Читать книгу: «Если полететь высоко-высоко… Роман-трилогия «Побережье памяти». Книга третья», страница 4

Шрифт:

Глава 3. Бессонное окно

 
Ты у меня – от полюшка клеверного —
Сладкий да ласковый.
Ты у меня – от дороги просёлочной —
Нрав твой неровен.
Ты у меня – от рощи берёзовой —
Глазаньки ясные.
Ты у меня, мой первый, единственный, —
От этой звезды над полем…
 
 
Ты у меня – от полночи сказочной —
Тайна бездонная.
Ты у меня – от утра весёлого —
Всё обещающий.
Ты у меня, мой первый, единственный, —
От этой звезды над полем…
 

* * *

Твои первые десять лет я почти не спала. Сначала – с тобой за компанию: не спал ты – не спала и я.

Потом много лет работала по ночам…

А в те, первые месяцы, брала тебя на руки и садилась за свой письменный стол у окна: надо было писать курсовые. А ещё я вела дневник, в котором писала о тебе, моя радость!

На сгибе левой руки – ты, мой маленький, в правой руке – шариковая ручка. Именно в те ночи я и почувствовала, что я – на острове. Одна со своим сокровищем. Телефона у нас тогда не было, и ещё много лет его не было, а мобильников вообще в ту пору не существовало. Единственное, что меня связывало с внешним миром – это чьё-то бессонное окно, такое же бессонное, как моё. В доме у канала, на 16-том этаже, под самой крышей светило ночи напролёт чьё-то окно…

* * *

Никогда не забуду первую ночь, как мы вернулись с Антошей из роддома… Очень весёлая была ночка!

Безухов, оказывается, не купил пелёнок! Да, признаюсь: из жуткого суеверия я ничего не подготовила для сыночка заранее. Но Безухов сказал: я всё куплю сам. И маме моей сказал, что купил. Ну, мама на выписку принесла нам комплект пелёнок. И, оказалось, что это – всё!

– А где пелёнки? – спрашиваю, когда приехали домой.

– У меня нет денег на пелёнки.

– Тогда займи у кого-нибудь.

– Но не сейчас же! Завтра займу…

Первая ночь. Холод собачий. Ты всё время мокрый. В доме 15 тепла. Безухов сладко спит под двумя одеялами… Я рву на пелёнки простыни и свои летние хэбэшные платья… Беспрерывно пеленаю тебя. Тут же стираю. Но ничего не успевает высохнуть. За окном – февраль… Вся кухня опутана верёвками с медленно сохнущими, кажется – совсем не сохнущими пелёнками… Беру утюг и сушу эти самодельные пелёнки утюгом… А молока у меня почти нет… ты голодный, пьёшь сладкую воду и никак не можешь напиться…

* * *

…Ну, вот он и вывез свои книги, и шкафы, и тапочки, и торшер… Вывоз вещей длился не один день. И каждый день шёл снег…

* * *

Потом он приезжал ещё раз: забыл тут свою папку с чистой бумагой и конвертами.

– Послушай, – говорю, – мне тут письма надо написать, а конвертов нет. Продай мне три конверта.

И протягиваю ему пятнадцать копеек (конверт в то время стоил пять коп.) Он взял пятнадцать копеек и дал мне взамен три конверта.

– И тебе не стыдно? – спрашиваю.

– Что «не стыдно»? – не понял он.

– Не стыдно брать у меня пятнадцать копеек?

– Но ты же сама мне даёшь. Почему я должен отказываться?

– При этом ты не оставляешь ни копейки на сына.

– Но ему ведь не надо пока еду покупать. Ты ведь его своим молоком кормишь. А денег у меня сейчас нет.

Он засунул свою пухлую папку в потрёпанный портфель.

– Кстати, тут ещё мои пластинки оставались…

– Забирай скорее свои пластинки! Скорее, ну! И выметайся из моего дома!

Он торопливо прихватил коробку с пластинками под мышку и пошёл, оставляя за собой грязные мокрые следы… С обиженным видом оглянулся в дверях:

– Могла бы и не кричать напоследок…

Но я уже хлопнула дверью, едва не прищемив ему нос.

* * *

Господи, почему в жизни столько мелких противных подробностей?!

Почему нельзя просто любить своего ребёнка и писать стихи? Почему столько вещей, тянущих к земле?.. – с тоской думала я, берясь за половую тряпку, чтобы удалить грязные лужи его следов…

А!.. – вдруг озарило меня. – Наверное, чтобы мы об эти неприятные вещи обтачивали свой характер и своё чувство юмора! (Господи, сколько же грязи в доме от этого Безухова!) И вдруг вспомнилось, что я читала когда-то про птиц, в какой-то научно-познавательной книжке. Птицам, оказывается, чтобы переваривать пищу, надо ещё клевать песок и мелкие камушки. Мелкие камушки и песок внутри птицы – как жернова: помогают пище перемалываться. А без этого пища не усваивается, и птица гибнет…

Может, и человеку зачем-то нужны песок и камушки неприятностей? Чтобы лучше усваивать жизнь…

* * *

Всё просто.

Не будет чёрного – не будет и белого.

Тогда вообще не будет никакого!

Вот так, сынок…

Будем радоваться тому, что мир – разноцветный!

Хотя от этой разноцветности иногда больно – глазам и сердцу…

* * *

Не знаю вот только, как сказать о произошедшем маме?..

Она-то надеялась, что рождение Антона скрепит нашу семью… Бытует среди людей среднего и старшего возраста такой предрассудок: что дети скрепляют семью.

А разве не наоборот?.. Если плохо держалось, то с появлением ребёнка тут же всё и развалится. Потому что ребёнок – это ведь не канцелярская скрепка и не цементирующий материал, не вещество для склеивания гнезда, как слюна у ласточек. Наоборот! Ребёнок – это дополнительное напряжение. Иногда – сверхнапряжение. Мама, специалист по сопромату, рассказывала, что так металлоконструкции испытывают – на сверхнапряжение. Так же испытывается и семья: детским плачем по ночам, заботами и проблемами. Хлипкая семейная конструкция всего этого не выдерживает. Устоит только очень прочная. Изначально прочная.

А некоторые думают: вот рожу ещё одного, ещё одного – и тогда всё скрепится само собой, как по волшебству. Дудки! Не сегодня-завтра всё равно развалится… Я знаю семью, где семеро детей, а всё равно семья развалилась. Так лучше пусть сегодня, чтобы не тянуть эту болтанку. Пусть сегодня – пока сынок маленький, и ничего не понимает, и не страдает…

Я вышла на лоджию и заглянула в голубую коляску – Антоша спал, румяный и безмятежный… С низкого неба сыпался густой влажный снег… Крупные, пушистые снежинки лежали на поднятом верхе коляски, белое на голубом – очень красиво… Спи, сынок, набирайся сил, милое моё солнышко. Всё у нас с тобой будет хорошо… Всё уже хорошо!

Но как сказать маме?.. Она ведь в обморок упадёт, у неё сердечный приступ может случиться… Может, скрыть на какое-то время? Ну да, скроешь тут! В доме-то опустело после выноса книжных шкафов и книг…

А вот и мама! Не успел Б. скрыться за дверью, как пришла она.

Оглядывается изумлённо по сторонам. Она не была у нас неделю.

– Ой, что это? У вас перестановка?

– Ну, как сказать… – смеюсь я. Почему-то стало вдруг очень весело. Я даже напеваю что-то. (С той зимы у меня и появилась эта привычка: напевать, когда на душе тяжело. А плакать я почти совсем разучилась).

– Ты такая весёлая! Поёшь! – говорит мама. – А куда… ваш папа ушёл? Он когда вернётся? – осторожно спрашивает она.

– Куда ушёл – понятия не имею. И не интересно мне это. А не вернётся, надеюсь, никогда.

– Это шутка?

– Нет, это не шутка, мама. Разве так шутят? Сегодня последние вещички увёз.

Мама в обморок не упала. Но выражение её лица какое-то странное…

– Не хотела тебе говорить, но всё же скажу, коль всё уже произошло, – говорит она. – Я как раз к дому подходила, когда он вышел из подъезда и пошёл к такси…

– И что?

– В такси сидела женщина.

– И что? Ну, сидела какая-то женщина.

– Да не какая-то. Ты что, не понимаешь? Он подошёл к машине и о чём-то с этой женщиной говорил. Она стекло опустила… отвечала ему что-то. Но я уже зашла в подъезд. К счастью, он меня не заметил, и можно было не здороваться, очень мне этого не хотелось в ту минуту. Я ещё постояла за дверью, посмотрела в щель… Она дверцу ему открыла, он протиснулся внутрь с какой-то коробкой, сел рядом с ней, и они уехали. Это надо же! Приезжала с ним вывозить вещи! А тут младенец, ещё месяца нет…

– Стало быть, не один был? Вот и прекрасно!

– Что? Для тебя это не новость?

– Новость. Но приятная. А так бы я угрызалась: бедненький, ни к чему не приспособленный, куда же он теперь? Но вижу – Безухов не пропадёт. Значит, будет кому стены сверлить и зажаривать ему курочек, и печатать его статьи на машинке.

– Боже мой, какую страшную ошибку ты совершила в жизни! И я тебя не остановила от этого скоропалительного брака… Какая я несчастная! – мама готовилась заплакать.

– Мама, а то, что ты вышла когда-то за моего отца, тоже было ошибкой?

– Безусловно. Ничего хорошего не получилось из этого, как видишь…

– Мама!

– Что?

– Очнись, мама! И не вздумай плакать. Что значит: ничего хорошего не получилось? А я?.. Если бы ты не вышла за моего отца – не было бы меня.

– А, ну да…

– И разве можно назвать ошибкой моего чудесного мальчика?

– Мальчик, действительно, чудесный, но как ты его будешь растить одна?

– Не одна, а с Божьей помощью.

– Так ты, в самом деле, не огорчена?

– Ничуть, мама! Я счастлива. Я, наконец, освобождаюсь от дурного сна…

 
* * *
Был тяжкий снег.
И сумерки с дождём…
Был чёрствый хлеб
запит холодным чаем.
 
 
Сначала показалось:
пуст мой дом…
(Хотя я радости от тишины не чаю!)
Дверь заперта.
И тяжкий мокрый снег
Тебя подталкивает в спину —
прочь отсюда!
(А сколько перебили мы посуды!..
Я думала: на счастье…
Смех и грех).
 
 
А в колыбельке чутко-голубой
Спит тихий ангел —
маленький Антоний…
Он слишком мал,
он не знаком с тобой,
Он этот вечер никогда не вспомнит.
 
 
Пускай он смотрит солнечные сны,
Покуда тяжкий снег
на землю валит…
Спит безмятежно в голубом овале
Любовь последняя —
мой двухнедельный сын.
 

* * *

Сыночек, милый, простишь ли ты меня когда-нибудь? За то, что так всё получилось…

* * *

Через несколько дней. Звонок в дверь. Открываю – его сестра Ася.

– Вот, приехала познакомиться со своим первым племянником! А где мой братец?

– Твой братец?.. А разве ты не в курсе?

– В курсе чего?

Пришлось объяснять… (Сколько ещё раз придётся рассказывать эту историю изумлённым слушателям!) Ася, ошеломлённая, потрясённая, провела у нас целый день. Сходила в магазин. Постирала пелёнки. Когда Антончик уснул, посидели с ней на кухне, попили чаю.

– А ребёнок, оказывается, это совсем несложно! – сказала она.

Прощаясь, обнялись по-родственному. Она сказала:

– В любом случае, чтобы там мой братец не натворил ещё в своей жизни, ты – моя сестра, а Антошка – мой племянник. Он прелесть! Надеюсь, появиться у вас на следующей неделе…

Но она не появилась больше никогда.

Вместо этого недели через две пришло от неё письмо. В котором она сообщала мне, что больше не хочет иметь дело с непонятной жизнью её старшего брата, «со всей этой грязью…»

Я разорвала письмо и спустила его в мусоропровод… Спасибо, Ася.

* * *

Нет, нельзя выходить замуж от отчаянья. Или из жалости.

Это – ошибка.

Но Господь – благ. Он всякую нашу ошибку может обернуть нам во благо…

* * *

Теперь мама стала приходить к нам почти каждый день.

По утрам она приносит из детской молочной кухни для Антоши кефирчик в маленьких бутылочках, заткнутых пыльной ваткой. И какую-то еду для меня. Но есть мне совершенно не хочется, у меня стойкое отвращение к еде. Ну, чаю ещё могу попить. Мама уговаривает меня, как маленькую:

– Скажи, что тебе хочется? Я приготовлю.

– Ничего не хочется.

Мама плачет от огорчения:

– По-моему, у тебя какой-то психический сдвиг! Подумай хотя бы о своём ребёнке!

– О ребёнке я думаю. Я только о ребёнке и думаю… Но есть мне всё равно не хочется. Не могу же я есть через силу!

Мама начинает сердиться:

– Ты же с ног упадёшь! У тебя окончательно пропадёт молоко! Его и так жалкие капли! По-моему, тебе надо к психиатру, или к психологу, к кому-нибудь!..

Действительно, у меня совсем мало молока, и поэтому приходится подкармливать сыночка кефиром. Он не возражает.

А ещё мой сынок любит чай! Чай он может пить до бесконечности. Чайная душа…

Мы пока сами на молочную кухню не ездим: сильные метели, а там всегда очередь на улице длиннющая…

* * *

Ночь, сижу с тобой за письменным столом у окна…

Ты уснул, убаюканный колыбельной песенкой… Ты так трудно засыпаешь, ты почти не спишь, а ведь ты должен спать много-много, но с этим у нас большая проблема. Ты спишь мало-мало. А сейчас ты задремал, и мне не хочется класть тебя в кроватку. Ты такой тёпленький, уютный, такой родной… Самый родной человек на свете. И столько мне радости от тебя! И света… Как же Господь любит меня, несмотря на все мои ошибки и глупости! Как же Он добр и щедр, что одарил меня такой радостью. Радостью, которой хватит на всю жизнь… Спасибо тебе, сынок, за то, что ты ЕСТЬ!

В окне – чёрная ночь, глухая тьма, ни луны, ни звёзд, и только далеко, у канала, на шестнадцатом этаже высокой башни, горит одно окно… Чтобы я не чувствовала себя одинокой в этой ночи…

Ты – на сгибе левой руки… в правой руке – ручка, на столе тетрадь – в круге света, который падает от настольной лампы…

И уже привычное ощущение, что мы с тобой – на острове…

 
* * *
Ничего не осталось
Этим вечером белым…
Только в сердце усталость.
Только сын в колыбели.
 
 
Только гул за окошком —
Поезд?.. гром?.. канонада?..
Ничего не осталось —
Только сын. Только правда.
 
 
Только стёкол дрожанье…
Только лампы качанье…
Только жгучая жажда
Все изведать сначала.
 
 
Здесь,
в негромкой квартире,
Где – не зрим для метелей —
Набирается силы
Ясный Свет в колыбели…
 

* * *

Пришла мама и отпустила меня погулять.

– Ты совсем не бываешь на воздухе! Поэтому у тебя и аппетита нет. Иди, пока Антоша спит.

Я вышла во двор. Первый раз после родов. Как будто с другой планеты прилетела. Так странно всё… Забытые ощущения мягкого снега под ногами… Тихонько добрела до телефонной будки… Звоню отцу Димитрию Дудко.

– Давненько не слышал тебя, Маша! Ну, какие новости? Рассказывай.

– Сына родила.

– Да ну! Сына?! Ну, ты молодец! И как назвала? Антоном? Редкое, красивое имя. Отец, небось, доволен, что сын? Небось, не нарадуется?

– А он с нами больше не живёт.

– Как не живёт?.. – опешил он.

– Ушёл от нас. Когда сыну было двадцать пять дней.

– Ушёл?! Боже ж ты мой! что на свете творится!.. И как же ты теперь? кто тебе помогает?

– Мама.

– Ну слава Богу, что мама есть. А ты можешь сейчас к Речному подъехать?

– Могу.

Мы встретились у метро «Речной вокзал». Отец Димитрий был в длинной чёрной рясе, а поверх рясы – короткое зимнее пальто. И чёрная – колпаком – шапочка. И седая борода. Похож на маленького доброго гнома из сказки. Весь усыпан крупными пушистыми снежинками… Его голубые глаза смотрели на меня сокрушённо.

– Вот какое тебе испытание послано, Маша… Ну, держись! Бог не оставит тебя. Он никого не оставляет…

Он протянул мне конверт:

– Тут сто рублей, возьми. Купи сыну одеяло тёплое. Видишь, зима как затянулась…

– Спасибо большое. Но у Антоши уже есть одеяло. Да и много это на одеяло!

– Ну, тогда что хочешь купи. На твоё усмотрение. А Сергей Романов тебя навещает?

– Я ему ещё не звонила. Никому ещё не звонила. Вы – первый.

– Ну, я сам ему позвоню, скажу, чтобы заглядывал к тебе, помогал, чем может. Ну, иди с Богом. Антон тебя заждался уже, небось.

Он перекрестил меня.

– Храни тебя Господь. И сына твоего.

* * *

Ночь, бессонное окно… Дневник – мой полуночный собеседник…

Прости, Господи, не получилось создать семью с мужчиной. Да, может, и не судьба мне иметь семью с мужчиной? Но я создала семью с Моим Ребёнком.

* * *

Вышли мои стихи в цирковом журнале. Это уже четвёртый раз они меня напечатали. И всё благодаря Юрию Никулину. И опять – замечательные рисунки всё того же неизвестного автора.

Приятно вынимать утром из почтового ящика свежий журнал со своими стихами…

Хороший день сегодня. Главное – сынок не плачет от болей в животике и хорошо спал ночью. И молока у меня сегодня немного побольше – наверное, от хорошего настроения.

Так что сынок сегодня не голоден. Солнышко моё ненаглядное! Есть счастье в жизни.

* * *

Мама говорит:

– Ты раньше всегда такая подавленная была. А теперь – весёлая! Ты что, совсем не переживаешь?

– Совсем! Напротив: облегчение чувствую. Наконец-то я живу СВОЮ жизнь.

– Зачем же ты выходила за него?

– Потому что СУДЬБА. Пришёл, подарил крестик – вот и пошла…

– А если бы другой кто подарил?

– Но ведь никто другой не подарил! Значит, судьба у меня такая: быть мамой и папой для своего сына. Значит, судьба мне растить своего мальчика одной…

Мама собирается заплакать.

– Мама, я – счастлива! Теперь у меня есть смысл жизни. А ты плачешь!

– Ну, прости, прости…

– Разве не надо поблагодарить за это судьбу? Я ведь по своей воле ни за кого бы не пошла. Я ведь о монастыре мечтала… Хотя отец Александр и говорил мне: «Это – не твой путь». Наверное, мой путь – материнство. А как мне на него было вступить? Значит, необходимо было парализовать мою волю – вот это и произошло в тот момент, когда Безухов подарил мне крестик…

– Ты так мудрёно говоришь… – сказала мама.

– Да что ж тут мудрёного? Всё ясно, как белый день. По крайней мере, для меня. Мне пора было стать мамой. А моему сыночку пора было явиться на землю. И всё произошло так, как ДОЛЖНО БЫЛО произойти.

– Выходит, ты не в обиде на…?

– Нет! Он – просто орудие в руках судьбы, вот и всё.

* * *

Приезжал отец Сергий Хохлов. Была как раз мама у нас, она ему открыла, а я в это время кормила Антошку. Отец Сергий заглянул к нам, улыбнулся.

Потом пили чай на кухне, отец Сергий говорит:

– А я думал, когда ты эту квартиру получила, что ты устроишь молодёжную христианскую коммуну. А вот как всё обернулось… Ну, Бог тебе в помощь, расти своего Антошку теперь…

* * *

Конечно, спасибо Фёдору. За эту квартирку.

Хоть и не для меня он её добывал, а для себя, для своего спокойствия. Чтобы я перестала отравлять их личную жизнь своим неуместным присутствием.

Столько лет мы «колотились», по выражению моей бабушки. Мама считала, что я должна жить дома, с ними, а Фёдор так не считал. Я то возвращалась домой по маминой просьбе, то опять убегала, не выдержав очередной психической атаки Фёдора. Ему всё во мне не нравилось. Точнее – бесило. Особенно то, что я крестилась. Он был большим начальником, человеком серьёзным, партийным, а я его компрометировала. Наш телефон стали прослушивать. Я дружила со священниками-диссидентами. Фёдор боялся неприятностей. Он гнал меня из дома, но я опять возвращалась, потому что мама плакала и просила меня вернуться. Он не знал, как от меня избавиться, как сделать так, чтобы я стала отрезанным ломтем, и уже не маячила бы у него перед глазами.

Помог случай. Мы жили в небольшой квартире, а Фёдору, как большому начальнику, полагалось иметь дома рабочий кабинет. Он стоял в очереди на расширение жилплощади. И когда эта очередь подошла, он пришёл в ужас, что в эту квартиру мы переедем все вместе. И я вместе с ними! И наш ад вместе с нами…

И тогда они с мамой приняли спасительное для нас всех решение: лучше они не будут переезжать в большую квартиру, а получат в дополнение к той, что уже имелась, – маленькую, однокомнатную. И отселят меня с глаз долой!

Так и было сделано. И я перестала по вечерам названивать друзьям, в поисках ночлега, или ездить на Курский вокзал, когда звонить кому-то уже не было сил…

Так у меня появился МОЙ ДОМ. О, это волшебное словосочетание!.. И мой дом освятили четыре священника одновременно – мои добрые друзья: отец Александр Мень, отец Димитрий Дудко, отец Сергий Хохлов и отец Кирилл Чернецкий. Четыре друга. Но они давно не виделись. И вот, я решила устроить им нечаянную радость – нежданную встречу. Позвала каждого из них освятить мой дом. И они пришли. Все четверо! И такая радость была для всех! А отец Сергий привёл ещё с собой дьякона.

О, как они все пели! Пять могучих голосов… Как они горячо молились за мой дом, за то, чтобы жизнь в этом доме была настоящей и счастливой…

И вот она настала – настоящая и счастливая жизнь: ты – на сгибе моей руки, в другой руке – перо, а где-то у канала горит бессонное окно, как икона, – чтобы я не чувствовала себя одинокой в этой ночи. Да о каком одиночестве может идти речь? Когда на моих руках – сынок, а в сердце – Бог.

 
* * *
Что снится сыну моему?..
Прекрасно маленькому сыну
В плетённой солнечной корзине,
В январском ласковом дому…
 
 
Что снится жилке на виске
И этим шёлковым ресницам?..
А лунная тропа пылится,
Звезда за окнами двоится,
Лежит подковка на песке…
 

* * *

Горящее во тьме бессонное окно…

Из ночи в ночь оно посылает мне сигналы: ты не одна в этой ночи!

Спасибо тебе, окно!

Спасибо Тебе, Господь, за это окно!

* * *

А потом мама пошла на работу. Она ведь была в ту пору ещё молодой бабушкой – всего только сорок девять лет.

Но за первые Антошины месяцы, когда мама приходила к нам почти каждый день, и помогала мне, – великое ей спасибо!

Пожалуй, в нашей с ней жизни это были лучшие месяцы… Ведь каждый день был озарён Антошей, которого мы обе очень любили. И – ничего и никого, кроме Антоши – тогда в нашей жизни не было. Только радость от нашего сказочного мальчика, нашего улыбчивого ангела, нашего загадочного пришельца из вечности…

* * *

Итак, мама вышла на работу. А мы с сыночком быстро научились сами ездить на молочную кухню с утра пораньше.

Но если была сильная непогода, то я оставляла тебя, спящего, в коляске на лоджии. У нас удобная лоджия – с аркой в стене – проход к соседям. Если ты заплачешь, бывало, то тут же прибегали к тебе наши соседи. Молодые ребята, у них у самих годовалая дочка.

Возвращаюсь, а Саша или Таня укачивают тебя. Спасибо им!

* * *

Теперь мы целыми неделями с сыночком вдвоём. И ощущение того, что мы с ним на острове, усилилось…

Был бы у нас телефон, можно было бы посылать сигналы в большой мир, на большую землю…

А так – можно посылать сигналы только Вверх…

Но может, это и к лучшему?.. Ничто и никто не отвлекает меня от тебя: от постижения огромной вселенной, заключённой в тебе, мой мальчик, мой любимый сынок…

* * *

И всё же до нашего острова иногда доплывает кое-кто из друзей.

Чаще всего – Серёжа Романов.

Когда-то нас познакомил отец Димитрий Дудко. Сказал: «Вы соседи. И фамилия у вас почти одинаковая. Вот и дружите!»

Вот и дружим.

* * *

А как-то вечером к нам приехал Яша Кротов, младший брат Гавра.

Гавр познакомил нас летом семьдесят второго года. Они пришли тогда вдвоём в «Москонцерт», где я в то время работала. Гавр обожает младшего брата. У него есть ещё один брат, но я его пока не видела, и поэтому Лёня Кротов для меня – мифическая личность.

А Яша летом семьдесят второго года был ещё Максимом, ему было пятнадцать лет, и он был увлечён археологией. Это был худенький, темноглазый мальчик, страшно серьёзный. Эти Кротовы – все страшно умные и страшно серьёзные! И при этом они все ироничные, насмешливые. С ними даже страшно общаться. Как посмотрят своими чисто кротовскими глазами… – не знаешь, что и сказать.

Их мама летом семьдесят второго тоже смотрела на меня очень строго, она, наверное, думала, что я буду сражаться за Гавра, пытаться увести его от семьи. Она ошибалась. Никогда, никого и ни от кого я не пыталась увести. Нет у меня таких наклонностей.

А потом – ведь существует судьба: где-то написано на небесах то, что должно случиться. И не надо пытаться подсказать судьбе. Она сама разберётся и решит: кому от кого уходить, а кому – нет. Вот и Безухову она подсказала. И ушёл он от нас без моей помощи и без оглядки. И, слава Богу, что ушёл.

А Яша так возмущался Безуховым! Смотрел на Антошку, весело дрыгающего ногами, такого славного, глазастого, и не понимал, как от такого можно уйти…

– А ты не рано на него ползунки надела? – строго спросил он. – Я полагаю, что в таком возрасте младенец ещё должен лежать спелёнутый…

– Как куколка бабочки? Но мой сын любит свободу! В пелёнках ему тесно. Вот и надела ползунки.

* * *

Через несколько дней от Яши пришла почтовая открытка. Он сообщал мне, что по поводу ползунков проконсультировался со своей мамой. И мама сказала, что младенец до трёхмесячного возраста должен лежать в пелёнках.

Я была, конечно, тронута таким вниманием семейства Кротовых к нашей (несуществующей) проблеме. Но я очень смеялась над этим строгим и безапелляционным «должен лежать в пелёнках».

Младенец никому ничего не должен! И если младенец требует свободы, то ему нужно эту свободу предоставить. В полном объёме! Вот и всё. Так мне подсказывало моё сердце: для ребёнка всё хорошо и полезно, что не опасно. А реальных опасностей в жизни не так уж много.

Я не читала к тому времени ни одной книги по воспитанию младенцев (таких книг просто не было тогда в нашей стране), так что воспитывала тебя чисто по интуиции.

Ведь это просто: представь себя на месте ребёнка – и сразу поймёшь, в чём он нуждается. Ведь это так просто! Ребёнок сам тебе подсказывает, что ему хорошо, а что плохо. Нужны только моя любовь и моё внимание, чтобы это понять. И никакая самая замечательная книга (и ничей чужой опыт) не смогли бы меня научить так хорошо, как это сделал ты, мой маленький сынок. Очень скоро, буквально в первые месяцы твоей жизни я пришла к убеждению: чтобы не вырастить из ребёнка послушную куклу, раба, – ребёнку нужно предоставить свободу!

Но ребёнка нужно учить пользоваться этой свободой… А чтобы овладеть этой наукой, у нас есть Вечная Книга. В ней – все ответы.

* * *

Серёжа Романов живёт близко, он то и дело забегает к нам. Спасибо ему!

Без всякой моей просьбы привёз огромный короб бумажных подгузников. Это было очень кстати, потому что надвигалась сессия, а у меня уйма времени уходила на стирку. И денег не взял за этот короб, замахал на меня руками…

Как-то Серёжа пришёл со своей женой Надей – чтобы она поделилась со мной своим опытом – выращивания ребёнка без бабушек и нянь. Надя ужаснулась, застав меня с утюгом в руках:

– Ты что, гладишь?! Я с рождением Дениса вообще забыла про утюг. Бросай! Сразу высвободиться много времени и сил!

* * *

В другой раз Серёжа пришёл с Ирой и Лёшей. Мы все в какой-то степени родственники, потому что Ирина-Лёшина дочка Лиза – наша с Серёжей крестница. Ей уже второй год пошёл, ребята мечтают о втором ребёнке. Точнее – они его уже ждут. А мечтают, чтобы детишек у них было штук шесть, семь… восемь! Сколько Бог даст.

* * *

Лёша через несколько дней привёз нам хорошего врача – милую пожилую женщину. Это был платный врач, но Лёша сказал, чтобы я о деньгах не думала, что он уже оплатил её визит.

Доктор определила у Антона сильное отставание в весе. И велела мне немедленно вводить прикорм – гречневую молочную кашу.

– А не рано? – изумилась я.

– Это – экстренные меры. Вашему ребёнку необходимо набирать в весе, расти и развиваться, а на ваших двух каплях молока это невозможно. Никакую другую кашу я вам пока не назначаю. Но гречневую – можно!

Гречневая эпоха началась в два с половиной месяца…

* * *

Великим постом открытка от Яши Кротова: такого-то числа к тебе приедет отец Александр.

* * *

…Он вошёл – большой, шумный, – как будто горячий ветер ворвался вместе с ним в наш тихий дом. Воздух вокруг него сразу стал горячий, пространство словно закипало вокруг него – такая колоссальная энергия была заключена в этом человеке.

– Ну, где? Где сын? Показывай! – сказал он и широкими шагами вошёл в комнату.

Остановился у кроватки Антона, Антон не спал. Они внимательно и с интересом смотрели друг на друга. Отец Александр негромко помолился и нежно благословил моего мальчика, погладил его по каштановой головке своей большой, тёплой рукой. И сказал с улыбкой:

– Прекрасный младенец! Очень он тебе удался, Маша! Вот теперь у тебя радость и смысл жизни! Помнишь, ты меня спрашивала: какой в этом во всём смысл? Теперь чувствуешь его?

– Ещё как!

– Ну, и слава Богу! Слава Богу за всё. Давай помолимся вместе…

Я так любила эти его слова: «Давай помолимся вместе».

Мы стали рядом перед иконами Спасителя и Богородицы. (Его подарок!) Помолились. Он исповедовал меня и причастил.

Потом я кормила его обедом, был Великий Пост, и я приготовила для него рыбу с картошкой. Он говорил:

– Нравится мне у тебя. Хорошо тут. Помнишь, как мы вчетвером освящали твой дом?

– Как не помнить?

– А ложку мне дашь?

– Ложку? Так вот же вилка, – сказала я.

На что он засмеялся:

– А я вилками не пользуюсь, ем только ложкой – так удобнее и быстрее. Некогда, знаешь ли, ковыряться вилкой. Так что давай лучше ложку!

Прощаясь, сказал:

– Береги сына.

– Это – моя главная забота.

– Вот тебе денег немного. Купи Антону, что найдёшь нужным. Я уж не стал сам ничего придумывать.

– Ой, может, не надо?

– Бери. И если будут с этим проблемы, дай знать.

– Спасибо вам огромное за всё!

– Не переживай, со здоровьем у Антона всё наладится. И в весе начнёт прибавлять, и спать научится. Бог – благ. Ну, храни вас Господь!

Он благословил меня. Я вышла проводить его к лифту.

Потом стояла на лоджии и смотрела, как он уходит… мой любимый, драгоценный батюшка…

* * *

Денег, подаренных двумя батюшками, хватило нам с Антошей больше, чем на полгода.

С моей способностью жить экономно.

* * *

Перед Пасхой получила от отца Александра открытку – «Красная земля» Николая Рериха.

На открытке изображены молодая мать с маленьким ребёнком, мальчиком. И она ведёт его по красной, горячей, таинственной и волшебной планете…

Удивительно неразборчивый у моего батюшки почерк! Как у инопланетянина. В жизни не видела таких почерков! Не буквы – а клинопись какая-то… Как будто пишет и шифрует одновременно. Я помучилась, пока разобрала несколько строк на открытке. Но как радостно было их разбирать!..

* * *

Пасха. Первый солнечный день за эту весну!

Заехали Яша Кротов со своей невестой Ирочкой.

Яша говорит:

– Отец Александр попросил от его имени купить Антону подарок. Вот, мы с Ирочкой подумали и решили, что это будет как раз то, что нужно…

И он извлёк из портфеля… двух клоунов! Петрушку и Шута с бубенцами… Наверное, ребята решили, что мой сынок будет, как и я, любить цирк и клоунов.

(Эти два клоуна живы и сейчас, спустя тридцать лет. Сначала ими играл сынок, а потом дочка. И хотя Антон остался равнодушен к цирку, но вот для Ксюши это была целая эпоха в жизни, когда она себя осознавала клоуном! С Петрушкой она спала в обнимку… А Шут с бубенчиками на колпаке через много лет участвовал в нашем спектакле, который мы играли вместе с Ксюшей. Спектакль, посвящённый памяти Леонида Енгибарова. Но до этого ещё – целая жизнь!..)

Яша сказал, что вернулся из заключения Гавриил Яковлевич – его и Гавра отец. Отсидел в мордовских лагерях семнадцать с половиной лет… Умеет же наше государство прятать лучших своих людей далеко и надолго! Но и за колючей проволокой он оставался отцом своих трёх сыновей. И оттуда, из-за колючей проволоки, он слал сыновьям самодельные книжки: сочинял для них сказки, рисовал картинки, писал мелким почерком длинные-предлинные письма – о своей жизни, о том, что ему дорого, и как он понимает смысл жизни (Гавр показывал мне эти письма). Гавриил Яковлевич Кротов был прирождённым педагогом, вроде Макаренко или Сухомлинского, любил работать в детских домах, с трудными детьми, с сиротами. Ну, конечно же, такого человека надо было спрятать куда подальше! Ведь он из своих воспитанников растил думающих людей! А для того государства, в котором мы тогда все жили, это было опасно.

Бесплатно
280 ₽

Начислим

+8

Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.

Участвовать в бонусной программе
Возрастное ограничение:
16+
Дата выхода на Литрес:
12 августа 2020
Объем:
370 стр. 1 иллюстрация
ISBN:
9785005130402
Правообладатель:
Издательские решения
Формат скачивания:
Текст
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,3 на основе 144 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,8 на основе 34 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,9 на основе 20 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,4 на основе 747 оценок
Текст
Средний рейтинг 4,8 на основе 22 оценок
Текст
Средний рейтинг 4,6 на основе 31 оценок
Подкаст
Средний рейтинг 5 на основе 2 оценок
Подкаст
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок