Безопасный человек. Странная история обычного города

Глава 3

Я пытался примириться со своим страхом. Но изначально ничего не выходило, моих внутренних сил не хватало разобраться в его природе. Я понятия не имел, что случилось тогда на дороге. И сам страх, как таковой – не был причиной, меня он больше волновал, как следствие чего-то не понятного и потустороннего.

Я пытался всё забыть, не придавать этому значения, но чем больше я хотел это сделать, тем больше понимал, что что-то должно произойти.

Со стороны всё выглядело, как всегда, никто не вспоминал обо мне и той провалившейся «дуэли» с пятиклассником. Я даже «забил» на домашние задания. Всё равно меня не вызывали к доске. В те дни весь мир забыл обо мне, а мне было плевать на мир. Но вместе с тем, я боялся потеряться в нём. Исчезнуть окончательно.

Уже несколько раз с тех пор я видел, как школьники скрывались на пустыре за школой, чтобы подраться, но каждый раз отступал, боясь сделать новый шаг навстречу. Просто ускоряя шаги, я проходил мимо, не глядя туда, боялся, что меня вновь не заметят и я, пойму, что я не существую. Но вместе с тем, под этим страхом, таился ещё один, что меня заметят, наконец, и я окажусь один на один с той неразрешимой загадкой и потеряю надежду на нечто фантастическое, что в глубине души я холил и лелеял.

Тот страх был младшим братом главного страха собственной призрачности, что я всё внушил себе сам и на самом деле ни на что не влиял. Ведь весь мир загадочности мог разрушиться, и я остался бы со своим одиночеством наедине. Тогда ещё я не хотел это потерять, как бы всё меня временами не мучило.

Иногда я отвлекался от внутренних противоречий и жил как все остальные мальчишки, но, когда разум подталкивал меня вновь проверить на деле, я тотчас ощущал волны своего знакомого страха и чувствовал некое предопределение. Словно тем самым открывал собственный некролог в газете. Я был ребёнком и таких аналогий ещё не усвоил, но уже понимал в те дни всю конечность своей жизни.

Поэтому, как только замечал даже самый маленький конфликт между школьниками или одноклассниками, сбегал с места событий, как самый обычный трус.

Я бежал без оглядки к автобусной остановке, стоял минут пять без движений, прислушиваясь к ударам собственного сердца, закрыв глаза и пропуская автобусы. Ритмичные звуки раздавались в груди и висках, а я, боясь дышать, ждал, когда те возвращались из моей головы на своё место. После чего, открывая глаза, садился на лавочку и ждал. В голове оставалась лишь пустота. И вроде бы страх отступал, но появлялись его последователи – обречённость и стыд за собственное малодушие.

В тот предновогодний вечер я, не спеша вышел из дверей школы, как вдруг, перепрыгивая через ступени, мимо пронёсся Митька, не разбирая дороги. Он пробежал так близко, что я даже ощутил движение воздуха возле щеки.

Меня удивило даже не то, как он торопился, мало ли куда спешил, а то, что тот был без шапки, расстёгнутая куртка хлопала по его бокам, а шарф волочился следом. Тот нёсся так, словно за ним гнались все демоны ада.

Я почувствовал нечто, в тот момент, когда он пробежал мимо меня, словно кто-то стоял за моей спиной, я даже оглянулся. Но через секунду уже забыл об этом ощущении. Я хотел было окликнуть Митьку, но того и след простыл. Он был уже довольно далеко и приближался к дороге.

Не разбирая, куда бежит, тот направлялся под машины. Я кинулся вслед, но на полпути меня обогнали два старшеклассника. Первоначально я просто был сбит с толку, пытаясь понять, что вообще происходит. Те мчались, сокращая расстояние до улепётывающего паренька. Я видел возле дороги его светлую ушастую голову и автомобиль, который мчался прямо на него. Я не успел. Старшеклассники догнали Митьку раньше меня.

Самым странным было то, что всё это происходило молча. В животе что-то кольнуло. Обычно, когда дети гонялись друг за другом в шутку или даже с угрозой, вдогонку неслись с обеих сторон все знакомые им обидные слова.

Здесь же, оба старшеклассника были слишком сосредоточены на преследовании маленького мальчика. Словно тем не было резона что-то кричать. Они УЖЕ угрожали беззащитному Митьке.

Схватив, они потащили его обратно к школе. И что меня тогда поразило сильнее всего, тот не вырывался, словно смирился с тем, что последует позже.

В тот момент, когда вся троица поравнялась со мной, Митька, подняв понурую голову, вперился в меня взглядом. Я подумал, тот увидел меня и сделал шаг на встречу. Его взгляд был такой отчаянно умоляющий, что я крикнул: «Эй, отпустите его!». Но тут же замер, испугавшись этого взгляда. Когда он, не отрывая своих глаз, еле слышно, одними губами прошептал: «Помоги мне!» я внезапно для себя встал как вкопанный, словно его шёпот остановил меня.

Меж тем, старшеклассники, поволокли его на пустырь за школой, невзирая на то, что я находился рядом и всё видел. Похоже, им было абсолютно всё равно на свидетеля своих деяний.

И снова я был обуян страхом, что исчезаю. Всё повторялось. Только Митька ещё оглядывался и что-то продолжал шептать. Но я не сделал и полшага, чтобы чем-то помешать тому, что случилось после.

Почему те старшеклассники обратили внимание на парня, который слыл, наверное, самым безобидным в школе? Бывало, конечно, того задирали сверстники и даже ребята постарше, но старшеклассники, на моей памяти, никогда его не трогали. Среди них считалось не особо крутым избивать малолетних. Могли, конечно, подтолкнуть какого-нибудь зазевавшегося пацанёнка в коридоре, но вряд ли это могло привести к драке.

Я оставался на месте, пока те не скрылись за школой. Я понимаю и осознаю сейчас, что мог тогда помешать. Но я остался, обуянный знакомым страхом. Сквозь глухие звуки собственного сердца, я вновь стал призрачным для всего мира и как обычно, трусливо побежал к остановке. Мне в тот момент, даже в голову не пришло, что всё может обернуться чем-то дурным. Но я мог хотя бы позвать на помощь. Но сбежал, поддавшись панике, что окончательно растворюсь или ни на что не смогу повлиять. В тот день я вступил на сторону зла. Не помог. Бросил парня в беде.

Тот пару месяцев пролежал в больнице. Оба старшеклассника были отправлены в колонию для несовершеннолетних. Те сами признавались, что почти не помнят, как всё происходило. Для них этот отрезок жизни стал таким же не понятным, как и для меня.

Один рассказал, что их нанял семиклассник, которому Митька задолжал выполнение домашних работ. Митька отказывался это делать и тот решил припугнуть его, с помощью парней постарше, которых нанял за коробку импортной жвачки. Старшеклассники не планировали никого избивать. Тем более до такого состояния.

Лишь второй рассказал позже, что вспомнил момент – мужчину, тучного, огромного даже, стоявшего возле школы, который пристально смотрел на них, абсолютно молча, жутко улыбаясь, в тот миг, когда Митька уже лежал без сознания.

Его семья, после того случая переехала в другой район. Уже позже, взяв вину на себя, я попытался всё исправить. И даже как-то постепенно сдружился с ним. Но меня всю жизнь снедает это чувство вины, что я мог сделать правильный выбор. Но выбрал совершенно другой. И до последнего момента с ним жил.

Но время вспять вернуть невозможно.

Я ездил к Митьке в больницу. Пытался выпросить у него прощения. Но тот не хотел ничего слушать, был просто рад мне, как младшему брату. Тот даже не понимал, что происходит. Когда я рассказал, что струсил в последний момент, когда Митька обратился ко мне за помощью, он ответил, что меня не заметил, но рядом находился силуэт какого-то человека, лица которого вспомнить не мог. И это был взрослый. Взрослый высокий мужчина неопределённого возраста, в чёрном облегающем фигуру костюме, высокой странной шляпе, словно из 19 века и со странной изогнутой тростью в руке. Именно ему Митька кричал и взывал о помощи. Не мне. Чем вверг меня в ещё большее недоумение – ведь он не кричал, а шептал. И никакого взрослого рядом, в тот вечер не было. Ни в шляпе, ни без шляпы. И я-то знаю точно, в тот момент там был только я, и я трусливо сбежал.

Я списал его видения на состояние шока. Митьку сильно избили и мозг, скорее всего, показал какие-то моменты не так, как те происходили на самом деле. В том состоянии, могло показаться, всё что угодно.

Да, я долгие годы так и думал, пока сам нежданно не встретил их, тех мужчину и женщину и не узнал, кто они такие. А после этой встречи, та блондинка на баннере приложила так, что моя кровь разлетелась на несколько метров.

Но тогда, до этого было ещё очень далеко. Я же пообещал Митьке, а больше – самому себе, что если так случится, и кто-то позовёт на помощь, то постараюсь не отступить. Хотя для этого мне нужно было разобраться, что со мной происходит и нужно было избавиться от гнетущего иррационального страха. Я должен был утвердиться в окружающем мире и в первую очередь, примириться с собой.

Я впервые решил прогулять уроки, чтобы проверить то, на что влиял. Разумеется, я не был настолько разумным, чтобы проверить всё каким-то иным способом, поэтому решил повторить то, что уже проделывал раньше.

В то утро я поехал в центр города, причиной этому был обычный детский страх, что родители узнают о моём прогуле. По пути я купил себе сто грамм любимых ирисок. Поедая конфеты и обходя дорогу к остановке, задними дворами, пытался скрыться от ненужных свидетелей, соседей или одноклассников, которые могли меня заметить.

Дойдя до таксофона, я позвонил в школу. Покашляв и пошмыгав в телефонную трубку, сообщил, что приболел и с разрешения матери остался на денёк дома, клятвенно заверяя, что завтра обязательно буду на уроках.

Учитывая, что за мной не водилось никаких проступков, на том конце провода секретарь директора школы сухо ответила – «конечно» и положила трубку. Думаю, та просто-напросто забыла обо мне в ту же самую секунду, как только сделала это.

При всём моём страхе, я совершенно не боялся проделать то, что задумал. Увы, нормальный человеческий страх взрослых, был мне ещё мне не знаком. Я испытывал какое-то животное глубинное чувство опасения за то, что со мной происходило, и чему я никак не мог найти объяснения. Позднее я прочёл множество книг, пытаясь это изучить. Но тогда, восьмилетним парнем я был прав лишь в одном, что боялся кого-то тёмного внутри себя.

Я добрался до проспекта Мира быстрее, чем ожидал. Торопливо пересёк тротуар от остановки к обочине, и не задумываясь, вступил на проезжую часть.

Ни на секунду, не останавливаясь, громко урча, мимо промчалась «Волга». Кольнула здравая мысль, что возможно меня могли сразу не увидеть и через минуту размазать под колёсами потока машин. Другого бы человека эта мысль остановила. Только не меня. Меня лишь подстегнула.

Мои ноги в синих кедах вступили на ровный укатанный асфальт шоссе. Я огляделся и двинулся вперёд, гордо подняв голову, ступая ровно, как канатоходец, не пытаясь вильнуть в сторону.

Лишь на миг я подумал, что сейчас всё же раздастся крик о том, что ребёнок вышел прямо под машины. Но всюду стояла тишина. Нет, обычный шум города и гвалт птиц оставался, но внезапно затихли все остальные звуки, которые составляли гул проезжей части.

Меня никто не сбил и не окрикнул. Водители, останавливая свои автомобили, не доезжая до меня пару метров, оставались в салонах, даже не пытаясь выяснить причину того, что преградило им путь.

Я видел их, те уставившись вперёд, словно продолжали движение. Они моргали, дышали, но абсолютно и точно не видели меня перед собой.

Машины продолжали останавливаться, но никто не торопил друг друга гудками, как это часто бывает при внезапном заторе. Всё происходило в непривычной тишине.

В те годы я ещё не видел фильмов про зомби, да и не знал об их существовании, но, пожалуй, это определение подходит больше всего, к тому, на что были похожи люди в салонах тех автомобилей. Их взгляд оставался застывшим, а движения – медлительными и неохотными.

Я оглянулся на тротуар. Пешеходы шли мимо. Никто не смотрел в мою сторону и не замечал ребёнка посреди дороги.

Но вместе с тем, я недоумевал тому, что все эти машины тормозили передо мной, и продолжали это делать, скапливаясь. Значит, что-то всё же преграждало им путь. Что это было? Кто? Я? Или же все они видели, нечто иное? Сколько времени я мог их всех продержать? Чем всё это можно объяснить?

Моих детских мозгов не хватало для обретенных в те дни знаний. Меня переполняли вопросы без ответов. И, к сожалению, я был ещё не готов ни с кем поделиться своим открытием. Конечно, я думал, что никто мне не поверит. Тогда я ошибочно понял лишь одно – я был неуязвим. Люди, сидевшие за рулём, находили причину, чтобы остановиться. И именно эта причина, думал я, делала меня неуязвимым.

Как только вернулся на тротуар, автомобили продолжили своё движение, как ни в чём не бывало. Никто так и не обратил на меня внимание. Я слился со всеми остальными пешеходами.

Это было просто невозможно. Мне нужно было об этом подумать, но я был слишком мал, чтобы всё анализировать и делать верные выводы. В тот день я просто убедился, что, похоже, мог помочь Митьке, создавая такую преграду перед собой.

Увы, но я ошибочно решил ничего не говорить родителям. Побродив ещё пару часов по городу, я тайком вернулся домой, избегая тех участков, где мог повстречаться с одноклассниками и мой прогул был бы раскрыт. Я снова стал хорошим ребёнком, но лишь снаружи. Я научился обманывать. Совершать идеальное преступление.

С того раза я частенько пользовался своим талантом, оставаясь незаметным для общества. Поначалу меня это ещё настораживало, но пугать перестало. Я начал испытывать удовольствие от своего странного состояния. Иногда ловил себя на дурных мыслях. Но я был ещё не готов к тёмной стороне себя. Лишь иногда по ночам мне снились кошмары. Я просыпался от собственного глубокого вздоха, но новый день приносил хорошие мысли, и я забывал эти сны.

Прошло время. Я заканчивал седьмой класс, когда к нам пришла новенькая. Та была откуда-то из Питера (Ленинграда, конечно, тогда она была ещё из Ленинграда). И в тот момент я окончательно вступил на дорогу в ад.

Конечно, ни один парень в этом возрасте, не признается, что влюбился с первого взгляда. Но химия и гормоны сделали своё дело. Я не мог отвести взгляда от неё. А та, как это часто бывает, меня совсем не замечала. Утешало лишь только одно, незаметными для неё оставались и все остальные парни.

Глава 4

Мои родители имели не самое плохое чувство юмора, но в тот момент, когда я родился, оно похоже, им изменило. И мама, и отец – оба работали в Центральном научно-исследовательском институте химии и механики. Познакомились еще, будучи студентами МИФИ. Поэтому к выбору имени, когда я появился на свет, подошли со всем своим юным задором и научными мировоззрениями.

Меня назвали Селен. Учитывая, что я родился в июле тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, а они, как уже сказал, были химиками, мне дали имя в честь ядовитого неметалла с атомным весом 78,96. С таким же успехом могли назвать меня Бром, Хром или Криптон. Но родители углядели дату моего рождения в двух цифрах атомной массы вещества. Не знаю, чем они руководствовались при подборе свойств этого самого вещества и считали ли, что эти свойства отразятся в моём характере? Но я имею сейчас, то, что имею.

На самом деле я не знаю, что действительно их подвигло, чтобы так назвать своего единственного сына. Но, мама часто объясняла свой выбор, желанием дать мне необычную судьбу. Чтобы я выделялся. Был не таким как все. И им это удалось. Корионов Селен Александрович. Да, так меня зовут. Тот момент, когда все части имени вовсю спорят друг с другом.

Я действительно выделялся. С обратным значением. Не знаю, имя ли определило мою дальнейшую судьбу, но то, что я был странным – это факт, как вы поняли.

Новенькая, приехавшая в Москву из Ленинграда, была потрясающей, на мой тогдашний мальчишеский взгляд. На что сразу же обратили внимание все мои одноклассники, включая всю параллель и даже парней постарше. Длинные, густые завивающиеся платиновые волосы с переливами. Обалденная улыбка и огромные голубые глаза. На самом деле, конечно, глаза были скорее – серые. Но цвет волос и её неизменные яркие кофточки делали те – голубыми. Поэтому, понятное дело, я влюбился по уши, насколько мог семиклассник осознавать это чувство.

Мои родители назвали бы это активизацией адреналина, серотонина и дофамина в моём организме. А для меня, она была причиной моего первого неплатонического возбуждения.

Поначалу я вёл себя, как всегда. Друзей у меня как таковых в не было, если не считать Митьку, но и враги тоже отсутствовали. (Представляю, что было бы со мной, если бы не моя особенность, при моём то имени).

Помню, я подошёл к ней, ожидая, что та не обратит на меня внимания. Опыта общения с девчонками у меня к тому времени было не так много, и тот ограничивался несколькими фразами с одноклассницами. Если не брать в расчёт, конечно, моего классного руководителя Татьяну Васильевну вместе с другими преподавательницами. Поэтому, особо не ведая, что может произойти, набравшись смелости, я подошёл к ней с предложением помочь влиться в коллектив. Иронично – аутсайдер и коллектив. О чём я только думал?

Кстати, тогда я подтвердил ещё одни сомнения на свой счёт. К доске меня почти не вызывали и чаще всего не обращали внимания. После тех случаев на дороге, я догадывался – почему. Но не знал из-за чего это происходило, то ли я сам в тот момент создавал препятствие или вообще безо всякой причины становился совершенно незаметным для окружающих.

К тому времени я догадывался, что «безопасным» и невидимым для остальных я был только в момент каких-то разногласий. Похоже, люди меня видели и воспринимали, когда рядом не было каких-то противоречий. И не важно, кто те начинал – я или совершенно посторонний человек.

Тем утром мне нужно было в этом убедиться. Я должен был узнать, до каких границ распространяется моя невидимость. Поэтому решил убить сразу двух зайцев. Познакомиться с новенькой (с замиранием сердца я думал об этом все утро) и выяснить, увидит ли та меня из-за моего волнения. Если не обратит внимания, значит пределы моей «безопасности» не ограничивались конфликтными ситуациями. Что было бы весьма прискорбно.

Я попытался внезапно вспотевшей ладонью пригладить свои вечно торчащие волосы и даже расправил примятую рубашку. Тогда было принято заправлять рубаху в брюки. Но я никогда этого не делал и носил всегда навыпуск. В принципе это выглядело не очень стильно, как сейчас выражаются. Скорее даже неряшливо. Я совершенно не заморачивался насчёт своего вида и только в тот момент внезапно понял, насколько нелепо выглядел.

Разумеется, вряд ли новенькая ждала, что к ней ломанётся какой-то придурок, та просто вошла в класс и села на свободное место во втором ряду. Абсолютно невозмутимо. Эта спокойствие добавляло ей загадочности.

Поначалу пара одноклассниц – прежних признанных красавиц с опаской и явным осуждением взирали на вошедшую. Я тоже её рассматривал, не скрывая своего интереса, отметив для себя, что её отстранённость, добавляла ей красоты. Она явно была чужой здесь. Но именно это меня и влюбило в новенькую окончательно. Она тоже выделялась среди остальных. Манера говорить, поправлять волосы и даже двигаться – всё выдавало в ней «чужачку». Тем делало для меня ещё более привлекательной. Я еле дождался конца урока, решив подойти к той сразу, как только прозвенит звонок, и, окинув взором остальных одноклассников, заметил, что, похоже, не я один решил проделать это с первым же звонком на перемену.

В классе я сидел за самой последней партой в первом ряду. Раньше это место мы называли «камчатка», по аналогии с удалённостью географического полуострова. Обычно туда перебирались самые отстающие ученики. Я же, скрываясь за спинами одноклассников, мог еще, и заниматься своими делами, например – читать книги. Уроки я усваивал хорошо, поэтому мне было достаточно прочитать параграф, чтобы ответить на любой вопрос учителя без лишних проблем. А так как меня спрашивали очень редко, я мог спокойно отсидеть все уроки, читая Марка Твена или как позднее, Стивена Кинга.

Когда урок закончился, помню, я встал, размялся и, приведя себя в относительный порядок, учитывая общую нестабильность моего существования, ломанулся через весь класс, пытаясь обогнать возможных конкурентов, к Кире. Да, новенькую звали Кира Баталова. Среди одноклассниц – её имя тоже было необычным, как и она сама.

Похоже, я не упустил свой момент. Правда, не мог придумать ничего лучше, чем протянуть ей свою пятерню для рукопожатия. Она, посмотрев вначале на мою руку, затем на меня, подала свою. Её ладонь была тёплой и очень мягкой. Необычное ощущение. Я никогда не здоровался с девчонками за руку, не знаю, что в тот миг на меня нашло. Сильно смутился, когда та ответно пожала мою ладонь.

Диалог тогда завязался довольно простой. Но всё-таки он состоялся. Она меня увидела и мало того, посмотрела прямо в мои глаза. В тот момент я испытал катарсис. Моя подозрения не оправдались. Значит, пока не было никакого конфликта или опасности, я был в обозрении.

– Эй, привет. Ты откуда к нам?

Она, совсем не смущаясь, даже как-то расслабленно для новичка, находящегося на чужой территории, ответила:

– Привет. – Она осмотрела меня, не отведя взгляда. – Из Ленинграда. Родители переехали. – С сожалением усмехнулась. Это у неё получилось как-то по-взрослому. Так иногда усмехалась мама, когда обсуждала проблемы на работе. – Ну, а мне куда деваться? И я за ними. – В глазах мигнула эта взрослая горечь и исчезла. Она вновь невозмутимо взирала на меня. Не знаю, любой другой бы на её месте наверняка волновался в новом окружении. Тем более, когда мои одноклассницы бросали в её сторону многозначительные взгляды. Но ей было словно плевать на всё. Словно она руководила всем окружающим миром. Это было необычно. Девочки её возраста себя так не вели. В этом взгляде был виден опыт прожитых лет, чего быть не могло. Я сразу её зауважал. Новенькая держалась очень достойно. Сейчас бы сказал, что в ней была харизма. Она притягивала к себе большинство людей, являясь прирождённым лидером.

Зависла пауза. Я уже хотел было развернуться и трусливо бежать, так как растратил весь свой запас смелости общения с девочками, как вдруг она моргнула и спокойно произнесла:

– Меня зовут Кира Баталова, приятно познакомиться.

Я не успел сказать ей в ответ ничего многозначительного и остроумного. Позже, я прокручивал эту встречу у себя в голове и, конечно, для себя самого придумывал разные эффектные короткие фразы, которые тут же сводили её с ума, и та была готова кинуться в мои объятия.

Помню, я лишь буркнул ей, внезапно теряя всякую самоуверенность:

– Селен Корионов. – Произнёс своё имя, не зная, куда провалиться от стыда. Родителей я очень любил. Те были скорее моими друзьями, нежели обычными взрослыми. Но их шутку с именем до этого времени, ещё долго не мог оценить.

– Селен? – Она сощурила глаза и мне показалось, напряглась. Но лишь на секунду. Похоже, не я сам, а моё странное имя всё-таки выбили из колеи. Помню, в тот миг поблагодарил за него всех богов и лично Менделеева.

– Это что-то химическое, по-моему?

– Да, – Всё ещё испытывая стыд, пробормотал я. – Химический элемент периодической системы Менделеева. Мои родители хорошие химики, но шутники, как видишь, не очень.

Я рассчитывал, что разговор продолжится, но, похоже, действительно весь мой запас заметности на тот день был истрачен. Она резко отвернулась и сев на своё место, начала листать учебник алгебры. Поначалу я не мог понять, почему Кира так быстро потеряла ко мне интерес, а затем догадался.

Возле учительского стола пара моих одноклассников затеяла перепалку. Рядом со мной назревал конфликт, и я автоматически перешёл в другое состояние, которое уже не мог изменить. К тому времени я разобрался в причине, но ничего не мог поделать с тем, КАК это работало.

Стоило мне только подойти чуть ближе, как оба одноклассника перестали цепляться друг к другу, и как ни в чём не, бывало, разошлись по своим местам. Разумеется, в тот момент вообще все в радиусе двадцати метров потеряли ко мне интерес, в том числе и Кира.

И вроде я уже почти привык к своему «прозрачному» существованию, к взглядам, которые смотрели сквозь меня, к людям, которые готовы были расквасить друг другу носы, но внезапно впадающим в полную прострацию, но всё равно холодок ещё бежал по спине, когда я пытался понять замысел этой загадки.

Под моим «влиянием» все всегда заканчивалось спокойно и как-то неторопливо. Как будто никакой грызни до этого не было и в помине. Я предполагал, что творилось в их разуме, но не мог представить, что именно те видят перед собой в этот момент. Кого именно они обходят стороной? Кто вставал на их пути? Кто заставлял расходиться в разные стороны?

Я завёл дневник, куда записывал все случаи, которые мне удалось таким образом разрешить. К седьмому классу, не считая случая с Митькой, их набралось не меньше трёх десятков. Так что, как вы поняли, я выработал привычку и уже больше не сбегал с места происшествия.

Ещё раз, посмотрев на пустые взгляды своих одноклассников, который проходили через меня, я поймал единственный, который меня заинтересовал. Я любовался её искренней улыбкой и внезапно понял, что могу воспользоваться своим положением. Я мог добиться того, чего возжелал. На долю секунды я был готов, подойти к ней и дотронуться до её волос, но осёкся. Хотя этого было достаточно, чтобы я разделился. Во мне зародилось моё безнаказанное Альтер-эго. Темная часть, жаждущая власти над поведением людей.

Именно эта часть натолкнула меня на новую проверку. Впервые я решил использовать свою особенность в собственных интересах. Стоял солнечный май, а на носу были переводные экзамены.

«Пора всему этому поработать на меня!»

И оно начало работать.