Читать книгу: «Петр I. Материалы для биографии. Том 2. 1697–1699.», страница 15

XXVIII. Остановка в Штокерау. Переговоры

Тотчас же по приезде в Штокерау посольством был командирован в Вену майор Адам Вейде с поручением объявить цесарскому правительству о приезде послов и просить о немедленном приеме в Вене. Ему же приказано было также осмотреть отведенные для послов дворы, «где они по указу цесарскому отведены, за городом ли, или в городе Вене». Исполнив поручение, Вейде в тот же день вернулся с донесением, что о приеме посольства говорил цесарским ближним людям канцлеру чешскому графу Кинскому и подканцлеру римскому графу Ка-уницу, которые по цесарскому приказу потребовали от послов представления проезжей грамоты и росписи личного состава посольства. В этом требовании явно проглядывало намерение затянуть прием, крайне унизительное для русского посольства, так как в Вене, конечно, было известно, что при посольстве находится сам царь. Послы отправили проезжую грамоту и список личного состава с приставом Христофором Газеном³⁹⁶, которому наказали донести цесарю через ближних людей, чтобы велел принять их без задержания. Вслед за послами в тот же день, 11 июня, прибыл в Штокерау отряд Богдана Пристава. «Статейный список» отмечает также в этот день приезд в Штокерау из Вены навстречу государю и посольству дворян Головиных: брата второго посла А.А. Головина и сына его И.Ф. Головина, которые «оставлены были для науки в Бранденбургской земле, учились свободным наукам в Берлине», а из Берлина приехали в Вену перед прибытием туда посольства³⁹⁷.

Унизительная задержка в Штокерау вызывала у послов и еще более, вероятно, у Петра чувства нетерпения и досады, и 12 июня в Вену вновь был командирован Адам Вейде с заявлением, что послам «стоять в том местечке и задерживать их не для чего, потому что посланы они от его царского величества к его цесарскому величеству для нужных дел». Вейде вернулся в тот же день вместе с приставом Газеном; тот и другой докладывали послам, что о приеме их цесарским ближним людям они доносили, проезжую грамоту и роспись посольства он, пристав, графу Кинскому отдал; цесарю о прибытии послов известно, и для переговоров с послами о церемониале приема будут высланы особые уполномоченные, сегодня же цесарцы справляют праздник (Троицы?)³⁹⁸. Скучая в Штокерау, Петр занялся почтой и отвечал на письма, полученные ранее. Отвечая Виниусу на письмо его от 22 апреля, царь выражает надежду, что Виниус, получив, наконец, три задержавшиеся почты из-за границы, раскаивается в том напрасном сомнении, которое им овладело вследствие задержки почт. Причины задержки оказались самыми простыми и обыкновенными; и впредь при замедлении почт тревожиться не следует. «Min Her Vinius, – писал царь. – Писмо твое, апреля 22 писанное, мне отдано маия в 21 день, в котором пишешь, что три почты, которые замешкались от нас, вдруг вам отданы, которые приняв, чаю, не без раскаяния пред тем бывшего в вас суетного сумнения, которое сами и пред тем будущими разрушено почтами, явное показалось почтам к задержанию обыкновенная, а не чрезвычайная; того для надобно и впредь на закоснение почт не зело сумневатца». Далее Петр касается нового предмета, о котором Виниусу сообщал в письме от 22 апреля: постройки православной церкви в Пекине и учреждения там православной миссии. Петр сочувствует этому делу, но советует поступать осторожно, чтобы не раздражить, с одной стороны, китайские власти, а с другой – иезуитов, издавна уже обосновавшихся в Китае. Надо поэтому назначать туда священников не столько ученых, сколько людей с тактом, чтобы дело миссии не пришло в упадок, как это случилось в Японии: «Тут же пишешь, ваша милость, что в Пежине построили христиане церковь нашего закона, и многие из китайцов крестились. И то дело зело изрядно; только для Бога поступайте в том опасно и не шибко, дабы китайских началников не привесть в злобу, также и езувитов, которые уже там от многих времен гнездо свое имеют. К чему там надобеть попы не так ученые, как разумные и покладные, дабы чрез некоторое кичение оное святое дело не приизошло в злейшее падение, как учинилось в Епании. Piter. Из деревни Штакроу июня 12 1698, за 4 мили до Вены»³⁹⁹.

13 июня в Штокерау приехали цесарские уполномоченные, назначенные вести с послами переговоры о церемониале въезда в Вену, – знакомый уже нам барон Барати, секретарь Гравенбрух и переводчик, также известный нам Адам Стилла. После взаимных приветствий уполномоченные сообщили принимавшему их Лефорту, что цесарь назначил на 15 июня переезд посольства из Штокерау на «подхожий стан» – на подгородную остановку в деревню Ланген-Церсдорф (Langenzersdorf) в 2 милях (14 верстах) от Вены; а на 16 июня – торжественный въезд в Вену. Далее они изложили предполагаемый проект церемониала. Встречать посольство «за город на пистолетный выстрел от Таборской заставы выедет для встречи и приема послов в звании комиссара шествия кто-нибудь из состоящих при внешнем дворцовом штате, например, мундшенк или чашник с переводчиком Стиллой, в двух придворных каретах с несколькими порозжими министерскими экипажами, при отряде земских трубачей, к которым присоединятся из нового шанца за Табором две роты гарнизонных драгун. Между тем послы двинутся из подхожего стана к месту, назначенному для их приема и, поровнявшись с комиссаром шествия, остановятся, держась правой стороны; комиссар, в свою очередь, станет также справа, послы один за другим выйдут из дорожных экипажей в одно время с цесарскими чиновниками: сперва младший посол и переводчик Стилла, потом оба старшие и комиссар. После приличного приветствия послам предложены будут придворные кареты: в первую на главных местах сядут старшие послы; против них комиссар и переводчик; вторую займет младший посол с двумя дворянами своей свиты и с гофкаммердинером Гас-сом (приставом). На мосту чрез Дунай и при въезде в город у Красной башни будет поставлено несколько человек городской стражи»⁴⁰⁰.

Выслушав этот с австрийской мелочностью разработанный проект церемониала встречи, который читал перед ним сидя, как замечено в «Ceremonial-Protocolle», секретарь Гравенбрух, Лефорт удалился в другую комнату для совещания с товарищами или, что весьма вероятно, с самим государем и, вернувшись через ¹/₄ часа, объявил уполномоченным, что послы желают знать имя чашника, который будет назначен их встречать; требуют, чтобы к нему было прибавлено двое или трое дворян; чтобы драгуны были заменены кирасирами, а земские трубачи – императорскими, и просят прислать на подхожий стан 30 верховых лошадей для дворян посольской свиты. Послы вообще желали бы большей пышности въезда в Вену; они ссылались на то, что в Москве не только при приеме великих послов, но и посланников встреча бывает большая: на въезде бывает дворянство и многие пехотные полки; в приставах бывают царские ближние люди; трубачи и литаврщики назначаются от царского двора, а не от земских мещан. Уполномоченных они просили передать цесарю, чтобы указал их встретить «со многою шляхтою и с рейтары, а не с одними драгуны», притом ближнему своему человеку, а не простому чашнику; чтобы трубачам и литаврщикам велел выехать своим, а не земским, чтобы карета была выслана для послов одна, а не две, «потому что мочно им, великим и полномочным послом, сидеть и в одной карете без утеснения». Против замечания послов уполномоченные возражали по пунктам: для встречи назначены только две роты драгун и трубачи и литаврщики земские потому, что все войска находятся в Венгерской земле на войне против турок; при цесаре, кроме двух драгунских рот, ни рейтаров, ни латчиков (кирасир), ни иных каких-либо войск нет. Если посылать за ними в Венгрию, то прием посольства очень замедлится, а между тем сами послы настаивают на его ускорении. Что в Москве послам устраиваются большие встречи, на которых присутствуют знатные люди и шляхта, «и то де им, великим и полномочным послом, не в пример, всякой-де двор свое поведение имеет»; цесарское величество для своих послов больших встреч не требует, а в Римском государстве шляхта не присутствует никогда не только на въездах посольства, но даже и на въезде самого цесаря. Комиссаром для встречи послов назначен знатный человек, стольник, ближний цесарского величества, и камерный советник барон Кёнигсакер, тогда как прежних послов встречали вольные бароны, а не советники, так что им, великим послам, учинено перед прежними послами повышение. Что же до желания послов ехать в одной карете, а не в двух, то цесарское величество велел выслать за ними две кареты к их чести, а не к умалению, и, если они двух карет не требуют, об этом будет доложено цесарю. Уполномоченные объявили также, что для посольства отведен двор в городе близ цесарского двора Гофбурга, именно дом Ла Брина на Крюгеровой улице, и все для них там приготовлено как в смысле убранства помещения, так и относительно продовольствия. Послы и на этот пункт выразили неудовольствие: ранее он же, барон Барати, заявлял, что послам отведены помещения за городом близ цесарского загородного дворца Фаворита (Favorita), а теперь тому «учинилась отмена неведомо для чего». А им, послам, желательно стоять близ цесарского двора за городом, а не в городе, потому что «ныне настоит время летнее» и удобнее им иметь двор за городом с садом. Барати ответил, что цесарское величество для большей почести указал отвести им двор в городе; если же им угодно стоять за городом, он донесет о том цесарю, только за городом больших дворов, так чтобы послам стоять в одном дворе вместе, нет; придется им стоять порознь на разных дворах. В заключение послы просили прислать суда, на которых бы им отпустить в Вену водой по Дунаю часть посольского обоза, а для остальной части просили подвод. Уполномоченные обещали исполнить и на том откланялись»⁴⁰¹.

Не очень надеясь на уполномоченных, послы 14 июня в третий раз отправили в Вену Адама Вейде с поручениями: похлопотать о переводе посольства в тот же день на подхожий стан; найти для посольства двор за городом близ леса и воды поблизости от цесарского двора и настолько поместительный, чтобы стать всем вместе, если же таких размеров дома не найдется, то просить отвести хотя бы разные дворы, и, наконец, третье поручение состояло в том, чтобы ускорить въезд, назначив его на завтра, 15 июня. Видимо, терпение Петра истощалось: лишний день казался ему тягостным, и понятно, если припомним, что он спешил в Вену на почтовых лошадях, налегке, проводя и день и ночь в дороге. Тем досаднее была для него эта задержка у самой Вены. Ничто, однако, не могло побудить венский двор изменить назначенные сроки. «Вашему превосходительству, – писал Вейде послам от того же 14 июня из Вены, – моим милостивым государем нижайше доношу, что против вашего приказу и писма… всемерно я стал справлять: а именно: чтоб ныне быть на подхожем стану и чтоб двор изо-брать в угожем месте подле воды и лесу, чтоб въезду кончая быт завтрея. На первое милости вашей вествою, что ныне на подхожем стану поставить обещали, толко я дознаваюсь, что болши манят, и мню, что до завтрея не избудетца, потому что у них ныне великой празник, 2) милости вашей прошу, что осмотрел я двор, которое зело угожа. Жилья в том дворе будет на всех. З двух сторон подле самого двора Дунай течет, а с третей стороны рошча и недалеко сей двор от города и лучи сего двора быт нелзя. Толко князь Дидрихштейн о том дворе отказывает и сказывает, что графа того двора в Вене нет, а без него де пустить нелзя. И я ездил о том же дворе к вышнему маршалу, и он поехал к цесарскому величеству о том доклады-ват. И того ради я стану здеся дожидатца и всемерно старатца, чтоб тому двору быть. О въезде вашем князь Дидрихстейн сказал, что отнюд завтрея быт нелзя и невозможно, но быть де въезду после завтрея. Пожалуйте, прикажите ко мне отписать, что мне болши делать. Послушнейшей милости вашей слуга Адамко Вейде челом бьет»⁴⁰².

15 июня посольство переехало из деревни Штокерау на подхожий стан в деревню Лангенцерсдорф. Вейде, вернувшись, донес, что дело с домом для послов улажено, послам отведен дом графа Кёнигсека в Гумпендорфе на берегу реки Вены по дороге в Шёнбрунн. Торжественный въезд назначен на 16 июня в 4 часа дня⁴⁰³.

XXIX. Торжественный въезд в Вену

Въезд действительно состоялся на следующий день, 16 июня, в четверг. Отправив вперед посольский обоз, сами послы с подхожего стану двинулись в Вену только после обеда. Петр не участвовал во въезде и отправился отдельно от послов на почтовых лошадях. «Приехали в город Вену, – отмечает «Юрнал» за 16 июня, – десятник на почте наперед, а послы ввечеру». Опередив послов, Петр избавил себя от довольно унизительных неприятностей и злоключений, которые выпало посольству на долю испытать при въезде. Проехав с милю и остановившись на условном месте встречи – у корчмы в виду Таборской заставы, послы отправили к заставе с известием к назначенному их встречать комиссару Кёнигсакеру переводчика Петра Вульфа, возвращения которого, однако, пришлось им ожидать часа с два. Движению посольства воспрепятствовали подошедшие на судах по Дунаю войска, которые высаживались на берегу и потянулись длинной лентой, загораживая послам дорогу на Пратер. Тщетно дожидавшийся послов у Таборской заставы комиссар Кёнигсакер требовал, чтобы командовавший войсками генерал остановил их движение, тот отказался слушать, и послам пришлось ждать до 8 часов вечера, пока полки прошли в Пратер. При встрече Лефорт в сильных выражениях изъявил неудовольствие Кёнигсакеру, но комиссар оправдывался, указывая, что послы сами виноваты, промешкав слишком долго на подхожем стану. Этот эпизод изложен в составленном по распоряжению австрийского правительства официальном описании пребывания Петра и посольства в Вене («Ceremonial-Protocolle»). Наш «Статейный список» как на причину замедления указывает на затруднения, встреченные при переправе через Дунай. «И как переводчик возвратился, – читаем мы там, – и по ведомостям великие и полномочные послы пошли к приемному месту, и переезжали через Дунай реку пять мостов, и на тех мостех, для розлития широких вод и для худых мостов, великие и полномочные послы выходили из корет и шли через мосты пеши; и ехали перед ними до приемного места и трубили московские трубачи». Прямого указания на эпизод с войсками «Статейный список» не дает: он сообщает об этом приключении глухо; но и в этих глухих выражениях официального документа слышен отзвук причиненной послам невнимательностью австрийского правительства досады: «а с цесарской стороны была послом по пересылкам до приемного места чинена немалая мешкота, и будто у них некоторой мост в то время починивали»⁴⁰⁴. В этих последних словах «Статейного списка» надо, вероятно, видеть одно из тех оправданий, которые давали происшествию австрийские власти.

Прибыв, наконец, к условленному месту – к Таборской заставе, послы были встречены согласно установленному церемониалу и заняли места в двух высланных за ними цесарских каретах: в первой, «цветной», карете сели Лефорт и Головин, а против них – комиссар Кёнигсакер и «по левую сторону в крыле» – цесарский переводчик и русский тайный агент Адам Стилла. В другой, «черной» карете поместился третий посол, а против него сели стольники А.А. и И.Ф. Головины. Перед послами в 32 «сенаторских» каретах ехали посольские дворяне и свита; кортеж открывали земские трубачи и литаврщики с двумя ротами драгун. От Таборской заставы шествие двигалось по предместью Леопольдштадт по Таборской улице, затем через Красные ворота (Rothenthurm) вступило в город. Город Вена в конце XVII в. занимал пространство нынешного старого города и был обнесен укреплениями, на месте которых теперь устроена широкая, изобилующая великолепными зданиями, кольцом опоясывающая старый город улица Ринг – красота Вены. В стенах города проделаны были ворота, открывавшие выходы в городские предместья. Вступив в город, кортеж направился по Ротентурмштрассе к площади Св. Стефана, далее мимо этого памятника величественной готики на Кертнерштрассе (Kärtnerstrasse) до Каринтийских ворот и отсюда по Лаймгрубе в Гумпендорф. Эта местность по берегу реки Вены – теперь улица Гумпендорфштрассе – тогда была за городом, и здесь среди садов находился отведенный для посольства дом графа Кёнигсека. Шествие происходило уже в полной темноте. Тем не менее по всем улицам, через которые оно направлялось, было множество зрителей, выезжала смотреть процессию также и венская знать в экипажах. «И во время приходу их, великих и полномочных послов, к подхожему стану и во въезде в Вену, – читаем в «Статейном списке», – стояли на поле и в Вене по улицам множества народа, и в коретах шляхта, и многие честные люди с женами того въезду смотрили»⁴⁰⁵.

Церемония, помимо уже злоключений, вызвавших ее опоздание, была не блестяща, и ее более чем скромный вид бросился в глаза современникам-очевидцам. «Вот, наконец, появилось Великое московское посольство, – писал в Рим Санта-Кроче, апостолический нунций в Вене, от 28/18 июня, – в котором, как хорошо известно вашему превосходительству, находится среди других царь, не выдавая себя ничем – senza far figura alcuna. В прошедший четверг посольство совершило свой официальный въезд в том виде, как делают другие послы, и пышность этого въезда была довольно посредственной вопреки ожиданиям – e la pompa di quest’ingresso fu assai mediocr e contraria all’espettazione che se ne haveva»⁴⁰⁶. «При въезде трех послов, – писал испанский посланник в Вене, – не было ничего необыкновенного, разве только две роты драгун, которые им предшествовали. У всех троих было только 12 лакеев и 7 пажей в хороших, но поношенных французских ливреях. У них две порядочные, но уже бывшие в употреблении кареты, подаренные им при других дворах. Они жаловались на императорские кареты, которые были предоставлены для их въезда, потому что они показались им мало богатыми; но потом убедились, что лучшими не пользуется и его цесарское величество»⁴⁰⁷. То же впечатление выразил и Петр Лефорт в письме к отцу в Женеву, вспомнив при этом по контрасту блеск бранденбургского двора. «При моем прибытии сюда, – писал он, – я очень обманулся; я представлял себе, что увижу блестящий двор, но случилось совершенно обратное. Здесь нет ни красивых выездов (запряжек), ни красивых ливрей, как это мы видели при бранденбургском дворе»⁴⁰⁸.

Петр поселился в Вене вместе с послами, сопровождавшие его волонтеры – где-то неподалеку от посольского дома, в той же загородной местности. «Он живет за городом в саду со всею своею свитой», – сообщает упомянутый выше апостолический нунций. «Поставлены великие и полномочные послы на одном дворе, – отмечено в «Статейном списке», – в урочище, зовомом Гундендорфе, на загородном дворе прежнего Римского государства подканцлерия Кёниксека, а валентеры и иные чиновные люди поставлены были на иных дворех»⁴⁰⁹.

Дворец графа Кёнигсека, как узнаем из одного современного описания, обширный, с многочисленными апартаментами, украшенными богатой мебелью и редкими картинами, находился в саду, прекрасно расположенном, с аллеями, фонтанами и множеством статуй⁴¹⁰.

На следующий день по прибытии послов в Вену, 17 июня, к ним явились цесарские уполномоченные – барон Барати, пристав при послах Христофор Газен и переводчик Стилла – договариваться о виде и размерах содержания посольству от императорского двора. Уполномоченные предложили вопрос: отпускать ли содержание посольству в натуре или выдавать его деньгами: «…столовыми ль запасы кормы им готовить или вместо столов давать кормовыми денгами?», причем заметили, что деньги будут отпускаться в той же сумме, какая отпускалась прежним посольствам, хотя состав настоящего посольства малолюднее. Послы ответили, начав с выражения удовольствия по поводу стола, отпускавшегося им в дороге: «в которые дни даван им корм ествою и питьем, и они, великие и полномочные послы, были довольны, хотя и ест-вы готовлены были не по их нраву», заметив притом почему-то, что в тех местах пути, где им от цесарского величества столовых кормов не давали, они по милости великого государя своего покупали кормы на свои деньги и голодны не были. Будут ли теперь им давать кормы в натуре или деньгами, в том они полагаются на милость цесаря, что он ни укажет, тем они будут довольны. Послы как будто обиделись замечанием Барати, что при прежних посольствах людей бывало больше, и возразили, что хотя состав настоящего посольства, может быть, и малочисленнее, но зато при нем есть знатные особы, каких при прежних посольствах не бывало: «А что он, Паратин, припоминает, что с прежними царского величества послы в счоте людей бывало болше, и они, великие и полномочные послы, им объявляют, что ныне с ними многие честные особы, иноземцы и валентеры, а с прежними де послы, хотя и многое счисление в людех было, толко таких честных особ и иноземцев при них не было». Уполномоченные предложили договориться о размерах содержания и предложили послам подать цесарскому правительству «просительное письмо», но послы категорически отказались вести такие переговоры, заявив, что «полагаются в том на волю цесарского величества».

Петр Лефорт посетил с извещением о приезде послов в Вену главных сановников цесарского двора: обер-гофмейстера князя Дидрихштейна, чешского канцлера графа Кинского, вице-канцлера графа Кауница, обер-президента гоф-кригсрата графа Штаремберга, а также находившихся в Вене иностранных послов. В ответ на эти визиты сановники присылали к великим послам свои служителей с поздравлением по поводу счастливого прибытия. Присылали с таким же поздравлением старейшина дипломатического корпуса в Вене испанский посланник епископ Солзонский и послы. Посланному от венецианского посла Рудзини московские послы выразили желание познакомиться с ним, вспоминая обходительность, с которой он отнесся к бывшему перед ними московскому послу⁴¹¹.