Читать книгу: «Незапланированный маршрут», страница 5

– А тут что придумала?

– А зачем? Я спокойно, разумно отвечала, что пока я собаку заводить не могу, в общаге ее негде держать, а вот потом – обязательно куплю. Признаться, я не ожидала такого жгучего интереса.

Санька шел, усмехаясь, о чем-то думая. Некоторое время шли молча. И опять Женька:

– Слушай, Санька, а ты-то знаешь, как доберман-пинчер выглядит? Ты видел их когда-нибудь?

– Видел. У отца сослуживец как раз имел добермана. Мы, когда в Хабаровске жили, ходили к нему в гости, там я его и видел. Огромный пес, гладкий, без шерсти, без хвоста.

Так незаметно они прошли целый час. Дорожка стала узкой, и Санька теперь шел впереди, а Женька – сзади.

Санька все больше привыкал к этой угрюмой с виду, немногословной девчонке, так обстоятельно и четко отвечающей на все вопросы.

– Наверное, следы технарского обучения, – подумал Санька. Решил уточнить:

– А на кого ты учишься?

– У меня будет диплом инженера-физика по специальности ядерная физика.

– Чего, чего? Какая физика?

– Ядерная. Ну, это долго объяснять. Видел фильм «Девять дней одного года»? Вот это и есть примерно моя будущая работа.

– Кино хорошее, видел. Но что-то на физика ты не очень похожа. Ты сможешь собрать транзистор?

Женька насупилась:

– Нет.

– А если свет в доме погаснет, сможешь починить проводку? – упорно, уже немного с издевкой, продолжал Санька.

– Нет, не смогу. Это не мой профиль.

После чего Санька искренно возмутился:

– Как же ты можешь называться физиком, если понятия не имеешь о самой простой физике? Шла бы лучше в какой-нибудь кулинарно-молочно-текстильный институт, может, пользы бы больше было.

Женька аж побледнела от возмущения. Ответила неожиданно резко и зло:

– Не ты мне будешь диплом выдавать, и не тебе судить, могу я быть физиком или нет. Ты, небось, какой-нибудь зоотехник у доярок, так вот тебе вообще никакой диплом не нужен. На твоей работе ума не надо, судя по твоим высказываниям. И еще. В доме лампочки всякие и другие электроприборы чинят мужчины, независимо от того, какая профессия у мужа или жены.

В таком же духе ответил и Санька:

– Ну, я и говорю, что твой диплом – фуфло. Да к тому же еще и инженер! Ничего не понимает ни в физике, ни в технике, причем и не хочет понимать. Уж лучше зоотехником хорошим быть.

– Вот и будь зоотехником, а я как-нибудь со своей профессией сама разберусь.

Женька разозлилась. Еще не хватало ей выслушивать разглагольствования какого-то провинциального зоотехника (Женька понятия не имела о том, кем работает Санька, просто зоотехник – первое, что пришло ей в голову). Хотя, конечно, доля истины в его словах была. И это раздражало больше всего.

Некоторое время шли молча.

– А твои подружки, с которыми ты живешь, тоже «физики»?

– Да.

– Такие же, как ты?

– Ага.

Женька решила не связываться с этим самоуверенным уркой:

– Пускай думает, что хочет, еще не хватало нервы себе трепать.

Рис. 4.4. Хочу как они. Фильм «Девять дней одного года»

Дальше шли молча, изредка перебрасываясь отдельными фразами. Когда встречалось поваленное дерево или канава, Санька молча подавал руку, и Женька опиралась на нее. Санькина рука была сильной и твердой, и Женьке это почему-то нравилось. Саньку же поражало то, что Женька так серьезно отвечает на все вопросы, даже провокационные, на какие и отвечать-то не следует. Причем, нетрудно было догадаться, что она абсолютно не умеет врать. Если не знает, честно говорит, что не знает. Женька тоже иногда задавала Саньке вопросы. Но Санька был не разговорчив, на вопросы о себе отвечал неохотно, предельно кратко.

Чем дальше они уходили в лес, тем тоньше становилась тропинка. Женька шла по незнакомым ей местам, постоянно останавливаясь, чтобы полюбоваться огромными деревьями, причудливыми пнями, редкими цветами. Саньку это немного напрягало – на заимке его друг уже, наверное, ведро рыбы наловил, а ведь еще нужно на лодке успеть порыбачить. Наконец, он не выдержал:

– Женька, что ты все останавливаешься и озираешься по сторонам? Нам нужно идти быстрее, чтобы засветло добраться до места.

Женька вдохнула полной грудью непривычный для нее воздух:

– Санька, но ведь здесь, в этом лесу воздух такой прекрасный, и деревья удивительные, и все остальное. Ты не представляешь, какое я испытываю наслаждение, глядя на эти деревья, цветы, траву и все остальное.

Санька остановился у какого-то большого куста, чтобы выломать для Женьки большую палку, в надежде, что процесс продвижения вперед ускорится. Срезая своим большим ножом ветки, насмешливо спросил:

– А ты не пробовала испытывать наслаждение каким-нибудь другим способом, кроме рассматривания деревьев?

Женька нахмурилась, насторожилась:

– Это ты про что? Что ты имеешь в виду? Выражайся, пожалуйста, поточнее.

Санька с готовностью ответил:

– Ну, например, человеческие отношения…

– Это ты имеешь в виду животные страсти, что ли? – Женька сказала это таким презрительным голосом, что можно было не спрашивать о ее отношении к этим самым «животным страстям». Чтобы в зародыше прекратить разговоры на «непристойную» тему, Женька миролюбиво добавила:

– Ты смеешься надо мной потому, что ты ко всей этой красоте привык, и уже не можешь испытывать чувство восторга. Ты в этом не виноват. Так же как я не виновата в том, что не могу не испытывать счастье, рассматривая, как ты говоришь, деревья. Я влюбилась в эту северную природу сразу, она мне «по сердцу», как говорят в народе.

Говоря это, Женька пристроилась на пенек:

– Впрочем, быстро идти мне сложновато в моей обувке, ты уж извини, я рассчитывала, что мне сразу сапоги выдадут. Мне в голову не могло прийти, что я буду путешествовать по тайге в своих московских босоножках. Я этого не планировала.

– Ладно, – сдался Санька, сам любивший и тайгу, и заимки, и быстрые речки с прозрачной водой. – Я тоже никуда не собирался идти. Значит, у нас с тобой получился такой незапланированный маршрут. Пошли все-таки хоть как-нибудь, придем уже как получится.

Тронулись дальше. Вдруг Женька остановилась. Сказала очень решительно:

– Санька, я давно хочу задать тебе один вопрос.

– Чего тебе? – неприязненно и грубо ответил Санька. Сам зло подумал:

– Начнет сейчас выяснять, за что сидел. Не буду отвечать, пошлю ее подальше, лучше матом, пусть привыкает.

Также решительно Женька продолжила:

– Скажи пожалуйста, в твоем большом рюкзаке не найдется случайно чего-нибудь сладкого? Хоть кусочек сахара, или конфета какая?

И, уже более простым, просительным, «девчачьим» голосом:

– Понимаешь, я не могу без сладкого. Прямо хоть удавись. Так хочется сладкого, что в желудке урчит. Похоже на болезнь, как у наркомана, наверное.

Санька облегченно выдохнул, как-то даже обрадовался, мимоходом подумал что-то про детский сад. Скинул рюкзак, стал искать коробку с кусковым сахаром. В боковом кармане наткнулся на презервативы, которые у него всегда лежали в рюкзаке. Поскольку пользоваться ими особенно не приходилось, Санька про эти изделия почти и забыл. Они были завернуты в цветную яркую бумагу с цветочками. Женька сразу углядела красивую обертку:

– А это что в разноцветном пакетике?

– Это не для детей. Тебе нельзя, – строго сказал Санька, проклиная тот день и час, когда Толян всучил ему этот злосчастный пакетик перед какой-то очередной попойкой с девочками.

– Почему? Я не ребенок. Дай хоть посмотреть, что там.

– Отстань. Если будешь приставать, сахар не получишь.

Найдя, наконец коробку, Санька достал Женьке три кусочка сахара:

– Остальной сахар оставим на вечер. У меня лимон есть. Будем пить чай с лимоном.

– Ух ты, как здорово! – восхитилась Женька. – Обожаю чай с лимоном! Скорее бы вечер. А в пакетике красивом, наверное, карамельки? А, может быть, шоколадка?

Наткнувшись на сердитый взгляд Саньки, пробормотала тихонько:

– Ладно, как-нибудь сама посмотрю.

– Я тебе посмотрю, только попробуй, только попробуй, – Санька рассердился не на шутку.

– Неужели там наркотики? – вдруг осенило Женьку.

– Нет, не наркотики, – отрезал Санька, подумав про себя, что нужно при случае этот компрометирующий пакетик перепрятать. – Закончили эту тему. Поняла?

– Ладно. Пусть будут леденцы, а ты – жадный.

Рис. 4.5. Брусника обыкновенная

Чтобы закрыть тему и отвадить от злополучного пакетика, Санька достал из рюкзака красивое красное яблоко и протянул его Женьке:

– На, успокойся.

– Ух ты, как давно я не ела яблочки, – восхитилась Женька и вонзила свои острые зубки прямо в глянцевый бок яблока.

– Это тебе Авдотья приготовила, яблоки у нас, как и апельсины всякие, самый большой дефицит – из Китая привозят.

У Женьки рот так и остался открытым. Она торопливо протянула яблоко обратно:

– Санька, я не знала. Ешь лучше ты. Ведь я же с Украины – у нас там яблоки везде растут – даже при дорогах. Мы можем вообще яблоки не покупать – пойти и нарвать их где-нибудь. Я их уже наелась на всю оставшуюся жизнь. Так что особенно и не хочется. Ешь сам.

Санька удивился, последний раз он ел яблоко прошлым летом – они в продаже были, но стоили очень дорого:

– Да ешь ты на здоровье, мне все равно не рекомендуется есть яблоки, у меня язва желудка.

Но Женька не хотела одна есть такой дефицит:

– А в чем проявляется твоя язва? Что будет, если ты кусочек яблока съешь?

– От кусочка ничего. Но от острой пищи в желудке жжет.

– Тогда едим пополам, – Женька решительно взяла нож, разрезала яблоко поровну и протянула Саньке целую, ненадкушенную половину.

Санька только покачал головой. Но яблоко взял. Уплетая за обе щеки свою половину яблока, Женька рассказывала:

– У нас никогда не было дачи – в тех краях, где мы вначале жили, в Днепропетровской области, на Криворожье, была сплошная степь кругом. Сажали только арбузы и дыни – это бахча называется. Или баштан – кому как нравится. А потом родителей перевели в Кировоград, это старинный город, богатый, в нем много красивых, даже роскошных зданий. Так вот, в Кировограде климат совсем другой, и земля другая, и речка есть поблизости. Вот родители и купили сразу же дачу – большую, восемь соток. То есть, мы с Сережкой уехали поступать из Криворожья, а приезжали студентами уже в Кировоград.

Рис. 4.6. Елизаветград (впоследствии Кировоград) был основан дочерью Петра I в 1754 году как крепость Святой Елисаветы

Рис. 4.7. На центральной площади Кировограда стоял памятник Сергею Мироновичу Кирову

Женька с наслаждением хрумкала яблоком, не переставая, тем не менее, болтать:

– Мама в первый год ничего посадить толком не успела – просто бросила семена в землю – огурцы, помидоры, свеклу, морковку ну, в общем, все, что было под рукой. А год был хлопотный, переезд все-таки, не до дачи было. И вот мы с Сережкой перед очередным отъездом в Москву на учебу попросили показать нам эту самую дачу. И что ты думаешь? Когда мы приехали на этот участок, увидели бесподобную картину – конечно, страшно заросший огород, трава – по пояс, и в этой траве краснеют огромные помидоры в обнимку с толстенными лопухами. Огурцы обвились вокруг мощных сорняков и тоже висят – большущие – и зеленые и уже желтые. Там же и все остальное – и свекла, и морковка, и горох, конечно, уже перезревший. Вот мы смеялись – оказывается, можно даже не трудиться на этом огороде – все само растет, никто никому не мешает. Я уж не говорю, что вкус у этих украинских плодов особенный. Помидоры – мясистые, даже какие-то сладкие, а уж ягоды всякие – ароматные, сочные, бесподобно вкусные. Черешни – огромные, разных цветов – от иссиня-черных до прозрачных светло-желтых, персики есть невозможно – такие сочные и сладкие. Прекрасно там растут и сливы, и абрикосы, и груши. Да, благодатный край! Это заморское яблоко, конечно, неплохое, но по сравнению с нашими украинскими явно не тянет. У нас в сто раз лучше!

Но Саньку интересовали и другие вопросы:

– А на Украине как живется? Лучше, чем в России?

– Ты знаешь, я как-то об этом не задумывалась. Мне сравнивать трудно – я ведь только в столице живу, а Россия, насколько я знаю, – это совсем другое. На Украине гораздо теплее, и продукты вкуснее, по-моему. Ну, например, я совершенно не могу есть московские фрукты – мне они кажутся невкусными, потому что они и не сладкие, и не сочные. Да и овощи тоже – особенно отличаются помидоры, у нас они мясистые, сочные, сладкие. А арбузы, а дыни! На украинских базарах такой чудесный запах стоит, особенно если к дыням подходить…

Женька даже зажмурилась, вспоминая, как они прямо с дерева ели огромные черные черешни, или оранжевые персики. Но Саньку, даже не представлявшему, отчасти из-за своей язвы, эти бесподобные «дары природы», интересовало другое:

Рис. 4. 8. Украинские фрукты – самые вкусные в мире

– А правду говорят, что украинцы и русские – это один народ?

– Ну, знаешь… Я об этом даже не думала никогда. Конечно, один, – Женька сказала это не очень уверенно.

– А на каком языке там говорят? – не унимался Санька.

– Так на обоих языках и говорят. Слова похожи, которые не похожи, легко запомнить. Ну, вот, например, в нашем дворе ребят много было, всяких, – так мы говорили каждый на своем языке и прекрасно друг друга понимали. Вечерами с девчонками пели песни – и русские и украинские. Украинские песни очень мелодичные, красивые. А с чего это ты этим вопросом интересуешься? Вроде это далековато от тебя.

– Да просто мы с Мишкой сразу после школы подрядились поработать в одной бригаде с хохлами – тоже в экспедиции. Насмотрелись на них, – Саньку при этом как-то даже передернуло.

– Что? Что не так? Чем они тебе не угодили? – Женька заволновалась, она ничего плохого от украинцев, и ребят, и взрослых, не видела.

– Да это самые поганые люди, которых я видел, – с отвращением сказал Санька. – Прежде всего, жадные и завистливые. Все время что-то делят, сами ругаются и нас задирают. Чуть что – сразу в драку. Один наш русский у них бутылку водки взял – к нему дружбан приехал, внезапно, так они его чуть не убили. Хорошо, Мишка рядом был – нам крикнул, мы все сбежались… Такая драка была, с кровью, прямо как на войне. И это из-за бутылки водки! Представляешь? А что бы они сделали, если бы деньги пропали? Поганый народ, очень жестокий, ничего общего с русским не имеет.

Женька удивилась. Подумала немного, что-то вспомнила:

– Слушай, а ведь в учебниках нас действительно по-разному рисуют. Мы с мамой как-то искали в книге украинский костюм – мне нужно было сшить его к Новому году. Так в этой книге национальные костюмы для русских и украинцев совсем разные. И даже люди нарисованы по-разному. Русские – светловолосые, с голубыми глазами. А украинцы – черноволосые, с темными глазами. Хотя в нашем дворе это «правило» совсем не выполнялось. Мы как-то не обращала внимания на это. Я ничего не имею против них, никаких конфликтов у нас не было.

– Ну, а почему ты тогда в Москве учишься? Что, там, у вас на Украине институтов нет?

– Да все там есть. Я думала в Киевский универ поступать, чтобы ближе к родителям быть, но там экзамены на любой факультет – только на мове. Мне это не подходит.

– А почему? Ты же сама говорила, что вы на разных языках болтали и все понимали.

Женька терпеливо объяснила:

– Одно дело – болтать во дворе, а другое дело – вступительный экзамен, на котором судьба решается. Ты знаешь, хоть языки и похожи, но некоторые слова совершенно разные. Ну, например, слово «парасолька» или «коло» – ты сообразишь, что это такое?

Санька немного подумал, потом сдался:

– Нет, ничего в голову не приходит.

– Так вот, первое слово – это зонтик, а второе – круг. Ну, если «парасольки» на экзамене по физике или математике вряд ли попадутся, то вот «коло» в геометрических задачах очень даже может встретиться. Я уже не говорю про литературу. Я понимаю украинский язык, люблю их стихи и песни, но учиться на «мове» не хочу. Да и государственный язык у нас все-таки русский. Мне кажется, они не имеют права навязывать свою «мову» всем. Даже если бы я очень хорошо украинский знала, все равно бы туда не пошла. Меня это оскорбляет. Не имеют права.

– А вы учили в школе украинский?

– Сначала учили в обязательном порядке, а потом, когда я была уже в старших классах, вышло постановление о том, что национальные языки можно изучать по желанию.

– Это кто придумал? Местные, что ли?

– Упаси бог, конечно, нет. Они, на мой взгляд, восприняли это как унижение, и, как могли, этому мешали. Не знаю, правда, как в других местах, а в нашей школе так точно, перегибали. Меня один раз из-за этой «мовы» чуть из школы не выгнали.

– Ух ты, это как же, тебя? А ты, вообще-то, как училась?

– Я училась на одни пятерки. Все десять лет.

Санька присвистнул:

– Так ты, может быть, еще и медалистка?

– Конечно. А что, разве это сразу не видно? – Женька сказала это очень даже вызывающе, пытаясь, впрочем, спрятать довольную улыбку.

– Что, неужели золотая?

– Нет, золотую медаль мне просто не дали. Хотя у меня ни в одном табеле, начиная с первого класса, не было четверок, даже в четвертях.

– Тогда должны были дать золотую.

Сам же Санька учился неровно, он блестяще знал школьную математику и физику, увлекался химией и астрономией, но совершенно не переносил беллетристику – так он называл все остальные предметы. Поэтому он получал иногда и тройки, на которые не обращал никакого внимания.

Женька засмеялась:

– Ты не поверишь, но мне приписали на выпускном сочинении ошибку, которой не было.

– Это как же?

– Очень просто. Мне нужно было использовать слово «Аппассионата» для описания образа Ленина в советской литературе. Я списала цитату с этим словом из книги Горького – подлинниками можно было пользоваться. Так они (те, кто проверял) нашли где-то это слово, написанное с одной буквой «п». И объявили, что у меня написано неправильно. Это была очевидная наглая ложь, которую легко можно было опровергнуть, посмотрев хотя бы энциклопедию.

– Кому же досталась твоя золотая медаль?

– Нашлись более достойные.

– Это кто же такие? Даже интересно. И где они учатся сейчас?

– Это дочка нашего директора школы и ее подружка. Дочка кажется, поступила в местный техникум, а вторая даже никуда не поступала, сразу работать пошла.

Санька почему-то даже обиделся:

– А что же ты смеешься? Неужели не обидно? Где ты и где они? Это же полный беспредел, ты что-то не договариваешь. Отец-то твой почему не вмешался? Он же за справедливость.

– Папа не мог. Он в больнице лежал, с переломанной ногой. Пошел на свой участок проверить, как буровую вышку горняки установили. А они там что-то плохо укрепили, вот эта вышка и стала падать прямо на людей. Все разбежались, а отцу прямо на ногу эта вышка упала. Слышно было, как нога треснула. Конечно, отец переживал за меня, возмущался ужасно, говорил, что он добьется справедливости. Но, пока он лежал в больнице, я уже в институт поступила, у нас же экзамены на месяц раньше проводятся, чем в других вузах. К тому же я на первый поток успела.

– Так и оставили?

– Да, так и оставили. Понимаешь, я смеюсь потому, что ситуация действительно абсурдная. На нашу школу «дали» две золотые медали. А отличников, ну, типа меня, учившихся на пятерки, было десять человек. Причем, в нашем же классе учился, например, Колька Зубов – так он лучше меня математику и физику знал, в олимпиадах участвовал – тоже хороший претендент на золото. А у меня были лучшие сочинения в школе – их всегда зачитывали как образец. Наверное, если бы золотую медаль дали Кольке, а не мне, то было бы обидно, а здесь – когда такая явная несправедливость – даже не обидно. Я не придавала этому большого значения, про себя думая «пусть подавятся моей медалью». Я мечтала поступить в Москву. Если бы не поступила – вот тогда бы и поплакала вволю. И, кстати, из всех десяти отличников в Москву только мы с Колькой и поступили.

Тут Санька вспомнил:

– А ты говорила, что тебя из школы хотели выгнать. Интересно, это еще за что?

– Да, ты знаешь, я сама не ожидала, что так получится. Это произошло тогда, когда вышло постановление о том, что «мову» можно учить по желанию. Так вот, наша учительница украинского языка требовала, чтобы мы продолжали учить украинскую литературу. Ну, насчет литературы я ничего против никогда не имела – и стихи, и песни украинские очень люблю. Так вот, на уроке украинского языка нас заставили писать диктант, который мы, как «не изучающие», могли и не писать. Это я прекрасно понимала. Ну, я и написала этот диктант на русском языке. То есть в переводе на русский язык.

Санька засмеялся:

– Это за этот диктант тебя и выгнали?

– Ну да. Я же не думала, что это «политическая акция» с моей стороны. Мне действительно было интересно проверить – хорошо я знаю украинский или нет. Думала, что меня за это похвалят. Я не хотела никого оскорблять, тем более украинское государство. Отец, конечно, пошел в школу. Не знаю, что он там говорил, но в школу я на следующий же день пошла.

– Так может, тебе из-за этого медаль не дали?

– Не знаю, может быть, но я, честно говоря, никогда национальным вопросом не интересовалась, так же, как и все остальные школьники. Хотя наша украинка один раз очень грубо сказала в классе: «Жрете наше сало, так i розмовляйте на мовi!». Я не удержалась, и тихонько на ее тираду шепнула своей соседке по парте, что меня от ихнего сала тошнит. Это услышали. Но я не хотела никого оскорблять – меня действительно тошнит даже от вида сала – это же не по моей вине, я тут совершенно ни при чем. Папа и Серега едят сало, а мама и бабушка – нет. Что здесь такого преступного? А ты, кстати, ешь сало?

Санька смеялся:

– Конечно, ем. В принципе, про сало могла бы и не говорить, для них, действительно, сало – главный продукт, уж мы с Мишкой насмотрелись. Жалеешь, наверное, что без золотой медали осталась?

– Да нет, ты знаешь, я всегда считала, что золотую медаль должны получать только ученики с выдающимися достижениями. А не просто ученики с пятерками. Конечно, вопрос возникает – как определить «выдающихся»? Я, когда поступила в Москву, то, общаясь с москвичами, поняла, насколько они получили в школе лучше образование, чем я. Моя золотая медаль была бы там как посмешище, честное слово. Так что я ни о чем не жалею. И, честно говоря, предпочитаю судить людей по их поступкам, совершенным делам, а не по выданным им бумажкам.

Рис. 4.9. Маленький кедр

Санька, придерживающийся примерно таких же взглядов, уже как-то теплее смотрел на Женьку:

– Ты, наверное, хочешь, чтобы тебя на Украину распределили, к родителям? – спросил он.

– Да нет, особенно не рвусь. Во-первых, там, где живут родители, нет работы по моей специальности. А во-вторых, мне кажется, что в России более сильные научные школы, интереснее будет работать.

Санька все-таки не выдержал:

– Тоже, небось, мечтаешь открытия великие делать?

Женька уже очень хорошо усвоила Санькино отношение к женщинам, поэтому ответила не сразу:

– Не нужно так откровенно ехидничать, – Женька немного помолчала, соображая, как в доступном виде донести до этого случайного попутчика свои мысли. – Я прекрасно понимаю, что у меня нет таких мозгов, чтобы делать великие открытия. Но мне хочется работать именно в этой области, а не в какой-нибудь другой. Мне интересно! И работать в коллективе, в котором мы бы разговаривали на одном языке, понимаешь? И где все были бы умнее меня – так мне будет интересно жить. А пользу я в любом случае смогу принести – везде нужны аккуратные, грамотные, ответственные исполнители. Тем более без амбиций. Конечно, если будет возможность, как говорят, карьерного роста, я не буду отказываться. Но это зависит от коллектива, от руководителя, от многих других причин.

– Ну-ну, интересно будет на тебя посмотреть лет этак через пять, – сказал Санька, а про себя подумал:

– Сложновато тебе будет продвигаться с такими представлениями о жизни, замуж тебе нужно с умом выходить. Надо же, нужен ей коллектив, где все умнее ее! А определять-то кто будет, кто кого умнее?

Наконец, двинулись дальше. Где-то в пять часов вечера решили сделать привал. Идти с Женькой оказалось гораздо дольше, чем одному. По дороге Санька продолжал показывал ей типичных представителей таежной флоры и фауны. Подвел ее и к небольшому пушистому, с мягкими иголками деревцу, напоминающему по форме бочонок – высотой немного выше человека:

– Вот это и есть кедр, – сказал Санька. – Любуйся.

Женька неожиданно рассердилась:

– Ты что, совсем меня за дурочку принимаешь? Какой это кедр? Они большие, как сосны, ствол у них голый. К тому же, где же его кедровые орешки? А?

Санька изумился:

– Ну, ты даешь. Даже от тебя не ожидал… Это же маленький кедр. Когда он вырастет, то у него будут и орешки. А большие кедры вон там растут, – Санька указал куда-то вправо. – Мы до них скоро дойдем.

Еще один конфуз с Женькой произошел, когда она с пеной у рта доказывала Саньке, что прекрасная пушистая молодая сосна – это елка:

– Как я могу ошибаться, если мы каждый Новый год именно с этих длинных иголок срезали конфеты на ниточках? Ты говоришь, что вот это рядом стоит настоящая елка? Как может быть елкой это уродливое дерево с крошечными иголочками? Как на него можно игрушки-то вешать? – от возмущения Женька чуть не плакала.

Санька решил все-таки выяснить этот, по-видимому, очень важный (для некоторых) вопрос:

– А, скажи, пожалуйста, откуда ваш отец приносил «елку»? Где он ее брал?

– Да откуда же мы знаем? У нас, в том поселке, на Криворожье, где мы жили, вообще никаких деревьев не росло – кругом только шахты или карьеры для добычи руды. Помню клены, которые росли вдоль тротуаров, и еще тополя…

Короче, Саньке стало ясно: скорее всего, поскольку елок поблизости не было, вместо них привозили сосны – ведь дети не видели ни тех, ни других. Да и какая детям разница – какое хвойное дерево стоит в комнате, главное – подарки. Ведь и так все были счастливы!

Объяснил это, как можно мягче, Женьке. Она только горестно вздохнула, смирившись, по-видимому, с суровой действительностью. Зато к багульнику Женька бросилась как к старому знакомому, закричав, что она его очень хорошо знает. Пришлось рассказать и про Артура.

– Очень светлый человек Артур, даже тепло на сердце становится, когда его вспоминаю, – закончила свой рассказ Женька.

– Ну, повыпендриваться перед девчонкой всякий сможет, – не выдержал Санька. – Тоже мне, герой, цветочек принес, подумаешь, – раздраженно бормотал он. – Ладно, иди вон под то дерево, там багульник покрасивее будет. А я посмотрю, сохранилась ли тропинка, по которой мы с Мишкой себе путь укорачивали до заимки.

Женька охотно побежала туда, куда ей указали. Случайно услышала какой-то неясный треск вверху – оказалось, что это была белка. Она перепрыгивала с ветки на ветку, пушистый хвост так и мелькал в воздухе. Женька замерла от восторга. Это была ее первая встреча с живой настоящей белкой в обычной жизни. Завороженная Женька даже побоялась позвать Саньку – не хотелось спугнуть зверька. Тихонько ступая, осторожно подошла к дереву и обмерла – там, под деревом, совершенно спокойно сидел маленький бельчонок. Не дыша, почти ползком, Женька подкралась к нему и быстро схватила бельчонка в руки. Ну вот тут она уже не удержалась:

– Санька, я поймала белку, – заорала счастливая Женька во весь голос.

– Брось, сейчас же брось, – закричал Санька, но опоздал. Почти одновременно раздался уже другой Женькин вопль:

– Ой, ой, больно, Санька, больно…

Рис. 4.10. Кусты багульника в лесу

Санька подбежал к плачущей Женьке – из пальца у нее хлестала кровь, которую она пыталась остановить полой своей рубахи.

– Он меня укусил, я хотела его погладить, а он укусил…

– Не реви, сейчас поправим, – деловито успокоил ее Санька. Быстро достал из рюкзака бинт, зеленку, и почти профессионально перебинтовал руку.

– Нельзя брать белок в руки, у них очень острые зубы. Это же дикие животные, они боятся людей. Ведь их же стреляют, из-за шкурок. Они все правильно делают, когда кусают людей – мы их враги.

– И ты стреляешь? – у Женьки все еще по щекам бежали слезы, беличий укус оказался очень болезненным.

– Я не охотник. Хотя приходилось и белок стрелять, когда жрать было нечего. Но я не любитель охоты, мы с Мишкой рыбалку любим.

Но Женька все не могла успокоиться. Высказав все, что думала, Саньке, все-таки отвела душу, обратившись к своему обидчику, вернее, к дереву, на котором скрылся бельчонок:

– Глупый, ведь ты животное, должен чувствовать, кто тебя любит, а кто враг…

Санька не выдержал, прикрикнул строго:

– Угомонись уже, все правильно он сделал. Пока он будет определяться, его кокнут. И кормить лесных животных тоже нельзя – иначе они не выживут в тяжелых условиях.

– А какие тут бывают тяжелые условия?

– Например, зимой – сильные холода, летом – пожары. Много зверей при этом гибнет. Или год бывает такой – ни грибов, ни ягод нет. Тоже плохо.

Чтобы окончательно успокоить Женьку, Санька достал ей случайно обнаруженные в кармане рюкзака карамельки.

Женька схватила их и стала обстоятельно, неторопливо заталкивать карамельки в рот – одну, вторую, третью… Санька хотел высказать по этому поводу что-то насмешливое, но слова застряли в горле, когда на него уставились с благодарностью сияющие счастьем глаза маленького хомячка, у которого рот был закрыт с трудом, а щечки были похожи на два розовых шарика.

– А, ладно, черт с ней, пускай жрет свои леденцы, если других радостей в жизни нет, – подумал Санька, усаживая в очередной раз Женьку на поваленное дерево. Все-таки ходить по тайге с таким набитым ртом было непросто.

Рис. 4.11. Даже бельчата имеют очень острые зубы

Дойти до заимки засветло никак не получалось. Санька решил заночевать в находившемся неподалеку так называемом промежуточном шалаше – это была большая пещера, имевшая внутри даже подобие деревянного настила. Вход в пещеру имел полог из старых шкур. В пещере было сухо, и даже присутствовало огромное одеяло, которым могло укрыться, как жизнь показала, шесть человек, с головой. А спать предполагалось на ветках, которые нуждающиеся должны были собирать сами. Или использовать спальники, если они у них были. Эта пещера была прекрасным убежищем при внезапных налетах стихии (грозы, сильные снегопады), да и в тех случаях, когда возникали какие-нибудь непредвиденные обстоятельства в дороге.

Этот шалаш-пещера располагался рядом с рекой, и, пока не наступил вечер, можно было попытаться поймать какую-нибудь рыбу. Хотя вероятность была невелика. Ребята свернули на тоненькую дорожку и пошли под уклон, к реке. Именно здесь Женька первый раз увидела якутскую речку – бурную, с прозрачной чистой водой, которая клубилась, и с пеной быстро бежала дальше.

Хоть речка была и мала, и не очень глубока, рыбу в ней можно было словить. При удаче, разумеется. Санька срезал тонкую ветку, привязал к ней леску с крючком (эти рыбацкие принадлежности всегда находились в его рюкзаке), насадил на крючок кусочек пирога и бросил леску в реку. Женьке наказал собирать сучья для костра. Как-то невероятно быстро повезло. Сразу чудом поймался большой хариус, и довольный Санька тут же побежал похвалиться своим трофеем. Бросив Женьке нож, Санька сказал: