Первый круг ставок начинается с игрока, сидящего непосредственно слева от большого блайнда. Этому игроку, в зависимости от того, какие карты у него на руках, доступны следующие действия:

• Фолд/пасс. Тогда он сбрасывает свои карты и окончательно выходит из игры.

• Колл большого блайнда, т. е. ставка в банк на ту же сумму, что внес туда большой блайнд.

• Рейз/повышение. Тогда он ставит сумму бо́льшую, чем поставил большой блайнд.

Как только первый игрок принимает решение, ход переходит к игроку, сидящему по левую руку от него, и далее по кругу. Малый блайнд и большой блайнд могут либо сравняться со ставками остальных игроков, либо повысить их. В случае повышения проводится второй круг ставок.

По завершении первого круга ставок крупье переворачивает три карты в центре стола. Эти карты называются флоп.

Второй круг ставок начинается с игрока, сидящего слева от крупье. В этом круге каждый игрок имеет возможность сказать:

• Чек. Игрок может сделать чек (чекнуть), это значит, что он не вносит в банк дополнительных денег. Сделать чек возможно только в том случае, если предыдущие игроки также не делали ставок.

• Бет/ставка. Игрок решает положить в банк столько денег, сколько захочет.

• Рейз/повышаю. Это означает поставить сумму бóльшую, чем игрок уже поставил.

• Колл. Это значит, если другой игрок уже сделал ставку, сравняться с ней в банке.

• Фолд/пасс. Тогда он сбрасывает свои карты и окончательно выходит из игры.

Когда заканчивается второй круг ставок, в центре стола переворачивается четвертая общая карта. Эта карта называется терн.

Третий раунд ставок может начаться так же, как и предыдущий. По его окончании в центре стола открывают пятую карту, которая называется ривер. Когда все игроки заканчивают делать ставки, оставшиеся в гонке игроки (то есть те, кто не спасовал) показывают свои карты. Игрок с самой высокой комбинацией карт выигрывает партию и забирает весь банк.

Комбинации карт в покере

Партию в покер выигрывает тот игрок, у которого оказывается самая высокая комбинация собственных карт и/или пяти карт, перевернутых на столе.

Ниже подробно описываются покерные комбинации от самой маленькой до самой большой.

• ПАРА: две одинаковые карты. ВНИМАНИЕ: если по итогу партии пара оказывается на руках у двух игроков, банк выигрывает тот, у кого карта более сильная.

• ДВЕ ПАРЫ: две пары карт.

• ТРОЙКА: три одинаковые карты на руках.

• СТРИТ: пять последовательных карт разных мастей.

• ФЛЕШ: пять карт в руке или на столе одной масти, например пять бубен, пять червей, пять пик или пять треф.

• ФУЛЛ-ХАУС: три карты одной масти и одна пара.

• КАРЕ: четыре одинаковые карты.

• СТРИТ-ФЛЕШ: комбинация из пяти последовательных карт (СТРИТ) одной масти (ФЛЕШ).

• РОЯЛ-ФЛЕШ: для комбинации роял-флеш необходимы пять самых сильных последовательных карт в колоде, то есть туз, король, королева, валет и десятка, и все они должны быть одной масти.

Пролог. Март. Санкт-Петербург, Россия. ЛЕВИЙ

– Нет! – рычу я, вырываясь, словно демон. – Отпустите ее! Она ничего не сделала!

Меня сдерживают сильные руки, а я кричу, и слезы заливают мое охваченное паникой лицо. Они не могут так поступить. Они не имеют права забирать ее у меня, не так, не сейчас. Она нужна мне так же, как и я ей.

Она и секунды не протянет в том месте, куда они ее везут. Я единственный смогу ее защитить, только я всегда и мог. Пусть даже до сих пор я ее подводил.

– Это все я! – снова реву в отчаянии. – Перестаньте! Вы ошиблись человеком!

Я в ярости кричу и, в миллионный раз ударив обхватившего меня полицейского в живот, бегу к ней. Люди вокруг кричат, кто-то пытается меня перехватить, но мне удается добраться до нее и обвить руками ее хрупкие плечи. Такие мягкие, такие знакомые плечи, на которые я столько раз взбирался в детстве. Плечи, на которых лежало столько забот, от которых я не смог ее избавить…

Это все моя вина. Я жалобно всхлипываю, утыкаясь в ее волосы, словно пятилетний ребенок, умоляя ее не бросать меня, и знаю, что она обняла бы меня в ответ, не будь ее руки скованы за спиной наручниками.

– Левий. Не плачь. Все будет хорошо, ангел мой.

– Парень, ты должен ее отпустить.

Нет. Нет. И тем не менее я бессилен. Трое полицейских оттаскивают меня назад, и я падаю на колени. Мои плечи трясутся. Мама издалека мне улыбается. Она не плачет. Наоборот – она очень спокойна.

– Не глупи, хорошо? – говорит она твердо. – Хватит плакать. Мы скоро увидимся. Я люблю тебя.

Я трясу головой, не в силах сдержать слез. Незнакомцы берут ее за руки и наконец уводят. Она в последний раз подмигивает мне, а затем поворачивается спиной. Я чувствую, что угасаю, пока лучшая часть меня быстрым шагом уходит все дальше.

Что мне теперь делать? Я до сих пор не пришел в себя. Я трясусь, словно лист на ветру, и так сильно, что мне даже не удается встать на ноги, когда ко мне подходит дядя. Он похлопывает меня по плечам, напоминая, что я мужчина, и отводит к себе домой – там я, вероятно, и буду жить до своего совершеннолетия.

Я не слышу ни слова сочувствия – ничего, что могло бы меня успокоить. Он ведет себя так, будто ничего не произошло, будто моя мать не будет гнить в тюрьме за убийство моего отца.

Мама, зачем ты это сделала?

После знаменательного дня суда я очень редко с ней вижусь. Мне разрешено навещать ее и даже раз в месяц звонить. Она из раза в раз повторяет, что у нее все хорошо, что ей даже удалось подружиться с другими женщинами в тюрьме. Я ей не верю, но притворяюсь. Когда наступает моя очередь, делаю так же, как и она: я вру. Говорю, что хорошо учусь, что не напиваюсь и что не хожу поздно вечером на вечеринки. Хотелось бы, чтобы так все и было. Но как иначе справиться со всеми эмоциями, что мучают меня днями и ночами, без подобного рода отвлекающих факторов?

Я хочу умереть.

Мне говорят продолжать жить своей жизнью, не прогуливать школу и делать все, чтобы мама мной гордилась. Но вместо этого я превращаюсь в озлобленного подростка. Озлобленного на своего отца, на свою мать, на самого себя. Но в основном на одного конкретного человека. Потому что нам всегда нужно обвинить кого-нибудь в своих страданиях, не правда ли?

Он появляется в газете через несколько недель после происшествия. Он известнее, чем я думал; бизнесмен, ставший миллионером до своих сорока (на его счете сто десять миллионов евро, не меньше) благодаря стриминговому музыкальному приложению. А еще он завсегдатай казино и покерных турниров.

Я не отрываю глаз от глянцевой бумаги, чувствуя, как бурлит от ненависти сердце, когда журналистка интересуется его мнением по поводу «трагической смерти» моего отца, великого игрока в покер. Тито Ферраньи, его соперник и заклятый враг номер один, как можно догадаться, ответил на это следующее:

«Это, бесспорно, печально… Кто бы мог подумать? Но знаете, говорят, что счастье одних строится на несчастье других. Живым нужно продолжать жить! И, полагаю, теперь на моем пути к победе больше ничего не стоит».

Прочитав русский перевод, я широко и возмущенно открываю рот. Он посмел… Он посмел заявить подобное в газете! Ему абсолютно плевать на то, что случилось. Мой отец посвятил жизнь этому соперничеству, оно было для него всем, чем-то гораздо бóльшим, чем значили для его сердца мы с мамой. Но в Тито нет ни чести, ни верности. Он просто радуется, что теперь, когда мой отец умер, его шансы на победу возросли.

Все это началось из-за него. Он первым предал и унизил моего отца. Он – причина всех наших проблем. Это все его вина. Из-за него у меня было паршивое детство, из-за него умер мой отец и из-за него уже долгих десять лет моя мать сидит в тюрьме. И у него хватает наглости заявлять подобное по телевизору… У него, свободного, безнаказанного и, более того, богатого и уважаемого своими коллегами.

Не отрывая пронзительного взгляда от бумаги, я даю себе молчаливое обещание: сколько бы времени это ни заняло, чего бы мне это ни стоило, Тито Ферраньи за это заплатит.

Мне все равно больше нечего терять.

– Господин Иванович, быть может, мне стоит повторить вопрос?

Я резко выныриваю из своих мечтаний, осознавая, что вокруг меня толпится группа журналистов. Я злюсь на себя за то, что вспоминаю тот мрачный период своей жизни в подобный момент, тем более на публике. Спускаясь из своего гостиничного номера, я уже знал, что они ждали меня. Честно говоря, их привел сюда сам Томас, по моей просьбе. Мне нужно передать через них кое-какое послание.

Не закрывая задней двери своего такси, я задумываюсь. Я уже не тот семнадцатилетний подросток, каким был, когда умер отец. Мои обида и жажда мести никуда не делись, но смягчились, подуспокоились. Из импульсивного и нетерпеливого человека я превратился в спокойного и расчетливого.

– Прошу прощения, что вы говорили? – вежливо спрашиваю я.

– Через два месяца стартует WSOP, и вы уже объявили о своем участии. В прошлом году вы заняли второе время в Главном турнире, поэтому все ждут вашего появления. Вы взбираетесь по карьерной лестнице с невиданной ранее скоростью, даже быстрее вашего отца. Несколько слов о ваших целях?

Я делаю вид, что задумываюсь. Зимний санкт-петербургский ветер со свистом забирается ко мне под пальто. Если честно, я с нетерпением ждал этого вопроса. Я вспоминаю о тех напечатанных словах Тито. О его радости при мысли о том, что у него больше не осталось серьезных соперников. И в особенности я вспоминаю нашу первую встречу.

Мне был двадцать один год, и я только что потратил все свои сбережения на вступительный взнос для участия в турнире – десять тысяч евро, ни копейкой больше, ни меньше. Когда мы наконец оказались за одним столом, протянул ему для рукопожатия ладонь. Его, казалось, позабавила моя наглость – или глупость, – и когда он спросил, не его ли я поклонник, на очень ломаном английском я ответил ему ровно то, что пообещал себе годами ранее: «Я тот, кто вас свергнет. Левий Иванович. Запомните мое имя».

Я улыбаюсь, вспоминая, как быстро с его лица исчезло высокомерие. Он сразу же узнал мое имя, несомненно, такое же, какое было у его покойного друга. Но все-таки тогда он не посчитал меня угрозой.

Это было шесть лет назад.

– Если быть предельно откровенным… – говорю я в камеру и протянутый ко мне микрофон, – это будет последний год, когда я поучаствую в WSOP.

Их глаза в удивлении распахиваются, и они еще больше подаются вперед, желая расспросить о подробностях. Я поднимаю руку, и они молча замирают. Пользуясь моментом, я буравлю гневным взглядом камеру, надеясь, что где-то там, в мире, в Венеции или где-либо еще, Тито Ферраньи мочится от страха в свои же штаны при виде меня.

– Я решил уйти в отставку в качестве профессионального игрока.

Они одновременно начинают возмущаться. Я наслаждаюсь их изумлением, пьянея от возбуждения. План успешно приведен в действие.

– Уже?!

– Вы ведь так молоды! Что сподвигло вас на такое решение?

Мое внимание привлекает один журналист, который, хмурясь, пылко говорит:

– Что случилось со всем нам знакомым амбициозным молодым человеком? Я помню ваш первый год в Главном турнире; вы сказали, цитирую: «Я не остановлюсь, пока не стану номером один».

Я невозмутимо киваю.

– Это так. И раз уж я решил, что этот год станет моим последним, вы вправе делать из всего этого любой вывод, какой только пожелаете.

– Так, значит, вы утверждаете, что победите?

Он и так знает ответ, но хочет услышать его из моих уст. Я не колеблюсь ни секунды – это не в моем стиле.

– Безусловно.

Мой внутренний голос усмехается, называя меня высокомерным засранцем. Я этого и не отрицаю.

– Похоже, вы более чем уверены в этом. Тито Ферраньи, ваш величайший на сегодняшний день противник, ранее бывший противником вашего отца, также подтвердил, что приедет…

– Тито очень силен, но ему жутко не хватает оригинальности. Стоит заметить, трещащий по швам брак и банкротство бизнеса также не добавили ему юности! – говорю я, а затем, уверенный, что только он один и узнает эти слова, добавляю: – Это, бесспорно, печально… Но знаете… говорят, что счастье одних строится на несчастье других.

Глава 1. Май. Макао, Китай. РОЗА

Мне жутко нужны деньги.

Но мой мозг считает, что мне нужен второй спортивный автомобиль, и в этом моя проблема.

Я в Китае две недели, и мне запретили вход уже в четырех казино. Полагаю, китайцы мало чем отличаются от итальянцев: и те, и другие не особо меня любят. И все же они мне нравятся.

Мне нравится впервые заходить в казино, когда лопаются барабанные перепонки от какофонии звуков игровых автоматов и криков победителей и когда меня охватывает одновременно и зависть, и эйфория. Мне нравится сидеть за покерным столом и наблюдать за всеми этими самодовольными мужчинами, что недооценивают меня, разглядывая мое декольте и помаду цвета бургунди.

Но самое приятное – это когда по мере того, как я их обираю, их полные презрения мордашки сменяются злобными взглядами. При этом чаще всего они упорно продолжают играть – это вопрос гордости.

– Видимо, новичкам везет, – приговаривают они, всегда обращаясь ко мне, словно объясняя этим свое поражение.

Наибольшие гордецы доходят до того, что в их руках не остается ни единой фишки. Их я люблю больше всего – мне нравится наблюдать за их позором. Их деньги пахнут даже лучше, чем любые другие, – особенно когда я трачу их на дорогую обувь.

И в этом и есть моя проблема. Я либо продолжаю играть, пока не проиграю все в рулетку, либо спускаю все деньги на интенсивный шопинг. Мое последнее безумие: покупка кроваво-красного Ferrari F8 Tributo, притом что я прекрасно знала, что не задержусь в Китае надолго. Именно за рулем этой малышки я подъезжаю к Venetian – одному из немногих казино этой страны, куда мне все еще открыт вход.

В ночи, опустившейся на Макао, здание сияет тысячью огней. Я выбираюсь из машины и передаю ключи парковщику. Цоканье моих шпилек напоминает удары кнута о бетон.

– Добро пожаловать в Venetian, – приветствуют меня по-английски.

Говорят, что Venetian в Макао – самое большое казино в мире. Разумеется, я должна была увидеть его своими глазами. При его постройке вдохновлялись городом Венеция, и потому в его распоряжении собственные внутренние каналы; по ночам пары наслаждаются романтической поездкой на гондолах, плывущих по бирюзовой воде. Признаюсь, выглядит очень похоже.

На меня накатывают воспоминания о доме. Я родилась во Флоренции, в Италии, но всегда чувствовала нужду исследовать мир. Я нигде не задерживаюсь дольше, чем на несколько месяцев. И если поначалу это было прикольно, то теперь я постепенно начинаю уставать… Я нигде не чувствую себя как дома.

Решительным шагом я прохожу через большой зал, позволяя своему взгляду с восхищением скользить по всему, что меня окружает. Каждый новый раз ничем не отличается от предыдущего: это адреналин, что течет по моим венам, заставляя сильнее биться в груди сердце, непреодолимый зов огней и звуков игровых автоматов, завораживающее желание поставить небольшое состояние, не зная, выиграю ли я или все проиграю, – просто чтобы почувствовать хоть что-нибудь.

Должно быть, я слабачка, раз не могу перед всем этим устоять. Мне нужны деньги, но я ни за что не продам Карлотту – да, я уже дала своей «Феррари» имя. И это – лишь одна из причин, почему я не могу ее вернуть.

Я прохожу мимо розетки, украшающей пол первого этажа, и поднимаюсь на одном из эскалаторов на этаж выше. Я мысленно собираюсь с духом, когда вдруг в моих руках вибрирует телефон. Видеозвонок от мамы.

Вот черт. Она, как всегда, не вовремя.

Я захожу за угол, к колонне, и отвечаю, поднимая телефон на уровень лица. Когда я вижу маму, сидящую дома за пианино, на моем лице неизбежно растягивается широкая улыбка.

Она – единственный человек, который заслуживает моих искренних улыбок. Я подношу руку ко рту и разворачиваю ее, говоря «привет». Несмотря на то что мы близки, мы очень редко созваниваемся. Она от этого не в восторге. Из-за ее глухоты нам постоянно приходится общаться по Фейстайму, а это не всегда бывает удобно.

– Где ты? Там красиво! – спрашивает она. Я отвечаю по-итальянски, жестикулируя одной рукой.

– В самом большом казино мира, Venetian. Я пришлю тебе фотки!

Я стараюсь сохранять бесстрастное выражение лица, чтобы она не смогла меня прочитать. Вообще я в этом профи, но с мамой все иначе. Ей всегда все известно. Она единственная, кто видит насквозь каждую мою ложь – быть может потому, что она единственная, кому не наплевать. Вот почему мне так нелегко путешествовать и дальше… Иногда мне снится, что моя мать умирает, когда я нахожусь вдали от дома, и я испытываю жуткую панику. Если бы это действительно случилось, я бы, возможно, умерла. Вдали от нее я несчастна; я знаю, что мне нужны опора и стабильность. И все же бегство прельщает меня гораздо сильнее.

– Мы по тебе скучаем. Когда ты вернешься?

Я мысленно вздыхаю. Я тоже по ней скучаю… Но, к сожалению, я не могу просто вернуться, как ни в чем не бывало сунув руки в брюки и стыдливо поджав хвост. Я приехала сюда заработать денег, чтобы затем расплатиться со своими долгами и больше не быть никому обязанной.

Моя мама, успешный поведенческий психолог, постоянно твердит мне, что бегство от проблем не поспособствует их исчезновению. Потому что они бесчинствуют не в каких-то конкретных местах, а в разумах.

Словно услышав мои мысли, она с обеспокоенным выражением лица добавляет:

– Мы ведь говорили, что тебе лучше избегать казино, Роза. Ты ведь знаешь. Будет лучше, если ты вернешься.

Вот и оно. Я одариваю ее улыбкой, которая, хоть и подрагивает, должна ее успокоить.

– Все хорошо, мам. С этим покончено. Я вылечилась.

– Предложила бы ты пиво бывшему алкоголику? Нет. Здесь то же самое. Еще слишком рано… Не играй с дьяволом.

Но игры с дьяволом – это моя страсть, мама. Я уже давно отдала ему свою душу.

Да, соглашусь: болтаться в казино человеку, который много лет страдал от игровой зависимости, – не лучшая идея. Но я правда вылечилась! До событий двухмесячной давности я почти год не заходила в казино. Пара игр мне нипочем.

Мне стало намного лучше. Я бывала на самом дне, я знаю, каково там. Я изменилась. Теперь я достаточно сильна… несмотря на многочисленные рецидивы. Но в этот раз все будет иначе.

Должно быть.

– У меня все под контролем! – отвечаю я торопливыми жестами. – Сыграю в одну партейку, может, в две, и уйду. Обещаю.

Она щурит глаза, едва ли убежденная в моих словах, но в конце концов улыбается. Я знаю, что она не верит в это, но все равно предпочитает довериться. Такая уж она.

Вскоре я заканчиваю звонок, засовываю телефон в карман и, поправив наряд, прохожу в один из игровых залов. В нем много людей. Я не знаю, с чего начать. Контролируя выражение своего лица, я медленно прохожу вперед. Я прогуливаюсь между столами, разглядывая каждого сидящего там игрока. Больше всего во время игры мне нравится становиться другим человеком.

Или, по крайней мере, больше всего мне нравилось раньше. Со временем ношение маски вошло в привычку. Я делаю это, даже когда не играю. Никому не под силу по-настоящему определить, кто я и о чем я думаю, кроме моей матери. Иногда мне удается обмануть даже саму себя, но в конечном счете реальность всегда находит дорогу домой. Вот сучка.

Руки чешутся все сильнее и сильнее. Я практически чувствую вес фишек в кармане. Хотя у меня их не так много, как хотелось бы. Я хороша в выигрыше денег, но чертовски плоха в их хранении. Это – мое проклятие.

Я замечаю женщин среднего возраста, развлекающихся за одним столом, а затем компанию мужчин в костюмах, сверлящих друг друга взглядами, за другим. В казино куча разных людей. Играть может каждый. Профессионалы, новички, богатые, бедные… Чтобы все изменить, достаточно одной купюры.

Это правда: казино дает шанс каждому. Но забирает оно гораздо больше. У меня оно забрало психическое здоровье.

Внезапно мой взгляд падает на стол в самом центре ярко освещенного зала. Туда, куда только что присел какой-то мужчина. Покер. Я мельком осматриваю его с головы до ног. Он молод, ему где-то около тридцати. Он принарядился: на нем черные брюки и пиджак. У его ног лежит рюкзак, а на столе – таймер. Я сразу же понимаю, что он играет онлайн, возможно, с ограничением по времени. У меня нет возможности выяснить, хорош ли он, но это не имеет значения: я и без того знаю, что выиграю.

Вот почему я, не окинув его и взглядом, сажусь к нему за стол, скрещивая длинные ноги. Кивком головы я приветствую крупье. Сначала мужчина заговаривает со мной на мандаринском, но я жестом показываю, что не понимаю, в надежде, что он просто забьет. Чаще всего они не заморачиваются.

– Рулетка с другой стороны, – все же насмешливо сообщает он мне на английском, не лишая себя удовольствия мельком взглянуть на мою грудь.

Я поворачиваюсь к нему и холодно ухмыляюсь в ответ. К нам присоединяется женщина лет пятидесяти, и игра начинается. Мое лицо непроницаемо и не выражает никаких эмоций. Я окидываю взглядом свои карты: червовый король и король треф.

Плевое дело. По моим венам устремляется адреналин, заставляя сердце биться все быстрее, и я делаю ставки все выше и выше. Я избегаю взглядов остальных игроков. Ненавижу смотреть в их лица. Разгоряченная, я сосредотачиваю внимание на картах, лежащих в центре стола. Боже, как мне этого не хватало!

Совсем скоро я выигрываю все, что поставила, и даже больше. И когда я забираю фишки мужчины, которого заметила в самом начале, то наконец-то смотрю ему прямо в глаза и с ноткой удовлетворения говорю:

– Con le mani in tasca^[1].

У меня нет времени наблюдать за его реакцией, да в любом случае я знаю, что он ничего не понял. Я беру свой клатч и меняю стол. Блэкджек опасно строит мне глазки. Я одариваю его двумя партиями, которые тоже выигрываю. Чувство эйфории убеждает меня продолжать, хоть я и обещала маме, что не стану злоупотреблять.

Через два часа я понимаю, что меня засекли. Крупье послеживают за мной: я чувствую это, когда встаю из-за стола и начинаю бродить по залу. Это значит, что совсем скоро меня вытурят.

Я и так урвала неплохую добычу. Но мне все равно хочется большего. Еще бы. Так это и работает. Большего, большего, большего… Этим зависимость и опасна. И все-таки… мне скучно. Я беззаботно брожу между столами. Я обожаю играть, но уже давно не получаю от этого удовольствия. Все игроки, с которыми я сталкиваюсь, предсказуемы, заурядны и совершенно лишены оригинальности.

Я заказываю в баре бокал вина и продолжаю свою охоту. Пойти домой? Нет. Ни за что. Мне нужно…

О!

Внезапно я останавливаюсь, приподняв бровь. В двух столах от меня в напряженной тишине играют трое мужчин. В этом нет ничего удивительного; любой бы прошел мимо них не моргнув и глазом. Так, собственно, все и поступают.

Кажется, даже крупье не обращает на них внимания.

Я легко и весело усмехаюсь и смотрю на человека с татуировкой. На того, что прячет карту в рукаве пиджака.

Мне хватило лишь одного взгляда на лицо этого парня, чтобы понять: игра стала его плотью и кровью.

Буквально.

Мои глаза с любопытством и безо всякого смущения скользят по нему: по черным как смоль волосам, глазам цвета облаков во время грозы, острой челюсти и бледным щекам с татуировками ровно под глазами. Слева – бубны, справа – трефы.

Он очень красив. Гораздо красивее, чем следовало бы. Мама всегда говорила мне, что красота – это оружие: способ отвлечь мир от худших из грехов, а то и вовсе простить их. И этот жулик с длинными пальцами тому доказательство.

Я прислоняюсь к стулу в нескольких метрах от них и, наблюдая за игрой, потягиваю напиток. В отличие от меня, этот мужчина не робеет под взглядами соперников. Наоборот: он неотрывно смотрит на них своими ледяными глазами, пока они не начинают по очереди играть. Словно бросает им вызов: попробуйте меня обвинить.

Внезапно, будто почувствовав мое пристальное внимание, его облачные глаза поднимаются и встречаются с моими. Mamma Mia. Я сдерживаю дрожь при виде его властного взгляда, но своего не отвожу. Вместо этого я одариваю его лукавой полуулыбкой, как бы показывая, что он не столь неуловим, как ему казалось. И тут же понимаю: он знает. Он знает, что я знаю.

Проходит всего две секунды, прежде чем его взгляд, до сих пор расчетливый и бесстрастный, сменяется заговорщическим подмигиванием. Поверить в это не могу. Хватает же наглости! Он хоть понимает, чем ему грозит жульничество в подобном месте?

– Флеш, – объявляет он, переворачивая свои карты. Бесспорно, он одержал блестящую победу. Он с невероятным достоинством неспешно собирает фишки, и никто не говорит ему ни слова. Никто не арестовывает его за мошенничество. Ненавижу себя за подобные мысли, но мне становится любопытно. Жульничество в казино – дело серьезное. Для этого нужна отменная пара – и я говорю не о картах.

Я прикусываю себя за щеку, разглядывая его средней длины волосы, зачесанные набок и элегантно спадающие на лоб. Все тело сигналит мне: от этого человека веет ОПАСНОСТЬЮ.

Но, разумеется, это лишь усиливает мое желание нырнуть в это с головой. Вот почему я колеблюсь лишь отчасти, когда он откидывается на стул и снова с искушающим выражением лица смотрит на меня:

– Партейку?

1. Как два пальца об асфальт (итал.).