Читать книгу: «Конец времени. Том 1», страница 4

Глава 4

Покои, выделенные Торину и Лире, оказались светлыми и просторными, но без излишней роскоши – такими, какими их могли предоставить не самым важным, но всё же уважаемым гостям. Стены, выложенные из гладко отшлифованного камня теплого песочного оттенка, отражали мягкий рассеянный свет, льющийся из высоких арочных окон. Они были настолько большими, что почти сливались с потолком, и через них открывался вид на вечернее небо, окрашенное в нежные персиковые и лиловые тона.

В центре комнаты стояла широкая кровать с низким изголовьем, вырезанным из тёмного дерева с едва заметными серебристыми прожилками. Постель была застелена простыми, но качественными покрывалами из плотной ткани цвета охры, а у изножья лежали две аккуратно свёрнутые шерстяные накидки – на случай, если ночью станет прохладно.

Рядом, за невысокой аркой без двери, располагалась небольшая смежная комната для омовений. Её главной особенностью был неглубокий бассейн, выложенный гладкими речными камнями молочного оттенка. Вода в нём была кристально чистой и слегка дымилась, источая лёгкий аромат горных трав – видимо, её подогревали каким-то незаметным, но действенным способом. На каменной полке у края бассейна лежали глиняные кувшины с маслами, деревянные гребни и сложенные полотняные полотенца, мягкие на ощупь.

В этот момент в покои бесшумно вошёл слуга – высокий и стройный в наряде цвета глины. В его руках была аккуратная стопка одежды: просторные штаны из льняной материи, лёгкая туника и широкий пояс, всё в приглушённых коричневых тонах.

– Для вас, – произнёс он нейтрально, протягивая вещи Торину. Затем его взгляд скользнул в сторону Лиры, и он добавил, слегка склонив голову: – За вами придут, чтобы сопроводить на ужин.

Пауза.

– Оружие не брать, – закончил он, и в его голосе не было ни угрозы, ни просьбы – лишь констатация факта.

Прежде чем кто-то успел что-то сказать, слуга так же бесшумно исчез за дверью, оставив обоих наедине с тишиной комнаты, тёплым запахом воды и предвкушением того, что ждёт их дальше.

***

Двери покоев бесшумно сомкнулись за спиной Габриэллы, словно сама тишина поглотила звук их движения. Пространство, в которое она вошла, дышало сдержанной роскошью – ни лишних украшений, ни вычурной мебели, только безупречная гармония линий и оттенков. Большое окно, занимавшее почти половину стены от самого пола до потолка, наполняло комнату мягким светом угасающего дня. За его стеклом уже зажигались первые звёзды, но их холодное сияние не могло соперничать с теплом, исходящим от каменных стен, оттенённых золотистыми бликами.

Кровать из чёрного дерева, полированного до зеркального блеска, стояла в центре, её изголовье напоминало сплетение древних корней, застывших в вечном изгибе. Белоснежные простыни, сотканные из тончайшего льна, казались ещё белее на фоне тёмного дерева – как первый снег, упавший на чёрную скалу.

Габриэлла шагнула к арке, ведущей в смежную комнату, и замерла в проёме, прислонившись плечом к своду. Её взгляд скользнул по овальному бассейну, выложенному идеально круглыми камнями голубых и лазурных оттенков. Вода в нём была кристально чистой, чуть подёрнутой лёгкой дымкой пара, а её поверхность мерцала, словно усыпанная тысячами крошечных сапфиров.

Но её внимание привлекло не это.

У дальнего, более узкого края бассейна, в воде по грудь, полулежал Ли-Сун. Его руки были раскинуты на низком бортике, пальцы слегка касались гладкого камня. Голова чуть откинута назад, обнажая линию горла, по которой стекали капли воды, оставляя влажные дорожки на коже. С коротких волос лениво скатывались капли, падая на плечи и борт бассейна, словно нехотя расставаясь с их теплом.

Его лицо выражало умиротворение и тихое удовольствие – веки опущены, губы чуть приоткрыты, дыхание ровное и спокойное. Казалось, он растворился в этом моменте, забыв обо всём, что было за пределами этой воды.

Но даже в таком состоянии он почувствовал её присутствие.

Его голова слегка опустилась, веки приподнялись, и золотые глаза встретились с её взглядом. Лёгкая улыбка, ещё не успевшая сойти с его губ, сменилась сначала лёгким удивлением, а затем – едва уловимым недовольством.

– Что за наряд? – произнёс он спокойно, но в его голосе прозвучала лёгкая нота раздражения.

Габриэлла закатила глаза, словно и сама была не в восторге от ситуации, хотя так и было.

– Это всё братец Ночи, – ответила она, слегка раздражённо проводя ладонью по ткани платья, будто пытаясь стряхнуть с себя его влияние.

Ли-Сун слегка наклонил голову набок, изучая её новый облик. Его губы сжались, а в глазах мелькнуло что-то, что можно было бы назвать лёгким отвращением.

– У него ужасный вкус, – произнёс он уже с оттенком недовольства, подчёркивая каждое слово.

Габриэлла резко развела руки в стороны, словно демонстрируя всю абсурдность ситуации. Зелёный шёлк платья колыхнулся, отражая свет, но в её жесте не было ни капли грации – только раздражение.

Ли-Сун снова прикрыл глаза, откинув голову назад, но на этот раз в его голосе прозвучала уже не критика, а совет, высказанный с невозмутимым спокойствием:

– Тебе стоит его снять.

***

Вода взметнулась серебристыми брызгами, когда Габриэлла вынырнула в центре бассейна, подобная нимфе, рожденной из морской пены. Её ладони скользнули по лицу, отбрасывая хрустальные капли назад, в водную гладь, где они растворились в бесчисленных кругах. Мокрые ресницы дрогнули, открывая глаза, в которых плескалось торжество и тайна – и тут же её взгляд наткнулся на Ли-Суна, уже стоящего перед ней. Вода стекала по его торсу, очерчивая каждый мускул, как дождь по древней мраморной статуе.

Её левая рука медленно поднялась из воды, оставляя за собой сверкающий шлейф. Пальцы коснулись его щеки – легкое прикосновение, словно крыло ночной бабочки. Затем они вплелись в его густые, недлинные волосы, тёмно-русые и тяжелые от воды, но всё равно упрямо держащие форму. Он позволил ей вести себя, слегка наклонив голову, будто древний дух, покоряющийся призыву. Его губы начали неспешное путешествие к её шее, и в воздухе повисло напряжение, густое, как мёд.

Но прежде чем его дыхание коснулось кожи, правая рука Габриэллы вырвалась из воды, изящно заведя себя за собственное плечо – движение, полное грации и странной целеустремленности, будто она ловила невидимую нить судьбы.

И поймала.

За её правым плечом возник ещё один хранитель – точная копия Ли-Суна, капля в каплю, от мокрых волос до капель, застывших на ресницах. Её пальцы так же впились в его волосы, повторяя жест с левой стороны. Двойник наклонился в унисон с оригиналом, их движения зеркальны и совершенны, как отражение в абсолютно ровной поверхности.

И вот уже двое – нет, двое и одна – слились в странном, гипнотическом танце. Их губы одновременно коснулись её шеи с двух сторон: один – там, где пульс бился, как крыло пойманной птицы, другой – чуть ниже, где тень ключицы образовывала соблазнительную впадину. Габриэлла слегка откинула голову, подставляя себя этому двойному прикосновению, и её губы растянулись в загадочной улыбке, полной власти и обещаний. Потом веки дрогнули, закрываясь, будто под тяжестью наслаждения, слишком острого, чтобы смотреть на него открытыми глазами.

И тогда они начали погружаться. Медленно. Синхронно.

Как три ствола одного дерева, сплетенные корнями где-то в невидимых глубинах. Вода сомкнулась над их головами, оставив на поверхности лишь легкие круги, которые вскоре успокоились, вернув бассейну зеркальную гладь. Пузырьки воздуха, словно жемчужины, поднялись вверх, лопаясь о поверхность – последние свидетели их исчезновения в лазурном мире, где не было ни командующих, ни хранителей, только тепло, тьма и бесконечное падение в объятия друг друга.

***

Тронный зал встретил Торина и Лиру безмолвным величием. Высокие своды, словно выточенные из самой ночи, уходили вверх, растворяясь в полумраке, а пол, мерцающий, как застывшая река под звездным небом, не отражал их тени. Трон, пустующий в центре, казался сейчас не местом власти, а лишь частью пейзажа – могучие корни, застывшие в ожидании.

Слуга, сопровождавший их, молча направился к огромному оконному проему, который от пола до потолка разрезал стену. Приблизившись, стало ясно – это не просто окно, а врата на просторный балкон, высеченный прямо в скале.

Круглый стол из чёрного дерева, отполированного до зеркального блеска, стоял в центре балкона, накрытый на шесть персон. Ни излишеств, ни показной роскоши – только изысканная простота, где каждое блюдо было словно частью природы, а не творением поваров.

В центре стола возвышалось блюдо с жареным фазаном, покрытым хрустящей золотистой корочкой, а вокруг него, словно спутники, расположились остальные угощения. Чаши с фруктами, но не обычными – здесь были плоды, знакомые лишь Детям Ночи. Мякоть, переливающаяся от розового к лиловому, кожица, тонкая, как лепесток, и аромат, напоминающий одновременно мед и дождь после грозы. Хлеб, испеченный в виде круглых лепешек, но не грубых, а воздушных, с хрустящей корочкой и мягкой сердцевиной, пропитанной оливковым маслом и травами. Сыр, завернутый в виноградные листья, его текстура нежная, почти тающая, а вкус – дымный, с оттенком чего-то дикого, будто его готовили не в кухне, а в пещере под открытым небом. Кувшины с вином, темным, как сама ночь, но с искрами рубинового оттенка, когда свет факелов падал на его поверхность.

У парапета балкона, грубого и неотесанного, словно его оставили таким намеренно, стояли двое.

Габриэлла, всё ещё в том изумрудном платье, что создал для неё Эльдриан. Ткань облегала её фигуру, подчеркивая каждую линию, а открытые плечи и шея демонстрировали загорелую кожу. Её поза была расслабленной, но в ней чувствовалась скрытая сила, как у кошки, наблюдающей за приближающейся добычей.

Рядом с ней – Ли-Сун. Его широкие штаны, цвета светлого пепла, свободно ниспадали, подхваченные широким поясом более тёмного оттенка. Босые ноги, казалось, не чувствовали холода камня, а мощная грудь, обнаженная и покрытая красивым ровным загаром, дышала ровно и спокойно. Его волосы, тёмно-русые, были слегка растрепаны, будто он только что вышел из объятий ветра, и это придавало ему шарма, которого так не хватало ни Торину, ни Лире.

Торин, одетый в просторную тунику и штаны каричневых тонов, чувствовал себя рядом с ними… не лишним, но и не равным. Не из-за одежды, нет – а из-за той легкости, с которой они существовали в этом мире. Лира, чей наряд вторил его собственному, казалось, не замечала этого диссонанса, но Торин ловил себя на мысли, что его движения стали чуть более скованными.

С балкона открывался вид на скальную гряду, из которой, как скульптура из мрамора, был вырезан весь дворец. Камни, гладкие и неровные одновременно, переливались под лучами заката, а у их подножья раскинулся сад – не ухоженный, а дикий, где деревья и кусты росли так, как будто их никто никогда не трогал.

На небе уже зажигались первые звёзды, их свет холодный и чистый, в отличие от тёплого мерцания факелов, освещающих балкон. Эти факелы, изящные и тонкие, будто выкованные из самого воздуха, горели ровным пламенем, не коптя и не дымя, а лишь отбрасывая длинные тени на каменный пол.

Воздух был наполнен ароматами еды, трав и чего-то неуловимого – может, запахом самой ночи, а может, дыханием тех, кто жил в этом дворце веками.

Тихое мерцание факелов внезапно ожило, словно встрепенувшись от незримого дуновения, когда в проеме балкона возникли двое.

Эльдриан, Брат Ночи, ступил вперёд с той же непринужденной грацией, что и прежде. Его свободные штаны, белоснежные, как первый иней на траве, мягко шелестели при каждом шаге, а широкий пояс, такого же ослепительного оттенка, подчеркивал узкую талию. На правом предплечье белел браслет – матовый, словно выточенный из лунного камня, с чёрными вкраплениями, напоминающими звёзды, пойманные в молочную дымку. В левом ухе сверкала крошечная серьга – отпечаток звериной лапы, будто оставленный на серебре невидимым хищником.

Рядом с ним шла его сестра – Фреяна.

Она была чуть выше брата, её стройная фигура казалась выточенной из древнего фарфора – белого, но не холодного, а будто хранящего в себе отсветы давно угасших костров. Её волосы, огненно-рыжие, как пламя в чертогах подземного царства, крупными волнами спадали до ключиц, и лишь одна прядь, заправленная за правое ухо, открывала небольшую серьгу в форме птичьего крыла. Оно сверкало при каждом движении, будто вот-вот взметнется ввысь.

Её платье, ослепительно белое, облегало фигуру, как вторая кожа, подчеркивая каждый изгиб. Широкий пояс, перехватывающий талию, и узкий подол, струящийся до самого пола, завершались небольшим овальным шлейфом, который плыл за ней, как лёгкое облако. Ткань была полупрозрачной, и в игре света угадывались силуэты её стройных ног – намек, но не откровение. На левом плече, выше локтя, обвивался тонкий обруч из чёрного металла с серебряными вкраплениями – словно ночь опоясала её руку россыпью звёзд.

Когда они появились, воздух словно застыл.

Габриэлла слегка склонила голову – жест уважения, но не подчинения. Ли-Сун опустился на одно колено, его тёмные волосы слегка колыхнулись. Он опустил взгляд в знак уважения их высокому положения. Торин, спохватившись, склонился до пояса, а Лира, словно зеркало, повторил движение Ли-Суна.

Дети Ночи прошли мимо них без слов, их босые ступни не издавали ни звука на каменном полу. Они заняли свои места за столом, и остальные последовали за ними.

Габриэлла села рядом с Эльдрианом, её изумрудное платье контрастировало с его белоснежными одеждами, как листва на фоне снега. Ли-Сун сделал шаг к своему привычному месту возле командующей, но Фреяна остановила его легким движением руки.

– Сядь рядом, хранитель, – произнесла она, и её голос был тихим, но в нём звенела сталь.

Ли-Сун на мгновение замер, затем бросил взгляд на Габриэллу – не за разрешением, а скорее из любопытства. Как она отреагирует? Но лицо командующей оставалось невозмутимым, будто высеченным из того же камня, что и стены дворца.

И тогда он развернулся и занял место рядом с Дочерью Ночи.

Факелы заколебались, будто затаив дыхание, а звёзды над балконом мерцали чуть ярче, словно став свидетелями этой маленькой, но значимой игры.

Трапеза началась в гнетущей тишине, нарушаемой лишь легким звоном кубков и едва уловимым шорохом пальцев, скользящих по блюдам.

Торин ел осторожно, словно каждое его движение проходило через строгий внутренний контроль. Он сидел за одним столом с тремя правителями, и это осознание одновременно восхищало и подавляло его. Каждый кусок, поднесенный ко рту, казался ему слишком громким, каждый глоток – слишком заметным. Его глаза то и дело скользили по сидящим напротив, словно он пытался уловить негласные правила этой странной трапезы.

Лира не притрагивался к еде вовсе. Его руки покоились на коленях, а взгляд, отрешенный и холодный, был устремлен куда-то вдаль, будто он присутствовал здесь лишь телом, а ум его витал в иных сферах.

Габриэлла, напротив, казалась совершенно невозмутимой. Она откинулась на резную спинку стула, и её поза была настолько расслабленной, что граничила с демонстративной скукой. Изящные пальцы лениво отщипывали кусочки сыра, которые она отправляла в рот с медлительностью, достойной королевы, наблюдающей за неинтересным представлением.

Ли-Сун же ел так, будто это было его последней возможностью насытиться перед долгим постом. Он не чавкал, не торопился, но каждый его жест был наполнен целеустремленной энергией. Кусок хлеба, обильно смазанный маслом, исчезал во рту, тщательно пережевывался, запивался вином – и тут же его пальцы уже тянулись к следующему. Фазан, фрукты, сыр – ничто не ускользало от его внимания. Это не было обжорством дикаря – скорее методичным опустошением всего, что стояло перед ним, как если бы он считал своим долгом не оставить ни крошки. И все его движения были точны и изящны.

Фреяна сидела вполоборота к нему, наблюдая за этим процессом с нескрываемым удовольствием. Её тонкие пальцы, изящные и бледные, как лунный свет, медленно подносили ко рту кусочки фруктов, но еда, казалось, интересовала её куда меньше, чем сам хранитель. В уголках её губ играла загадочная улыбка, а в глазах читалось что-то тайное, словно она знала нечто, чего не знал даже он.

Эльдриан, в отличие от остальных, ел неторопливо, с достоинством, присущим тем, кто привык растягивать удовольствие. Каждый его жест был отточен, каждый глоток – обдуман. Время от времени его взгляд скользил по собравшимся: то на Торина и Лиру, в которых он видел лишь пешки в чужой игре, то на Габриэллу, чье показное равнодушие, казалось, лишь подогревало его насмешливый интерес. Ему явно доставляло удовольствие заставлять ждать ту, что не привыкла ждать.

Наконец, опустошив кубок, он откинулся на спинку стула, и его губы растянулись в лукавой ухмылке.

– Развлеки нас, Дочь Света, – произнес он, намеренно растягивая слова. – Расскажи, зачем пожаловала и притащила этих… детишек с собой.

Его палец резко указал в сторону Торина.

– И что у него с глазом?

Вопрос повис в воздухе, острый, как лезвие. Все взгляды устремились к Габриэлле, ожидая её ответа. Кроме Ли-Суна, он лишь перестал есть из уважения к ведущим беседу.

Габриэлла выпрямилась в кресле, словно пробудившись от долгой скуки. Её движения обрели резкость, а в глазах вспыхнул холодный огонь.

– На караван Торина, – её голос прозвучал четко, пальцы легким жестом указали в его сторону, – напали ранее невиданные чудища. Убили его сородичей.

Фреяна, до сих пор наблюдавшая за происходящим с томной отстраненностью, медленно подняла взгляд.

– Ты же не обвиняешь нас? – её голос был гладким, как лезвие, только что вынутое из ножен.

Габриэлла даже не изменила тона.

– И не думала. Они – явное зло. Даже твоя стервозность, Дочь Ночи, им в подмётки не годится.

Эльдриан рассмеялся – низко, глухо, будто где-то в глубине его горла перекатывались гальки. Его сестра лишь чуть приподняла бровь, даже не утруждая себя возражением.

– Кровь одного из них попала ему в глаз, – продолжила Габриэлла, – и вызвала видение.

Эльдриан внезапно оживился, его пальцы сжали край стола.

– О, это уже интересно. – В его глазах вспыхнул азарт. – Я бы взглянул сам.

Габриэлла жестом, полным театрального великодушия, указала на Торина.

– Не стесняйся. Для этого он и здесь.

Торин почувствовал, как по спине пробежал холодок. Его возмутила эта бесцеремонность, но возражать он не смел.

Брат и сестра поднялись одновременно – медленно, словно подчиняясь незримому ритму. Их движения были зеркальны, как отражение в воде. Они подошли к Торину сзади, встав по обе стороны его стула, и без слов положили руки ему на голову и на плечи друг другу, пальцы слегка сомкнулись, как когти хищной птицы.

Так же, как когда-то сёстры Света.

И в тот же миг комната исчезла.

Они увидели всё: кровавую резню, чудовищ, рвущих плоть, крики умирающих. И тот самый момент, когда тёмная кровь брызнула в глаз Торина, а за ней – видение, жуткое и необъяснимое.

Когда видение закончилось, оба правителя резко отдёрнули руки, будто обожглись. На их лицах застыло недоверие, смешанное с чем-то глубже – почти со страхом?

Фреяна медленно отошла к своему месту, её пальцы слегка дрожали.

– И это вызвала кровь тех чудищ? – её голос звучал приглушённо. – Может, в ней были токсины, вызывающие иллюзии…

Эльдриан не двинулся с места. Его взгляд, тяжёлый и неотрывный, впился в Габриэллу.

– Зачем ты здесь?

Она не моргнула.

– Хочу взглянуть в Лунную Призму.

Наступила тишина.

Потом Эльдриан внезапно расслабился, его черты вновь обрели привычную надменность. Он вернулся за стол, развалившись на стуле с видом человека, которого больше ничем не удивить.

– Думаешь, это стоит того? Хочешь посмотреть на мёртвый вулкан? – Он усмехнулся. – Похоже, ты зря тратишь время.

Габриэлла закатила глаза с таким выражением, будто он только что предложил ей прыгнуть в пропасть.

– Ты сам всё видел. А вдруг это не просто бред, что привиделся от ядовитой крови? – Её голос стал резче. – По крайней мере, сможем узнать, лезут ли эти твари из вулкана или нет. Если ты не готов предположить…

Она не стала заканчивать фразу, оставив её висеть в воздухе, как вызов.

Эльдриан внезапно повернулся к Торину и Лире, его глаза сверкнули аметистовым огнём в свете факелов.

– Вы никогда не задумывались, почему ваши воины подчиняются Габриэлле, а не той… бездушной, что сидит на троне с видом превосходства?

В его голосе, когда он говорил об Авроре, прозвучала острая нота – не просто презрение, а что-то глубже: старая обида, ущемлённое достоинство, будто он до сих пор чувствовал жгучую горечь от того, как когда-то его бросили.

Габриэлла усмехнулась, но промолчала. Она знала, о чём он.

Эльдриан продолжил, размахивая куском хлеба, как дирижёрской палочкой:

– Они исполнят приказ. Любой приказ. Даже руку себе отрубят. Но только если он будет отдан командующей, а не Авророй.

Торин и Лира переглянулись. Да, они знали, что войско идёт за Габриэллой, что Аврора никогда не отдаёт прямых приказов. Но они не задумывались – почему.

– Я всегда считал, что это… разделение власти, – неуверенно пробормотал Торин.

Эльдриан расхохотался, как будто услышал лучшую шутку в своей долгой жизни.

– О, как мило! Детишки Света ничего не знают о своих правителях!

Он лукаво подмигнул Габриэлле, а затем продолжил снисходительным тоном, словно объяснял малышам, откуда берутся звёзды:

– Они следуют за её голосом. В этом всё дело.

Его пальцы коснулись собственного горла, будто иллюстрируя мысль.

– Возможно, вы сами за время этого небольшого путешествия ощущали это. Было такое, когда она что-то говорила, а у вас возникало жгучее желание следовать за ней даже в пропасть?

Его голос стал тише, почти шёпотом, завораживающим:

– Нечто чарующее… манящее… даже гипнотическое?

Торин и Лира, сами не осознавая, медленно кивнули.

Габриэлла нахмурилась.

– Может, хватит?

Но Эльдриан лишь отмахнулся, как от назойливой мухи.

– Это всё обман. Одурманивание воинских, не сильно больших мозгов.

Он щёлкнул пальцами.

– Она чарует их голосом – они следуют за ней. Всё просто!

Тут вмешалась Фреяна. Она произнесла тихо, но так, что каждое слово прозвучало, как удар кинжала:

– Именно этот голос призывал воинов Света истреблять Детей Ночи…

Её взгляд, тяжёлый и обвиняющий, устремился на Габриэллу.

Та не опустила глаз.

– Я не стану снимать с себя ответственность за пролитую кровь тем, что меня ввели в заблуждение.

Её голос был спокоен, но в нём дрожала сталь.

– Я, как тогда, так и сейчас, признаю свою вину за содеянное. И несу этот груз.

Эльдриан, всё ещё в весёлом настроении, хлопнул в ладоши:

– О, давайте не будем кидаться грехами прошлого! Мы же оставили его в легендах.

Он наклонился вперёд, его улыбка стала шире.

– Главное, что командующей хватило мозгов раскрыть обман… и смелости пойти против своего правителя.

Повисла тишина. Даже факелы, казалось, замерли.

Но Эльдриан, конечно, не мог долго молчать.

– Давайте вернёмся к голосу командующей.

Он повернулся к Торину, глаза его сверкали, как у ребёнка, готового раскрыть самый лучший секрет.

– Вы слышали, как поёт одна из Трёх?

Затем он медленно повернулся к Габриэлле, расплываясь в улыбке.

Та холодно ответила:

– Нет. Я не стану петь.

Эльдриан рассмеялся.

– Станешь, Дочь Света.

Его голос внезапно приобрёл опасную мягкость.

– Ты – гостья. Я – хозяин. Я прошу – ты делаешь.

Он указал на её платье.

– Твоё новое одеяние тому доказательство.

Затем он снова повернулся к Торину, уже игриво:

– Это настоящее волшебство. Одновременно грусть и радость. Счастье и горе…

Он провёл пальцем по щеке, изображая слезу.

– Слёзы сами текут. Это восхитительно.

И, не глядя на Габриэллу, он бросил уже приказным тоном:

– Спой, Габриэлла.

Его пальцы постучали по столу.

– Нам же надо убить время, пока Луна не дойдёт до своего пика. До этого момента Лунная Призма бесполезна.

Он откинулся на спинку стула, сложив руки на груди.

– Так что… спой нам.

Последние слова повисли в воздухе, как вызов.

Габриэлла медленно подняла глаза. В них было явное раздражение. Она знала, что у неё нет выбора. Командующая медленно поднялась из-за стола, её изумрудное платье шевельнулось, словно живое, улавливая каждый её шаг. Она подошла к парапету балкона, облокотилась на него, уперев ладони в холодный камень, и устремила взгляд в небо.

И запела.

Уже с первых звуков её голоса Торин ощутил нечто неописуемое. Это было не просто пение – это было волшебство, чистое и безудержное.

Её голос обволакивал его, как тёплый ветер, убаюкивал, как колыбельная, но в то же время проникал в самую душу, пробуждая в ней бури эмоций.

Он чувствовал радость – яркую, ослепительную, словно первый луч солнца после долгой ночи. И тут же – тоску, глухую, давящую, как камень на сердце. Он хотел вскочить, бежать, смеяться… А в следующее мгновение – опуститься на колени и плакать. Слова, проникали в душу.

Она пела:

«Это никогда не закончится, потому что я хочу больше…

Дай мне больше, дай мне больше…»

Каждое слово звучало так, будто она обращалась не к ним, а к самой вселенной, требуя от неё невозможного.

«Если бы у меня было сердце, я могла бы любить тебя…

Дай мне больше, дай мне больше…»

Торину казалось, что в воздухе звучат не только её ноты, но и лёгкие, почти невесомые переливы струнных инструментов, которых не было. Что вокруг неё витает что-то неуловимое – может, духи ветра, а может, сама магия, притянутая её голосом.

Лира сидел, словно загипнотизированный. Его глаза, обычно холодные и отстранённые, теперь горели преданностью, почти безумной. Он был готов отдать за неё жизнь – прямо сейчас, без раздумий. И самое страшное – ему казалось, что это его желание, а не навязанная воля.

Габриэлла повернулась к слушателям, оперлась спиной о парапет и продолжила, её пальцы слегка сжимали камень:

«Если бы у меня был голос, я бы пела…

Я вижу, что принесёт завтрашний день…»

Казалось, даже Луна замерла, застыв в небе, готовая в любой момент сорваться с небосвода и последовать за её песней.

«Достигну ли я когда-нибудь бездны?

Если бы у меня был голос, я бы пела…»

Когда она замолчала, в воздухе повисла тишина – густая, почти осязаемая.

Торин медленно перевёл взгляд на Эльдриана. По щеке Брата Ночи текла слеза. Но он улыбался – загадочно, как будто знал что-то, чего не знал никто другой.

И только тогда Торин осознал, что и сам плачет. Капли скатывались по его щекам, горячие и солёные, но он даже не пытался их смахнуть.

Потому что в этот момент он понял – голос Габриэллы был не просто магией. Он был правдой, обнажённой и неумолимой. И против неё не было защиты.