Читать книгу: «Оскар Квист. Дело №1. Потерянное время», страница 3

Тем временем персебейро продолжал висеть, как подстреленный парашютист на стропе. Волны забавлялись с ним, как с игрушкой. Даниэль же, цепляясь руками за трещины в камне, отважно спускался вниз к тому месту, где был закреплен другой конец веревки. Пару раз нога у него поехала, и он чуть не скатился вниз по крутому склону.

У Софии при виде усилий мужа душа то и дело уходила в пятки. Она зажимала себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от ужаса и не отвлечь тем самым Даниэля. При этом ей приходилось удерживать еще и собаку, так и норовившую поучаствовать в спасательной операции.

Наконец, Даниэль достиг выступа скалы, где крепилась веревка, и, не мешкая более ни секунды, принялся тащить наверх бездыханного персебейро. Несколькими мощными рывками он поднял беднягу повыше, чтобы тот не захлебнулся. «Заодно, может быть, из него вода выльется, если успел наглотаться», – подумал Даниэль и, упершись ногами в выступ, стал тащить дальше.

С Даниэля градом катил пот, мышцы его напрягались до предела, на шее и лбу вздулись жилы. Дело, однако, спорилось, и спустя пару минут отчаянных усилий пострадавший был доставлен на уступ. Даниэль перевел дух и, отцепив карабин от пояса, закинул персебейро, словно жертвенного барашка, себе на плечи и двинулся по крутой едва заметной тропинке, змейкой уползавшей вверх к самому маяку. На вершине их с волнением встречали София и Дебби.

Человек был явно без сознания. Его аккуратно уложили на каменную плиту, и Даниэль пощупал у него пульс на шее: сердце хоть и учащенно, но все же билось. Определить, есть ли дыхание, оказалось сложнее. Даниэль сам еще не успел отдышаться, и пальцы, которые он прикладывал к носу и ко рту мужчины, никак не могли ощутить даже слабого дуновения. Надо было как можно быстрее освободить все дыхательные пути от посторонних предметов вроде водорослей, а из легких удалить воду, если она туда успела проникнуть. София помогла мужу положить пострадавшего сначала на бок, после чего Даниэль, придерживая голову человека, перевернул его на живот, перекинув себе через колено, и хорошенько потряс, чтобы вода вылилась из легких. Однако воды было совсем мало.

– Звони в скорую, Софи. Набирай 112.

Пока София объясняла диспетчеру их местоположение, Даниэль обхватил руками сзади торс персебейро и несколько раз рывками сжал ему грудную клетку. Вода по-прежнему не выливалась.

– Может быть, он просто потерял сознание от удара? – робко предположила София.

– Думаешь, он не захлебнулся? – Даниэль взмок от прилагаемых усилий и отер пот со лба. – Тогда попробую проверить его дыхание еще раз.

Даниель снова перевернул пострадавшего персебейро на спину и приник ухом ему ко рту.

– Кажется, он дышит! – с надеждой воскликнул он. – Наверно, надо сделать ему искусственное дыхание на всякий случай. Ты не помнишь, как оно делается?

София растерянно покачала головой.

– По-моему, надо зажать ему пальцами нос и дуть в рот, – сам себе напомнил Даниэль.

Но, как только он схватил пациента за нос, тот вдруг тихо застонал. Дебби с испугу дернулась в сторону и залаяла. Все, как один, включая пострадавшего, вздрогнули от неожиданности.

– Дебби, тихо! – скомандовал Даниэль. – Не хватало нам тут еще пару инфарктов заработать.

Он принялся легонько хлопать человека по щекам, стараясь привести его в чувство, и через-минуту другую тот с изумлением открыл глаза и обвел своих спасителей мутным взором. На него напал кашель, сотрясавший все его тело. Когда приступ утих, Даниэль поводил у него рукой перед лицом и спросил:

– Сколько пальцев?

– Один, – послушно ответил персебейро. – ¡Joder⁵! Где я?

Голос у него был хриплый и словно надтреснутый.

– По-прежнему на этом свете. Ну и напугал же ты нас, дружище! – радостно сказал. – Как тебя зовут, помнишь?

– Донато Пинто.

– Правильно! А я тебя сразу и не узнал с маяка.

– Это ты, Даниэль? – взгляд персебейро, наконец, сделался осмысленным, щеки порозовели.

– О, вижу, жизнь к тебе возвращается!

– Вы знакомы? – взволнованно спросила София.

– Дорогая, познакомься – это мой давний приятель Донато, местный ловец персебес. И сегодня у него второй день рожденья.

София поздоровалась, и персебейро хотел было подняться и отвесить ей ответный поклон, но Даниэль его удержал.

– Сиди-сиди! Сейчас не до церемоний. Скорую мы уже вызвали, так что она должна быть на подходе. А пока лучше тебе не делать резких движений.

– Я в порядке, Даниэль, не суетись.

– Полегче, дружище! Сейчас не время геройствовать. Мы еще не знаем, не нахлебался ли ты воды. Так что в любом случае тебе придется поехать в больницу.

– Да говорю же, я в порядке. Сейчас отдохну и пойду домой.

– Как Ваша голова? – с тревогой спросила София. – Болит?

Персебейро деловито ощупал шишку на лбу, на которой проступил кровоподтек.

– Меня, видать, малость тряхнуло волной и приложило о скалу. Но котелок мой все-таки выдержал, не переживайте, синьора София.

– Удивляюсь, как Вы решились в одиночку спуститься туда.

– Корысть взяла, – честно признался Пинто. – Вчера во время отлива проплывал мимо на лодке и обнаружил на скалах целую колонию отборных уточек, а сегодня решил подзаработать немного.

– Но Вы же могли погибнуть!

– Наше ремесло всегда было нелегким, – сказал персебейро. – Да и сейчас при всем снаряжении собирать peus de cabra⁶ очень и очень опасно.

– Мы видели, как Вас болтало в прибое, – согласилась София. – У меня чуть сердце не остановилось, когда Вас смыло со скалы. Думала, пропал человек!

– Что и говорить, спасибо Даниэлю – подсобил! – Пинто потер ушибленную голову и подмигнул мужу Софии.

– Да как же иначе! – с чувством ответил Даниэль. – Не бросать же человека в беде. Море такого не прощает.

– Что поделать! – вздохнул Пинто. – Надо кормить семью. А зарабатывать на жизнь меня научили только этим. У нас в роду все мужчины были персебейрос.

– Донато, а дети у Вас есть? – спросила София.

– Двое – сын и дочурка, – с гордостью ответил ловец морских уточек.

– И что же? Они тоже будут рисковать жизнью на скалах?

Донато Пинто помолчал, бережно ощупал свою лысую голову. Потом вдруг запел куплет из песенки:

 
Aquí traigo este relato
y escuchenme, compañeros,
de la batalla que libramos
en Cedeira los percebeiros…
Я расскажу вам историю,
А вы послушайте, товарищи,
Как вели в Седейре битву
Мы – персебейрос…
 

– Лично я хочу сына в университет отправить. Пусть лучше юристом будет или музыкантом – всяко безопасней, чем по скалам ползать, – усмехнулся он. – Видать, прервется на мне наша династия персебейрос.

– Оно, может, и к лучшему, – сказал Даниэль.

– Возможно, моему сыну не придется нырять в соленые волны и цепляться за скользкие скалы. Пусть уж лучше он видит персебес лишь у себя на столе во время рождественского ужина.

– Цены на морских уточек нынче вообще взлетели: на рыбном рынке видел ценник в 300 евро за килограмм. Дороговатое удовольствие, однако! Это притом, что килограммом ты вряд ли наешься, потому что в одной уточке от силы одна пятая – это мясо, остальное все – ракушки и прочие несъедобные части.

– Это, наверно, percebes de sol⁷ – те уточки, что выросли на солнечной стороне скалы, – сказал Донато. – Они ценятся выше всего.

– Почему так? – спросила София.

– Ножка у них помясистей будет, а значит – вкуснее. Впрочем, aguarones – те, кому выпало на северной, теневой стороне к камню прилепиться – тоже стоят прилично. Сейчас по 150 евро за килограмм таких отдают. Товар-то у нас сезонный.

– Да уж, в период штормов, наверно, только самоубийцы полезут уточек собирать, – поделился своими соображениями Даниэль.

– Это факт, – согласился Пинто. – Потому-то и приходится мне сегодня рисковать своей головой, чтобы успеть заработать детям на хорошее образование, пока силы есть. Стар я стал, но деваться некуда – на море вся надежда. Только оно нас и кормит. Поэтому пока охотники за персебес во время отлива штурмуют обнажившиеся крутые подводные рифы в поисках очередной колонии этих ракообразных, притаившейся в расщелине скалы. Отбирать приходится только уточек определенного размера. Самые крупные – наименее мясистые и полые внутри, поэтому на них лучше время не тратить. Те, что совсем мелкие, тоже не подойдут – им еще надо дать подрасти. Как всегда и во всем, нужно искать золотую средину – персебес среднего размера. Эти все, как на подбор – один к одному!

– И это все Вы успеваете оценить, пока не накатила волна? – изумилась София.

– Именно так, синьора. С годами глаз сразу определяет тех, кто попадет к Вам на праздничный стол, а кто пока понежится в прохладных волнах. А вообще уметь отдирать уточек от скалы еще не значит быть хорошим персебейро.

– Какие же навыки для этого нужны?

– Самое главное – уметь наблюдать за морем, – задумчиво произнес Пинто, – ведь только тогда ты можешь понять, когда еще можно лезь на скалы, а когда пора убираться прочь.

– Видать, теряешь сноровку, персебейро, – подшутил над ним Даниэль. – Если бы Софи не захотела прогуляться сегодня до маяка, даже не знаю, кто бы тебя вытаскивал.

– Море дает вам, и море забирает у вас самое ценное. Оно дает жизнь, и оно забирает ее у вас, когда решит, что пришел ваш черед.

– Похоже, сегодня мне удалось перехитрить море, – ухмыльнулся Даниэль. – А, Пинто?

Пинто ответил не сразу. Он прислонился затылком к камню и смежил веки. На его лицо, поросшее седоватой щетиной, легла тяжелая тень усталости. Персебейро открыл глаза и сощурился.

– В прежние годы ловцы персебес ныряли в море даже зимой. Сейчас на мне гидрокостюм из неопрена, который позволяет продержаться в ледяной атлантической воде до прихода подмоги, если не посчастливилось потерять опору и плюхнуться со скалы в океан. А было время, когда я в одних шортах и кедах лез на рифы. Тогда охота за морскими уточками была, действительно, смертельно опасной. Однако твоя правда, Даниэль. Позволь тебе и твоей прелестной супруге выразить мою глубочайшую признательность и пригласить сегодня на ужин.

– Не стоит благодарности, – скромно ответила София. – Самое главное, что с Вами все будет в порядке, Донато.

– Когда в Нигране была местная cofradía⁸, я, будучи ее членом, рыбачил с другими рыбаками. Но потом понял, что могу прокормиться в море сам по себе. Собирать персебес – это единственное занятие, которым я отлично овладел и научился зарабатывать на жизнь. А что может быть лучше любимого дела, когда ты сам себе начальник?

Персебейро развел руками, огляделся вокруг и, увидев мешок со своим уловом, сказал:

– Раз уж не хотите ко мне в гости, тогда за мое спасение вам причитается моя сегодняшняя добыча. Забирайте!

– Что ты, Пинто! – возразил Даниэль. – Тебе семью надо кормить.

– Я настаиваю! – твердо молвил Пинто. – Хоть я и оступился сегодня, но peus de cabra себе еще успею наловить. Так что берите все.

– Все – это слишком щедро. Половины нам вполне хватит, правда, Софи?

– Конечно! Разве что просто попробовать.

– Тогда я подскажу вам лучший рецепт их приготовления.

Дебби встрепенулась и навострила уши: из-за поворота по узкой дороге к маяку медленно ползла желтая карета скорой помощи. Даниэль, взяв собаку на поводок, пошел навстречу машине. Когда скорая подъехала, из нее вылезли двое парамедиков. Выслушав краткий рассказ Даниэля об инциденте, они направились к потерпевшему. Один из них сказал, что София и Даниэль все сделали правильно и что теперь пациентом займутся врачи, потому что госпитализация в таких ситуациях обязательна. «Возможен отек легких или даже синдром вторичного утопления, к тому же он ударился головой, поэтому нужно будет выяснить, нет ли у него сотрясения или субдуральной гематомы», – сказал парамедик.

Пинто осмотрели, укутали в одеяло и аккуратно подвели к машине. София принесла мешок с уловом и сумку с вещами персебейро.

– Как поправитесь, так расскажите свой секретный рецепт, – с улыбкой обратилась она к Пинто.

– Зачем тянуть? Я сейчас Вам его и выложу.

Персебейро порылся в своей сумке, выудил из нее пластиковый пакет и отсыпал в него добрую половину собранных уточек. Он вручил пакет Софии, наклонился поближе к ней и, доверительно понизив голос, стал рассказывать рецепт.

– Некоторые морских уточек даже сырыми едят с оливковым маслом и уксусом, но я рекомендую их немного отварить: наливаете в кастрюлю морской воды, доводите до кипения, а затем бросаете в нее уточек – буквально на пару-тройку минут. Если хотите, можете плеснуть туда же полстаканчика белого вина и бросить пару лавровых листочков, чтобы подчеркнуть вкус нежнейшего продукта.

– Вы так аппетитно рассказываете, что я словно бы опять проголодалась.

– Придете домой и как раз утолите голод. Готовятся персебес быстрее некуда! И обязательно ешьте их, пока не остыли совсем, а то не так вкусно будет.

– А как их едят?

– Берете уточку за ножку и отламываете от нее часть с раковинами. Только будьте осторожны – внутри у них вода, так что не забрызгайте тех, кто рядом с Вами. А запивать их лучше всего все тем же молодым белым вином.

– Говорят, морских уточек собирают еще и у берегов Марокко, а еще где-то в Канаде, – вспомнил Даниэль.

– Верно, – согласился Пинто. – А еще говорят, что галисийские персебес самые вкусные в мире.

– Берегите себя! – пожелала ловцу персебес София.

Парамедик залез следом за пациентом в салон кареты скорой помощи и захлопнул дверцу. Машина аккуратно развернулась и покатила обратно по той же дороге, по которой приехала.

– Вот это приключение! – воскликнул Даниэль и обнял жену.

– Ты совсем мокрый, – ответила София, трогая ладонями спину мужа, – так и простудиться недолго. Пойдемте-ка скорее домой, да напьемся горячего чаю. А что до приключений, то к черту их! Лучше сидеть в домике и объедаться тортом.

– Или морскими уточками, – подмигнул ей Даниэль.

– Ни один деликатес не стоит такого риска, и никто меня в этом не переубедит, – насупилась София.

– Согласен, сладость моя. Но для жителей галисийского побережья море всегда служило источником как изобилия, так и опасности. Здешние воды, возможно, самые коварные во всей Атлантике. Прибрежная акватория усеяна острыми, как бритва, подводными пиками, которые едва скрываются волнами и обнажаются лишь во время отлива. А непредсказуемые океанские течения, густые туманы и ветра делают эти рифы еще более опасными. В то же время эти суровые воды изобилуют жизнью. Наш край всегда гордился тем, что поставляет самую лучшую рыбу и морепродукты по всей Испании, от омаров и трески до осьминогов и персебес. Хотя, говорят, при сборе морских уточек ежегодно гибнут несколько опытных ловцов.

– Это очень печально. Все-таки я не понимаю, зачем они так рискуют.

– Море – это все для этих людей. По закону, добывать персебес имеют право только те, у кого есть официальная лицензия на это. К тому же даже им разрешено вылавливать не более шести килограммов рачков в день, да и то лишь в определенные дни в году. Но, как можно догадаться, все эти ограничения повсеместно нарушаются. Такие, как Пинто работают легально и никогда не собирают с одного места всю колонию целиком, чтобы оставшаяся часть морских уточек имела возможность восстанавливать свою популяцию. В то же время уйма других ловцов занимается откровенным браконьерством. Некоторые энтузиасты пытаются как-то противодействовать незаконному промыслу, стараются по ночам во время отлива патрулировать самые обильные места, куда и стекаются все браконьеры, но все эти усилия лишь капля в море.

– Странные эти люди: море для них все, но они сами же готовы подчистую уничтожить всех его обитателей просто ради наживы. Неужели нельзя научиться зарабатывать как-нибудь иначе?

– Как сказал нам Пинто, он как раз хочет, чтобы его сын прервал династию персебейро и сделался юристом. Отыскивать лазейки в людских законах, возможно, не столь увлекательно, как собирать персебес со скал, но морские уточки только выиграют, если все персебейро решат в один прекрасный день уйти с головой в юриспруденцию.

Глава 5

Время этим летом текло вязко и неторопливо, как каштановый мед. Тихо подкрался знойный июль и накрыл дрожащей пеленой марева и дом, и сад, и всех созданий, его населявших. Океан лениво вздыхал и нехотя катил волны к берегу. На закате он казался жерлом исполинского вулкана, лава которого вот-вот перехлестнет через край и спалит все вокруг.

Разморенный беспощадной жарой сад словно впадал в забытье. Собака по целым дням пропадала в кущах рододендрона или валялась на сквозняке, растянувшись на голых каменных плитах прихожей. Все двери и окна на первом этаже были настежь открыты, и ветер беспрепятственно гулял по комнатам. Окна спальни на втором этаже выходили на запад, поэтому до самого вечера здесь царил полумрак и прохлада.

Раз-другой за целый месяц с Атлантики налетали было облака и, пролив над островами Сиес добрую половину влаги, орошали дом и сад на склоне холма. Первые капли, едва коснувшись раскаленной крыши, с шипением испарялись, и все же летний зной ненадолго уступал место прохладе, давая ливню омыть и привести в чувство опаленные солнцем кроны мандариновых деревьев, олив и рододендронов. Еще до темноты сад высыхал и снова наполнялся сухим стрекотанием кузнечиков.

София во время сиесты голая валялась на постели и слушала музыку в наушниках со своего планшета, а Даниэль, прислонившись спиной к краю кровати, усаживался на полу с ноутбуком и монтировал свой фильм. «Мне так сподручнее», – говаривал он.

Иногда София подползала к мужу и через его плечо следила за его работой. Он всегда с головой уходил в творческий процесс, и Софии доставляло особое удовольствие наблюдать за этим таинством со стороны. Она могла часами созерцать, как Даниэль покусывал губы или прищуривал глаза, прикидывая, как выстроить кадры в фильме. В такие моменты у нее от самого затылка по шее, плечам и спине до самой округлой белой попочки волнами прокатывались мурашки. София сначала вздрагивала от необъяснимого сладостного томления, тело ее вдруг расслаблялось, веки смеживались. Незаметно для себя самой она погружалась в дремоту, убаюканная мягкими постукиваниями пальцев Даниэля по клавиатуре.

В один из таких дней, когда марево, едва колеблемое стремительными пролетами стрекоз, струилось над садом, София, распростершись на спине, медленно проваливалась в послеполуденную нирвану. Ей грезилось, что она та сама стрекоза, которая однажды увязла в янтарной смоле и миллионы лет пролежала среди останков доисторических животных, пока беспокойное море во время шторма не выбросило ее на берег в кусочке янтаря. Сквозь густеющую пелену дремы до ее сознания донеслось что-то похожее на шелест ветра в камышах, а затем нечто колючее приземлилось прямо на обнаженный живот. София вздрогнула всем телом и, оторвав голову от подушки, уставилась на непрошенного гостя. Несколько мгновений она пыталась сфокусировать зрение, затем пронзительно вскрикнула и резким движением руки смахнула с себя здоровенное насекомое. В мгновение ока София подскочила на кровати, ожидая повторной атаки и изготовившись к битве не на жизнь, а насмерть.

Из ванной с полотенцем в руке вбежал в спальню Даниэль.

– Что случилось? – испуганно спросил он.

Вместо ответа София пальцем указывала в сторону туалетного столика, где по ее расчетам затаился неприятель. Даниэль, скрутив полотенце в жгут, на цыпочках двинулся в обход, чтобы ударить с фланга. Он крался к вражеским позициям не хуже японского ниндзя – бесшумно и плавно. Враг был уже практически застигнут врасплох, когда под ногой Даниэля предательски скрипнула половица. Как по сигналу из-за столика на кровать ринулась маленькая крылатая тень, но взметнувшееся полотенце, словно хлыст, сбило ее на пол.

Победители этой короткой, но ожесточенной схватки с опаской склонились над поверженным агрессором.

– Саранча. Мароккская, – вынес свой вердикт Даниэль.

– Фу! Как она меня напугала! Свалилась прямо на меня, пока я спала. Я думала, у меня инфаркт будет.

– Стоило мне зайти в ванную, как на нас напали.

– Вот именно! Меня нельзя вот так бросать без прикрытия. Теперь я боюсь окно открывать. Вдруг их там еще налетит?

– Увы, любовь моя, это вполне возможно, – озабоченно проговорил Даниэль. – Саранча не приходит одна, – он подцепил двумя пальцами убитое насекомое, подошел к окну и выкинул дохлую саранчу обратно в сад. – Одевайся, Софи. Мы идем на разведку.

София поспешно натянула трусики и майку и прошлепала босыми ногами следом за мужем вниз по лестнице. Они спустились во двор и, свернув за угол, оказались прямо под окном спальни. Из зарослей рододендрона с языком набок примчалась собака. Когда Дебби пробегала по траве, местами с шелестом вспархивали серовато-бурые имаго. Даниэль оглядел сад, прислушался и, решительно хлопнув и потерев ладонями друг о друга, констатировал:

– Дело дрянь. Если это то, о чем я думаю, то о наших сладких мандаринах нам придется надолго забыть. Скорее, Софи, Дебби! Тащите в дом все наши цветы с террасы, закрывайте окна и двери. Переходим на осадное положение! Сейчас начнется светопреставление!

Компания поспешила дружно взяться за дело: София бросилась заносить в дом горшки с цветами, Даниэль пробежался по всей вилле и одно за другим плотно затворил окна, а Дебби с азартом бегала из дома во двор и обратно.

Когда все, что можно было затащить в дом, было в него затащено, и Даниэль со словами «Закрыть ворота!», «Поднять висячий мост!» и «Лучников на минареты!» запер парадные двери, семья наконец-то смогла перевести дух и приготовиться к борьбе с вражеским нашествием.

Как только семейство Родригес-Мендес оказалось под надежной защитой стен, хозяин осажденной виллы решил прибегнуть к помощи коллективного разума для изыскания способов борьбы с восьмой «казнью египетской».

Даниэль схватил свой ноутбук и, расположившись на диване в гостиной, стал внимательно изучать всевозможные научные источники во всемирной паутине на тему истребления саранчовых. София сидела на полу у ног мужа, как образцовая древнееврейская жена, а Дебби, по своему обыкновению, растянулась подле хозяев.

– Тут пишут, – сказал жене Даниэль, – что против вспышек численности саранчи подходит превентивная вспашка мест, где она откладывает яйца в кубышки.

– По-моему, пахать землю нам уже поздновато, тебе не кажется?

– Ты как всегда права, Софи, – Даниэль набрал что-то в строке поиска и открыл очередной сайт. – Однако посмотрим, что пишут другие знатоки.

– И что же они пишут?

– Представляешь, некоторые виды саранчи имеют интересную способность: они могут изменять внешний облик и поведение в зависимости от своего окружения.

– Прямо, как люди! – отозвалась София, внимательно оглядывая цветы в горшках и пытаясь определить, сильно ли они пострадали.

– И не говори, любовь моя! При этом у этих насекомых бывает две формы существования: одиночная и стадная фазы. Что интересно, они могут переходить из одной фазы в другую и наоборот.

– Смотрю, у них вообще много общего с людьми. Особенно то, что и те, и другие наносят огромный вред всему, до чего могут добраться.

– Это точно. Вот, казалось бы, живет себе одинокая саранча, грызет себе травинку и никого не трогает. Но стоит этим товарищам сбиться в кучу, как у них сразу просыпается стадный инстинкт, и все эти твари, как по команде, переходят в стадную фазу.

– Это просто поразительно! – воскликнула София с неподдельным чувством. – Такое ощущение, что люди с саранчой состоят в тесном родстве и берут друг с друга пример. Вот только, как с этой напастью бороться, непонятно.

Спасение от насекомых пришло так же нежданно, как и сама саранча. К вечеру со стороны Байоны в воздух поднялась тучка и, словно гонимая ветром, помчалась прямо через залив к осажденной вилле. София заметила ее из окна гостиной и указала на нее мужу.

– Если это новые полчища саранчи, то, боюсь, нашему саду конец, – озабоченно сказал он.

Тучка стремительно приближалась и, казалось, то росла в размерах, то снова съеживалась. Даниэль пристально вглядывался в надвигающуюся массу, и вдруг лицо его просияло. Он бросился наверх по лестнице и через мгновение примчался обратно с биноклем в руках.

– К нам идет подкрепление! – воскликнул он, глядя в бинокль. – Это стая скворцов, причем розовых! Смотри, Софи!

Он протянул жене бинокль, но было уже и так видно, как плотная стая из тысяч птиц обрушилась на застигнутую врасплох саранчу. Началось истребление вредителей поистине библейского масштаба. Воздух звенел и дрожал от птичьих голосов, которые, повинуясь заложенному в генах инстинкту, сигнализировали друг другу об обнаруженном корме. Природная тяга розовых скворцов к стайному образу жизни не раз и не два на протяжении веков в буквальном смысле спасала людей от голода.

Прилетевшие с далеких индийских зимовок стаи пернатых, не нашли достаточных запасов корма – кузнечиков и саранчи – в привычных для гнездования местах и устремились в поисках своей излюбленной пищи в новые пределы. Долетев до предгорий Алатау, они повернули на Запад. На своем пути скворцы побывали и в степях южной Украины, и на просторах Великой Венгерской равнины, и, оставив за собой север Италии и юг Франции, добрались-таки до самой западной оконечности Старого Света.

Здесь в Галисии птицы в самый сжатый срок успели вывести потомство, яростно истребляя прямокрылых вредителей, осаждавших поля и сады.

– Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему наша вилла носит такое необычное имя – «Розовый Скворец», – сказал Даниэль, с восхищением глядя, как птицы неутомимо ловят и поедают саранчу.

– Я первая об этом подумала! – с улыбкой заспорила София. – Ты у меня снял это с языка!

– А я в этом и не сомневался! Ты вообще мое сокровище.

Даниэль обнял жену за плечи и поцеловал в макушку. Они стояли у окна гостиной и наблюдали за удивительным событием в жизни природы, которое (Даниэль был готов с кем угодно биться об заклад!) за всю свою жизнь не видали даже местные старожилы. Было трудно описать впечатление, которое невиданная масса птиц производила на человека, впервые наблюдавшего это явление. Даже налет саранчи мерк в сравнении с тем, как тысячи и тысячи птиц с розовым оперением на спине и брюшке и черным на голове и крыльях шумно перепархивали с места на место. Казалось, птицы повсюду: они садились на крышу дома, ветки деревьев, садовую изгородь и во множестве деловито ходили по земле.

– Ты не хочешь поснимать этих птичек? – спросила София, видя, как неугасимым огнем азарта загорелись глаза мужа.

Вопрос жены заставил его вспомнить, что он не только натуралист, но и оператор, Даниэль в два счета расставил свой штатив, водрузил на него камеру и начал снимать розовых скворцов. Их стаи можно было сравнить со стремительными тучками, которые могли передвигаться в любых направлениях, даже против ветра. Когда они взлетали, отбрасываемая ими тень была настолько плотной, что на траве под ними не было ни единого солнечного пятнышка.

– Должно быть, у них где-то неподалеку гнездовой участок. Странно, что никто его до сих пор не заметил, ведь такое множество птиц способно образовать огромную по размеру и густонаселенную колонию, – размышлял вслух Даниэль. – Ну или несколько маленьких, потому что, насколько мне известно, розовые скворцы не гнездятся отдельными парами.

– А почему одни из них светло-розовые, а у других оперение будто бы темнее? Одни самцы, а другие самочки?

– Скорее всего, те, что светлее, – взрослые особи, а темненькие – это молодые птицы.

Огромная стая розовых скворцов вела себя на удивление слаженно и дружно. Воздух был наполнен журчанием птичьих голосов, но среди всей массы птиц практически не наблюдалось ни стычек, ни скандалов. Часть пернатых отдыхала и чистила перышки, топорща иногда черный хохолок. Другие же один за другим, сорвавшись с ветки или изгороди, взмывали вертикально вверх и с неизменным кличем «чиррррр!» обрушивались на очередную добычу. Спустя несколько часов после прилета спасителей на вилле «Розовый Скворец» не осталось и следа от насекомых-вредителей: птицы подчистую съели всю саранчу.

Поняв, что поживиться здесь больше нечем, пернатые группами по двадцать-тридцать особей стали подниматься в воздух и вдруг снова слились в одно огромное облако. Оно принимало то форму шара, то растягивалось в виде эллипса, то перетекало в совсем замысловатые фигуры вроде гигантской бабочки или исполинского кашалота. Тысячи птиц казались единым существом, которое вопреки силе гравитации парило в воздухе.

София и Даниэль вышли на террасу и наблюдали за танцем скворцов в полном ошеломлении.

– Это мурмурация! – воскликнул, наконец, Даниэль. – И мне даже посчастливилось ее заснять на камеру!

– А еще эта мурмурация спасла наш сад, за что ей большое спасибо! – сказала София.