Читать книгу: «Вопрос Сервантыча», страница 3

—Думайте хорошенько: если зададите системе правильный вопрос, то и работать Вам уже не придётся. Через час перезвоним.

Положили они трубку, и тут я задумался. Что же они имели в виду? Наверное, их система даёт ответы и о будущем тоже… А если спросить про курс рубля? Нет, здесь и так всё ясно. Цену на золото, процентные ставки, биржевые котировки? Мне это точно не поможет, тут я безнадёжен. Результаты следующего чемпионата мира по футболу? Кто станет следующим президентом? Нет, всё это как-то мелко. Про здоровье спросить? Ну, допустим, узнаю я, что загнусь через столько-то лет от такого-то недуга, или счастливо доживу до векового юбилея, и что мне с того? Поменяю свои привычки? Это вряд ли. Спросить о мировой войне? Даже если и буду знать, предупредить никого не смогу: всё равно не поверят. Самому подготовиться? А как тут подготовишься? В общем, просидел я в тщетных раздумьях почти час, ничего не придумал и хотел было уже про курс рубля спрашивать…

И вдруг вспомнилось мне, как давным-давно отец рассказывал историю из своего детства. Родителей он потерял во время войны, жил у своей тётки в небольшой деревеньке и ходил в сельскую школу. И был у них учитель труда, фронтовик Семён Ервандович, которого они за глаза прозвали «Сервантычем». Из-за имени, конечно, но ещё и потому, что по внешнему виду он чем-то напоминал Дон Кихота (тогда как раз вышел советский фильм по знаменитой книге Сервантеса). «Cервантыч» и впрямь был длинный, худой, нескладный и вообще «не от мира сего». Вернувшись с фронта, он случайно оказался в их деревне после госпиталя, да и остался насовсем. Учеников гонял нещадно, заставлял осваивать ремесло, приговаривая: «Если вы, лоботрясы, не сможете заработать на хлеб головой, то должны уметь прокормить себя хотя бы с помощью своих рук». В общем, учителем Сервантыч был строгим, но человеком душевным, и дети его любили.

Часто он уходил на окраину деревни, к реке, где подолгу смотрел на воду и думал о чём-то своём. Отец мой, которому было тогда лет тринадцать, порой прибегал туда, чтобы побыть на берегу рядом с учителем. Сидели вместе, глядели на неторопливое течение реки и просто молчали. «Да, брат, такие дела…» – произносил порой Сервантыч, и была в этой фразе какая-то тайна, глубина и бесконечная боль.