Хроники Нордланда: Старый Король

Не то, что на молодую женщину – или девушку, – которая вошла в гостиную, снятую им для встречи с герцогом или его посланником. Девушка, – Диего решил, что ей не больше семнадцати, хотя держалась она так, что казалась старше и уж точно опытнее, – не была красивой в строгом понимании этого определения, но от нее трудно было отвести взгляд. Черная вдовья одежда не была ни унылой, ни бесформенной; узкие рукава платья подчеркивали красоту рук, а лиф плотно и волнующе облегал бюст, подчеркивая его соблазнительность. Украшений было мало, но они были дорогими и роскошными, и очень ей шли, шли ко всему ее облику, гордому, самоуверенному, и в то же время чувствовалась в ней какая-то внутренняя хрупкость, притягательная для мужского сердца. У девяти мужчин из десяти, смотревших на Анастасию Кенка, внутри появлялось убеждение, что эта девушка – из тех, кто может быть не любовницей, не развлечением, но настоящей возлюбленной, одной на всю жизнь. Что не смотря на внешнюю гордость и силу, она хрупкая, нежная и одинокая. Появлялось желание разбить тонкий лед, которым она защищается от жестокого мира, и стать ее спасителем и защитником. Это была иллюзия – Анастасия была сильнее, чем казалось, сильнее даже, чем думала она сама. Но именно правильные иллюзии и формируют взгляды и убеждения. И Диего не был исключением.

Это мгновенно отразилось на его лице: глаза потеплели, в них появился азартный огонек, губы тронула легкая полуулыбка. Он, не отрывая глаз от Анастасии, непроизвольно потер пальцами щеку.

– Чем обязан визиту такого ангела? – Поинтересовался он с акцентом, показавшимся Анастасии весьма и весьма приятным. Даже сексуальным.

– Я племянница его светлости, герцога Далвеганского. Анастасия Кенка. – С завидным самообладанием заявила та. – Это деловой визит, не обязательно расточать мне дежурные комплименты. Герцог выполняет свою часть договора, эльфийская девочка здесь. И ждет, что вы выполните свою.

Диего нахмурился. То, что он обещал герцогу взамен эльфийской девочки, было так важно, так тайно и опасно, что любая предосторожность была оправдана, любых мер безопасности было мало. И поручить это – женщине?! Нет, Диего не был женоненавистником, наподобие Драйвера, отнюдь! Но при том, как большинство образованных людей своего времени, не считал женщин полноправными разумными существами. Некоторые из них, правда, порой ведут вполне даже разумные речи, но это заимствованное из книг, или из разговоров мужчин, ибо собственного разума женщина не имеет – в этом Диего, как и абсолютное большинство мужчин его времени, не сомневался нисколько. Вдобавок, женщины, – полагал он, – не умеют хранить тайны, и доверить женщине, да еще такой молоденькой, такое серьезное дело, такой важный секрет, – это просто безответственно!

А может, герцог просто испытывает его? Может, это какая-то хитрая ловушка, какой-то квест? Да нет, он уже слышал, что герцог в самом деле серьезно болен. И прислал не брата, не доверенного человека, мужчину, а юную племянницу! Полно, к тому ли человеку Диего вообще обратился?!

– Я хочу взглянуть на девочку. – Поколебавшись, все же сказал он. Анастасия, не оборачиваясь, хлопнула в ладоши. Один из рыцарей герцога Далвеганского, сопровождавших Анастасию, завел девочку. Кенка был прав: узнать в ней эльдар человеку, не знакомому с эльфами, было практически невозможно. В таких случаях можно было рассчитывать разве что на цвет глаз или волос, – если они были темнее или светлее, или рыжее, чем это обычно бывает у эльфов, – да на еле заметные признаки человеческой крови, которые могли быть, а могли и не быть. У этой девочки их почти не было. Разве что личико было чуть круглее, чем у чистокровных эльфов, да губы чуть полнее, но это делало ее эльфийскую красоту только теплее и нежнее. Диего замер. Он ждал какого-то обмана, какого-то подвоха, но не видел его. Девочка была безупречна.

К чести Диего следует сказать, что никаких грязных намерений в отношении этой девочки у него не было. К детям обоего пола он относился так, как и относится к ним любой нормальный человек, без тени чувственности. Этот ребенок для него был пока что трофеем, который он собирался увезти в Европу. Диего слышал, что эльфы, которых в разное время увозили в качестве трофея европейцы, быстро умирали, и думал, что это из-за того, что делали они это насильно. Из насилия, – искренне считал Диего, – никогда не получится ничего хорошего, даже если речь идет о лошади или собаке, а уж разумное существо тем более будет сопротивляться насилию любым доступным ему способом. А вот ребенок – другое дело. Диего будет обращаться с этой девочкой ласково и бережно. Обучит ее, сделает христианкой, окрестит, и спасет тем ее душу. И если это возможно, если душа у эльфа все-таки есть, вопреки церковной догме, то может, есть смысл не уничтожать их поголовно, а какую-то часть принять в лоно церкви и использовать их уникальные таланты и возможности во славу Божью?

Он даже просветлел лицом, подумав об этом, мельком глянул на Анастасию и понял, что та в чистоту его помыслов не верит. Точнее – она вообще не предполагает эту чистоту в нем, считает, что девочка нужна ему именно для грязных целей. И это уязвило Диего в самое сердце, потому, что к тем, кто растлевает маленьких детей, он относился именно так, как относится любой нормальный мужчина: рука его сама тянулась к оружию. И то, что его самого приняли за подобную тварь, было оскорблением. И весьма болезненным, ибо Анастасия ему понравилась. Он вдруг вспомнил, что говорили о герцоге Далвеганском – что тот, якобы, содержит у себя гарем из совсем маленьких девочек, не старше пяти-семи лет. Дрэд в это верил, а его секретарь – не очень, ибо знал цену сплетням, и не хотел без серьезных доказательств подозревать мужчину в подобном паскудстве. Взгляд Анастасии стал для него косвенным доказательством этих сплетен. И заставил в душе содрогнуться и по-новому глянуть на невинное прелестное личико. А не игрушка ли это герцога, наскучившая ему?!

– Эта девочка, – сказала Анастасия, поразив его, – росла на удаленной ферме, среди других полукровок и эльфиек. И прибыла в Клойстергем только позавчера.

– Зачем, – выпрямился Диего, прожигая Анастасию своими блестящими латинскими глазами, – вы сейчас сказали мне это, сеньорита?

Девушка замерла. Она не была эмпатом, подобно Изабелле, например; не умела тонко чувствовать собеседника и мгновенно подстраиваться под него, ловить на вздохе его эмоцию. Но была умна и наблюдательна. А Диего ей тоже понравился. Он не походил на ее утраченную любовь, Вэла Эльдебринка, абсолютно, был худым, стройным, высоким, с длинным умным лицом, глазами большими, с тяжелыми веками, казавшимися обычно немного сонными, но умевшими смотреть проницательно, умно и иронично. И губы у него были южные, крупные, с чувственным изгибом, темные. Но если Вэла Анастасия полюбила потому, что ей необходимо было кого-то полюбить, а кроме Вэла было больше некого, то Диего понравился ей уже по-настоящему. А взгляд женщины, почуявшей своего мужчину, становится порой просто сверхъестественно проницательным, ибо подмечает все, все абсолютно, самые тонкие и неуловимые нюансы. Только что мужчина смотрел на нее ласково и заинтересованно, и вдруг стал холодным, отгородился от нее стеной – разве могла она это оставить, как есть?

– Мне показалось, что это важно. – Ответила она, инстинктивно пуская в ход любимое женское оружие: притворяясь простушкой. Диего смягчился.

– Возможно. – Ответил небрежно.

– Так вы выполните свою часть договора? – Спросила Анастасия, чувствуя, как возникшее напряжение отпускает потихоньку.

– Вот. – Поколебавшись, положил секретарь Дрэда перед Анастасией тяжелый мешочек. – Когда ваш дядя увидит то, что здесь находится, он все поймет.

– И все?! – Изумилась девушка. Даже покраснела от обиды.

– Это очень много, сеньорита. – Возразил Диего. – Не портите первое благоприятное впечатление, не устраивайте женских истерик.

– Вы думаете, если я девушка, от меня можно отмахнуться, как от мухи?! Что здесь?!

– Я считал герцога умным человеком, искушенным в подобных делах. Это смертельно опасно, сеньорита. Я рисковал и честью, и жизнью, соглашаясь на эту сделку; приехать сюда вот с этим, – он кивнул на мешочек, – было для меня не просто. И в итоге все превратила в балаган глупая девчонка?! Мне следовало, едва увидев вас, уехать обратно!

Анастасия прикусила губу. Ей показалось, что симпатичный иностранец не проявил к ней должного уважения… Но разве это важнее дядиного поручения? И важнее жизни и чести этого человека, который внезапно стал для Анастасии близким, хотя она пока не знала даже его имени?

– Простите. – Она взяла себя в руки. – Надеюсь, дядя действительно все поймет и отблагодарит вас. – Она взяла мешочек и опустила в модную сумочку. – Вы задержитесь в Клойстергеме, надеюсь? Вам понравится наш город.

– Я не могу. – Он взглянул в глаза Анастасии. Очень красивые глаза, в которые обожал смотреть когда-то Вэл. Чистые, с чистыми голубоватыми белками, внимательные, но как-то по-детски, нежно, даже немного наивно. Ему вдруг ужасно не захотелось расставаться с девушкой вот так, но предлога задержаться и сойтись хоть немного ближе он не находил. А она просила взглядом: придумай что-нибудь, не уходи!

– Я не могу. – Повторил он с сожалением. – Я и так рискую.

– От меня никто ничего не узнает. – Призналась Анастасия. – Скажите, что я должна сказать, если возникнет нужда, я не подведу.

– Может, – он чуть дрогнул уголками губ в ласковой полуулыбке, – скажем, что просто… понравились друг другу? – Диего вдруг понял герцога, и запоздало восхитился умом и изворотливостью этого человека. А ведь и в самом деле, можно будет, если все-таки все его предосторожности окажутся излишни, «покаяться» в интересе к племяннице герцога? Кто всерьез поверит, что молоденькая девушка участвовала в какой-то серьезной интриге?

– Может. – Лукаво улыбнулась она в ответ. – Я даже могу признаться, что сама просила вас о встрече. Вы можете сказать все, что угодно. Даже – что не ответили мне взаимностью, и прочли проповедь. Я не стану отрицать, если этим спасу вашу честь.

– Вы ангел, сеньорита. – Он поцеловал ее руку. – Я, разумеется, скажу все, что полагается, но будьте уверены: я не стал бы читать вам проповедей, будь все на самом деле так. – Диего задержал маленькую теплую руку в своей чуть дольше, чем того требовали обстоятельства. Девушка очаровывала его все сильнее и сильнее. Теперь уже все в ней казалось ему волнующим и притягательным. ЕЕ изящный траур, ее прекрасные руки, ее взгляд и даже то, как приподнимается при каждом вздохе драгоценная брошь в виде сложного цветка на ее груди. Анастасия руки не отнимала. Все ее существо кричало: останься! Столько всего важного и увлекательного впереди! Но она понимала: увы. Он не останется. Не теперь. И очень вероятно: никогда больше.

Никогда больше. – Подумалось Диего, и в нем тоже поднялся протест. Нет, он отыщет, а если не отыщет, то создаст эту возможность! У него была своя игра и свои цели, о которых Дрэд даже не подозревал, доверяя своему секретарю настолько, насколько такой человек вообще мог доверять кому-то. До сих пор в этом не было ничего личного… Но теперь это стало личным. Очень личным.

– Это всего лишь золото! – Вырвалось у Анастасии, когда дядя высыпал на низкий столик содержимое мешочка. Это были овальные, похожие на фасолины, гранулы, три штуки.

– Да, ребенок. – Произнес, сильно потемнев лицом, герцог Далвеганский. – Это золото. Но не всего лишь. Это драконье золото. Я всего раз в жизни видел такое когда-то давно, но его ни с чем не спутаешь. Это самое чистое и драгоценное золото на свете, ребенок. Оно легче обычного, не такое мягкое, и не плавится в обычном огне, но необычайно ковкое. Его красота завораживает, а ценность изумляет.

– И все-таки, дядя, я не понимаю…

– Если это то, что ищет здесь Ватикан, – вздохнул герцог, – то Остров обречен. Ватикан не сдастся, не забудет и не прекратит попыток добраться до этого золота. Римская волчица – это до ужаса жадная до золота и крови тварь, Анастейша, и если она учуяла то и другое, от нее не спастись. Тем более, теперь, когда Европу, не успевшую оправиться от Черной Смерти, треплет эта бесконечная война… И разлад в самой церкви, два Папы, враждующих друг с другом – это золото станет спасением для победителя. Сдается мне, ребенок, что секретарь этого Дрэда – на самом деле служит не тому Папе, которому служит Дрэд… Возможно, это можно как-то использовать… Хотя…

– И что делать? – Анастасию впечатлили не столько слова ее дяди, сколько его тон и вид.

– Я буду думать. – Титус Сулстад закрыл глаза, откинувшись на подушки. – Все теперь нужно переосмыслить заново. Все.

Барр долго колебалась прежде, чем проверить Киру на наличие у той магических способностей. Она видела, что девушка сильна духом и прямо-таки излучает ненависть к ней и Садам Мечты вообще. И дать той в руки новое оружие против себя же Барр не могла. Но соблазн был слишком велик. Если все-таки девка – маг, то ее магия поможет ей, Барр, расправиться с лесной ведьмой и с эльфами вообще. Прикидывая так и эдак, Барр тем временем стала чаще наведываться в Сады Мечты и мягче разговаривать с Кирой. Спрашивала ее, трудно ли ей было учиться самостоятельно лекарскому искусству, и помнит ли она что-нибудь о своей семье, или только ферму. И Кира, хоть и ненавидела Барр, и никогда не забыла бы ей глаза любимого Ларса, отвечала против воли почти мирно. В этом царстве зла, ненависти и смерти любое не то, что доброе, а просто мирное слово казалось слишком бесценным, чтобы им пренебрегать, даже если шло оно от врага. К тому же, слегка лукавить Киру заставляла надежда, что Барр позволит ей быть с любимым. И в конце концов, Барр рискнула: устроила Кире небольшое испытание. Даже такой простенький тест дал однозначный результат: Кира обладала просто невероятной силой. Понятными стали и ее живучесть, и ее сопротивляемость давлению Садов Мечты. Причем, как и предполагала Барр, для Киры не были недоступными ни человеческая, ни эльфийская магия. Из нее мог получиться некромант несокрушимой силы, которому не смогут противостоять ни люди, ни эльфы! И, может быть, – Барр, по крайней мере, надеялась на это, – то, что живет в глубинах Красной Скалы. Ибо ведьма давно уже догадалась, что это никакой не Райдегурд. Кровь Лары воскресила что-то иное, что – Барр не хотела даже предполагать, и Драйверу ничего не говорила. Пока что от этой силы получалось откупаться и даже получать от нее помощь, но что будет дальше? Тварь Красной Скалы становилась все сильнее, дрожь скалы становилась все опаснее. Иногда во сне Барр видела, как скала рушится, взрывается изнутри, и в огне и черном дыму возникает нечто столь ужасное, что она просыпалась от собственного вопля. И именно поэтому она стремилась во что бы то ни стало, как можно скорее, перебраться подальше отсюда. И хорошо бы – в Пойму Ригины. В Золотую Башню Хлорингов, посмеявшись над славой и гордостью этого древнего рода! А с тварью Красной Скалы можно будет договориться. Любому господину нужны слуги – а она, ведьма, будет служанкой полезной, твари-то этого не знать!

Но делать из Киры некромантку и свою соперницу Барр тоже не хотела. Особенно учитывая ненависть девушки к ней и Драйверу. Будь Кира человеком, и Барр, не спрашивая, доила бы из нее ее силу, пока не высушила бы до смерти и не выбросила, но с эльдар такой номер не прошел бы. Эльфийская кровь надежно хранила Киру от человеческой магии и любых попыток воспользоваться ею против ее воли. Нужно было научить ее азам, самой малости, и качать из нее силу, «открыв», но не инициировав ее. Но и для этого следовало победить неприязнь девушки к ней самой, а как? Барр не умела быть приятной и дружелюбной. Именно это, а вовсе не недостаточно красивая внешность, мешало ей с самого детства быть любимой и нравиться, но Барр так не считала. Свою угрюмость она считала благородной гордостью, злую язвительность – изысканным чувством юмора, а беспросветный цинизм – здравомыслием. И то, что людей все это отталкивало, Барр ставила в вину им, а не себе. Жалкие, тупые ничтожества, не способные оценить ни юмор, ни интеллект, не стоили и малой толики ее страданий из-за их пренебрежения! Но сейчас ей требовалось быть убедительной и обаятельной, и ведьма призналась себе, что не умеет этого. Но был у нее тот, кто умел, и, на всякий случай дав Кире понять, что разочарована в ее способностях – чтобы раньше времени не возомнила о себе, – Барр поспешила к Драйверу.

– Чего ты хочешь?! – Барон не поверил своим ушам. Барр повторила:

– Приручи ее. Ты же можешь! Я не смогу, я не создана для этого, а ты виртуоз. Ты приручаешь даже тех, кого сам же…

– Никогда! – Патетично перебил ее Драйвер, у него даже голос сел от священного негодования. – Очаровывать это… это… – от возмущения он не сразу подобрал достаточно поганый эпитет, – это паскудство?!

– Это паскудство, Тео, – тоже повысила голос Барр, – поможет мне элодисскую ведьму в грязь втоптать!

– Элодисскую ведьму для тебя убьет этот чокнутый эльдар. – Отрезал Драйвер. – А насчет этой… твари, – ты заблуждаешься! Женщина ничтожна, убога умственно и нравственно от рождения, от природы! Созданная для мужчины, как его имущество, инструмент размножения, она была, вдобавок, порчена дьяволом и стала причиной всего зла в мире!

– Не все такие, Тео. – Возразила уязвленная Барр.

– Все! – Взмахнул рукой Драйвер. – Все до единой жалкие, презренные, хитрые, тупые, назойливые, корыстные, развратные и лицемерные гадины! Я никогда, слышишь, НИКОГДА не поверю, что это жалкое вонючее отродье может быть полезно! Оно так убого, так паскудно и ничтожно, что когда я раздавлю ее, как мокрицу, мир не заметит этого!!!

– Я ведь тоже женщина, Тео. – Негромко и очень холодно напомнила Барр. Драйвер спохватился, даже испугался слегка, улыбнулся натянуто, пытаясь изобразить шутливую игривость:

– Ты другое, Алекс, ты же знаешь: ты единственная и неповторимая!

Но слова были уже сказаны. Барр любила и жалела Драйвера, но случилось так, что она повстречала Марка Ханта, который откровенно флиртовал с нею в каждую их встречу в Гранствилле, и первый в ее жизни шанс познать страсть и секс оказался сильнее платонической привязанности немолодой девственницы к своему барону. Драйвер привык считать себя кумиром и божеством ведьмы, гордился этим и снисходил к ней, дозволяя быть подле себя – но его влияние на нее становилось призрачным, а он не замечал. Давнюю привычку любить его в сердце ведьмы давно уже подтачивали разные сомнения, отношение самого Драйвера и новые эмоции, которые она получала во время редких встреч с Хантом. И наконец, то, что должно было случиться, случилось: Барр взглянула на своего кумира и не увидела его. А увидела основательно потасканного молодящегося и уже почти утратившего прежнюю изысканную красоту мужичка, все еще считающего, что он не отразим. Это показалось ей таким смешным и жалким, что Барр скривилась, отворачиваясь.

– Ты вообще единственная во всем мире, – продолжал он заискивать, – ты же знаешь!

– Да. – Пожала она плечами. – Думала, что знаю.

– Не бери в голову! – Драйвер по привычке сделал ей глазки. Эта его капризно-детская гримаска прежде заставляла сердце Барр таять, теперь же показалась не просто глупой – омерзительной. – Ты же лучшая ведьма этого Острова, что там – ты сильнейшая ведьма мира! Ты справишься и без этой…

– Слушай меня. – Перебила ведьма его своим холодным, змеиным голосом. – Мне нужно сейчас в Гранствилл. Когда я вернусь, девка должна с руки у тебя есть.

– Алекс! – Возмутился Драйвер. – Я сказал…

– Это Я! Сказала! – Барр щелкнула пальцами, и Драйвер выпучил глаза, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть, лицо быстро начало синеть. – Мне нужна Сила этой девки, и я ее получу. Что хочешь, делай, как хочешь, раскорячься, но к моему возвращению девка должна быть ручной и готовой с нами сотрудничать. – Она вновь щелкнула пальцами, и Драйвер с хрипом, жадно, глотнул воздух, хватаясь за горло.

– Ты меня знаешь, Тео. – Холодно произнесла Барр. – Я никогда не шучу.

Она исчезла и Драйвер, хватаясь за стены, опираясь о стол, добрался до кресла и рухнул в него, трясущимися руками хватая бокал с подогретым пряным вином. Его буквально трясло. Александра Барр! Женщина, которую он считал по-щенячьи преданной ему и не опасался ничуть! «Предала!» – Была его истеричная мысль. Было, правда, неприятное ощущение, что в этот раз он перегнул палку, высказываясь перед ней о ничтожности женщин. Но Драйвер, подобно большинству людей, свою вину признавать не хотел и не мог. «Ничем не отличается от остальных писежопых, ничем! – Ожесточенно сетовал он, пытаясь успокоиться и унять дрожь. – Знал ведь, знал, что все они такие, ни одной из них нельзя доверять, нет среди них достойной, все гадины, низкие, алчные твари! Ненавижу, ненавижу!!!».

И самое ужасное – все это он будет вынужден держать в себе, с ведьмой ссориться нельзя. Ее жуткие твари заполонили все нижние ярусы Садов Мечты, и без нее они станут смертельно опасны. Не говоря уже о драконах, которые пугали его до ледяных спазмов в животе. Он даже не знал уже, сколько их ползает по стенам, шипит, скрежещет и булькает, когда они с Алекс спускаются вниз с очередной жертвой. Вгоняют его в состояние ужаса и паники. О, как сейчас Драйвер корил себя за то, что вообще связался с Барр! «Женщина, – вновь ожесточенно напоминал он себе, – это безусловное зло, она всегда предаст, ВСЕГДА! И ты знал, и допустил эту тварь до себя, зачем, зачем?! Нельзя было найти некроманта-мужчину? И вообще, зачем они нужны, эти некроманты…». Теперь Драйвер до кучи вспомнил и то, что именно Барр не давала ему уничтожить Гора вовремя, а ведь именно с побега Гора начались все его беды. А как это было прекрасно: когда Братство Красной Скалы еще было братством, и они так здорово проводили время вместе! Что именно Гор, его сила и харизма превратили Сады Мечты в тот безупречно работающий механизм, Драйвер и думать не думал. С исчезновением Гора все рассыпалось бы в любом случае – а Драйвер тогда окончательно решил уничтожить его. Но кто вообще понимает такие вещи? Очень малое число людей способно быть настолько беспристрастными, и именно они обычно добиваются наибольших успехов в жизни, умея правильно использовать таланты и хорошие качества окружающих. Драйвер к таким уж точно не принадлежал, и продолжал оплакивать свою Аркадию, свои Сады Мечты, которые создавал так долго, так трепетно и тщательно. В этом месте, – верил он, – он создал идеал, рай на земле, безупречный и благостный, в котором все, кто страдал в жестоком мире, находили отдых, наслаждение и понимание. А Барр напустила туда своих кошмарных тварей, и превратила Сады Мечты в какое-то жуткое место, где страшно даже ему самому. Да, благодаря ей и ее тварям, деньги появились вновь, и он больше не чувствует себя позорно нищим. Зато вернулся иной позор, самый худший, самый мучительный – ему вновь напомнили мать и его положение при Райдегурде. А ведь этот позор он считал забытым и убитым навечно после смерти Лары! Он стал Хозяином Южных Пустошей, он чувствовал себя почти всесильным, ему мерещилась королевская корона! А потом – побег Гора, встреча в Прелестном, и новый позор. Все начало рассыпаться в прах. Что толку, что он снова богат? Сады Мечты, его любимое детище, его эдем, – что с ними стало?! Они превратились в вульгарный бордель. Дошло до того, что девка – ДЕВКА! – хозяйничает там, дерзит, ставит условия, а ты еще и очаровывай ее…

Все еще бесясь, Драйвер, тем не менее, постепенно успокаивался и даже прищурился внутренне. А что? Неужели он не сможет? Какую-то девку? Он – не сможет? Серьезно?!

Гестен со своими людьми и тремя десятками мальчишек, от пяти до пятнадцати лет, забранных с последней фермы, разграбленной и сожженной, возвращался в Милонию уже затемно. Помимо детей, они забрали с фермы всех животных, в том числе и телят, и Гестен уже предвкушал парную, молоденькую телятинку, уже почти чувствовал во рту ее сок, и невольно сглатывал слюну, подгоняя коня и соратников. В таверне решили не останавливаться. Вообще-то, ничего страшного Гестен здесь не ждал, но береженого Бог бережет – кто знает, вдруг Сулстады решат перехватить мясо для себя? С них станется! При мыслях о Кенке у Гестена сами собою сжимались зубы, и во рту появлялся противный привкус дешевого мыла. Ничего. Рано или поздно Кенка появится в Найнпорте, и тогда Гестен ему за все отплатит. Там, на своей территории, он ни на секунду не поколеблется и Кенки не побоится. И пусть потом тот бесится, грозится, обещает кары небесные – пусть достанет, сука, а в Далвеган Гестен и сам не попрется теперь, не дурак ведь.

С этими приятными мыслями Гестен приехал в порт и подъехал к помосту, перекинутому на борт «Наяды». На мачте над помостом горел фонарь, окно светилось только в одной каюте, общей. «Пьют сидят, придурки!» – Подумал Гестен со злостью. Совсем расслабились! Не спешиваясь, сидел и смотрел, как дети выбираются из крытых повозок. Старшие брали на руки младших и послушно шли, построившись попарно, по помосту на корабль. Он придирчиво разглядывал мальчишек, выбирая, с кем развлечется. Драйвер велел всех привезти в целости, но пацаны – не девки, не попортятся. После каждой фермы он выбирал себе жертву и развлекался с нею во время пути. Гестен любил строптивых, гордых – нравилось ломать их сопротивление и унижать. Присмотрев и теперь себе такого мальчишку, полукровку, красивого, стройного, лет четырнадцати на вид, явственно опекавшего младших, он ухмыльнулся предвкушающе, даже облизнул губы. Мысли были такими приятными, и ощущения, появившиеся в теле, такими сладкими, что он не сразу заметил странность: никто не появился из кают на шум, никто не вышел встретить его.

– Джон! – Окликнул он своего оруженосца, который следил за тем, как мальчишки спускаются в трюм, но больше ничего не успел: раздалось хрипловатое эльфийское:

– Ил-лим!!! – И вспыхнули голубые эльфийские огни. Темные фигуры в кожаной эльфийской броне появились, казалось, отовсюду: и на палубе, и на причале, отрезая пути к сопротивлению. Гестен не был трусом, но не был и дураком. Он мгновенно сообразил, что не справится с нападавшими, их слишком много. И, спешившись, выхватив меч, сделал выпад в сторону ближайшей фигуры, но не напал, а бросился вниз, рискуя, прямо в узкую щель меж бортом корабля и причалом.

Его людям не оставалось ничего, кроме как принять неравный и короткий бой. Они даже не поняли, откуда здесь взялись эльфы, да и эльфы ли это были?.. Дрались нападавшие, как дьяволы, и все было кончено буквально за несколько минут.

– Что теперь? – Спросила Манул, пока другие полукровки и контрабандисты, помогавшие им, стаскивали тела в одну кучу, чтобы сбросить потом в море.

– В Таурин. – Ответил Ворон. – Не заходя никуда больше, по морю, к эльфам.

– А эльфы примут столько квэнни? Если что, часть возьмем мы.

– Примут. – Сказал Ворон. – В Таурине у Хлорингов есть усадьба, герцог подарил ее какой-то девчонке-полукровке, пострадавшей от Дикой Охоты. Вот туда и отправимся.

– Ворон, их здесь больше двухсот! – Воскликнула Манул, имея в виду детей. – Какая должна быть усадьба, чтобы их вместить?!

– Эльфы обещали принять к себе малышню до десяти лет, вырастить и воспитать их эльфами. Старших оставим в Таурине, младших отвезем в Лисс.

– А надо ли?.. – Странно блеснув глазами, поинтересовалась Манул. – Заберем к себе, что, у нас им будет хуже, чем у эльфов?..

– Наша жизнь – это не жизнь. – Сказал Ворон. – Изгои, бандиты, постоянно на грани… Зачем? Пусть поживут у эльфов, а потом мы заберем их в Ивеллон.

– Ты веришь в этот Ивеллон? – Приподняла бровь Манул. – Что – реально веришь?..

– Да. – Помедлив, глянул ей прямо в глаза Ворон. – Верю.

Клык, Ветер и Волкодав, одетые в новенькие красивые вамсы с гербами герцога Ивеллонского, впервые отправились в Гранствилл в этом качестве: в качестве герцогских телохранителей. Новое для них ощущение: хорошо одетые, при деньгах, полученных честно и даже, как ни крути, почетно, на хороших конях, а главное, в новом, и тоже почетном, статусе. Гэбриэл недвусмысленно дал им понять: если они только попробуют вести себя так же, как вели себя на службе у Драйвера, он лично их повесит на одном из Гранствиллских дубов. Но парней это даже обидело, особенно Клыка, который и прежде не особенно беспредельничал. За его мягкосердечие его даже Вепрь в свою команду не взял в свое время… Тогда ему было это обидно, но теперь Клык знал, что это избавило его от кола в промежность.

– Вот, как оно в жизни бывает. – Поведав об этом своим приятелям, философски заметил он. – Ты думаешь, что судьба тебе под дых дала, а она твою жопу спасла!

– Это да. – Поддакнул Ветер. Волкодав промолчал – он вообще был неразговорчив. Все трое, придержав коней, пропустили молоденьких девушек с корзинками – те шли в сады Твидлов, подзаработать на сборе яблок. Яблок в эту осень было столько, что ими пропахла вся округа. Яблоки ели, из яблок варили джемы и варенья, яблоки сушили впрок, мочили, яблоками кормили скотину. Твидлы, скупающие обычно фрукты у местных, теперь брали только самые спелые и красивые плоды, а те, что ими отбраковывались, крестьяне, чтобы не тащить обратно, сваливали грудами у перекрестка, и в этих кучах копались счастливые свинки и козы. Даже бродяги и нищие наелись яблок так, что смотрели на груды спелых плодов с пренебрежением. Впрочем, так же много было груш и слив, и других плодов земли. Яблоки грызли трое полукровок, яблоки грызли идущие мимо девушки. Бросая на симпатичных парней быстрые блестящие взгляды, они принялись что-то нашептывать друг другу на ушки и прыскали при этом, сверкая белыми зубами на смуглых лицах. Ветер расцвел, заулыбался, причем всем девушкам сразу – все на его взгляд были симпатичные, и с любой из них он готов был познакомиться.

– А в Найнпорте, – заметил Клык, когда девушки прошли мимо, – нам девки не улыбались, а, парни?

– Они там нас боялись. – Подал голос Волкодав. – Хуже собак бешеных мы там для них были. – Он делал вид, что не замечает девчонок, но исподволь, стесняясь и краснея, рассмотрел все: и лица, и волосы, выгоревшие под летним солнцем почти добела, и привлекательно играющие под простой крестьянской одеждой попки, и по-девичьи небольшие, но налитые груди. На юге Нордланда, благодаря Карлу Основателю, который не уничтожил, подобно другим норвежцам, местное население, а сделал своими подданными, сохранился местный тип внешности: высокие, сухопарые блондины и блондинки с чуть вьющимися волосами пепельных оттенков. Таких блондинок было здесь много; стройные, сероглазые, скуластые, с крупными ртами и роскошными гривами белокурых волос, они притягивали взгляд не только полукровок, но даже и молодых эльфов.