Читать книгу: «Пропавшая буква», страница 2

Глава пятая,
в которой рассказывается о правилах уличного движения и о встрече с Ахом и Охом

Саша и Алёша не знали, что и думать. Почему Почерк сказал, что здоровье и жизнь буквы зависят от них? И знаменитый доктор какой-то странный: даже не объяснил, что надо делать.

Размышления Саши и Алёши прервал Почерк.

– Ну, друзья, – сказал он, обращаясь к буквам, – я думаю, что теперь нам следует показать гостям Буквоград. И обязательно…

– Дворец Усердия! – хором подхватили все.

– Правильно! Вы поедете на «Стрелке». Поведёт «Стрелку»…

Почерк внимательно посмотрел на буквы. Все затаили дыхание.

– Поведёт «Стрелку» Слива.

– Ой! – запрыгала от радости толстенькая Слива и побежала за Букварь.

– А сопровождать ребят будут Твёрдый и Мягкий Знаки, – прибавил Почерк.

Через минуту послышался шум мотора, и из-за Букваря выехал маленький трёхколёсный автомобиль. Он и вправду был похож на стрелку – впереди узкий, а сзади широкий.

– Садитесь, пожалуйста, – предложил Мягкий Знак и открыл дверцу машины.

– Мы ждём вас через два часа, – сказал Почерк, – счастливого пути!

– Спасибо, – неуверенно ответили Саша и Алёша и сели в машину.

Позади, на откидном сиденье, устроились Знаки. В ту же секунду машина тронулась.

Наверное, нет на свете ребят, которые не любили бы кататься на машине, особенно если она мчится с большой скоростью. Сливе, видно, тоже нравилась быстрая езда. Она уверенно сидела за рулём, нажимала ногами на педали и оглушительно сигналила, если какая-нибудь Палочка перебегала улицу в неположенном месте.

Улицы Буквограда не имели тротуаров, а дорожки для пешеходов отделялись от мостовой узкими газонами, на которых росли яркие полевые цветы. На перекрёстках стояли Восклицательные Знаки. Они регулировали движение и сле-дили за порядком. Восклицательный Знак поднимал руку в белой перчатке, и все машины и все пешеходы сразу останавливались. А если кто-нибудь нарушал правила, Восклицательный Знак сейчас же подзывал его и отводил на Скамью Несознательных.

Скамья Несознательных стояла у площади Точности и Ясности. Тот, кто попадал на неё, обязан был в течение двух часов читать книжку «Правила поведения на улице». Такая книжка имелась у каждого Восклицательного Знака. Ровно через два часа приходил Вопросительный Знак и устраивал нарушителю экзамен. В книжке было пять глав: «Что такое улица?», «Как ходить по улице?», «Что такое светофор?», «Что такое автомобиль?», «Для чего нужны правила уличного движения?». И по каждой главе Вопросительный Знак задавал пять вопросов. Так что это был нелёгкий экзамен.

Обычно Скамья Несознательных пустовала. Но иногда на ней приходилось сидеть не только Палочкам, а даже некоторым взрослым буквам. Это было очень стыдно. Тем более что время от времени по улицам Буквограда проезжал телевизионный автобус, и если на Скамье Несознательных кто-нибудь оказывался, его немедленно показывали по всем программам телевидения в специальной передаче «Двойка по поведению».

Возможно, Саша и Алёша никогда и не узнали бы об этой скамье, если бы не Слива. Всю дорогу она говорила без умолку и рассказывала обо всём, что видела и чего не видела. При этом она всё время вертелась за рулём и смотрела то на Сашу, то на Алёшу.

– Перестань разговаривать и следи за дорогой! – не выдержал Твёрдый Знак.

– Пожалуйста, не учи, сама знаю! – ответила Слива и опять оглянулась на ребят.

Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы внезапно не зачихал и не заглох мотор. Машина остановилась.

– В чём дело? – спросил Твёрдый Знак.

– Что-то с мотором, – ответила Слива. – Сейчас разберёмся.

Она выскочила из машины, а вслед за ней вышли Саша, Алёша и Знаки.

И в ту же минуту к машине подошли два человечка. Один из них был Ах, а другой – Ох. Они остановились и начали делиться впечатлениями.

– Ах, какой прекрасный автомобиль! – сказал Ах.

– Ох, что с ним стало! – добавил Ох.

– Ах, какой ужас – он не может ехать!

– Ох, как это неприятно!

– Ах, как это печально!

– Ох, как грустно!

– Ах-ах-ах!

– Ох-ох-ох!

– Простите, вы не устали? – обратился к ним Мягкий Знак.

– Нечего с ними разговаривать! – отрезал Твёрдый Знак. – Эти бездельники могут простоять здесь целый день. Хотя долго стоять они не смогут – силёнок не хватит! Взгляните-ка на них! Видали! Ха-ха-ха!..

Действительно, было над чем посмеяться. Ах и Ох достали из карманов резиновые мешки и принялись что есть силы надувать их. Через минуту мешки превратились в большие резиновые кресла, в которые Ах и Ох тут же уселись и продолжили ахать и охать. Кажется, они и в самом деле решили расположиться надолго.

– Нет, вы только посмотрите на них! – возмущённо ска-зал Твёрдый Знак. – И угораздило же нас остановиться именно здесь, у самой улицы Разгильдяев! А ну, убирайтесь отсюда! – вдруг крикнул он Аху и Оху. – А не то вам сейчас достанется!..

Но Ах и Ох не захотели выяснить, что им достанется. Они подхватили свои кресла и пустились наутёк.

Глава шестая,
из которой мы узнаём, какая тяжёлая жизнь у принцессы Лени и кто такой Кривпоч

Слива совсем забыла про заглохший мотор. Она стояла и смотрела, как удирают Ах и Ох.

– Уважаемая Слива, каково твоё мнение: скоро ли мы поедем? – обратился к ней Мягкий Знак.

– Скоро, очень скоро! – бодро ответила Слива и, скло-нив голову на плечо, принялась рассматривать мотор. Ей, наверное, нравилось вот так стоять и смотреть на мотор. Она смотрела на него то справа, то слева, то сверху, то снизу. А вместе с ней смотрели Саша и Алёша, но понять, почему мотор не работает, не могли. Да и сама Слива, кажется, не очень-то понимала, в чём дело.

В это время на улице Разгильдяев появилась странная процессия. Впереди, в большой детской коляске, лежала знаменитая принцесса Лень. Она выехала на прогулку до ближайшего перекрёстка и обратно. Такую прогулку прин-цесса совершала только раз в месяц. Ведь для этого ей приходилось вставать с кровати и спускаться по лестнице со второго этажа!

Не думайте, что принцесса была толстой и неповоротли-вой. Вовсе нет. Она была такой худенькой, что помещалась в детской коляске. Ведь принцесса почти ничего не ела. Во-первых, потому что ей было лень жевать и глотать, а вовто-рых, потому что принцессе хотелось, чтобы у неё была самая тоненькая фигурка. Самая тоненькая! Это так изящно и так красиво! Вообще принцесса Лень считала, что краси-вее её нет никого на свете.

Она шила себе самые нарядные платья. Не сама, конечно, а приглашала портных, и портные очень мучились, приду-мывая ей очередной наряд, ведь принцесса была такой капризной. Она стонала и хныкала по любому поводу, и у неё почти всегда было плохое настроение. Ей казалось, что все окружающие существуют лишь для того, чтобы ухаживать за ней и угождать ей. И она очень злилась, если узнавала, что кто-нибудь занят другим делом. И к тому же, как вы дога-дываетесь, она очень любила поспать.

Вот и сейчас, во время прогулки, она сладко спала в сво-ей коляске. Коляску везли две Кляксы. Их костюмы были давно не чищены, а ботинки никогда не встречались с гу-талином и щёткой. Кляксы везли коляску очень странным образом. Они толкали её и, пока коляска катилась, стояли на месте, сладко зевая. Потом, еле передвигая ноги, они приближались к коляске и опять толкали её вперёд. За ко-ляской шла ещё одна Клякса. Она везла самую обыкновенную кровать-раскладушку. Раскладушка стояла на роликах и легко катилась по земле.

Но вот процессия остановилась. Раскладушка была разобрана, и все три Кляксы улеглись на неё. На их круглых лоснящихся физиономиях было написано такое блаженство, что, глядя на них, хотелось спать. И Кляксы действительно заснули. Сначала тихо, а потом всё громче и громче они начали похрапывать. Одна гудела, как шмель, другая урчала, как испорченный водопроводный кран, третья хрюкала, как голодный поросёнок. А все вместе они издавали такую «музыку», что у каждого, кто её слышал, начинали болеть здоровые зубы.

Принцесса зашевелилась и подняла голову. Тому, кто видел её впервые, могло показаться, что на голове у неё лежит большая жёлтая мочалка. На самом же деле это была причёска, и принцесса очень хотела, чтобы все видели это чудо парикмахерской техники.

Принцесса посмотрела вокруг, потом зевнула и произнесла:

– Ах, у меня совсем нет сил!.. Какое тяжёлое путешествие!.. Мы проехали почти половину улицы… Я так устала!..

И она в изнеможении откинулась на подушки. Но не успела принцесса закрыть глаза, как на улице появилось ещё несколько человечков. Среди них были уже знакомые нам Ах и Ох, а впереди всех шёл незнакомец в фиолетовом костюме и шляпе, похожей на перо. Его костюм был измят и покрыт пятнами, шляпа съехала набок, и было непонятно, каким образом она держится на голове. Незнакомец шёл, качаясь из стороны в сторону. Это был Кривой Почерк по прозвищу Кривпоч.

Кривпоч шёл и пел такую песню:

 
Гуляю я,
Гуляю я,
Гуляю целый день.
Один учитель у меня —
Моя принцесса Лень!
 
 
В чернильных пятнах
Мой костюм,
И шляпа набекрень.
Один учитель у меня —
Моя принцесса Лень!
 
 
Зачем читать?
Зачем писать?
Всё это – дребедень!
Один учитель у меня —
Моя принцесса Лень!
 

После каждого куплета Ах и Ох восторженно повторяли:

– Ах, какая чудесная песенка!

– Ох, какая великолепная музыка!

А сам Кривпоч после каждого куплета кланялся принцессе.

Когда он спел свою песню, принцесса Лень томно улыбнулась и сказала:

– Восхитительно!..

Кривпоч заулыбался и гордо выпятил грудь.

Но вдруг он услышал храп. Тот самый храп, который издавали на все лады Кляксы, спавшие на раскладушке.

– Вот это музыка! – вскричал Кривпоч. – Ничего прекраснее в жизни не слыхал! Её надо записать на плёнку и заводить с утра до вечера!

– Ах, какой ансамбль! – воскликнул Ах.

– Ох, какое исполнение! – поддакнул Ох.

И, схватившись за руки, Ах и Ох стали танцевать.

Саша и Алёша стояли с открытыми ртами. Такого танца они не видели никогда.

Сначала Ах и Ох топтались на одном месте, потом они всё выше и выше начали вскидывать ноги, а под конец Ах решил перевернуть Оха через голову. Но Ох неудачно перевернулся и со всего размаха упал прямо на раскладушку! От неожиданности и испуга Кляксы завопили и вскочили на ноги, сбросив Оха на землю. Теперь уже завопил Ох, а испуганные Кляксы с удивительной проворностью сложили раскладушку и, толкая коляску с принцессой, умчались прочь.

Глава седьмая,
из которой становится ясно, что хвастовством дела не сделаешь

Кривпоч хотел последовать за принцессой, но неожиданно заметил наших друзей. Он подбоченился и, покачиваясь из стороны в сторону, с важным видом направился к ним.

– Привет, приятели! – насмешливо закричал он Сливе и Знакам. – У вас, я вижу, важное дело? Ха-ха-ха!..

– Здесь у вас приятелей нет! – отрезал Твёрдый Знак.

– Вы всё уяснили? – осведомился Мягкий Знак. Когда было нужно, он умел говорить насмешливо.

– Уяснил, я всё уяснил, мой миленький Мяконький Значок, – ответил Кривпоч и вдруг закричал пронзительным голосом: – Да знаете ли вы, с кем говорите?! Я – Почерк!

– Кривой, – вставил Твёрдый Знак.

– Подумать только, какие мерзкие буквы! Они считают, что если они такие чистенькие и аккуратненькие, то могут оскорблять почтенных граждан!

– Ах, какое безобразие! Ох, какое возмутительное безобразие! – запричитали Ах и Ох.

– Ну что за подхалимы! – поразилась Слива.

– А я презираю аккуратность! Я ненавижу чистоту и всех чистюль на свете! Слыхали?! – кричал Кривпоч.

– Пожалуйста, не отвлекайте нас от дела, – сердито сказала Слива.

– Которого вам всё равно не понять, – добавил Мягкий Знак.

– Не понять?! Эти жалкие буквы, кичащиеся своей прямотой, смеют утверждать, что мне, Кривому Почерку, не понять их дела! Да я весь этот ничтожный автомобильчик разберу и соберу в две минуты!

– Неужели? – удивилась Слива.

– В самом деле? – спросил Мягкий Знак.

– Ах так! – зло сказал Твёрдый Знак. – Пожалуйста! Слива, отойди от «Стрелки», дай Кривому Почерку исправить мотор.

Слива отступила в сторону, и Кривпоч, усмехаясь, приблизился к машине. Он натянул на руки грязные шёлковые перчатки, а нос закрыл платком, смоченным одеколоном, чтобы не чувствовать запаха бензина.

Приготовившись таким образом к работе, Кривпоч свободной рукой потрогал все три колеса по очереди, потом вытянул шею, прищурил один глаз и заглянул в мотор. Но так как в моторе он не понимал ровным счётом ничего, то стал с учёным видом мэкать, хмыкать, экать и мдакать.

– Мммм… – замычал он, – дело… хм… эээ… серьёзное… М-да… Хм… очень серьёзное… Хм… тут… гм… эээ… требуется… эээ… ремонт… Испорчен… хм… насос… повреждён… ммм… трос… сел… эээ… вентилятор… не крутится… эээ… аккумулятор… М-да… хм… эээ… ммм…

– Ах, конечно, вентилятор, – закивал Ах.

– Ох, разумеется, акку… акку… аккуму… лятор, – закивал Ох.

Наши друзья покатились со смеху.

– Какой-то шут гороховый, – сказал Саша.

– А теперь смотрите! – объявил Твёрдый Знак.

Он открыл багажник, достал канистру с бензином и заполнил им бензобак. Потом он сел за руль, нажал на педаль стартера, и мотор заработал. Кривпоч открыл рот, чтобы сказать что-нибудь обидное, но не смог произнести ни слова. Может быть, он так бы и стоял с открытым ртом, а наши друзья спокойно уехали, если бы не Мягкий Знак. Он решил посмеяться над Кривпочем и спросил его:

– Скажите, пожалуйста, вы случайно не знаете, где находится мастерская по ремонту насосов, тросов, вентиляторов и аккумуляторов?

От злости Кривпоч сначала посинел, как баклажан, потом пожелтел, как лимон, и наконец покрылся фиолетовыми пятнами, похожими на большие чернильные кляксы. Не говоря ни слова, он бросился на Мягкий Знак. Но в тот же миг Саша и Алёша схватили Кривпоча за руки. Ах и Ох громко закричали, а Кривпоч сделал только одно движение и, как угорь, выскользнул из рук Саши и Алёши. Они снова схватили его, но он опять так же ловко вырвался, перебежал на другую сторону улицы и оттуда закричал:

– Ого, чего захотели – справиться со мной! Вы думаете, это так просто? Нет, не так-то просто это сделать! Ведь вы не сумели даже сохранить свои имена, и недаром теперь вас зовут Саа и Алёа! Ха-ха! Это вы довели до болезни букву! А скоро из-за вас заболеют и все остальные! Очень скоро! Уж моя повелительница позаботится об этом! А больная буква скоро умрёт, и я с превеликим удовольствием приду на её похороны! Ха-ха-ха! Дважды два – пять! Трижды три – семь! Четырежды четыре – девяносто четыре!

Твёрдый Знак не стал дожидаться окончания речи Кривпоча – он дал газу, машина тронулась, и через полминуты Кривпоч и его компания остались далеко позади.

Глава восьмая,
из которой мы узнаём, почему Кривпоч не ходит на улицу Разума и кто живёт во Дворце Усердия

Что больше всего поражало каждого, кто впервые попадал во Дворец Усердия, – это чистота. Собственно говоря, это был не дворец, а простой одноэтажный дом, сложенный из самого обыкновенного кирпича. Но он был таким чистым снаружи и внутри, что его действительно хотелось назвать дворцом. Во дворце был образцовый порядок: любая вещь, даже самая маленькая, всегда находилась на одном и том же месте. И не было случая, чтобы кто-нибудь нарушил это правило.

Дворец Усердия стоял на улице Разума, и его двери были всегда для всех открыты.

И только Кривпоч старался даже близко не подходить к этому дворцу.

Когда кто-нибудь спрашивал его, почему он не ходит по улице Разума, он отвечал небрежно:

– А что, собственно говоря, мне там делать?

Так отвечал Кривпоч, чтобы все думали: какая самостоятельная личность! На самом же деле Кривпоч просто боялся. Да-да, боялся! Несколько лет назад он вместе с буквами из своей компании задумал прогуляться по улице Разума, зайти во Дворец Усердия и посмеяться над его хозяйкой. Но смеяться ему не пришлось.

Едва Кривпоч ступил на улицу Разума, как его спутники почему-то замолчали. Даже Ах и Ох перестали восторгаться его знаменитой песенкой. И, если говорить честно, сам Кривпоч пел без особого воодушевления. Всё это было так странно! Но Кривпоч не придал значения подобным мелочам и преспокойно вошёл во дворец. И вот тут-то…

Впрочем, никто до сих пор не знает, что произошло потом. Известно только, что из Дворца Усердия Кривпоч вернулся один. Ах и Ох в тот самый момент, когда все входили во дворец, вдруг испугались и убежали домой. Что стало с остальными буквами – неизвестно. Говорят, они исправились, стали прямыми и красивыми, а некоторые настолько выросли, что превратились в заглавные.

Кривпоч даже заболел с горя. Несколько дней он не показывался на улице Разгильдяев и не пел свою любимую песенку. Он так изменился, что однажды собрал восемь букв: одну О, одну Б, две Е, одну Щ, одну А, одну Н, одну И и составил из них ОБЕЩАНИЕ. Он стал давать ОБЕЩАНИЕ всем, кому только мог. Он давал ОБЕЩАНИЕ, что выстирает свой костюм, но не стирал его, и ОБЕЩАНИЕ возвращалось к нему назад; говорил, что починит мостовую на улице Разгильдяев, но не делал этого, и опять ОБЕЩАНИЕ возвращалось назад. Кривпоч клялся, что начнёт работать, снова давал ОБЕЩАНИЕ, и снова ОБЕЩАНИЕ возвращалось. Короче говоря, он так измучил все восемь букв, что они заболели – у них началось головокружение и появилась слабость в ногах. Кончилось тем, что они попали в больницу к доктору Поправочкину. А Кривпоч сразу же забыл о них. Тем более что принцесса Лень буквально не отходила от него ни на шаг. Каждый раз, когда Кривпоч давал своё ОБЕЩАНИЕ, принцесса очень волновалась. Считая, что это приступ тяжёлой болезни, она начинала самоотверженно ухаживать за Кривпочем. И наконец Кривпоч выздоровел. В один прекрасный день он вышел на улицу и запел:

 
Зачем читать?
Зачем писать?
Всё это – дребедень!
Один учитель у меня —
Моя принцесса Лень!
 

И всем стало ясно, что Кривпоч здоров, как прежде.

Вот с тех-то самых пор он стал обходить стороной улицу Разума.

…А жила во Дворце Усердия одна девочка. Звали её просто – Люба, а ещё называли её хозяйкой дворца. Каждый, кто видел Любу первый раз, очень удивлялся: она была необыкновенно похожа на принцессу Лень. У неё были такие же глаза, такой же нос и такой же рот.

Но в глазах принцессы жила только сонливость, нос принцессы только высокомерно морщился, а рот принцессы только капризно кривился.

А глаза Любы были всегда веселы, её нос никогда не задирался кверху, а был подвижным и любопытным, и рот Любы всегда улыбался. Поэтому всем, кто находился рядом с ней, было легко и весело.

Ходили слухи, что Люба и принцесса Лень – сёстры, но Люба никогда не говорила об этом и никому не разрешала называть себя принцессой. Только Почерк считал её своей повелительницей.

Это вместе с ним Люба строила Буквоград. Она сама нарисовала на земле огромную букву Б. Причём она очень старалась, и поэтому улицы Буквограда получились ровными и красивыми. Но пока Люба занималась этим важным делом, Кривпоч по указанию принцессы Лени пририсовал к букве хвостик, кривой и тоненький. Когда Люба и Почерк закончили строительство города, они увидели этот хвостик. Но было уже поздно: хвостик превратился в улицу Разгильдяев, и все лентяи и неряхи стали жить на этой улице. А Кляксы заняли целый тупик. Из этого хвостика по всему городу разносилась грязь. Особенно много грязи таскали Кляксы. Пришлось дать указание Восклицательным Знакам не пускать их на другие улицы города.

Люба вставала очень рано и целый день что-нибудь делала. Она просто не могла сидеть спокойно. Она так чистила и убирала свой дом, как будто приближался большой праздник. Поэтому каждому, кто приходил к ней, казалось, что в доме всегда праздник. И у каждого вдруг появлялось желание сделать что-нибудь хорошее. И главное, это желание не пропадало и после того, как посетитель покидал дворец. Неряха смущённо прятал в карманы грязные руки и давал себе слово, что отныне будет самым аккуратным на свете, а лентяй мучительно краснел от стыда и решал, что больше никогда не поздоровается с принцессой Ленью.

Недаром в городе считали, что Дворец Усердия и его хозяйка обладают волшебной силой. Когда Люба слышала это, она очень обижалась. Никакой волшебной силы нет, говорила она. Но ей никто не верил. Настоящие волшебники – скромные люди, они никогда не хвастают своим могуществом. В конце концов вера в волшебную силу Любы и её дворца до того укрепилась, что стали поговаривать, будто не только дворец, но и вся улица Разума обладает такой силой. Что будто на этой улице какой-то особенный воздух. Ведь это была единственная улица в Буквограде, на которой не случалось никаких происшествий. А если к тому же вспомнить про болезнь Кривпоча, то можно было и вправду поверить, что воздух на улице Разума волшебный.