Сновидец. Мистер Невозможность

Из ноздри Ронана тонкой струйкой потекла черная жидкость. Хеннесси швырнула остатки картошки обратно на стойку. Они не обменялись ни единым взглядом.

– Ты прав, – наконец сказал Ронан. – Теперь я действительно чувствую себя фигово.

– Хорошо, – ответил Брайд. – Значит, урок окончен.

7

По данным ФБР, Натан Фарух-Лейн убил двадцать три человека.

Двадцать три никак друг с другом не связанные жертвы, по крайней мере, насколько удалось выяснить следователям. Кларисса Матч – продавец бакалеи, мать-одиночка. Уэс Герферс – дантист на пенсии, поэт-любитель. Тим Мистович – аспирант и интернет-тролль. И так далее по списку. Все они принадлежали к совершенно разным слоям общества. Разные профессии. Разные поколения. Единственное, что их объединяло, так это то, что на месте убийства каждого из них были обнаружены раскрытые ножницы.

Двадцать три – плохое число.

Однако если бы вы спросили Кармен Фарух-Лейн, не самое худшее. Самое ужасное – шестнадцать. Именно столько стукнуло ее брату, когда он убил свою первую жертву. Он был младшим. А она выпускницей. Чем занималась Кармен, пока братишка выслеживал свой первый трофей? Вступала в клубы, вот чем. Шахматный клуб. Художественный. Дискуссионный. Экономический. Клуб смешанных единоборств. Молодежное объединение по борьбе с голодом. Если в их школе существовал клуб, то Кармен Фарух-Лейн состояла в нем и являлась образцовым членом.

«У тебя странная тяга к сборищам, – однажды заметил Натан, когда они вместе шли в школу. – Они нуждаются в тебе, Кармен. А не ты в них».

Весной ее выпускного года, Натан в ту пору заканчивал предпоследний класс, пропал звезда-квотербек школьной команды по футболу Джейсон Матаи. На следующий день после того, как он не пришел в школу, уборщик нашел четыре пары ножниц, по одной у каждого главного входа в школу. Раскрытые, как крест. Позже следователи попытаются понять, почему в тот раз ножниц было четыре пары, тогда как в последующих убийствах только одна. Но из всех тайн, окружавших ее брата, эта не являлась загадкой для Фарух-Лейн. Это было его первое плавание, он хотел быть уверенным, что его заметят. По паре ножниц на каждый вход, на всякий пожарный.

Ему было всего шестнадцать. Фарух-Лейн ни о чем не знала.

Она не догадывалась, хотя ножницы были любимым предметом Натана. Он рисовал их в альбомах. Вешал на стенах своей комнаты и над кроватью. Брат пытался повесить ножницы даже над ее кроватью, но Кармен заставила убрать их. Она поделилась с ним школьными слухами по поводу ножниц, потому что решила: брату это покажется любопытным.

Но ни разу ей в голову не приходила мысль: Натан убил Джейсона Матаи.

И уж точно Кармен никогда не думала: нужно рассказать кому-нибудь, прежде чем брат убьет еще двадцать два человека.

Спустя время об убийствах сообщили в новостях. Журналисты упражнялись вовсю, придумывая всевозможные псевдонимы для таинственного убийцы. Резак. Сумасшедший Портной. Текстильный мясник. Убийца с Ножницами. Ни одно из них так и не прижилось. Все могло быть иначе, если бы маньяк убивал ножницами, но все жертвы были убиты странными взрывными устройствами.

Фарух-Лейн ничего об этом не знала; у нее не было времени читать подобные новости. Она поступила в колледж и обрела членство в новых клубах. Затем выпустилась, нашла жилье и устроилась в «Альпин Файненшиал», который сам по себе оказался чем-то вроде клуба, но для взрослых.

Если бы она была внимательней, могла бы что-то заметить? Ее работа включала в себя шаблоны, системы, анализ данных прошлого для создания лучшего будущего. Двадцать три убийства – это много данных.

А может, все это не имело бы значения.

«Ты хочешь, чтобы все вокруг имело смысл, но это невозможно, – сказал ей однажды Натан. – Ты влюбляешься во все, в чем есть смысл, и игнорируешь то, что его не имеет».

После смерти родителей сотрудники ФБР показали ей манифест Натана, найденный ими в ежегоднике для младших классов. Ничто в письме не напоминало ее бодрого, разговорчивого брата, которого, как ей казалось, она знала. Напротив, его мысль блуждала, он раздражался, угрожал и приходил в отчаяние.

Безупречное лезвие

Автор: Натан Фарух-Лейн

Безупречен лишь край лезвия раскрытых ножниц… Едва они закрылись, как уже исчерпали свой потенциал… Безупречность – это разобщенность… Безупречность – это потенциальная возможность… Так много всего в мире, что потускнело, затупилось слишком сильно, чтобы резать… Или было когда-то открыто, а теперь закрылось… Тупые ножницы никогда и не были ножницами, они просто садовое украшение… Они имеют форму ножниц, но никогда не имели цели… Они не лучше и не хуже закрытых ножниц… Закрытые ножницы также более не ножницы, потому что когда-то могли резать, а теперь закрыты… Все, что имеет значение, – это обнаженный край лезвия, который все еще безупречен… Это лезвия, у которых есть цель… Безупречность – это цель… Цель – это безупречность… Если в коробке слишком много закрытых ножниц, то нет места раскрыть другие… Освободить место, значит удалить… Не отрезать – резка оставляет кусочки, а кусочки тоже занимают место, просто другое. Удалить означает стереть, то есть освободить место для безупречного края лезвия…

И так далее, почти дюжина печатных страниц.

Видел ли в этом смысл Натан Фарух-Лейн?

С тех пор Кармен часто спрашивала себя, было ли в его показной личности нечто такое, что помогло бы ей разглядеть это внутреннее «я». Она задавалась вопросом, остались бы живы ее родители, если бы она это сделала. Но Натан был системой, которую она никогда не смогла бы вписать в электронную таблицу.

Спустя некоторое время ее разыскали Модераторы и объяснили, что Натан – Зет, то есть человек, способный приносить предметы из своих снов, и что на самом деле все эти причудливые взрывные устройства – его грезы.

«Знаю, в это, может быть, трудно поверить», – сказал тогда Лок.

Однако от рук Натана, начиная с шестнадцати лет, погибло двадцать три человека. Поэтому сейчас Кармен поверила бы о нем чему угодно. Фактически девушка считала, что Модераторы должны были убить его еще лет в пятнадцать, тогда все эти жизни удалось бы спасти.

– Вот это жуть, – пророкотал Лок.

Лидер Модераторов походил на танк, когда продвигался вперед по коридору Музея живой истории Западной Вирджинии. Широкоплечий. Обломки хрустели под толстыми подошвами его кроссовок. Все, на что падал свет фонарика Лока, выглядело как после бомбежки. Провисшие потолочные панели. Облупившаяся краска. Выцветшая опрокинутая мебель.

Разрушенный музей вызывал тревожные чувства, но Лок имел в виду не это. Он говорил о манекенах.

Кто-то заставил коридор ордой манекенов из музейных экспозиций. Совсем недавно. Поскольку все кругом покрывал толстый мягкий слой пыли, на руках и груди экспонатов остались отпечатки ладоней. Свежие. Вероятно, их оставили всего пару дней назад. Фарух-Лейн продвигалась мимо фигур, поочередно освещая фонариком каждую. Моряк. Пекарь. Домохозяйка. Полицейский. Среди них мог спокойно затеряться Зет, и Модераторы не узнали бы, пока не столкнулись с ним нос к носу.

– Ой, да ладно вам, – выдал один из Модераторов, неожиданно пнув домохозяйку. Голова куклы, оказавшаяся тяжелее, чем ожидалось, отлетела в сторону и угодила в руки на редкость прочного разноглазого проводника поезда. – Нет здесь никаких Зетов. Если бы они здесь были, нам бы уже была крышка.

Парень был прав. С недавних пор каждая встреча с Зетами заканчивалась для Модераторов примерно так же, как стычка с Зетом на «Эйрстриме», когда их разгромили в пух и прах и в целом заставили почувствовать себя полнейшими идиотами.

Эти новые Зеты будоражили разум. В буквальном смысле. Фарух-Лейн осознавала, что даже небольшая уловка с манекенами в основном призвана заморочить им головы. Препятствие не остановило бы Модераторов надолго, но могло выбить их из колеи. Это были ножницы Натана.

Лок осветил фонариком лицо одного из экспонатов, оказавшегося шеф-поваром. Он (Лок, не повар) сказал:

– У Провидицы было видение, как мы сведем счеты с Зетами. А значит, мы добьемся успеха, только это будет непросто. Мы найдем способ справиться.

– Кстати, где она? – немного нервно спросил один из парней. Все они до ужаса боялись, что Лилиана разорвет их на куски. Обоснованный страх. Во время последнего видения она случайно уничтожила семейство уток.

– Осталась в машине, – ответила Фарух-Лейн. – Впрочем, она весьма стабильна в нынешнем образе.

– «Стабильна в нынешнем образе», – передразнил другой Модератор, подражая манере Фарух-Лейн четко выговаривать слова, которая, к слову, очень напоминала ей Натана. – Она была бы более стабильной, если бы направила энергию внутрь. Как и все. Другие. Провидцы. Пока не явилась мисс Кармен.

Еще пару недель назад Фарух-Лейн могла бы тратить время, предаваясь размышлениям, что ей сделать, как доказать свою приверженность делу Модераторов. Но не теперь. Она больше не считала их всезнающей праведной дланью закона. Неудачи последних недель изменили всех. Модераторы четко разделились на команду «Обескураженных», команду «Подозрительных» и команду «Обозленных».

Кармен Фарух-Лейн стала командой «По наведению порядка».

Речь уже шла не только о возможном апокалипсисе. Потомакские Зеты перенесли все в абсолютно новую сферу. Использование снов для воздействия на человеческий разум приравнивалось к оружию, способному сокрушить систему, разрушить общество, у нее не осталось сомнений, что с этим нужно что-то делать.

Поэтому девушка не позволила колкостям Модераторов вывести ее из себя. Она неспешно провела лучом фонарика по манекенам, мимо которых они только что прошли. В голове мелькнула забавная мысль, что фигур оказалось двадцать три. Она пересчитала.

Двадцать три.

Но Натан мертв, они преследуют трех совершенно других Зетов, не имеющих к нему никакого отношения. Всего лишь совпадение, никакой магии. Подсознание впитывало информацию об окружающем, в то время как беспокойный разум был занят другим. Для этого был свой термин. Бессознательное познание? Прайминг? Кажется, один из них. Она прослушала пару курсов об этом в колледже.

«Это твоя вина», – сказала себе Фарух-Лейн, позволяя сознанию принять это. Виновна, что не остановила Натана. Виновна, что его убили. Виновна, что чувствовала вину. Виновна в убийствах множества Зетов на протяжении последних месяцев.

Виновна, что не задавала вопросов.

Группа приблизилась к огромному разрушенному пространству, где дерево прорвалось сквозь рухнувшую крышу и над головами виднелось ночное небо. Фарух-Лейн поежилась от внезапной прохлады. Руины символизировали то, что они пытались предотвратить. Уничтожение человечества. Все созданное людьми превратилось в разруху и заросли. Цивилизация оказалась слишком хрупкой. В прежние времена этот музей был для кого-то важен. Если бы он был творением рук Зетов, размышляла она, то мог бы остаться сверхъестественно неизменным. Вот в чем крылась истинная опасность Зетов, подумала девушка. В масштабах. Люди способны на многое. Однако Зеты могли убивать бесчисленное количество людей, разжигать бесконечные пожары и создать безгранично разрушительное наследие.

Внезапно раздался выстрел.

Все подскочили, Фарух-Лейн бросилась на пол. Папоротник щекотал ей щеку, ладони оказались прижаты к холодному камню под ней, и девушка задалась вопросом: «Это реально?»

Казалось реальным. Но она видела, что потомакские Зеты способны сделать с восприятием.

Мгновение спустя прозвучал рокочущий голос Лока:

– Это крайне непрофессионально.

Фарух-Лейн подняла голову. Один из Модераторов – конечно же, Рамси – держал в руке пистолет, ствол которого все еще заметно дымился под лучом фонарика. Другой рукой он ухватил безвольный фрагмент черной змеи. Оставшаяся часть рептилии была отстрелена. Кармен наблюдала, как мышечная память заставляет хвост смертельно покалеченной змеи медленно изгибаться.

Ей пришлось отвести взгляд.

В памяти возникли слова Натана о клубах. Брат тогда сказал, что они ей не нужны. Напротив, это они нуждаются в ней.

Так ли это?

– Применять оружие можно только тогда, когда я сочту это необходимым, – провозгласил Лок. – Здесь, очевидно, чисто. Давайте двигаться дальше.

Модераторы добрались до старого сарая для сена, освещенного дюжиной голых лампочек, подвешенных высоко на стропилах. Помещение оказалось полностью завалено тюками старого сухого сена, а также колесами всех видов. Колеса явно были работой Зета, но, похоже, их самих поблизости не было. Явились ли колеса случайным результатом сна? Или были посланием?

Фарух-Лейн медленно пробиралась через нагромождения колес, вращая по пути то одно, то другое. На каждом из них была надпись «tamquam», впрочем, она не знала его значения. Кармен достигла противоположного входа и покинула сарай. Холодный воздух, наполненный ароматом леса, хлестко ударил по щекам.

Девушка замерла как вкопанная.

К внешней стене сарая привалился Лок, свесив лысую голову набок.

Разумеется, это был не настоящий Лок.

Настоящий подошел и встал рядом с Фарух-Лейн. Реальный Лок шумно задышал. Реальный Лок упер руки в бока, не произнеся ни слова.

Ненастоящий был мертв. Или, скорее, его не было в живых. Он никогда и не был живым. Просто еще один манекен, но с лицом точь-в-точь как у предводителя Модераторов. На нем была обычная для Лока одежда: спортивные штаны и кроссовки, вот только подходящей куртки не было. Вместо нее белая футболка с написанными от руки словами. «Тридцать сребреников».

Фарух-Лейн ощутила дрожь внутри.

– Что это значит?

– Это значит, что нам нужно найти любой способ убить эту троицу Зетов, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля, – ответил Лок.

8

Хеннесси действительно не понимала, каково это – быть плохим художником.

Конечно, существовали доказательства, что когда-то и она была не на высоте. Где-то в шкафах отцовского загородного дома в Пенсильвании хранились дневники, полные ее ранних рисунков. На какой-нибудь помойке в Англии томились замызганные полотна, которые некогда она переписывала снова и снова. Давние работы, полные ошибок, что бросались в глаза даже человеку, далекому от живописи: глаза разного размера, анатомически невозможные ноздри, неправильные линии крыш, деревья в форме брокколи, коровы с собачьими носами. Кроме того, присутствовали и оплошности, уловимые лишь глазом художника: неправильный контраст света и тени, невнимание к краям, неравномерная толщина линий, примитивность композиции, мутные цвета, небрежный выбор палитры, нетерпеливое нанесение слоев, подражательный стиль, неуверенные мазки, злоупотребление растворителем, непродуманность, неумышленная карикатурность.

Даже ее техника работы над произведением имела недочеты. Хеннесси припоминала это ощущение, когда ты не уверен, что рисунок «сложится». Она усаживалась с каталогом одежды или фотографией модели, загруженной на ноутбуке отца. Затем точила карандаш и думала: «Надеюсь, это сработает». И часами возилась над сходством. Часами! Сейчас она совершенно не понимала, почему тратила столько времени. Что так надолго занимало ее на обычном карандашном наброске? В памяти отложились ее муки из-за расположения глаз, ставящей в тупик формы уголка рта и абсолютного чистилища, которым являлся женский подбородок, но она абсолютно не помнила, почему подобные вещи сбивали ее с толку.

Голова знала, чего она хочет. Тогда почему рука смела ослушаться? Носы капризно уползали. Грудные клетки приобретали форму бочонка, ноги и руки превращались в набор из четырех разных деталей. Она помнила, как по-настоящему взвыла от разочарования, скомкав результат очередной неудачной попытки. Резала холсты ножницами. Швыряла тюбики с краской по студии Дж. Х. Хеннесси.

Вспомнила, как, если удавалось добиться хорошего результата, она возвращалась к нему по несколько раз за день, доставая рисунок снова и снова, чтобы покраснеть от удовольствия, удивления и удовлетворения. Она понятия не имела, почему все получилось, и поэтому не могла быть уверена, что это случится вновь.

Хеннесси помнила все это, но не чувствовала. Каким-то образом она не сумела пронести сквозь все эти годы ту боль неудач. Ни одна ее клеточка не ждала провала, когда сейчас она садилась за холст. Она знала, как поведет себя краска. Знала, на что способны ее кисти. Ни одна ее часть не сомневалась: то, что она видит, пройдет через глаза, спустится по рукам и выплеснется на пустое полотно перед ней.

Однажды один из заказчиков спросил ее, считает ли она себя дарованием. Они стояли перед картиной Кассат, которую девушка скопировала для него.

– Нет, – ответила Хеннесси. – Я фальшивое дарование.

Однако она знала, что хороша. И никакие размышления на тему бездарного прошлого этого не отменят. По всей вероятности, она полный отстой во всем остальном, что касается быть человеком и сновидцем, но как копиист – может, не самая лучшая, но, по крайней мере, одна из лучших.

Теперь это достижение казалось бессмысленным. Не осталось никого, чье мнение имело бы для нее значение, с кем она могла разделить успех. Все они были мертвы.

Все, кроме Джордан, которая как ни крути, всегда была ей дороже всех на свете. Только где она сейчас?

– Я офигенно хорош в этом, – заявил Ронан.

Они вдвоем находились в одном из тех магазинов электронных товаров, что преподносят себя наикрутейшим образом. Мягкое неоновое освещение, витрины с подсветкой, округлые современные линии. Полки и прилавки, заполненные телефонами всех форм и размеров. Обычные сотовые телефоны. Настенные стационарные. Телефоны в форме свинки-копилки и искусственных зубов, в форме моделей автомобилей и керамических птиц. Телефоны, похожие на пузыри мыла и на банковские ручки с искусственными цветами на конце.

Многие из представленных моделей казались невозможными, но это не имело значения, потому что это был сон, мечта Ронана и он мог представлять все, что пожелает.

– Имея возможность грезить о чем угодно и где угодно, ты притащил нас в потребительскую песочницу с едва стертыми логотипами. – сказала Хеннесси.

– Сильно завидно? – Ронан опять примерил любимый образ заносчивового выскочки, словно это не он захлебывался от черной слизи, когда Брайд в последний момент успел привести их к силовой линии.

Она не завидовала. Хеннесси проявляла настороженность. Энергия линии пронеслась сквозь сон. Она не чувствовала столько мощи с тех пор, как побывала в Линденмере, в лесу, который приснил Ронан. Эта сила делала сон таким же ясным, как бодрствование.

Если бы она могла встретить Кружево, имея в своем распоряжении такую огромную энергию…

– Мы не будем грезить о Кружеве, – отрезал Ронан. – Расслабься. Чего мы хотим от телефонов? Думаю, невозможность отслеживания. Портативности. Что еще нужно?

Почему Адам не ответил на сообщение?

Поскольку они разделяли пространство сна, его мысль дошла до Хеннесси в форме крика, что блуждал по сновидению со свитой хаотичных под-мыслей. Обиделся ли Адам, может, ему скучно с Ронаном, он предпочитает общество своих новых утонченных друзей, Ронан, успокойся; не будь жалким, Ронан; соберись, Ронан; ты ходячая катастрофа, Ронан. Воспитанный человек притворился бы, что ничего не слышал, но Ронан и Хеннесси никогда не проявляли любезности по отношению друг к другу, и она не видела смысла начинать сейчас.

– Твой парень, какой он?

Ронан взял в руки тонкий телефон размером с визитную карточку и сделал вид, что изучает его на предмет пригодности. Он не ответил.

– Значит, урод, – сказала Хеннесси. – Или полный растяпа. – Внимание Ронана переключилось на гаджет в форме зонтика.

– А как ты сама думаешь, какой он?

– Честно говоря, даже не представляю, – начала Хеннесси. – Кто бы мог тебя увлечь? Некто с чудовищно заниженной самооценкой? Или из тех сладких мальчиков, что прячутся на накачанной груди мужа? А может, он колдун? Неправильно произнес заклинание, явился ты и теперь связан с ним на всю жизнь?

– Ага, – сказал Ронан. – Он самый.

Хеннесси склонилась к полке, где засветился непримечательный на вид телефон. На заблокированном экране появилась фотография двух молодых людей. Одним из них оказался заразительно смеющийся Ронан. Другой выглядел более сдержанным, демонстрируя легкую ухмылку в ответ на что-то сказанное.

Внешне складывалось впечатление, что они полные противоположности, однако это было не так. Темные, выразительные брови Ронана против светлых, едва заметных его друга. Судя по лицу, чувства Ронана громко кричали о себе, в то время как чувства второго парня шептали: «Это точно он?»

«Предатель. Ты не должен был ей показывать», – обратился Ронан к своему сну.

– Он не похож на человека, который стремится заполнить дыру в своей груди твоей ядовитой персоной, – сказала Хеннесси. Ее в какой-то мере раздражал вид этой парочки. И поэтому она остро ощутила свое внутреннее уродство. – А вы, ребята, типа влюблены навечно или ты просто его любимая игрушка скоротать вечерок?

Теперь и ее слова звучали уродливо.

Но Ронан просто молча взял следующий телефон и продолжил размышлять:

– Само собой тебе понадобится аппарат попроще. Тебе же нужна возможность только позвонить Джордан, верно? Больше некому? – Один-единственный вопрос, ясный и прямой. Как выстрел. И произнесен тем же тоном, каким парень мог бы рассуждать о чем угодно, так что она не придала бы слову значения, пока оно как пуля не вонзится прямиком в сердце.

Внезапно Хеннесси невероятно четко осознала, что жесткий облик, за которым скрывался Ронан Линч, не просто видимость.

Все экраны в магазине на мгновение вспыхнули изображением Хеннесси. Только это была не совсем она. На фото оказались Тринити, Джун, Бруклин, Мэддокс, Джей, Альба, Октавия, Фарра, Джордан. Все мертвы. Почти все. В некотором смысле было бы легче, если бы Джордан тоже умерла. Во всяком случае, проще.

Ронан больше ничего не сказал. Он позволил тишине сделать свою жестокую работу.

Хеннесси поймала себя на том, что испытывает одновременно благоговейный страх и благодарность за этот гадкий выпад в ответ на ее бестактность.

– Удар достиг цели, уже решил – выпьешь мою кровь или просто в ней поваляешься?

– Без разницы, – парировал Ронан. Однако дал понять, что проблема улажена. Он взял в руки матово-черный телефон размером с желудь и прикрепил его к уху. Со стороны выглядело, как тоннель в мочке, что только усиливало сходство Ронана с неуклюжим готом.

Его мысли не укрылись от Хеннесси: «Маленький. Тонкий. Позвонить и принять вызов, никаких сообщений, ну и прекрасно. К черту сообщения. Плевать на них. Переписка мне больше ни к чему».

Парень лгал себе даже в собственной голове.

– Можешь себе представить, если бы все сны были такими? Это так легко, – внезапно спросил Ронан.

– Так точно, Брайд, – насмешливо ответила Хеннесси.

– Ты правда не видишь, как это классно?

– Покупать гаджеты в твоей голове?

Ронан, сдвинув брови, изучал девушку взглядом. Он пытался понять Хеннесси и, возможно, мог бы постичь ту ее часть, которая делала их похожими. Впрочем, парень слишком долго был хорош в том, что у нее слишком долго не получалось. Они уже работали над этим. Пропасть между двумя истинами была глубока и испещрена Кружевом.

– Подержи мое пиво, – сказал Ронан.

Магазин электроники растаял.

Их окружала раскаленная докрасна пустыня. Пара глянцево-черных мотоциклов ожидала рядом, их поджарые корпусы влажно мерцали черным. Причудливые, напоминающие глаза фары машин устремили свой взор вниз, к полотну прямой как стрела дороги. Зрелище казалось одновременно мрачно заманчивым и слегка нереальным.

Хеннесси взглянула на Ронана.

– Значит, так, по-твоему, выглядит пустыня? Ты вообще когда-нибудь там был? Больше похоже на планету пришельцев.

– Думаешь, можешь лучше? Ну, так давай, покажи.

Вызов. Прямо как Брайд. Изменить сон. Ронану даже не пришлось прикладывать усилия.

Закрыв глаза, Хеннесси постаралась вспомнить, когда последний раз была в настоящей пустыне. Не думай о Кружеве. Она не могла перенести себя туда силой мысли, поэтому представила, как воссоздает ее на холсте. И в этот момент почувствовала, что сон ей помогает. Вдохновение пронзило дувушку, словно прилив адреналина. Мысли в голове неожиданно обрели свой порядок.

Хеннесси распахнула глаза.

Пустыня изменилась. Она больше не была красной; она была белой, розовой, кремовой, испещренной оранжевыми, черными и желтыми полосами. Пятнистый, разноцветный песок оказался местами покрыт засушенными солнцем кустами полыни и плоскими кактусами, разбухшими от былых дождей. Два сновидца замерли посреди долины. Вдали возвышались горы – вереница подводных замков, сотворенных давным-давно покинувшим эти места морем. Небеса, сияющие над головой, казались голубее любого неба на свете.

Это была настоящая пустыня, пустыня в стиле Хеннесси.

Чрезмерно, интенсивно, преувеличенно. Создано искусством.

– Офигеть, – выдохнул Ронан, он даже не потрудился скрыть свое восхищение.

Может быть, подумала Хеннесси, существует мир, где она смогла бы в этом преуспеть.

Кружево нигде не показывалось.

А затем они вскочили на мотоциклы и помчались по раскрашенной пустыне.

Ронан создал стаю белых птиц, низко пронесшихся рядом с ними.

Хеннесси нарисовала на дороге развилку, размазав асфальт, как мазок кисти.

Ронан добавил музыку, вырывающуюся из-под их колес, и раскатистые басы наполнили пустыню.

Хеннесси перенесла их гонку из дня в ночь: небо расцвело фиолетовым, засияв насыщенными оттенками ягод, песок окрасился в голубой и розовый.

Ронан поднял оба мотоцикла в воздух.

Конечный пункт назначения – отчаянный восторг. Хеннесси ощущала, как каждая клеточка ее тела стремится ввысь. Сила тяжести давила на живот. Легкий ветерок овевал руки. Ощущение бесконечного пространства вверху и внизу. Выше. Выше. Выше.

Хеннесси закричала, просто желая услышать собственный вопль, пока они летели сквозь ночную тьму. А затем внезапно оба сновидца прорвались сквозь облако, которое она сперва не заметила. Здесь, наверху, воздух казался разреженным, прохладным и чудесным, все вокруг горело яркими малиново-красными цветами уходящего заката. Ронан выглядел бесконечно далеким от той версии себя, что она наблюдала в закусочной всего пару часов назад. Там он был повержен и полон раскаяния. Жертва обстоятельств, и сам же их творец. Совсем не тот могущественный, уверенный в себе, счастливый и жизнерадостный король, который сейчас парил рядом. Как Хеннесси и Джордан.

Но может, и нет. Возможно, снова подумала Хеннесси, существует мир, в котором она была хороша в этом.

Бесконечно долго пара сновидцев парила в невероятном небе, глубоко вдыхая чистый свежий воздух, ощущая, как сила линии кружится вокруг и проходит сквозь них.

Однако вскоре Ронан произнес:

– Пора просыпаться. Сдерживать Кружево не так просто, у меня голова начинает болеть.

Словам потребовалось пару секунд, чтобы достичь цели.

И они врезались глубоко. Глубже, чем прошлый намеренно жестокий вопрос, хотя девушка была уверена, что сейчас он не ставил подобной цели.

– Значит, ты прикрывал меня все это время, так что ли? – спросила Хеннесси.

– Чего?

– Ты всего лишь позволил мне считать, что мы на равных?

Пустыня вокруг начала раскалываться. Мотоциклы исчезли.

Ронан озадаченно огляделся по сторонам.

– Ты злишься?

– Ты заставил меня поверить, что это создала я.

– Ты и создала. Это твоя пустыня. – Однако парень не смог скрыть гримасы боли. – Проклятье, а оно сильное.

– Верно. Само собой. Ты нянчишься со мной.

– Я просто принял часть веса…

– И не сказал мне?

Ажурное очертание Кружева проступило на озадаченной физиономии Ронана.

– Ты сама всегда так поступаешь.

Ага, именно. Не считая того, что ей показалось, будто ее дела потихоньку идут на лад.

Учись в кой-то веки.

Небо пульсировало, и с каждым мрачным ударом, на нем все отчетливей проступала тень Кружева. Сон о Кружеве. Это всегда был сон о Кружеве. И всегда будет.

Ронан прижал руку к виску.

– Больше не могу…