Бурбеллу Казлай. – Мы едем во дворец, и, если его Величество отдаст распоряжение арестовать девицу, то…

– Арестуйте её! – приказала принцесса. – Она опасна!

Нос Бурбеллы порозовел, по щеке поползла слеза. Самым удивительным было то, что обыкновенно бойкая девица не пыталась защищаться, с молчаливой покорностью выслушивая то, что о ней говорили.

– Извольте следовать за мной! – повторил страж.

Гараш взялся за рукоять меча, но Казлай накрыл его руку своей и покачал головой.

– Зачем, Лайда?! – прошептала Селена.

Принцесса скривилась:

– Как ты разговариваешь с наследницей престола, простолюдинка?! Забыла своё место?!

– Прикажешь арестовать и меня?!

– Возможно. Когда-нибудь.

Лайда задрала подбородок так высоко, что, казалось, прибавила в росте. Триумфально оглядев оцепеневших спутников, она мотнула головой и бросила стражу:

– Чего встали?! Увести её!

В это мгновение Бурбелла пришпорила коня и бешеным галопом понеслась к городским воротам. Стражник замешкался лишь на долю секунды. Осознав происходящее, он тотчас заорал:

– Закрыть ворота!

Решётка упала за миг до того, как лошадь достигла прохода, и не успевшая остановиться Бурбелла врезалась в неё на полном ходу.

– Зачем?! – проскрипел Казлай сквозь зубы.

Вилла закрыла лицо руками, а к воротам уже сбегались гвардейцы.

На глазах у растерявшихся путников Бурбеллу связали и усадили на лошадь. Теперь её вину можно было считать доказанной.

– Люди – ценный ресурс. Используйте их с умом, сударыня, – чуть слышно прошептала принцесса.

Вечером следующего дня многочисленная компания собралась в доме Никласа. Не было тут лишь его самого (состояние короля по-прежнему внушало тревогу) и, конечно, принцессы, которая проследовала во дворец, не обременяя себя долгим прощанием.

Зато в доме появились два ценных обитателя – мальчик-паж Фили и экономка Дора, служившая у Никласа в Тарии. Оказалось, что Дора сопровождала Вилму из самого Туфа. История, надо сказать, была интригующая.

Когда до Варии докатились вести о гибели короля и Первого марсия, Вилма тотчас засобиралась в дорогу. Некоторое время ушло на подделку документов (благо доступ к королевской печати был открыт), и вскоре путешественница прибыла в родной город. Здесь она первым делом отправилась к своему прежнему дому, но там давно поселились другие жильцы, ничего не знавшие о Никласе Кариге.

Следующим пунктом назначения стал дом мэтра Казлая, но, к своему огорчению, на его месте Вилма обнаружила совсем другое здание. Следы терялись с устрашающей скоростью.

Дом Гастона, к счастью, обнаружился на прежнем месте, но в окне Вилма неожиданно увидела сестру и побоялась войти. К объяснению она была не готова. Пришлось изменить маршрут.

По иронии судьбы за несколько часов до того, как Зебу и Гараш подрались на паперти, Вилма спустилась в подземный ход заброшенного храма на площади справедливости. Она и потеряла фонарик Тафеля, найденный впоследствии Селеной.

В своём рассказе Вилма упомянула и Дориного брата, подземного короля Рошана Первого. Именно к нему она отправилась в тот достопамятный день.

– Почему к Рошану? – нетерпеливо спросила Селена. – Разве вы были знакомы?

– Когда я согласилась принять предложение Тумая, он представил мне своих доверенных лиц. Ими оказались брат и сестра…

– Рошан и Дора?

– Именно.

– Выходит, Дора появилась в нашем доме не случайно.

– Когда речь идёт о политике, случайностей не бывает.

– Ты говоришь точно, как мэтр Казлай.

– Я ведь не называла тебя «друг мой».

– Конечно, нет. Я – твоя дочь, а не друг.

– Ты – моя дочь, – согласилась Вилма, проведя рукой по её волосам.

– Зачем Тумай познакомил тебя с Рошаном и Дорой?

– Это было что-то вроде двухсторонней связи. Рошан через посыльных получал от меня сведения, а Дора передавала мне весточки о тебе и твоём папе. Представляешь, я всё о тебе знала: когда ты потеряла первый молочный зуб, когда выучилась читать, когда упала с лошади и разбила локоть…

– Я этого не помню.

– Конечно. Для тебя это было совсем не важно, а я ждала новостей от Доры как подарка. Иногда она даже умудрялась передавать мне твои рисунки.

– Я ведь плохо рисую!

– По-моему, замечательно!

– Ужасно! Я думала, что Дора потихоньку сжигает мои рисунки, чтобы они не уродовали гостиную!

– Вовсе нет!

– Я ей это припомню!

Они обе рассмеялись, и Селена отметила, что, когда Вилма улыбается, на её левой щеке тоже появляется ямочка. Никлас часто говорил, что она похожа на мать, и это оказалось чистой правдой.

Белая луна отражалась от светлых стен, озаряя комнату, и даже принесённые Вилмой фонарики Тафеля не могли соперничать с ней в яркости.

Селена лежала на софе, положив голову матери на колени и лениво наблюдая, как Дора распекает Лию, а Зебу и Кот шутливо тузят друг друга. С трудом оторвавшись от созерцания баталии, она продолжила расспросы:

– Значит, когда мы оказались под землёй, Рошан уже знал, что ты вернулась.

– Конечно. Он дал мне ваш адрес в Ольве, и был уверен, что мы с Дорой будем ждать вас там.

– Получается, если бы мы тогда не сбились с пути, то ты бы нашла меня на целый год раньше?

– Знаешь, котёнок, наша жизнь – долгий односторонний маршрут. Он состоит из больших дорог и маленьких тропинок. Иногда тебе кажется, что стоило пойти по другому пути, и всё обернулось бы иначе, но правда в том, что мы никогда этого не узнаем. Каждый отрезок пути можно пройти лишь однажды, и сравнивать, в любом случае, будет не с чем.

Она была права, но, кажется, нынешняя тропинка вела в непролазные дебри. Это ощущалось повсюду.

В доме теперь всё было по-другому. С возвращением сестры Вилла изменилась. Теперь она вела себя так, будто была приглашена в гости и ждала удобного повода удалиться, чтобы не надоедать хозяевам.

Мэтр Казлай тоже выглядел странно. Время от времени он обменивался отдельными фразами с Виллой, ещё реже отдавал распоряжения Коту, но, в основном, был тихим и замкнутым. Если бы кто-нибудь сказал Селене, что она станет скучать по бескарийцам, она подняла бы его на смех, но, по правде говоря, даже бескарийцы были бы сейчас куда приятнее, чем это тяжёлое молчание.

Единственными, кто немного разряжал обстановку, были Кот и Зебу, правда, иногда обстановка оказывалась разряженной настолько, что не обходилось без ущерба. К примеру, едва оказавшись в доме, они растерзали чучело белки, прежде украшавшее гостиную. Чучело было ужасным, и его гибель никого не опечалила, но мэтр Казлай всё равно отчитал Кота, назвав «бессовестным животным».

– Почему они арестовали Бурбеллу? – спросила Селена. Вот уже много часов её мучил этот вопрос.

Вилмины пальцы остановились у неё за ухом, но тотчас продолжили путь.

– Говорят, она связана с разбойниками, – откликнулся мэтр Казлай.

Вилла вошла в гостиную и остановилась на пороге:

– Ты в это веришь?! Судя по тону, она была раздражена.

Казлай пожал плечами, как делал всякий раз, когда считал обсуждаемый вопрос выходящим за пределы своей компетенции:

– Это решит суд.

– Что если это правда? – сказала Вилма, и Селена подскочила от неожиданности. – Мы знаем, что грозит девочке за связь с разбойниками.

Селена этого не знала. Не знал и Зебу, потому, что отцепившись от Кота, он тотчас подскочил и сел напротив Вилмы, вопросительно вглядываясь в её лицо:

– Что ей грозит?

– В лучшем случае – каторга, друг мой собака, – ответил за Вилму Кот. – В худшем – казнь. Местные законы суровы к разбойникам.

Селена резко выпрямилась:

– Неужели ничего нельзя сделать?!

Вилла мотнула головой:

– Нас не станут слушать.

– Они должны знать, что Бурбелла помогала принцессе! – возмутилась Селена. – Если бы не она, Лайды уже не было бы в живых!

– Лайда будет свидетельствовать против неё, – вздохнула Вилла.

– Но почему?

Вилла не успела ответить, потому что дверной колокольчик разразился нетерпеливым звоном, и вскоре Дора доложила о посетителях.

Вошедший в гостиную маршал Нордиг принёс с собой запах недавнего дождя и прелой листвы. Гараш держался за его спиной, как и положено ординарцу¹³. Теперь вместо берета на нём была тулейка, точь-в-точь как те, что носят королевские гвардейцы.

Вилма по-хозяйски поднялась навстречу визитёрам. Селена сделала реверанс и, улучив мгновение, когда маршал приветствовал собравшихся, подмигнула Гарашу. Мальчик едва заметно улыбнулся в ответ.

– Надеюсь, вы к нам с добрыми вестями, господин маршал, – проговорила Вилма после приветствия.

– Кризис миновал, сударыня, – сообщил Нордиг. – Его Величество чувствует себя лучше, и я надеюсь возвратить вам супруга не позднее завтрашнего вечера. Весьма неловко заставлять вас терпеть тяготы разлуки после всего, что вам довелось пережить.

– Я ждала так долго, что эти несколько дней ничего не решают, – в тон ему сказала Вилма. – Что с девушкой, за которую мы ходатайствовали? Она по-прежнему в тюрьме?

– Увы, сударыня. Особа, которую вы так яростно защищали, оказалась предводительницей разбойников по кличке Заноза. При всём уважении к вашим заслугам, освободить её – значит, отдать на поругание закон, который я призван охранять.

– Она была добра к принцессе! – воскликнула Вилла. – И уж, конечно, ни о каком похищении не может быть и речи!

Нордиг кивнул:

– Гараш мне всё рассказал. Миравийский суд справедлив, и не осудит девушку за преступление, которого она не совершала, но на счету банды десятки нападений на купцов, торговцев и, по слухам, даже на самого короля Тарии.

При упоминании о Шамшане Гараш скривился, и Казлай это заметил:

– Неужели миравийская сторона намеревается выдать девушку тарийскому эм… монарху?

Нордиг примирительно поднял руки:

– Отнюдь, господа! Наши государства находятся в состоянии войны, и мы не несём никаких дипломатических обязательств перед Тарией. За все преступления девушка будет осуждена по миравийским законам. Здесь же понесёт наказание. И, даю слово, что суд учтёт все смягчающие вину обстоятельства, которых, судя по тому, что я слышал, найдётся немало!

Сказано это было с несвойственным маршалу жаром, и на лицах присутствующих отобразились неловкие сдержанные улыбки.

– Надеюсь, человек, именующий себя Флаппером, не дождётся снисхождения! – Вилма разгладила несуществующую складочку на платье.

Маршал внезапно переменился в лице:

– Я здесь как раз для того, чтобы сообщить неприятную новость.

– Неужели его помилуют?!

– Разумеется, нет! Заговорщик не мог бы рассчитывать на помилование, если бы попал в наши руки.

Казлай вмиг сбросил маску равнодушия:

– «Если бы…»?! Что вы хотите сказать господин маршал?! Мы оставили это чудовище там, откуда ему было не выбраться!

Нордиг пожевал губу:

– Боюсь, что вы ошибаетесь. Когда гвардейцы прибыли в Гарцов, его там уже не было.

– Это невозможно! – воскликнула Вилма, но тотчас, будто устыдившись, потупилась. – Я хотела сказать, что мэтр Казлай забрал с собой все ключи. Если бы кто-то захотел сделать дубликаты, это заняло бы немало времени.

Маршал вздохнул и сказал извиняющимся тоном:

– Гвардейцы прибыли туда уже в тот день, когда вы сообщили о поимке преступника. Времени у него было совсем немного, и всё же он умудрился сбежать. Животное, о котором рассказал Гараш, тоже исчезло без следа. В последний раз его видели близ Верхнего Бартиса. Показания очевидцев расходятся. Ясно одно: Флаппер действительно побывал там и привёл с собой зверя, который уничтожил всех змееруких, которые ещё оставались в городе. Почему он решил выпустить зверя на волю, нам, к сожалению, пока не известно.

Что ж, это первая по-настоящему хорошая новость. Выходит, сарпину всё-таки удалось сбежать. Селена изо всех сил старалась сдержать улыбку.

– Кажется, вы задержали его сообщницу? – вспомнил Казлай.

– К моему стыду, её разоблачил не я, а мэтр Кариг. Настоящее имя этой особы – Мартиния Латьеза. Она оказалась замешана в ряде преступлений против государства, и теперь ожидает суда. Должен сказать, дамочка не из простых. Моим людям так и не удалось добиться от неё показаний, поэтому Флаппер мог стать ценным свидетелем. Жаль, что мы его упустили!

Когда маршал уходил, Гараш на мгновение задержался в дверях, якобы прощаясь с Селеной. Как выяснилось, это промедление понадобилось ему для того, чтобы вложить в её руку сложенный вчетверо листок.

Проводив Нордига, Селена бросилась на кухню в надежде прочитать записку в одиночестве, но её уединение было прервано самым бесцеремонным образом. Из-под стола выбрался Зебу, на загривке которого царственно восседал Кот.

– Я всё видел, – нахально сообщил мидав.

– Мы всё видели, – подтвердил Кот, томно прикрыв глаза.

– О чём вы?! – рассердилась Селена. – Я пришла попить воды.

– У тебя в рукаве записка от Гараша, – заявил Зебу и даже указал носом в соответствующую сторону.

Селена начала терять терпение:

– Допустим. И что с того?

– Это любовное послание! – не сдавался мидав.

– Не говори глупостей!

– Как ни странно, я согласен с собакой, – кивнул Кот. – С чего бы мальчишка стал передавать тебе записку, если бы не намеревался признаться в нежных чувствах?! Видели, как он принарядился? Это явно неспроста!

– Прекратите! – взвилась Селена. – Слушать вас противно!

– А ты не слушай, – посоветовал Зебу. – Возьми и прочитай, что там написано. Сама во всём убедишься.

Кипя негодованием, Селена развернула листок. На нём красивым (ей бы такой!), размашистым почерком было выведено:

Будьте сегодня в полночь у западных ворот.

Вместо подписи Гараш изобразил саламандру в огненном круге. Вышло красиво.

– Что я говорил! – обрадовался Зебу. Оказывается, он умудрился прочитать записку, стоя у неё за спиной. – Мальчишка приглашает тебя на свидание!

– Какой же ты дурак! – не выдержала Селена. – Здесь написано не «будь», а «будьте». С каких пор мы с Гарашем на «вы»?!

– Возможно, это лишь фигура речи… – принялся рассуждать Кот.