Безопасный человек. Странная история обычного города

Посвящаю своим родителям

© Мария Макеева, 2018

ISBN 978-5-4493-0860-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Так получилось, что во время написания, я абсолютно не предполагала, что некоторые станции метро или описанные в книге здания возникнут позднее, в моей реальной жизни (Изначально стеклянное здание Агримандара Адамиди присутствовало возле станции метро Текстильщики, о чём могут подтвердить черновики двухгодичной давности. Но, сейчас я работаю именно в таком здании и именно у метро Текстильщики, поэтому пришлось спешно переписывать эти главы) Как говорится – всему виной писательское провидение…

Поэтому я просто обязана сообщить – все совпадения случайны и названия реальных фактов или вещей присутствуют не в качестве «продакт-плейсмента», а чтобы у читателя сложилось ощущение реальности.

Это небольшая история Москвы с конца 80-х до наших дней, глазами самого странного героя из всех, мною познанных.

Собственно, я сторонник реальности и мистика в книге может восприниматься аллегорией, кому как больше нравится. Мне с детства нравились такие истории, их ещё называют городскими легендами. Они помогают познавать реальность.

Я бы хотела поблагодарить всех, кто помогал мне. Моего мужа, который выискивал описки, рабочий коллектив, который верил в меня и помог обрести необходимый опыт, в том числе технический, и, конечно, моих друзей и родителей, которым я просто бесконечно благодарна.

Глава 1

Я помню только одно – лицо прекрасной девушки, стремительно приближающееся к моей физиономии. В ту долю секунды, что успел заметить – её большие голубые глаза, взирающие сверху. Удивлённый и игривый взгляд фотомодели, которая обрушилась вниз обломками металла и стекла.

В тот последний тёплый день осени, помню, я решил прогуляться пешком, чтобы обдумать всё произошедшее. Вышел из автобуса на две остановки раньше, и побрёл домой по Олимпийскому проспекту, думая о том, что же изменилось после встречи с тем человеком.

Я заметил рекламный щит издали. Вернее, изображение девушки на нём, которая напомнила мне о Кире, с правильными чертами лица, призывно открытыми губами и яркими, неестественно голубыми глазами. Изображение словно выделялось на фоне всего остального, чем и обратило на себя внимание.

Изучая баннер, я заметил стоящую под ним женщину, которая, не двигаясь, смотрела в упор, словно знала меня. А я в свою очередь, пытался вспомнить момент, когда мы с ней могли познакомиться. Лица той женщины я почему-то никак не мог рассмотреть, хотя её глаза были яркими, словно плыли в дымке, которой было скрыто её лицо. Существовали сами по себе. Ещё, я хорошо помню её платье. Серое и длинное.

Поравнявшись с ней, в какую-то долю секунды внезапно осознал, что сейчас произойдёт что-то нехорошее, словно я расслышал чьи-то призрачные мысли. Голос, что звучал в голове, будто через наушники: «Падает! Она падает!»

Я инстинктивно кинулся туда. У меня не было времени выяснять, кто она такая, но зато помню единственную мысль, словно ту кто-то вложил мне в голову: «сейчас же всё рухнет!» Женщина находилась буквально в двух шагах от меня, и я просто хотел её оттолкнуть.

Услышав треск, я поднял голову на звук, увидев приближающееся лицо с баннера. А после, меня оглушил тяжёлый звенящий удар. Словно баннеру смертельно надоело взирать глазами той фотомодели на вечно пустынную улицу, и тот нашёл себе занятие поинтереснее, например обвалиться прохожему на голову.

Открыв глаза, я осмотрел разбросанные осколки, вслушиваясь в свистящую тишину. Всюду было совершенно безлюдно. В будние дни вообще мало людей гуляет по тротуарам Олимпийского проспекта. А в тот день, все словно вымерли.

Я, приподняв голову, озирался как подслеповатый крот, пытаясь осознать, что сейчас произошло, но тут же отключился. Мне даже привиделось нечто вроде сна, я пытался бежать, но не мог, и женский голос звал за собой, который в тот самый момент звучал слишком знакомо. Затем видение прервалось, я открыл глаза, чувствуя лишь тяжесть. Уткнулся взглядом в ярко-голубой глаз, уставившийся на меня с уцелевшей части баннера, с блестящими красными каплями на зрачке, те оставляя дорожки, скатывались вниз. Я считал эти дорожки, однако в какой-то миг, сбившись со счета, уткнулся носом в один из обломков.

Что случилось после этого – не помню. Вообще, с ударом того баннера, по большому счёту, меня познакомили врачи. Я чётко помню, что было до, и не хочу вспоминать, что было после.

Глава 2

Это было неизменно. Сколько себя помню, так было всегда. А себя я помню, если память меня не подводит – с трёх лет. Конечно, в три года этого не осознавал, но становясь старше, начинал понимать, что со мной что-то не то.

Я очень хотел бы рассказать вам историю о том, что меня укусила какая-нибудь радиоактивная или инопланетная тварь, и я стал всесильным неуязвимым супергероем, как в западных комиксах. Вполне в духе современности, но это не так.

Да, у меня был дар, если можно назвать то, чем владел я. Это было даже не даром на самом деле. «Даром», не в понимании современных комиксов. Я не выделялся умом и не изобретал вечный двигатель в средней школе, не участвовал в выставках достижений талантливых детей с прилизанными, сальными волосами (да, кстати, про сальные волосы, это уже моё личное наблюдение). Мне даже оценки ставили очень редко. Мой дар было в том, что я был, хм-м-м… безопасным.

Я пришёл в школу, как миллионы детей до этого – маленьким мальчишкой с горящими глазами. Чёрт, как же мне хотелось в тот момент, быть тем самым талантливым ребёнком. Но тогда ещё не понимал, что обладал, нечто особенным, что выделяло меня из толпы и одновременно изолировало ото всех.

Первый год отучился, ничем не выделяясь среди остальных. Поначалу меня даже устраивала людская отстранённость, к которой я привык с детского сада. Именно родители тогда взяли на себя практически все хлопоты, связанные с моей учёбой. Мне как ребёнку было поручено внимать и запоминать.

У меня не было братьев или сестёр, поэтому те уделяли моему образованию достаточно много времени. Что позволяло узнавать, как я думаю, гораздо больше, нежели моим одногруппникам по детсаду.

Родители – к началу первого года обучения, хотя я и старался каждую свободную минуту улизнуть играть во двор, – научили интересоваться и пользоваться прочитанным, годами позже это не раз помогало мне, и я благодарен им за это.

Только к концу первого класса осознал, что меня избегают. Если до этого ещё были сомнения, что во всём виновата моя собственная отстранённость, то к началу второго класса понял, что виной тому действительно я, но не по той причине, по которой считал.

Учился я легко и многое из того, чему обучали в начальной школе, к тому времени уже знал, поэтому не был активистом на уроках и ни с кем не сближался. При должной тяге, из меня мог получиться отличник, но мне гораздо больше нравилось играть во дворе, гонять мяч и драться.

Ещё в старшей группе детского сада я выявил в себе странную тягу к насилию. Нет, не нужно хвататься за голову и винить моих родителей, просто я не боялся и чувствовал готовность дать сдачи. Хотя это и было проблемой. На меня никто не нападал. Никогда.

В этом я убедился, в тот день, когда решил подраться первым. Я вызвал «на дуэль» самого задиристого хулигана-пятиклассника, которого боялась вся младшая школа и даже дети постарше. О, нет, я не был маленьким берсеркером с мощными кулаками и необычной силой для второклассника. Я просто выбрал того, кто никогда не отвечал отказом на предложение драки. Мало того, «предложением драки» мог быть неосторожный взгляд в упор какого-нибудь зазевавшегося «очкарика» или случайный толчок на перемене. Я же ещё ничего не боялся и обладал отсутствием границ любого страха.

Я долго выжидал в поисках причины, по которой тот на меня нападёт. Парень он был крепкий для своих лет, к тому же выше меня на две головы, с вечно закатанными рукавами форменной куртки и грязными коленкам. И, разумеется, как я сейчас понимаю, игнорировал меня как все остальные.

Я решил спровоцировать того на столкновение сам. Ни один старшеклассник не будет связываться с желторотым утёнком из начальной школы, а вот наглый пятиклассник запросто. Тот был ещё слишком маленьким, чтобы анализировать свои поступки, но был достаточно большим, чтобы понимать, что соперника из младшей школы он уделает одной своей левой коленкой.

Я подошёл максимально близко и всего один раз как бы случайно толкнул его локтем в толчее большой перемены. Этого было достаточно, чтобы тот обернулся и со всего маху зазвездил толкнувшего в лицо. Но никакого удара не последовало.

Я ещё не понимал происходящего и это меня не остановило. Я тотчас набросился первым, размахивая мелкими кулаками и ожидая, что задира кинется ко мне.

Движение детских ног остановилось. Я ждал его атаки и, посчитал эту остановку началом скорейшей драки, но ошибся. Вместо того, чтобы напасть на меня, пятиклассник остановился, взирая равнодушным взглядом куда-то поверх моей головы и неожиданно тихим, спокойным голосом произнёс: «Я забыл дома свой учебник по русскому». Фраза прозвучала, словно тот начал разговаривать сам с собой. А я словно, услышав, нечто плохое в свой адрес, тотчас вновь набросился на него. Его реакция меня не обрадовала, его равнодушный взгляд, в этот момент, сменился на совсем отстранённый.

Ожидая, что он предпримет попытку защититься и перейти в наступление, я после своего неумелого выпада, инстинктивно отступил назад. Но пятиклассник ответил тем, чего я совсем не ожидал – тот расхохотался. Так, словно, я только что рассказал ему самую смешную шутку в его жизни. Этот смех был жизнерадостным и совсем не агрессивным.

«Колька, стой!» – Он, перестав смеяться, позвал кого-то за моей спиной и кинулся мне навстречу. Я уже было подумал, что вот оно! Случилось. Но тот, не глядя на меня, пробежал дальше. Все шло, как обычно. Дети расходились по своим делам. Никакой драки не было и в помине.

Всё случилось довольно быстро, окружающие про меня забыли, словно я только что не пытался ударить знаменитого на всю начальную и среднюю, задиру. В любое другое время, будь это любой другой школьник – тот бы уже лежал на полу с кучей синяков и расквашенным носом. Тот мальчишка был самым задиристым хулиганом и наглецом средней школы. Но именно, в тот момент, ему было плевать на жалкого выскочку. Я был посрамлён в собственных глазах. Никому не было до меня дела, а перемена шла своим чередом.

– Эй! Ты, дебил! – Во мне вскипела ярость. Я должен был всё довести до конца. – Давай! Иди сюда! Я с тобой ещё не закончил! Сашка-какашка! Иди сюда… – в тот момент, я вспоминал все самые злые и запрещённые для ребёнка своего возраста, слова. Тогда мне казалось, что я проорал их на всю школу.

– Дерись, трус! Дурак! Иди сюда, какашка! Козёл вонючий! Я жду тебя, сегодня на пустыре после пятого урока! Эй, слышишь?!

Его реакция была не такой как я ожидал. Парень обернулся, но вновь посмотрел куда-то через меня, словно я в тот момент стал прозрачным, как бы вскользь, затем кивнул и ушёл, не оглядываясь. Будто я только что не орал тому в лицо все известные мне, на тот момент, страшные ругательства, а предложил сходить в магазин за мороженым или попросил почитать книгу.

Я остался на месте, не зная, как реагировать. Великий хаос вряд ли был хаотичнее моих мыслей: «Что он сделал? Услышал меня? Согласился на драку? Или специально сделал вид, что не заметил?»

Главное, задира совершенно не обратил внимания на мою агрессию, как будто тому было всё равно. Такого этот мальчишка никогда и никому не позволял.

Именно этот факт меня насторожил. Я вышел из оцепенения, и, придавая своему голосу агрессивную интонацию, крикнул ещё раз ему вслед про встречу на пустыре, но тот даже не обернулся на мой голос.

Мало того, в коридоре уже почти никого не осталось. Все разошлись по классам, словно я не орал благим матом только-что, прямо здесь, посередине школьного коридора на виду у всех. Даже проходившие рядом учителя не сделали ни одного замечания на мои злобные выкрики. Никого не смутило, что я ругался. Хотя, нет. Не прав. Это смутило меня. Мне стало чертовски стыдно за себя. С этим чувством стыда и с последним звонком я вбежал в свой класс.

Но и там, мне никто не сказал ни слова. Моя ругань и даже опоздание сошли мне с рук. Наверное, кого-то бы такое порадовало, но не меня. Я начал злиться и подозревать нехорошее.

Я пришёл заранее в назначенное место. Задний двор школы, где велись занятия, от основного корпуса был отделён деревьями. В глубине этой территории, заросшей берёзами, клёнами и соснами, находилась кирпичная арка. Когда-то давно та была большим складом, который сейчас пустовал. Тонкие железные двери были погнуты руками старшеклассников, которые облюбовали это место для своих тайных делишек. Я много раз видел, как туда протискивались через проём в дверях, парни и иногда даже девчонки, они курили внутри и скорее-всего занимались ещё чем-нибудь противозаконным, о чём я не подозревал, да и не хотел.

Взрослые прекрасно знали про это место и много раз пытались забить хлипкие податливые двери, но каждый раз, старшеклассники находили лазейку, чтобы просочиться внутрь заброшенного строения.

Но меня интересовала не арка, а то, что скрывалось за ней. Небольшой квадрат пустыря, где дети довольно часто выясняли отношения между собой. Я впервые пришёл туда с той же самой целью – надрать зад самому крутому пятикласснику в школе.

Я был готов к чему угодно. Быть избитым. Навалять ему «по самые помидоры». Получить от его одноклассников пару оплеух. Сбежать, сверкая пятками, в конце концов, если тот приведёт своих старших дружков. Но совершенно не был готов к тому, что меня ждало.

К тому, что никто не пришёл. Ни задира, ни его дружки, ни мои одноклассники, которые всегда были готовы посмотреть хорошую драку (чаще всего конечно детские драки были совершенно не зрелищными).

Драки в подростковой среде были едва ли чем-то выдающимся, но не было случая, чтобы мальчишки (да и некоторые девочки) не пришли посмотреть на очередной «махач». В те годы мы казались себе непобедимыми героями, хотя, выглядели по-настоящему жалко. Из нас по-хорошему дралась всего пара ребят, остальные выглядели самовлюблёнными клоунами. И я ничем не отличался, как оказалось.

Сказать, что я был просто разочарован, значит, абсолютно не понимать ребёнка. Я недоумевал – как так получилось, что гроза средней школы пропустил мимо ушей все мои оскорбления и даже пальцем не пошевелил, чтобы преподать мне урок?

Никому из младших классов, да и некоторым шестиклассникам не удавалось уйти от того безнаказанными, но в этот раз он совершенно не обратил внимания на такую дерзость. Что произошло? Тот никогда не отвечал на угрозы молчанием, о чём могли рассказать почти все мальчишки из нашей параллели.

Но я всё же ждал его. Ждал с мыслью, что возможно тот просто запаздывает, раздавая прощальные тумаки своим одноклассникам. Возможно, в свою очередь, именно тот пятиклассник выжидал, что это я не приду и испугаюсь. Ведь обычно никто не является добровольно на своё заклание. Я стоял, распаляя себя злостью и не чувствуя холода. Ещё не знал тогда, что адреналин, поступающий в мою кровь из эндокринных желёз, заставлял не замечать холодного промозглого ветра.

Стоял конец октября. С неба моросил мелкий, мерзкий и колюче-холодный дождь. Серые облака скользили по крышам и скрывали высотки. Я взирал на блёклое небо, вымокая до основания. Но всё ещё ждал, уже понимая, что сюда никто не придёт. Всё было напрасно. Я оставался там до тех пор, пока к пустырю не заявилась группа старшеклассников. Один из них, заметив неожиданного свидетеля, окликнул:

– Чего ты здесь делаешь, а ну, геть отсюда! – И как-то внезапно отведя взгляд в сторону, резко замолчал.

Я практически взвыл в серое небо, чертыхнулся и сбежал оттуда со всех ног. Мне одновременно было стыдно и обидно до чёртиков. Никто не пришёл со мной драться. Меня проигнорировали. Подозрения подтверждались в очередной раз. Меня не замечали или презирали? Возможно, и то, и другое. Но что было ещё хуже – я, даже при всём желании подраться, не существовал в мире того задиры.

Знаете, есть такая каста школьников – их все шпыняют, задирают и, что и говорить, часто «достают». Так вот, я не был одним из них, но себя самого, в тот момент, считал гораздо в худшем положении. Тех, по крайней мере, видели, звали по имени. Ко мне никто не обращался, словно я стал призраком. Конечно, меня никто не задирал, но возможно, именно этого и не недоставало. Во мне кипела ярость, и я не мог ни на кого её выплеснуть.

В тот вечер я столкнулся с одним из таких школьных аутсайдеров – Митькой Курьяновым. Тот мне казался реально не от мира сего, этаким стандартным «ботаном», высоким для своих лет, в очках, с узкими, вечно сжатыми губами. Его светлые кудрявые волосы и всегда аккуратно отглаженный синий школьный костюм были магнитом для сверстников, которые иногда дразнили его.

В тот хмурый вечер пара старшеклассников поймала Митьку возле заднего крыльца школы, что-то настойчиво требуя. Я не знаю, возможно деньги или жевательную резинку.

Я не прислушивался специально и не слышал, что там происходило. Только в тот момент, когда я пробегал мимо дерева, где стоял прижатый к стволу крепкими руками старшеклассников, озирающийся Митька, те словно забыв про него, внезапно впились взглядом в пустоту. Я видел эту резкую перемену в их глазах. Те успели обернуться на меня, но их взгляд… Он был направлен не ко мне. Не на меня, а мимо. В тот момент оба старшеклассника уставились невидящими глазами МИМО ВСЕГО, и загнанного в угол Митьки, в том числе.

Тот взирал на них, расширенными от возмущения и невозможности вырваться, глазами, но не сделал даже полшага, чтобы воспользоваться передышкой и сбежать. «Добровольный идиот» – подумал я тогда. Я был зол на весь мир, и мне было, что и говорить, пофиг даже на Митьку.

Он был старше меня на пару классов, а я был на голову ниже него. Я остановился, не собираясь никого спасать из передряги, просто с желанием подраться, чтобы выплеснуть свою ярость и доказать всем, что существую. А затем, довольствуясь полученным фингалом под глазом, уйти домой. Я не понимал всей ответственности своего дара.

Налетая на старшеклассников, как птенец на ястребов, я зажмурил глаза, инстинктивно защищая те от удара, но почувствовал лишь холодный ветер и мелкие капли дождя возле своего лица. Открыв веки, я узрел ещё более странное явление. Митька, стоящий возле дерева, затравленно взирая вслед уходящим старшеклассникам, которые вместо того, чтобы надавать ему тумаков, а мне расквасить нос, оставался там, словно его до сих пор удерживали чьи-то руки. А подростки удалялись как-то неспешно, словно не они только что требовали от Митьки какую-то дань.

Митькин взгляд тоже был потухшим. Когда его оцепенение спало, он, отвернувшись, расправил свой пиджак и, всё также немного понурив плечи, побрёл в противоположном направлении. Никто из всей троицы не обратил на меня ни малейшего внимания.

Они разошлись каждый в свою сторону, оставив меня одного возле клёна, растущего рядом со школой. Даже его пожухлая, редкая и уже гнилая листва, срываясь с ветвей, меня облетала. Словно я был проклят.

Всё разрешилось, как-то странно и само собой. Вопрос, как это случилось, меня занимал всю дорогу домой. В конце концов, я был ребёнком, и не думал об осторожности. Углубляясь в причины произошедшего, я не заметил, как вышел на проезжую часть и, погружаясь в своё отчаяние всё глубже, шёл навстречу автомобилям. Дойдя почти до середины дороги, я только тогда понял, что наделал. Остановился посередине разделительной разметки и замер в ожидании визга тормозов и последнего удара, который прекратит моё существование.

Но вопреки моим ожиданиям ничего не последовало. Автомобиль плавно остановился в паре метров от меня, сбавляя скорость, словно перед сигналом светофора. Все последующие автомобили, проделали то же самое без гудков, и резкого визга тормозов.

Когда все приближающиеся автомобили остановились, почему-то ни один водитель не решил рассмотреть помеху ближе и не вышел из салона. Мало того, все они, по крайней мере, те, что я наблюдал в прямой видимости, продолжали сидеть на своих местах, а их взгляды были какими-то застывшими. Они пугали меня. И в тот момент, для меня замер весь мир.

Нет, всё так же шёл мелкий осенний дождь, и листва шуршала на тротуарах, я чувствовал дуновение колючего ветра, а люди шли мимо по своим делам. Никакого стоп-кадра.

Но никто из тех людей на тротуаре или этих водителей во внезапно остановившихся автомобилях, не смотрел на меня. Они все взирали МИМО, как те парни, схватившие Митьку. Этот взгляд был таким-же.

Я подумал в тот миг, что, наверное, мог простоять так несколько часов, и всё это время, весь мир вот так бы взирал мимо меня, не замечая.

В тот момент я впервые ощутил настоящий страх. Он рос откуда-то из глубины, из детских кошмаров и из этих людских глаз, не выражающих ничего. Те явно что-то видели перед собой. Но не эту осень, не меня.

Это откровение подтолкнуло. Я побежал домой, не оглядываясь, пересекая проезжую часть. На какую-то минуту я ощутил своё будущее одиночество. Я бежал лишь с одним желанием – обнять родителей и убедиться, что те меня видели.

Нашёл, как всегда, ключ под ковриком возле двери. Вспотевшими руками открыл замок, и торопливо захлопнув за собой дверь, словно за мной гонится стая диких собак, прислонившись спиной, отдышался. Дома никого не было.

Вечером, когда родители вернулись с работы, уже ничто не выдавало того страха. Несмотря на то, что я уже был им заражён и прятал, как дурную болезнь.

Но тем вечером, всё обошлось. Родители прекрасно видели меня, общались и даже отругали за недоделанную домашнюю работу. В стенах своего дома я существовал и был абсолютно нормальным.

А поутру всё начиналось по новой, я просыпался и вступал в параллельный мир призрачного существования, ещё не до конца осознавая, что со мной.

И вроде бы после того случая, больше ничего странного не происходило. Я даже начал думать, что это просто такое совпадение причин и следствий.

Я не знал тогда о существовании супергероев, но прочёл уже достаточно детской фантастики, которая была не похожа на нынешние комиксы, чтобы напридумывать себе, всё что угодно, вплоть до того, что я прилетел с Марса.

Но это было несерьёзно, ниоткуда я не прилетал, а просто продолжал считать себя хоть и странным, но ещё нормальным ребёнком. Поэтому ходил в школу, как миллионы других детей, стараясь всё забыть и ничем не выделяться. Только где-то в глубине моего разума прорастали сомнения, и моя любознательность призывала разобраться. Я хотел так и поступить, но затем случилось то, за что мне стыдно до сих пор. Я помню тот день, словно тот был, как говорится, на днях.