Крылья

Глава 4

Наступил серый вечер без единого закатного проблеска. Небо затянуло не то дымом, не то облачной пеленой. Обвязавшись веревкой крест-накрест и вокруг талии, Варка терпеливо ждал, а на башню Безумной Анны наваливалась густая, вязкая тьма. Ни единого огонька в городе, ни одной звезды над крышами. Только редкая цепочка рыжих факельных огней, обозначавших далекую линию городской стены. Варку, в глубине души рассчитывавшего на неверный звездный свет, это расстроило, но не слишком.

Закрыв глаза, чтобы не отвлекаться, высматривая невесть что в полной темноте, он принялся осуществлять придуманный днем план. Стена башни, хорошо изученная при свете, стояла перед глазами как настоящая. Впрочем, ничем особенным он не рисковал. Илка поклялся, что веревку они удержат при любых обстоятельствах.

Перила балкона. Резьба по камню вдоль оконницы. Это Варка преодолел легко и быстро, как по ступенькам. Четыре сажени гладкой стены дались труднее. Он содрал в кровь ступни и колени, обломал ногти на руках. Ладони саднило, будто по ним прошлись точильным камнем. Спасало только то, что еще днем он хорошо запомнил все щели и поперечные трещины. Наконец макушка уперлась во что-то твердое. Варка осторожно отлепил от стены правую руку, лизнул, чтобы облегчить боль, и вытянул вверх, ощупывая дорогу. Так и есть, очередное творение древних зодчих, каменный карниз с цветочным узором.

Карниз оказался ужасно неудобным. Снизу он выглядел изящным кружевом, цепляться за которое – одно удовольствие. Но вблизи, на ощупь, изысканные линии оказались широченными округлыми полосами. Старые мастера не поскупились на крупные украшения, чтобы снизу их работу было видно во всех подробностях, да и отполировали узор на славу. Триста лет прошло, а каждый изгиб до сих пор был гладким и, увы, чрезвычайно скользким.

Извиваясь как червяк, Варка каким-то чудом заполз в узкое углубление, должно быть, лепесток одной из цветочных розеток, но на этом его успехи закончились. Полукруглая ниша, изображавшая сердцевину цветка, в которой, глядя снизу, он рассчитывал отдохнуть, оказалась неглубокой и такой покатой, что закрепиться в ней никак не получалось. Кроме того, цветы оказались наклонены чуть вперед. Должно быть, чтоб снизу было получше видно. Варка вдруг осознал, что висит над бездной и собственная спина, внезапно ставшая тяжким грузом, неодолимо тянет его вниз. Конечно, его обещали страховать. Но Илка же только делает вид, что все знает, все умеет. А сам – маменькин сыночек, лопух лопухом. Не, не дурак, конечно. Но лопух – это точно.

Варка спиной уперся в левый край лепестка, ногами – в правый и попытался подумать. Думать было трудно. Как только спина, прикрытая лишь тонкой рубашкой, соприкоснулась с шершавым ледяным камнем, все тело пробрала дрожь, да такая, что зубы застучали. Оказалось, что на дворе уже глубокая осень, и ночь эта – из глухих осенних ночей, черных ночей предзимья. Очень быстро босые ноги стали неметь и терять чувствительность.

Варка попытался пошевелить пальцами и, утратив шаткое равновесие, немедленно поехал вниз, немилосердно расцарапав спину. Вновь закрепиться удалось, только до боли напрягая мышцы, которым и так уже здорово досталось. Испугаться он, конечно, испугался, но головы не потерял. Кое-как размяв костенеющие руки, принялся выбирать страховку. План был простой: захлестнуть петлю за верхний лепесток и спокойно ползти наверх по веревке.

Стараясь не выпасть из лепестка, с которым почти сроднился, Варка раскрутил сложенную вдвое веревку, размахнулся, прикидывая направление, так как по-прежнему ничего не видел… и в этот миг плечи пронзила дикая боль. Его оторвало от стены, как сухой листок. Болтаясь в темной пустоте, он заорал, но не от страха, а от боли, которая продолжала терзать предплечья.

Не задумываясь Варка поступил как в уличной драке: принялся лягаться, целя неведомому противнику по колену или по голени. Кажется, попал, потому что голая пятка врезалась в нечто твердое, над ухом раздалось короткое ругательство, и Варку швырнуло вниз.

Каким-то чудом он не только попал на балкон, но и влетел головой вперед прямо в широкую балконную дверь, по пути сбив с ног Илку, Петку и прочих сочувствующих, которые для надежности травили веревку все вместе. Так что упал он на мягкое и почти не ушибся, хотя плечи по-прежнему ломило.

Раздался скрип, в противоположной стене обозначилась светлая арка двери. В дверь просунулся охранник с масляной лампой, привлеченный грохотом и приглушенными воплями.

– В чем дело? – рявкнул он.

– Опять мальчишки подрались, – ясным голосом ответила из темноты Жданка, – уймите их, дяденька, а то они спать мешают.

Глянув на кучу-малу на полу у балкона, охранник сплюнул и захлопнул дверь.

– Я же говорил, сорвешься, – пропыхтел Илка откуда-то снизу. – Ну-ка, быстро слезли все с меня.

– А еще выламывался, козел, – мрачно поддержал Андрес.

– Варочка, ты где? Ты не ушибся? – жалобно спросила Ланка.

– Он не ушибся, – сдавленно просипел Петка, – это мы ушиблись. А он, котяра, всегда на четыре лапы падает.

– Веревка цела? – деловито поинтересовалась Фамка.

Варка, хорошо понимая важность вопроса, сполз с помятых одноклассников, с трудом разогнулся, сел и потянул за все еще привязанную к поясу веревку. Тянуть пришлось не слишком долго.

Все остальное удалось обнаружить только утром.

Оказалось, что веревка порвалась в трех местах. Узлы выдержали, но древнее тряпье с годами явно не стало крепче. Ненадежная вышла веревочка, гнилая. Никуда бы они по ней не залезли.

Впрочем, Варка с запоздалым удовлетворением подумал, что петлю на верхний лепесток ему забросить все-таки удалось. Там она и осталась, аккуратненько затянутая. Снизу жалко болтался коротенький обрывок. Второй кусок валялся на дне рва, а третий каким-то образом перелетел через ров и гирляндой праздничных флажков трепетал на полуобнаженных ветвях деревьев Сада наместника.

Тем же утром Варка, обозленный разговорами о том, что он, мол, сорвался, велел выгнать из будуара, служившего мужской спальней, любопытных девчонок и разделся до пояса, так что все желающие могли полюбоваться его синяками. Пять багровых пятен на правом предплечье. Пять таких же пятен на левом.

– Чуть руки не оторвал, – скупо пояснил он.

– Выходит, крайны видят в темноте, – внимательно осмотрев его кожу, сообщил Илка.

– И стерегут. Днем и ночью.

Илка вяло кивнул, покосился на Варкину грудь, тощую, но с ясно выступающими мышцами, и отвернулся. Его собственные мышцы покрывал порядочный слой жира. Но тут ему пришло в голову, что все это уже не важно. Псам все равно, какое мясо, жирное или жилистое. Они все сожрут.

А ведь Варка почти смог… Но теперь веревка потеряна. И снаружи проклятый крайн. А внутри, во дворце, мантикоры. Ум человека, сила льва, яд тысячи скорпионов. Ах да, там еще и охраны полно. Но это уже пустяки, мелочи жизни. Впору героическую балладу писать. Дети против чудовищ.

* * *

Потянулись серые, скользкие, до тошноты бессмысленные дни. Илка считал их, просто чтобы не свихнуться. В покоях Безумной Анны воняло все хуже и хуже, потому что древний нужник, многие годы верно служивший безумной королеве, явно не справлялся с потребностями двадцати пяти лицеистов, несмотря на то что кормили их очень скудно. Содержимое жбана, который ближе к вечеру приносили два охранника, уже никому не казалось помоями. Ели торопливо и жадно, скорчившись над самодельной посудой, чтобы не отобрали. Сначала руками вытаскивали твердые кусочки, потом выпивали остальное. Ложка была только у Жданки с Фамкой.

Примерно на пятый день Андрес в компании с Петрусом и косоглазым Вильмом присвоили себе право делить похлебку. Спорить никто не посмел. Андрес был самым здоровым и самым старшим в классе, а Петрус немногим ему уступал.

На седьмой день случилась драка. Причина была обычная – Варка и его девчонки. Андрее отогнал от жбана Жданку и Фамку, присовокупив при этом, что не собирается кормить всякое охвостье, живущее в Норах. Варка вступился, не столько от большой любви к Фамке, сколько из ненависти к обнаглевшему Андресу. Конечно, он тут же схлопотал и от Андреса, и от Петруса, и от Вильма, но, как всегда, уперся и попытался отмахаться от всех троих. С ног его сбили довольно быстро, и Илке стало ясно, что дело кончится плохо.

Глаза у Андреса побелели от ярости, левое веко мелко подергивалось, голос сорвался на визг. Илка вдруг понял, что у Андреса не все дома. Все-таки погибший Витус был его другом.

Вступаться за Варку умный Илка не собирался. Не полудурок же он, в самом деле, в открытую лезть к Андресу. Да и какая разница, днем раньше, днем позже – для них уже все равно. Смотреть на то, как под истошный визг девчонок будут добивать Варку, ему не хотелось. Но он все же смотрел, не мог отвести взгляд.

Из-под локтя озверевшего Андреса вынырнула мелкая Жданка. Вынырнула и оказалась между кашлявшим на полу Варкой и разъяренной троицей.

– Со всеми не справлюсь, – запрокинув голову, проорала она прямо в лицо Андресу, – но одного точно порежу!

В руке она держала заточку. Очень хорошую заточку. Не слишком длинную, не слишком короткую, с удобной наборной рукояткой. Такие заточки можно было добыть только в порту, и стоили они недешево. Жданка держала ее правильно, свободно и ловко.

– А я второго, – скупо улыбаясь, сообщила возникшая рядом с ней Фамка. В ее небрежно опущенной руке, конечно, тоже была заточка. Ну еще бы, на Горе барышни не гуляют без лакея, а в Норах – без ножа.

Варка, пока они орали друг на друга, поднялся на ноги, разогнулся и качнулся в сторону Андреса, но тут в него вцепились Ланка и Светанка, что позволило ему отступить, не теряя лица. Так что на этот раз разошлись мирно, только жбан в суматохе опрокинули. Лужу никто не убирал, и она долго кисла на полу, добавив свой неповторимый аромат к могучей вони нужника, запаху немытых тел и грязной одежды.

Варку курицы утащили к себе и с охами и вздохами устроили на роскошной королевской кровати. Варка не сопротивлялся. Во-первых, все болело, а во-вторых, он хорошо понимал, что обозленный Андрес может попробовать добраться до него и ночью. Врезать Варка ему все-таки успел. Крепко врезать. Так что лучше побыть немного раненым героем, хотя курицы раскудахтались невыносимо.

Фамка хотела взглянуть на Варку поближе. В последствиях уличных драк она разбиралась гораздо лучше, чем все курицы, вместе взятые. Но ее сразу же оттеснили в сторону. Разумеется, врачевать раны прекрасного принца она была недостойна. Пожав плечами, она убралась в свой угол.

– Здорово мы их, – прошептала поджидавшая ее Жданка.

– Ага, – вздохнула Фамка, – теперь не будет нам покоя.

– Зола все это, – легко отмахнулась Жданка, – отобьемся. А я и не знала, что у тебя тоже заточка есть.

Усмехнувшись, Фамка разжала стиснутый кулак. В кулаке оказалась Жданкина обгрызенная ложка.

– Умная ты, – хихикнула Жданка.

– То-то и оно, – вздохнула Фамка, – была бы дура, сидела бы сейчас дома, в Норах.

Ночью Варка почти не спал, хотя курицы и обложили его со всех сторон затхлыми сыроватыми подушками, принадлежавшими, похоже, еще Безумной Анне. После полуночи он стал склоняться к мысли, что в драке ему повредили что-то важное. Он бы стонал, но где-то в недрах огромной кровати за подушечными укреплениями сопели курицы. Так что от стонов Варка старался воздерживаться. Оставалось только лежать и прислушиваться к отдаленным звукам. Тоже полезное занятие. Андрес со товарищи мог заявиться и в девчачью спальню.

Страшно ему было, когда отец вломился домой совершенно пьяный и оттого неукротимо буйный. Варке было тогда лет пять. Сейчас бояться было просто глупо. Уж лучше Андрес с дружками сегодня, чем мантикоры завтра. Но смертный страх перед мантикорами, висевший над ним все эти дни, как-то отступил, притупился. Остальным было проще. Они ничего не знали. Илка болтать не стал.

В соседней комнате раздался шорох, легкие приглушенные шаги и быстрый шепот. Варка похолодел. Придется драться, а драться он не мог. Дурак. Надо было попросить у Жданки заточку.

Шепот прекратился. Варка ждал шелеста отодвигаемой занавески, шагов у кровати, но вместо этого послышались мерные глухие удары и невнятное мычание. Так продолжалось довольно долго. Мычание перешло в редкие стоны, а потом и совсем заглохло. Варка, озадаченный, предпринял героические усилия, чтобы подняться и посмотреть. Но в темноте не увидел даже тяжелого парчового занавеса, прикрывавшего вход в будуар.

Должно быть, под утро он все-таки забылся, проснулся же оттого, что кто-то крепко стиснул его плечо. «Началось», – холодея, подумал Варка и попробовал открыть глаза. Глаз открылся только один, левый. Сквозь щель между распухшими веками Варка увидел широкую Илкину физиономию. Физиономия казалась до странности довольной.

– За тобой должок, красавец ты наш, – заявил Илка.

– С чего бы это? – строптиво прошептал Варка. Громкий разговор у него как-то не получался.

– А с того, что ты пока живой.

– Так это только пока. Он не отвяжется.

Смотреть на Илку было неинтересно, и глаз сам собой закрылся.

– Считай, уже отвязался, – довольно хмыкнул Илка.

– А-а-а, – протянул быстро соображавший Варка, – так, значит, это вы его ночью…

– Мы тут ни при чем, – ухмыльнулся Илка, – но, похоже, он сегодня не встанет. Пару дней будет отдыхать, не меньше. Так что жратву теперь раздает Петка. Но ты не боись. Твоих убогих мы не обидим.

– Темную, значит. Все на одного…

– Кто все-то? Никто ничего не видел.

Варка заворочался, разлепил оба глаза и посмотрел на Илку внимательно:

– Знаешь что…

– Знаю-знаю. Один против троих – подвиг, все на одного – подлость. Ты – герой. Я – подлец. Только от моей подлости польза, а от твоего подвига… – Хмыкнув еще раз, он окинул взглядом лежащего Варку и выплыл из поля зрения.

– Придурок, – прошептал Варка. Крыть ему было нечем. Он немного подумал и повторил: – Все равно придурок.

Глава 5

Пустые дни ползли по башне Безумной Анны вереницей тусклых слизняков, медленно и неостановимо. Илка сбился со счета. К голоду и тошнотворной вони добавился холод. Золотая осень кончилась. На захваченный Липовец пала жестокая пора предзимья. Одеты все были почти по-летнему, но топить в покоях Безумной Анны никто не собирался. Как видно, это считалось излишней роскошью, такой же, как лишняя кружка воды или свет длинными темными вечерами. Выход нашла практичная Фамка. В спальне и гостиной имелись огромные камины. Правда, тяги совсем не было, трубы оказались чем-то завалены. Но зато в гостиной было огромное окно с множеством разбитых стекол. Нижние дырки заткнули чем попало, а в верхние прекрасно вытягивало дым. Кресало нашлось у запасливого Петки. Топили сначала мебелью, потом в ход пошел старинный паркет. Вся жизнь сосредоточилась вокруг камина.

Почти две недели плена превратили их в тихих бессловесных животных. Поесть, пробраться поближе к огню, закутаться в старые тряпки и спать или цепенеть в полной бессмысленной неподвижности. Илке уже не было страшно, да и вообще стало на все наплевать. Шевелиться не хотелось, не хотелось даже есть, хотелось только, чтобы его оставили в покое.

С вялым недоумением он наблюдал, как еле различимый в вечернем полумраке Варка ковыряется, отдирая очередную паркетную плаху. В последнее время камин топили только Варка и Жданка. Как у них до сих пор хватает сил двигаться, Илка решительно не понимал. Серые смрадные сумерки висели в королевской гостиной. Серая стылая мгла колыхалась за окнами. Ветер нашел какую-то щель и ныл в ней, будто у него разболелись зубы. От особенно резкого порыва задребезжали оставшиеся стекла. С грохотом распахнулась двустворчатая балконная дверь.

Илка лениво поднял глаза, и взгляд уперся в потертые бриджи, заправленные в обшарпанные остроносые сапоги. Сзади раздался стук. Варка выронил паркетные плашки. На перилах балкона стоял Крыса, прямой и тонкий, как восклицательный знак. Полураскрытые крылья за плечами нетерпеливо трепетали, тянули хозяина вверх.

– Встаньте, – четко, как на уроке, произнес он.

Их подняло точно ветром. Встали все, даже вконец ослабевшая Светанка, даже Андрес, которого постоянно лихорадило.

– Подойдите сюда. – На них он, как всегда, не смотрел. Острый подбородок сверлил воздух высоко над их головами.

Все двинулись вперед покорным заморенным стадом. Никому и в голову не пришло ослушаться или задать какой-то вопрос. Вяло толкаясь, проходили в широкую дверь, ежась от холода, выползали на балкон.

– Быстрее, – приказал Крыса. Крылья дрогнули, раскинулись, накрыли балкон огромным шатром.

Варка потянулся вслед за всеми. Но тут ему вспомнились рыжие шершни, покорно сползавшиеся в подставленные ладони. В груди шевельнулось нехорошее предчувствие. Ну нет. Никакой летучей нечисти он собой управлять не позволит. Варка сделал вид, что движется в общей толпе, но в последний миг нырнул вниз, под прикрытие заткнутых оконных квадратов, и шустро пополз в угол между стеной и широкой рамой, где Крыса никак не мог его видеть. За собой он решительно потянул мелкую Жданку, которая кстати попалась ему на глаза.

– Ты чего, – упираясь, зашептала Жданка, – он же велел идти…

– А я велю остаться, – прошипел Варка, для верности покрепче прижав к себе ее голову, так чтобы закрыть глаза и заодно заткнуть уши.

– Все? – спросил Крыса.

– Все, – хрипло ответил Илка, считавший, что он тут вроде как за старшего.

Крыса медленно поднял и развел в стороны длинные тощие руки. Варка почему-то не мог отвести глаз от худых, хищно вытянутых пальцев. Руки резко опустились. Раздался громкий сухой треск, будто где-то рядом дали залп из пищалей. Доски вздыбились, и весь балкон со сгрудившимися на нем лицеистами с грохотом рухнул вниз.

Варка вдохнул, а выдохнуть позабыл. Так что крика не получилось. Жданка вывернулась из его объятий, не понимая, уставилась на Крысу, зависшего в воздухе над образовавшейся пустотой. Крылья дрожат, поднимая ветер, руки опущены, как после тяжелой работы, голова запрокинута. На тонких губах довольная улыбка сытого ящера.

Жданка с трудом перевела взгляд с Крысы на окаменевшего Варку. Но тот вдруг очнулся и торопливо втащил ее в пыльную щель между стеной и великолепным украшением вокруг камина. В распахнувшуюся дверь ворвался яростный Стефан во главе небольшого отряда из десятка солдат и четырех собак. Все они кинулись к тому, что осталось от балкона, и тоже уставились на Крысу.

– Что ты наделал, ты, нелюдь крылатая! – диким срывающимся голосом заорал Стефан.

Крыса приподнял левую бровь. Легкая улыбка сделалась шире и еще неприятнее.

– Исполнил приказ Его Величества об уничтожении заложников, – прямо-таки лоснясь от вежливости, разъяснил он.

Стефан схватился за голову.

– Может быть, я ослышался? Может быть, такого приказа не было? – с показной озабоченностью поинтересовался Крыса.

– Был! – рявкнул Стефан. – Но не ты… И не так… Они же теперь мертвы…

– Полагаю, да, – с глубоким удовлетворением подтвердил Крыса.

– А договор?! – взвизгнул Стефан. – Где мы теперь других найдем?! Теперь, когда все попрятались?!

Пока они пререкались, Варка обнаружил одно любопытное обстоятельство. Входная дверь осталась открытой. Очень тихо он потянул Жданку за руку и медленно, по шажочку двинулся вперед. Это была возможность спастись. Жалкая, слабенькая, но возможность. Варка хотел подойти к двери как можно ближе, а уж потом, не скрываясь, броситься со всех ног.

Когда он был на середине комнаты, то обнаружил, что на него смотрят собаки. В следующий миг они молча ринулись к нему. Жданка взвизгнула. Тут уж их заметили все. Даже Крыса снизошел до того, чтобы опустить взгляд.

С лязгом вылетели остатки стекол. В щепки разлетелись квадраты дубовых рам. Солдат разметало, прижало к стенам. Припав к полу, дико завыли собаки. Крайн ворвался в загаженную гостиную, сметая перед собой все, не щадя крыльев. Совсем близко Варка увидел искаженное яростью лицо с алыми следами свежих порезов, но тут его ухватили поперек живота как нашкодившего котенка.

Ухватили так крепко, что из легких вышибло весь воздух. Больше он ничего не видел. Кругом были крылья. Легкий сверкающий вихрь. Крылья тихонько гудели, как пчелы в огромном улье. От них пахло медом, укропом и чуть-чуть зелеными яблоками. Варка вдруг успокоился. Совсем. Хотя дышать по-прежнему было трудно.

Крылья торопились, спешили лететь, Варка летел вместе с ними, и это было настоящее счастье. Снаружи к нему пытались пробиться какие-то звуки, но они не имели никакого значения. Ни истошный крик «Руби его!», ни яростный вопль «Огонь!», ни противный свист и внезапный треск над самым ухом.

Они летели и вдруг начали падать. Варка почувствовал, что никто уже не мешает ему дышать, более того, падать тоже никто не мешает. Он заорал, попытался сам ухватиться за что-нибудь, под руку не попадалось ничего, кроме скользких перьев, а потом спина, плечо и затылок со всего маху врезались в нечто очень твердое.

* * *

В голове загудело, в спине хрустнуло, но сознание, как ни странно, осталось при нем. Варка сел, преодолевая головокружение. Было темно, потому что его по-прежнему окружали крылья, легкие, хрупкие, невесомые. Варка принялся торопливо раздвигать их. Упали… Вот это упали… Наверняка в ров. А может, и нет. Может, где-то в Садах грохнулись. Лучше бы в Садах. Из Садов сбежать проще.

Наконец голова и плечи выбрались на свободу. Варка чувствовал это, но по-прежнему ничего не видел. Вокруг висела глубокая тьма безлунной ночи. Он замер, озадаченный. Пять минут назад никакой ночи не было. Был вечер. Долгие осенние сумерки. Выходит, он все-таки потерял сознание и провалялся так несколько часов.

В темноте послышался плач. Плакали громко, отчаянно, с всхлипываниями и подвываниями.

– Эй, – осторожно позвал Варка. Далеко-далеко замаячило желтое пятно света. Оно росло, стремительно приближалось, превратилось в бледный дрожащий круг. В круге возникло белое лицо Ланки, окруженное светлыми распущенными волосами.

Варку пробила дрожь. «Выходит, я не сознание потерял, выходит, я просто помер. Ну еще бы, навернуться с такой высоты».

К рыданиям добавилась невнятная, неумелая ругань.

– Варочка, ты жив? – тонким голосом спросил дух любимой девушки. В руках дух держал самую обыкновенную масляную лампу, коптящую и давно не чищенную.

– Не знаю, – честно ответил Варка. – Где это мы?

– На кухне, – растерянно хлопая ресницами, сообщила Ланка.

– На какой еще кухне?

Ланка подняла лампу повыше. И вправду, грязноватая просторная кухня из тех, что еще сохранились в старых домах Гнезд. Слева плотно закрытое ставнями окно и заложенная засовом дверь черного хода. Справа холодный, давно не топленный очаг, два тяжелых табурета и широкий стол. На столе кувшин и какая-то снедь, прикрытая холстинкой. Кроме того, в кухне теснился весь его класс, двадцать три лицеиста в остатках школьной формы сидели и лежали на щербатых плитах кухонного пола. Светанка рыдала, свернувшись жалким комочком, Любава собиралась заняться тем же, Фионка валялась в обмороке, Андрес стоял на четвереньках и упорно ругался, Илка, сидя на корточках, с остервенением тер глаза.

– Песья кровь! – пробормотал Варка. – Как вы сюда попали?

– А-а-а, – задумчиво протянула Ланка, – все обрушилось…

– Ну да, я видел.

– И мы упали.

– Куда упали? – заорал выведенный из терпения Варка.

– Сюда, – разъяснила Ланка, – в кухню. Невысоко совсем. Все равно как со стула спрыгнуть.

– И давно вы здесь?

– Не-а. Я только заметила, что тебя нет, а тут как раз вы и свалились.

– Мы – это кто?

– Ну, ты и этот… который с крыльями.

– Откуда?

– Что откуда?

– Свалились откуда, горе мое?!

– Сверху, – сообщила Ланка и посмотрела на потолок.

Варка тоже уставился на потолок, ничего, кроме паутины, там не увидел и вдруг спохватился:

– Постой, а где Жданка? Со мной же Жданка была!

– Здесь я.

Из-под груды перьев на краю светового круга выбралась взъерошенная Жданка.

– Ай, – отшатнувшись, пискнула Ланка.

– Чего «ай», – проворчала Жданка, – я не кусаюсь.

– Да тебя саму вроде покусали. Ты же вся в крови.

Жданка подняла повыше подол рубахи. Пух и перья прилипли к кровавым пятнам на одежде, приклеились к пропитанным кровью волосам.

Варка, ахнув, вцепился в ее плечи, развернул к себе:

– Где болит?

– Нигде, – поразмыслив, ответила Жданка.

– А кровь откуда?

– Похоже, это его кровь, – заметил подошедший Илка.

Тут все зашевелились, подтянулись поближе, чтобы получше рассмотреть крайна. Это оказалось нелегко. Мешали крылья. Они громоздились почти до потолка черной беспорядочной грудой. Наконец, потянув за длинные маховые перья, Илке и Петке удалось оттащить в сторону какой-то кусок, и они увидели руку.

Длинная рука с костлявой кистью торчала среди сломанных перьев под немыслимым углом. Сразу стало ясно – живая рука так торчать не может. Потом открылось облепленное окровавленными волосами лицо. Изжелта-бледное, совершенно мертвое. Запрокинутая голова щекой прижималась к изгибу крыла. А тела не было. Казалось, там только кровь и приставшие к ней перья. Курицы дружно взвизгнули. Ланка вцепилась в подвернувшегося под руку Илку и едва не выронила лампу.

Лампу подхватила невозмутимая Фамка, и тут все увидели вторую руку. Выбравшись из-под остатков камзола, она медленно тянулась вверх, к горлу. Пальцы дрожали, стараясь нащупать нечто важное. Нащупали, сжались и вытащили из-под жесткого ворота круглый замшевый мешочек на потертом шнурке. Мертвое лицо дрогнуло, медленно поднялись тяжелые веки, и класс впервые увидел глаза ненавистного Крысы, прозрачные, почти слепые от боли. Растерянный взгляд скользнул по испуганным лицам и уперся в Варку. Рука дернула шнурок, тот оборвался, мешочек остался лежать на протянутой к Варке ладони.

– Все свободны и могут идти домой, – отчетливо выговорил Крыса, – Ивар Ясень, Илия Илм, Илана Град, Хелена Фам – останьтесь.

Глаза потухли и закатились, рука упала, но Варка успел подхватить пухлый мешочек.

– Как это свободны? Куда домой?

Илка бросился к окну, припал к вырезанному в ставнях сердечку.

– Колокольный переулок, – сообщил он, – прямо напротив – Птичий фонтан.

– Ну да, – вспомнила раздумавшая рыдать Светанка, – Крыса же живет в Колокольном. Я ему сюда как-то раз записку носила, от Главного мастера.

– Так это что же, мы правда можем идти домой? Вот так просто взять и идти? – заволновались слегка пришедшие в себя лицеисты.

Илка решительно шагнул к двери и, кряхтя, вытянул из пазов ржавый засов. Дверь приоткрылась. Косой Вильм выругался внезапно прорезавшимся глубоким басом.

– Вы как хотите, а я пошел, – заявил Андрес и действительно пошел к двери, цепляясь по пути за стены, стол и плечи одноклассников.

– Погодите, – Варка хотел крикнуть, но получилось что-то вроде хриплого шепота, – глядите, чего он мне дал! Фамка, свети сюда!

– Ну и чё?! – сунулся ближе Косой Вильм.

В раскрытом мешочке на Варкиной ладони лежали узкие продолговатые зернышки с маленькими раздвоенными хвостиками.

– Разрыв-трава, – благоговейно прошептал Варка, – у отца есть три семечка. Так он держит их под замком, в шкатулке с секретом, на особой подушечке.

– Семена разрыв-травы, – припомнил начитанный Илка, – даруют обладателю полную невидимость.

– Лучше, – отрезал Варка, – тебя все видят, но никто не замечает.

– Как это? – удивилась Жданка.

– Ну, не обращают внимания, что бы ты ни вытворял. Одно семечко за щеку, и полчаса можешь делать все что угодно. Кстати, запах они тоже отбивают. Ни одна собака твой след не возьмет. На, – пихнул он мешочек Илке, – раздай всем и дуйте по домам. Тут много, на всех хватит. Где он их раздобыл – ума не приложу.

– Выходит, он всех нас спас? – тонким голосом спросила Жданка.

Но Варка на глупые вопросы отвечать не стал. Бухнувшись на колени среди изломанных перьев, стараясь отгрести их от тела крайна, он лихорадочно бормотал себе под нос: «Кровь… первым делом унять кровь… его надо раздеть, а то здесь ничего не разберешь».

– Жданка, у тебя нож был? Иди сюда, режь все это к свиньям собачьим… камзол, рубашку, все, что на нем… и перья, перья как-нибудь уберите.

– Брось, – сказала Фамка, – не тревожь его… он или вот-вот помрет… или уже помер.

– Нет еще! – огрызнулся Варка. – Жданка, режь, шевелись давай! Я щас!

Он метнулся к дальней стене и, конечно, обнаружил маленькую дверь во внутренний дворик. На улице почти совсем стемнело, но колодец находился там, где ему полагалось быть во всех домах Гнезд. Почти разрушенная каменная ограда посреди двора под ветхим, покосившимся навесом. Варка закрутил ворот так, что сразу взмокла спина. Глаза застилали злые слезы. Девчонок не было, и он позволил себе пару раз всхлипнуть. Хитрый Крыса все продумал, все подготовил заранее. И все бы ему удалось, если бы не Варкино тупое упрямство. Сам весь изранен, а у Варки со Жданкой ни царапины. Все пули, предназначенные им, попали в крайна, в крайна и его крылья.

Ворвавшись в кухню с полным ведром, Варка обнаружил, что все уже ушли. Возле Крысы возились три курицы: Ланка, Фамка и мелкая Жданка.

– А вы чего остались? – Варка с маху поставил ведро так, что ледяная вода плеснула на башмаки. – Берите зерна и мотайте отсюда.

– Куда же я пойду? – беспечно возразила Жданка. – На Болото, под мостом ночевать? Здесь лучше. Все-таки крыша есть и затопить можно.

– Я без тебя боюсь, – заявила Ланка, – пойдем вместе, ладно?

– Вообще-то он велел остаться, – напомнила Фамка, – тебе, мне, ей и Илке. Мне показалось, он это серьезно.

– Ну, не знаю. Чего оставаться-то. Наверное, он бредил. А где Илка?

– Ушел, – разъяснила Ланка. – Сказал, что здесь не лицеум, чтобы всякая нечисть ему указывала. Меня с собой звал, но я не пошла.

– Всякая нечисть, – передразнил Варка, шмыгнув носом, и вновь опустился на колени.

Курицы справились, не постеснялись убрать одежду. Впрочем, в Норах стеснительных не бывает. Без залитой кровью одежды все выглядело не так страшно. Тощее жилистое тело Крысы уже не казалось сплошной раной. Варка сбросил куртку, содрал рубашку, цепляясь зубами, разорвал на полосы.

– Намочите все! – приказал он. – Фамка, свет пониже!

Фамка стала рядом на колени, опустила лампу.

– Что у него с рукой?

– С рукой – чепуха. Выбил из плеча, когда упал. Это вправить можно. И это чепуха. В мякоть, насквозь, – бормотал Варка, водя мокрым лоскутом, смывая кровь, – это вообще царапина, кровит только. А вот это хуже. Вот она, вся кровища-то откуда! Но тоже навылет. Жгут пока наложить… щас… – Он скручивал, прилаживал, затягивал, жалея, что у него нет третьей руки, то и дело пуская в ход зубы. Фамка, стиснув горячую лампу, следила, чтобы свет падал на его руки. Где-то сзади часто дышала Ланка.