Герои умирают

Я молча отправляю одну часть летающих деревяшек в коридор, за Котами, а вторую – в стену рядом с собой; щепки, вертясь, крушат доски, производя, как я надеюсь, достаточно опилок, чтобы скрыть меня от чужих глаз. Из коридора доносится дружный вой.

Берн смотрит на меня, нахмурившись, и вдруг его лицо проясняется.

– Паллас! – восклицает он и расплывается в широкой ухмылке – он меня узнал. – Да это же ты! Паллас Рил, задери меня коза, если это не ты! Значит, Кейн тоже где-то рядом? Хотя нет, что это я? Будь он сейчас здесь, был бы с тобой, как преданный пес.

Через дыру в стене я выскальзываю в соседнюю комнату, но он идет за мной.

– Значит, ты одна? Погоди… так это ты? Ты – Шут Саймон? Ты? Мерзопакостный Шут Саймон, Неуловимая Заноза в Лапе Анхананского Льва – это всего лишь гребаная Паллас Рил? Ну, задери меня коза! – Он проводит языком по губам. – А я так мечтал, – говорит он вдруг осипшим похотливым голосом, – так мечтал встретить тебя снова. У меня есть свои планы на тебя, Паллас. И кто знает, вдруг они придутся тебе по вкусу? Если да, то ты, скорее всего, останешься в живых.

Я молча пячусь: пусть болтает. Чем дольше будет болтать Берн, тем дальше уйдут Ламорак, Таланн и семья Конноса.

Его ухмылка становится еще шире.

– Знаешь, даже интересно будет сохранить тебе жизнь. Ведь тогда ты сможешь рассказать Кейну, что я с тобой делал.

Я качаю головой:

– Слабый ход, Берн. Мы с Кейном уже расстались. Ему безразлично, что со мной происходит.

Он рассудительно кивает:

– Вот и ладно. Значит, я просто позабавлюсь.

– Сначала поймай.

После этих слов я, контролируя дыхание, возвращаюсь в мыслевзор, одновременно нашаривая тесемки сумки на поясе. Он фыркает:

– Я уже поймал.

Полированный «бычий глаз» ложится мне в руку, источая дым и собирая вокруг большой узел Потока, пока мое фирменное сосредоточение запускает действие Заклинания. Берн видит дым и с жалостью смотрит на меня:

– Можно быть хорошим магом и глупым человеком, но я никогда не поверю, что это про тебя, – ты же знаешь, что не можешь мне навредить. Этому Щиту придает силу Ма’элКот, сука ты глупая. У тебя нет ничего, что могло бы пробиться сквозь него.

Вместо ответа я кидаю «бычий глаз» ему под ноги – так мальчишки подкатывают друг под друга шарики. И не удерживаюсь от смачной реплики в духе Кейна: слишком у меня разыгрался адреналин, к тому же я не верю, что умру здесь и сейчас.

– До встречи в свободном падении, – говорю я и прыгаю в дыру в полу, которая у меня за спиной.

В прыжке я вижу, как «бычий глаз» взрывается, вышвыривая Берна вместе со Щитом и досками пола сквозь дыру на улицу.

Этаж всего-навсего третий, так что падение его не убьет, а вот поломать пару костей и хорошо встряхнуть может. К тому же новая дырка в полу задержит Котов, – по крайней мере, я на это надеюсь.

Я приземляюсь в квартире этажом ниже и замираю, прислушиваясь: кто-то скулит в углу, под кроватью. Видно, какого-то беднягу напугали огонь и взрывы, а потом еще люди посыпались с потолка. Я пожимаю плечами – вряд ли у него больше шансов спастись в других местах, так что пусть сидит под кроватью.

Я пробегаю поочередно через три прорезанные стены и скоро догоняю своих. Ламорак трудится над капитальной кирпичной кладкой, которая отделяет этот дом от следующего. Кирпич подается туго – волосы Ламорака так промокли от пота, что даже кончик хвоста потемнел. Таланн, прикрывая ему спину, кивает мне:

– А где близнецы?

– Погибли. – Я поворачиваюсь к дыре, через которую пришла, и вытаскиваю из кармана второй кварцевый Щит.

– Как – погибли? – ошарашенно переспрашивает Таланн. – Оба?

Я молчу: мне надо заткнуть дыру новым Щитом, а когда он уже становится частью мира вокруг, в провал на потолке в дальней от нас комнате сыплются Коты с мечами наперевес.

– Да, – отвечаю я Таланн. – Они купили нам время. Надо использовать его с толком.

Дочери Конноса жмутся к матери и безутешно всхлипывают. Пораженный моей новостью, Коннос качает головой:

– Надо было мне сдаться. Это я во всем виноват. Я довел нас до этого.

– Хватит ныть! – грубо обрываю его я. – Мы еще живы, и мы тебя вытащим. Тебя и твою семью. Ламорак – сколько еще?

Жилы вздуваются на его шее, пока он с силой вдавливает меч в кирпич у основания прорисованной им арки.

– Тридцать секунд, – пыхтит он хриплым от напряжения голосом.

– Пятнадцать. Это последний Щит, и я не знаю, долго ли я смогу держать его против Берна.

Коты пинают Щит сапогами, рубят мечами, так что от шума и вибрации у меня кружится голова. Вдруг из передней доносится грохот: они все же нашли вход.

Таланн выхватывает откуда-то парочку длинных ножей и салютует ими мне, ухмыляясь словно безумная:

– Кажется, это за мной.

– Таланн… – начинаю я, но она уже скрывается в передней.

Не зря она поклонница Кейна: в бою Таланн становится сумасшедшей мельницей: руки, ноги, ножи – все так и мелькает в воздухе, разя направо и налево. Вот и теперь из прихожей несутся вопли испуга и боли – Коты явно оказались не готовы к встрече с ней. Я молюсь – хоть бы она успела вывести из строя как можно больше врагов, прежде чем погибнет.

Ламорак выдергивает Косаль из кирпичной кладки и пинает ее ногой. Кирпичи рушатся, и он, не дожидаясь, пока уляжется пыль, помогает Конносу с семьей перебраться на ту сторону. Потом берет меня за руку и притягивает к себе:

– Хватит – этот коридор выведет вас в переулок, по которому вы доберетесь до реки. Иди.

– Ламорак, тебя же убьют…

Он пожимает плечами:

– Либо меня, либо тебя. Но ты сможешь увести семью Конноса в укрытие, а я нет. – Он обводит Косалем вырезанную в кирпиче арку. – Зато я могу долго, бесконечно долго защищать этот проход. А ты, если доберешься до Подданных, пришлешь мне подмогу.

Я хочу возразить, но тут ослепительное пламя вгрызается в мой Щит, и боль рисует узор из черных клякс внутри моего мыслевзора.

Берн идет.

У меня подгибаются колени, Ламорак толкает меня в дыру в стене и говорит:

– Пожалуйста, поверь – я не хотел, чтобы так случилось. Прости меня, Паллас. И вот чем приходится платить.

– Платить? Ламорак…

Но он уже стоит ко мне спиной, перекрыв узкий проход плечами, а Косаль в его руках поет свою песню, кромсая кости и сталь.

– Беги!

Коннос и его жена – меня вдруг охватывает неуместное ощущение неловкости из-за того, что я не знаю ее имени, – уже ждут моей команды.

– Девочек на руки, – говорю я. – Сейчас побежим.

Они хватают каждый по дочке и пускаются за мной, а я уже выбегаю в коридор – слава богу, он пуст. Коридор узкий, длинный, по боковым стенам – двери. Окно в дальнем конце обещает спасение. Мы бежим туда во всю прыть.

У окна я останавливаюсь и выглядываю на улицу.

Серые Коты.

Две группы по пять человек, каждая в своем конце переулка. Их десять, а у меня ни одного бойца.

Коннос видит выражение моего лица.

– Что? Что такое? Они там, да? О боги, это они!

– Мы еще живы.

Я сую руку во внутренний карман туники и вынимаю серебряный ключ. Секунда – и я перехожу в мыслевзор, настраивая его на сияющие печати. Потом сую ключ в замок ближайшей двери, поворачиваю и слышу мягкий щелчок. Я вталкиваю всех внутрь.

Мы оказываемся в двухкомнатной квартире, к счастью совершенно пустой.

– Так, – говорю я, – у нас есть пара секунд, чтобы принять решение. Пока я не творю магию, никто нас здесь не найдет, если только не начнет открывать все двери подряд.

– А ты… разве ты не… – начинает жена Конноса; я впервые слышу ее голос. – Разве ты не можешь сделать нас всех невидимыми или что-то в этом роде?

– Держи себя в руках, – жестко говорит ей муж. – Плащ не работает без магии, а магию засекают все устройства, есть даже люди, чувствительные к ней.

– Но, может быть… – говорю я. – Плащ в сочетании с сильным противоотслеживающим средством…

Он смотрит на меня, вытаращив глаза.

– Дай мне твой свиток.

– Но… но…

За дверью топочут сапоги. Значит, Ламорак погиб. У меня перехватывает дыхание, слезы переполняют глаза, в грудь словно втыкаются раскаленные ножи, от боли я не могу думать.

Я трясу головой так, что слезы брызжут в разные стороны. Плакать буду потом, если выживу.

Вцепившись в тунику на груди Конноса, я рывком поворачиваю его к себе:

– Свиток!

Не дожидаясь ответа, я срываю с его пояса футляр с пергаментом, толкаю Конноса так, что он падает, и, пока он неуклюже поднимается на ноги, откручиваю круглую крышку и вытряхиваю свиток.

– Но я не уверен, что это то, что нужно…

– Есть идея получше?

Я разматываю маслянистый пергамент из кожи ягненка: надписи на нем нанесены золотой краской и мгновенно отпечатываются у меня в мозгу. Я только успеваю погрузиться в мыслевзор и раскрыть Оболочку, а странный колдовской напев уже льется из моих уст. Слова звенят, превращая свет в тьму, звук в безмолвие, а Паллас – в кого-то другого. Остается лишь Хари Майклсон, он сидит в просмотровом кресле Артуро Кольберга, и пот струится по его лбу. Экран, затеняющий глаза, пуст, он слышит лишь свое хриплое дыхание да громкий загнанный стук сердца.

4

Прошло несколько минут, а он все сидел в кресле Председателя, мертвой хваткой вцепившись в подлокотники и обливаясь холодным потом. Он не мог думать, не мог заставить себя пошевелиться, чтобы сдвинуть глазной щиток, не мог вздохнуть – точно огромная рука сжала ему горло и выдавила из него весь воздух.

– Это… мм… все. – Голос Кольберга донесся до него с другого конца вселенной.

«Наверное, вот это и есть паника, – подумал Хари без всякой связи с тем, что услышал. – Точно: у меня паника».

Индукционный шлем поднялся сам, и ничто уже не спасало Хари от созерцания круглой как луна физиономии с толстыми, будто резиновыми, губами.

– Ролик довольно… гм… напряженный, не так ли?

Хари закрыл глаза. Чем дольше он смотрит на этого самодовольного ублюдка, тем тоньше грань, отделяющая его от насильственных действий уголовного характера. Кольберг – Администратор, и хотя насильственные действия по отношению к представителю высшей касты больше не караются смертью, однако перевод в касту Тружеников с последующим пятилетним сроком в общественном лагере никто еще не отменял. Убедившись, что голос слушается его, Хари спросил:

– Она жива?

– Неизвестно. После этого кубика никаких контактов с ней больше не было. Мы не получаем ее телеметрию, не видим подписи ее транспондера. Мы… гм… полагаем, что тот пергамент, вернее, Заклинание с него каким-то образом нарушило связь с ее мыслепередатчиком.

Хари прижал пальцы к векам и смотрел, как взрываются цветовые пятна на черном фоне.

– Сколько у нее времени?

– При условии, что она еще жива…

– Сколько?

Голос Кольберга стал ледяным:

– Не перебивай меня, Майклсон. Помни свое место.

Хари открыл глаза и подался вперед. Кольберг стоял перед ним и ждал. Невидимая рука, которая уже давно держала Актера за горло, вдруг сжалась так, что он с трудом просипел:

– Прошу прощения, Администратор.

Кольберг шмыгнул носом:

– Ладно, проехали. Итак, данные события, вторым зрителем которых ты стал только что, произошли сегодня около десяти утра по анхананскому времени. Запаса энергии в ее мыслепередатчике хватит на сто семьдесят часов: приблизительно столько он будет надежно подавлять разницу в колебаниях между Землей и Анхананом. Это значит, что ее запас времени составляет гарантированные сто пятьдесят семь часов. Если она достигнет условленной точки перехода раньше, хорошо. Если нет… – Он умолк.

Хари сидел неподвижно. Видения, одно страшнее другого, переполняли мозг. Амплитудный распад – кошмар каждого Актера. Во время учебы в студийной Консерватории им показывали голографические изображения останков Актеров, которые выпали из фазы Надземного мира. На Землю возвращалась либо кипящая субстанция, вроде протоплазмы, либо, наоборот, застывшие полукристаллические осколки, а иногда и вовсе что-то неописуемое – но это в лучшем случае. А есть картинки, которые даже вспоминать больно.

Потому что на них можно распознать человеческие останки, хотя и сильно деформированные.

Хари тихо спросил:

– Она хотя бы знает, что ушла в офлайн?

Сутулые плечи Кольберга приподнялись в выразительном пожатии.

– Скорее всего, ее уже нет в живых, Майклсон.

– Отправьте меня туда. Я знаю город. Я найду ее. – «Или ее тело».

Хари отогнал последнюю мысль, дав себе обещание, что если такое случится, то он не остановится ни перед чем и найдет Берна. «Вот тогда мы и посмотрим, как ты черпаешь чужую энергию. Поглядим, чем это тебе поможет, когда я воткну пальцы тебе в глаза».

– Что-что? – Брови Кольберга полезли вверх, а менторский тон занудного учителя вернул Хари с небес его кровавой фантазии на грешную землю. – Кажется, я… э-э-э… ослышался. Кстати, по-моему, тебе пора освободить мое кресло.

Опустив голову, Хари напомнил себе, что жизнь Шанны – в этих бледных, как у лежалого покойника, руках. С усилием он поднялся с кресла и теперь стоял перед Председателем, расправив плечи, но опустив голову и потупив глаза. Когда он заговорил, то старался, чтобы его слова звучали искренне, насколько это позволял пожар в груди.

– Прошу вас, Администратор. Давайте заключим сделку. Прошу, отправьте меня в Анхану.

– Так-то лучше. На это я… гм… надеялся. Пойдем к юристам, подпишем контракт сейчас.

5

В Контрактном центре Хари и Кольберг вошли в звуконепроницаемый бокс из плексигласа, где места хватало лишь двоим. Юристы Студии, официальные свидетели процедуры, сидели на высоких табуретах снаружи. Кольберг ерзал на стуле и беспокойно вертел в руках планшет, пока Хари страницу за страницей прокручивал контракт. В просторном зале были и другие боксы, в которых Актеры помельче подписывали стандартные документы под присмотром других юристов.

Контракт, который лежал сейчас перед Хари, уклончиво описывал обязательства Кейна «изобретательно и ярко отстранить от власти действующего Императора Анханы». Даже в самых исключительных и секретных документах Студия никогда не называла убийство убийством и не отдавала Актерам прямого приказа убивать.

Хари поднял глаза от экрана:

– Здесь вообще ничего не сказано о Шанне.

– Разумеется, нет, – буркнул Кольберг. – Ты хочешь, чтобы мы отправили тебя в Анхану. Мы хотим, чтобы ты устранил Ма’элКота, причину я уже объяснял. Совершенно недвусмысленное предложение.

– Если вам так не терпится его убрать, то пошлите во дворец Колхари шестерых парней с автоматами, и дело с концом.

– Мы… э-э-э… – Кольберг влажно кашлянул в кулак. – Уже посылали, и не шестерых, а восьмерых. Но… э-эгм… так и не узнали, что с ними случилось.

Хари посмотрел на него в упор, моргнул раз-другой, сказал: «Ага» – и вернулся к чтению.

– Да, так вот, после того… гм… инцидента Ма’элКот что-то сделал с дворцом. Что именно, мы не знаем, но лучи наших сканеров больше не проникают внутрь. На территории дворца мы глухи и слепы. И любой Актер, который вступает в его ворота, пропадает из нашего поля зрения до тех пор, пока не выйдет наружу.

– Понятно. – Хари положил локти на стол и опустил голову на руки. – Прежде чем я подпишу это, я хочу получить больше информации.

– Все существенные детали будут тебе присланы в одном факсе с контрактом.

– Я о другом. Что, например, стало с Ламораком? Карл что, умер?

Кольберг взял планшет и напечатал на экране запрос. Прочитав ответ, он поджал губы и сказал:

– Мы не знаем наверняка. Судя по информации в последнем кубике Паллас, его убили.

– Как это – вы не знаете? Это гребаное заклятие и его отключило? Так что, бывает?

– Что до заклятия, – продолжал Кольберг, – то принципы его действия не известны никому. Я запрашивал архивы, но там нет никаких записей о подобных чарах. Этот тип… э-эгм… Коннос, говорит, что создал его сам. Приходится… гм… верить ему на слово. Так что мы можем лишь констатировать факт, что заклятие… э-э-э… и впрямь очень действенное. Однако оно никоим образом не распространяется на Ламорака. Он с самого начала не был онлайн.

– Я не понимаю.

– Это была… э-эгм… пилотная программа, которую придумал я. Ее название «Полная форма». Ламорак действовал во фримоде.

Кольберг встал и заходил по боксу: два шага туда, два обратно.

– Ламорак – Артист Шанкс… его карьера развивалась не так, как того хотелось бы его Патрону. Вот почему он добровольно вызвался участвовать в «Полной форме». В этой программе мы отказались от стандартной практики синхронного переживания Приключения Актером и первоочередниками, поскольку это ограничивает нас обычными десятью днями. Вместо этого мы встроили ему в мозг прототипическое мыслепередающее устройство, которое содержит микрокуб и гравер. Запись будет идти два месяца, по истечении которых он вернется на Землю. По возвращении кубик из его устройства будет отредактирован в формате вторичного просмотра. Так мы сможем значительно расширить охват истории, а…

– Но это же ненормально! – возмутился Хари. – Вы что, хотите сказать, что даже не знаете, живы они или нет? Ушам своим не верю, Администратор!

Кольберг согласно кивнул:

– Да, понимаю, звучит ужасно. Но главная неприятность состоит в том, что Приключения Паллас Рил слишком упростились в последнее время: под личиной Шута Саймона Паллас тайком вывозит беженцев из Империи, и все. Тогда мы попытались добавить в них напряженности и интриги, и случилось это. Кошмар.

– Шут Саймон, – прошептал Хари.

Пульсирующая боль нарастала у него в голове, между висками. Шутом Саймоном звали придуманного революционера из одного романа двадцатого века, теперь запрещенного. Хари хранил у себя дома немало запрещенных книг, и, пока они с Шанной были женаты, он пристрастил ее к тайному чтению романов бывших, людей вроде Хайнлайна. И не зря, видать, их книги запретили, – черт, а вдруг именно Хайнлайн с его пропагандой свободы толкнул Шанну на ее противовластную эскападу? Может, если бы он, Хари, не подсунул в свое время жене «Луну – требовательную любовницу», ей бы и в голову не пришло выступать против Имперского правительства?

«Брось, – мысленно приказал он себе. – Все и так плохо, незачем взваливать на себя еще и эту вину».

Хари прижал костяшки пальцев к пульсирующим болью вискам и сказал:

– Итак, мы ничего не знаем. И вы ничего не можете мне сказать.

– Отчего же, могу, – сказал Кольберг, останавливаясь над ним. – Если хочешь что-то узнать, если хочешь помочь жене и вообще, если ты хочешь попасть в Анхану, подпиши контракт на устранение Ма’элКота.

– С чего вы взяли, что у меня получится, Администратор? Команда спецназа с автоматами не справилась, а что я-то могу? – отчаянно взмолился Хари.

– Я полностью полагаюсь на твою… гм… изобретательность.

– Но это совсем не то, что отрезать голову Тоа-Фелатону. Вы хотя бы видели этот кубик? Могущество, которым обладает Ма’элКот… а я только и умею, что драться. Что я противопоставлю такой мощной магии?

– Но у тебя тоже есть магия, – вкрадчиво ответил Кольберг. – Ты же звезда.

Послушать его, так он и впрямь верит, что принадлежность к Списку Десяти дает Кейну беспредельную власть.

– Администратор… – Хари помешкал, подыскивая слова, которые не покажутся слишком дерзкими этому поборнику кастовых законов, и тон, который его не оскорбит. – Почему? Почему я не могу подписать контракт на спасение Паллас Рил и Ламорака? Почему я не могу вернуться за Ма’элКотом потом, когда они уже будут на Земле?

Хари едва не стошнило от жалобных умоляющих интонаций собственного голоса, но выбора у него не было.

– Прежде всего потому, – ответил Кольберг спокойно, – что ты вряд ли согласишься вернуться туда, когда твоя жена окажется в безопасности. Но дело не только в этом. Ты что, правда не понимаешь, от какой истории отказываешься? Ты не представляешь, сколько людей будут на тебя смотреть, если ты отправишься в Анхану ради спасения любимой, не зная, жива она или умерла, но поклявшись или жестоко отомстить за нее убийцам, или сложить голову? Тебе, видимо, не хватает романтичности, чтобы увидеть, как это будет продаваться?

– Любимой, говорите? – Хари покачал головой. – Администратор, вы не следите в Сети за подробностями моей личной жизни.

– Да какое это имеет значение?

Пузырьки пены надувались и опадали в уголках губ Председателя, толстые пальцы царапали воздух, точно вырывая из него слова, его голос вибрировал, чего Хари никогда раньше не слышал.

– Ты, видимо, не знаешь, как видят тебя люди. Для них ты – пацан из семьи Тружеников, который вырос на улице, в трущобах Фриско, и сделал головокружительную карьеру на Студии… Закоренелый убийца, злодей, чье безжалостное сердце смягчилось под влиянием дебютантки из семьи Торговцев – девушки утонченной, но несгибаемой. Это же идеальная любовная история, я сам не мог бы выдумать лучше. Для зрителей любые ваши проблемы – это лишь препятствия на пути к хеппи-энду, которые вам надо преодолеть, и совместное «долго и счастливо» вам гарантировано.

– Если она еще жива, – буркнул Хари и сам удивился той легкости, с которой он повернул словесный кинжал в своей душевной ране.

– А если нет, то ваш сюжет станет… – Кольберг поджал губы, подбирая точное слово, – трагедией. Но и это его не испортит. Господи, Хари, да это будет история посильнее «Отступления из Бодекена» – любовь, убийство, политика… и Берн. – Администратор склонился к Хари и почти благоговейно прошептал: – Хари, это Приключение имеет все шансы переплюнуть даже «Битву при Церано»…

Актер заглянул в выпученные, увлажненные глаза Администратора и понял, что ему остается лишь одно – воззвать к его чувству приличия.

– Хорошо, – медленно заговорил он, – я соглашусь выступить против Ма’элКота, но лишь при одном условии: Студия, точнее, вы лично обязуетесь наводнить Анхану Актерами. Вы задействуете все доступные вам ресурсы, чтобы найти и вытащить оттуда Шанну. Я прошу вас, Администратор, дайте такое обещание.

Кольберг, казалось, задумался. Оттянув уголки рта вниз, он двумя пальцами смахнул пот с верхней губы и покачал головой:

– Нет. Мне это не нравится. История только выиграет, если ее исход будет зависеть от тебя одного.

– Администратор…

– Нет. Это мое последнее слово. Подписывай или отправляйся домой. Выбор за тобой.

Кровь прилила к вискам Хари, в глазах помутилось. Дрожащей рукой он поднес перо к экрану. «Какой же это выбор?» Отказаться он не мог при всем желании: голос Паллас по-прежнему звенел у него в ушах: «Ему безразлично, что со мной происходит».

Неужели она правда так думает? Неужели? Он вспомнил, как Ламорак поклялся железом и кровью защищать тот проход в стене, – и понадеялся, что, случись ему оказаться на его месте, он справился бы не хуже, а то и лучше – спас бы Паллас, не пожертвовав при этом своей жизнью. Правда, маловероятно, что он бы вообще оказался в такой ситуации: подвергать риску свою жизнь и жизнь Шанны ради какого-то малозначительного местного семейства, о котором он знать ничего не знал? Нет уж, увольте.

Кейн не моргнув глазом швырнул бы Конноса Котам на растерзание.

«А ведь если я подпишу сейчас этот контракт, то окажусь именно в положении Ламорака».

Убить Ма’элКота или погибнуть – третьего не дано. Никакого тебе проиграть, но выжить или не лезть вон из кожи – все это будет сочтено нарушением условий контракта и приведет к таким последствиям, о которых Хари не хотелось и думать.

«Ладно. Любишь яблочки – полезай на яблоньку, – подумал он, и еще: – Интересно, будет ли она горевать обо мне так же сильно, как о нем?»

И он написал свое имя в мигающей строке и приложил палец к ДНК-сканеру.

– Вот и хорошо, – произнес Кольберг с глубоким удовлетворением. – Сетевые релизы уже подготовлены, в вечернем «Обновленном приключении» ты пойдешь главной новостью. Будешь выходить отсюда, зайди в медийный отдел и возьми у них подборку вопросов для интервью; мы ставим тебя в «Драконьи вести» с ЛеШаун Киннисон, так что подготовься. Трансфер состоится утром, в восемь ноль-ноль.

– Завтра? Но ведь…

«Это же через восемнадцать часов, – подумал он. – Целых восемнадцать часов из драгоценного резерва времени Шанны. Почти сутки псу под хвост».

– Разумеется, завтра, – отрезал Кольберг. – Студия запланировала настоящий медийный блиц, а для этого нужны ресурсы. Времени едва хватит, чтобы привлечь достаточно зрителей для покрытия расходов. Да, и еще ты должен появиться на балу для подписчиков. Приходить к началу не обязательно: пусть подождут, потомятся в предвкушении. Скажем, в двадцать один тридцать, ясно? Жду тебя в Бриллиантовом зале.

Хари с трудом сдерживал клокочущую ярость.

«Если я потеряю ее… если я потеряю ее из-за этого, из-за тебя, ты попадешь в мой короткий список.

Очень короткий. Сразу за Берном».

Вслух он спокойно сказал:

– Да, Администратор. Я приду.