За одну минуту до

Наверное, они бы жили с Петруней долго и счастливо, так же исследовали бы разные места, кормили собак и разбирали металлолом. Но мама вновь решила, что им надо переезжать. А это значит, что все- ничего уже не будет.

В последних числах августа семья Нади уже должна была быть в другом городе, до отъезда оставались какие-то десять дней, тянущиеся невозможно долго и ранящие ее сердце, внезапно почувствовавшее боль.

Надя держалась. Ходила на занятия, возилась с Борей, а вечерами допоздна засиживалась в их секретном убежище, надеясь, что тоска рассосётся, и она наконец скажет Петруне, что уезжает.

Но ничего не выходила, друзья только ссорились, порой даже дрались, мальчишка, толком ничего непонимающий, уходил домой, а потом все повторялась сначала.

Вот и за два дня до назначенной даты, ребята поругались, Петруня ушел, а Надя внезапно поняла, что плачет. Она не плакала все время, что себя помнила. Мама злилась на нее за слезы, но тут никого не было, поэтому, можно было бы и пореветь всласть. И вот слезы капля за каплей уносили с собой тоску, печаль, страх, но какое-то глубокое чувство, природу которого девочка не могла рассмотреть, так и не покидало ее.

– Я…Ты чего? – в штаб вернулся Петруня, решившей извиниться.

Надя горько плакала, ничего не слыша вокруг себя. Девочка надеялась, что все вернется на круги своя, что все будет хорошо, как раньше. Но жизнь, как ни печально, никогда не дает задний ход.

Петруня опустился перед девочкой на корточки и погладил по голове. Просто молча, ничего не говоря, даже не понимая причины слез.

–Я уезжаю, в другой город… насовсем, – выдавила Надя из себя и обняла мальчика.

Так бы, они, наверное, и сидели еще долго, если бы у Петруни не затекли ноги и он с глубоким охом не сел бы на землю, потащив Надю за собой. После чего ребята принялись истерически хохотать, катаясь по пыльному полу. Смех был продолжением слез, но более мягкой их альтернативой.

– Ты мне напишешь. И я тебе напишу. И будет, как в той книге? «Монтигомо Ястребиный коготь, как ты когда-то меня называла…». И эти письма не потеряются. Все будет хорошо. Ты станешь самой лучшей балериной на свете, а я принесу тебе букет цветов. Большущий с твою голову, нет, даже с две головы. И ты никогда не будешь больше плакать, чтобы я не переживал, хорошо? – внезапно серьезно произнес Петруня.

– И так будет всегда-всегда. Ты никогда не бросишь? Никогда-никогда? – все еще всхлипывая спросила Надя.

– Никогда-никогда. Могу поклясться на мизинцах. – убедил ее Петруня.

Внезапно Надя вздрогнула, словно сбросила с себя груз старых воспоминаний. Открыла глаза. Ее мир все еще был тем же, вокруг по-прежнему крутился зрительный зал, а рядом сидел молодой актёр, беспокойно на нее поглядывающий.

–Знаете, мне показалось, что вы уснули. Я говорил с вами, а вы все молчали и молчали. Только раз произнесли «никогда-никогда». Вам плохо, Надежда?

– Ха-ха, да вы знаете, ой. Ты знаешь, бывает так…

У нее зазвонил телефон. Это был Максим. Надя глубоко втянула в себя воздух, надеясь таким образом оттянуть начала бессмысленного разговора, принесшего ее только разочарование.

– Да. Ало. Ладно. Ты придешь через полчаса? А тебя пустят? Да не приходи, зачем мотаться. Ты же очень устал на своей встречи. А это было совещание. Да не важно, покорми Петрунина, молока ему налей. А. Да. Я позвоню, когда освобожусь. Да, можешь у меня ночевать. Пока, – повесила трубку Надя.

–Это ваш муж, простите за любопытство, – сам удивляясь своей бестактности сказал Слава.

– Ха, ну не красивый вопрос. Да что уже там. Не, это мой молодой человек. Он вечно работает, вечно занят. Сам позвал же, – немного зло прошептала девушка, нервно потирая переносицу.

–Да. У меня тоже самое было. Ну всмыле, у моих родителей. Отец тоже без роздыха работал, на работе ночевал, а потом- пусто. Исчез просто, как в воду канул. Я, если руку на сердце положить, в лицо его не помню, но, наверное, его помнят на работе, надеюсь, он сделал что-то великое, ну или хотя бы не ужасное. – неловко произнес юноша.

–Молодой человек, это не ваше дело. Я не должна была так распускать свой язык. Извините. Столько лет, а все еще попадаюсь на уловки всяких проходимцем, – зло прикрикнула на него Надя и отвернулась.

Парнишка сник, осел в своем кресле и обиженно произнес:

–Простите, я не хотел вас обидеть.

И тут, будто божественное провидение, а может быть чей-то злой умысел, ровненько после последнего слова Савы в зале погас свет. Причем потух он не сразу весь, а по блочно, словно кто-то друг за другом нажал выключатели. Единственным светом в зале остались несколько ламп около сцены, подсвечивающие мир каким-то нездоровым, трупным цветом. А в подсвеченном их воздухе танцевали пылинки, кружась и переворачиваясь в безмолвном танце, словно это была их последняя возможность повеселиться и напомнить о себе миру.

Люди недовольно зашушукались, но продолжали сидеть в зале в ожидании разъяснений, ну или хотя бы включения света. Но вместо этого послышалась какая-то дробь, вернее какие-то хлопки, приближающиеся все ближе и ближе. Огромный паук страха, нависший над залом замер, ожидая развития событий. И вдруг, распахнул свою бездонную пасть, в тот самый миг, когда в зал влетели несколько банок, пропитывающие на ходу воздух сладковатым газом, медленно пробирающимся между сидениями, заползающими под одежду, в волосы, а затем и в нос.

Люди, гонимые криком огромного паука, ринулись к выходам, но выбежать так и не смогли, падали прямо около дверей, не вилах пошевелится. Складывались складывались в кучи, будто игральные карты с колоду. Да так, едва подергиваясь, как отравленные ядом тараканы, и продолжали лежать, становясь нижней картой для следующего потока людей. Те же, кто сидел в центре зала, достаточно далеко от входа, сразу же поднесли ко рту ткань, видя какой эффект сладковатый, как дешёвые духи, газ делает с их товарищами, по несчастью. Люди прижимались друг другу, вставали на стулья, желая вдыхать побольше чистого воздуха, все еще надеясь, что включится свет и все происходящее окажется дурацкой шуткой.

Но внезапно, хлопки переросли в нечто большее, и через главный вход, что рядом с колоннами зашли какие-то люди, запускающие пули веерами в воздух. Зал наполнился уже не криком огромного паука, а его воем. Вперемешку с криками людей, залезающими под свои места или складывающимися в три погибели.

Что-то большое ударилось о колонну, стоявшую левее от входа, в этот же миг на людей посыпались искры и повалил черный едкий дым, несся на головы несчастных еще и куски, отколовшиеся от гипсовой бандуры, совершенно пустой внутри.

Черный дым, смешиваясь с белым начинал безумно крутиться, создавая микротайфунчки, которые друг за другом сыпались на головы зрителей мелкими ядовито-сладковатыми каплями, сквозь которые иногда пролетали горячие пули, испаряющие ядовитый состав.

Еще через пару минут, практически большая часть зал затихла, вдохнув успокоительно-сковывающую смесь, обеспечивающую захватчикам беспрепятственное проникновение в зал.

Зашедшие же, со знанием дела закрыли входные двери, повесив на них цепи, при этом за чем-то в дверях сделали отверстия, для света и воздуха, а под запасные входы, вокруг которых кучками лежали люди, все еще дергающие то рукой, то ногой, подложили пару черных сумок и подперли двери стульями, оставленные работниками театра.

Затаившейся черный паук страха теперь уже не просто весел нах залом, он сам целиком стал потолком, слился с расписанным плоскостью и проглотил люстры. Теперь страх не просто витал в воздухе, он и был тем воздухом, который каждый ежесекундно вдыхал. А паук все рос и рос, не зная, что и делать от радости.

Глава 4

Вова потерял сознание сразу же, как воздух наполнился какой-то непонятной субстанцией, стремительно лишающей людей движения. Мужчина даже не успел испугаться, но все же последним кадром, оставшемся в памяти была старушка-соседка, залезающая на кресло, опираясь на девочку в зеленой блузке.

Врач подумал, что это даже к лучшему, что умереть здесь не так уж и позорно, все же лучше, чем в одиночестве в затрапезной комнатке, не овеянной уютом. Хотя свою небольшую комнату он любил всем сердцем, а стерильную частоту и аскетичное убранство ценил намного больше, чем вычурные нагромождения в особняке отца. Зачем ему нужен такой огромный дом, если он все равно обитает только в библиотеке, ну на самый крайний случай выходит отобедать с семьей в столовую, где всегда встревоженная кухарка тетя Нина пытается ему угодить. Эта женщина пятидесяти лет появилась в доме после женитьбы старшего сына и категорического отказа его супруги готовит, вот тогда и появилась невысоконькая крепенькая женщина с короткой стрижкой и вечно смеющимися глазами. Володя ее уважал и в какой-то мере даже любил, потому что женщина всегда относилась к нему без лишней предвзятости, по-доброму, без обиняков. Вот, вероятно по ней он будет скучать на том света, а еще по ее наваристому куриному супчику с невероятно тонкой домашней лапшой, которую кухарка готовила специально для него, чтобы подбодрить.

Будет скучать по Неде, которую не видел уже довольно давно, кажется около полугода. Если бы не эта женщина, он бы так и остался загнанным в чехол парнишкой, играющим по всем правилам родителей и никогда искренне не радующимся. Что только стоит их поход за продуктами, ведь для него это было целое представление, потому что не барское это дело- ходить в самые обычные, среднестатистические магазины. Тогда, будучи уже достаточно взрослым, он так и не знал, что кукурузу продают еще и в банках, замороженная клубника в несколько раз дешевле свежей, а порошок, которым пользуется его семья можно купить только по очень большой скидке- иначе он будет стоить дороже элитной говядины. Неда же выбирала фрукты, молоко, хлеб, настолько внимательно, что упорно не обращала внимания на разморившуюся косичку, выбившиеся из которой пряди так и лезли в глаза. Наверно, тогда, пятнадцать лет назад, она была полностью искренней. Хотя…

Когда он вспоминал ее косу и смотрящие прямо в душу глаза, невольно вспоминалось и плохое, то, что разбило ему сердце. Это случилось уже после ее признания, но до того, как они разъехались. Кажется, были новогодние каникулы, которые, к Володиному удивлению, они проводили дома, а не в больнице. Володя варил кофе, а Неда использовали новую пряжу для вязания- творила свитер для своей мамы, к которой планировала поехать через пару дней. Володя сварил кофе и предложил жене, побаиваясь, что ее опять может стошнить, как это было перед католическим рождеством. Но, похоже, что пищевое отравление прошло и женщина полностью оправилась от него. Неда улыбнулась и приняла благодарно чашку из его рук, отложив вязание.

–Может быть не поедешь к маме? Сходим куда-нибудь, может, в твой любимый театр. Или, если хочешь, махнем куда за город? Вроде бы у нас все начинает налаживаться, Недочка? – осторожно задал ее ряд вопросов Володя.

– Вов. Я поеду к маме, потому что она моя семья. Поднимешь? А мы с тобой друзья, нет не так, друзья со штампом в паспорте, которые иногда спят вместе. Ты же понимаешь, что мы так живет, потому что это удобно, практично, в общем, хорошо живем. Чего это ты вдруг решил вдруг поиграть в семью?

– Ну как же, мы же и есть семья. Разве нет. Мы ходим на семейные ужины, вместе обедаем, иногда ходим в кино, магазины, вместе готовим, в конце концов, с кем, как не женой мне заниматься сексом? Или ты предлагаешь так проводить время с друзьями? Ну сейчас, нет конечно, а вот потом, когда дети появятся, тогда, ты назовешь нас семьей? – все еще с надежной смотрел на нее Володя, любящий эту циничную девушку всей душой.

Неда рассмеялась, ее начала бить истерическая дрожь, расплескавшая кофе. Девушка заливалась:

– Вов, какие дети? Я не собираюсь рожать детей, потому что это не входит в мои цели в этой жизни, как и семейная жизнь с тобой. Если ты не хочешь со мной жить, я сразу же съеду, только скажи. Всегда найдется человек, разделяющий мои принципы существования.

– Но мне кажется, что ты уже его ждешь? Разве не так, ведь у тебя ранний токсикоз, разве я не прав? Да и по сроку, это где-то пара недель с моего дня рождения? Или я ошибаюсь?

– Я аборт сделала, не парься. – произнесла, практически не открывая рта Неда и вышла из комнаты.

Володя так и остался сидеть с чашкой кофе в руках, не понимая почему так происходит. Неужели он значит для нее настолько мало, что ему выделено место равное месту дивана или телевизора. Неужели это не он когда-то целовал ее, навещал ее маму в больнице, вместе с ней потом проходил дополнительные обследования. Он- никто? Абсолютно никто для Неды, для отца, для брата, сестры, матери, коллег. Просто сгусток энергии- не человек. Мужчина даже не отец, оттого что не подходит на эту роль из-за всего. Из-за чего? Из-за того, что он- это он, а не тот человек, которого бы окружающие хотели видеть.

После того дня, Володя превратился нынешнего себя. Неуверенного в себе до неприличия человека с огромным чувством вины перед каждым и обидой, перемешенной с тоской. А еще именно после того дня он ушел, оставив Неди квартиру и штамп в паспорте. А себя же стал утверждать, что тот разговор был ее просьбой о том, чтобы Володя съехал.

И что? Сейчас он умрет, превратится из пустого место в ничто, канет в лету бытия и все, конец. А может быть на том конце его ждет другая, хорошая жизнь? Там его ждут ребенок, которого бы он назвал Женей, и любил бы всей душой, и дедушка, счастливый от того, что внук скрасит его бытие.

Дедушка сам это сказал, когда Володя навещал его в больнице.

–Ты очень скрасил мою проданную жизнь. Владимир, я очень хочу, чтобы все у тебя было хорошо, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты добился всего, что только захочешь, а главное, считай это моей просьбой, чтобы ты полюбил себя. Вот я с этим так и не справился, всю жизнь пытался что-то доказать, пыжился, что-то из себя строил. А ничего, не поменялось. Как был парнишкой из деревни, который любит свежий хлеб больше всего на свете, так им и остался. И даже огромные деньги ничего не изменили. Я умираю все тем же, поняв, что возможно обмануть их, тех кто платит, не нельзя обмануть себя, притворяясь ради того, чтобы тебя купили подороже. Внук, я знаю. Что ты другой. Ты тоже стараешься быть лучше, но ты делаешь не для себя, любимого, а для того чтобы не расстроить тех лицедеев, которые тебя не ценят. Ты, мой друг, лучший из них. Надеюсь, мы еще долго с тобой не встретимся на том свете. А если встретимся, я мечтаю, чтобы это был не ад.

Дедушка долго кашлял, а потом попросил плачущего Вову его оставить. Он хотел поспать, потому что слова сожгли его последние силы. Дедушка уснул, да так и не проснулся. Бог прибрал его во сне, говорят, что таким образом в рай попадают только праведники.

Володя думал об этом, поручаясь в небытие все глубже и глубже. Он, словно в замедленной съемке, двигался по какому-то коридору, из которого никак не мог найти выход. А может выхода нет и сейчас он так и исчезнет, пряма здесь. Но внезапно откуда-то сверху послышались голоса, словно его звали, тянули или будили.

«Все, вот я и умер. А это меня зовут души», – смиренно подумал Володя и приоткрыл глаза.

На него глазами полными ужаса смотрела девочка в зеленой блузке, у которой по лицу была размазана кровь, к которой прилипли волосы. Она что-то ему говорила, кажется трясла его за плечи, а вокруг нее сквозь туманного облако газа проникал свет, создавала божественное сияние, божественный нимб или что-то подобное.

– Пожалуйста, проснитесь. Пожалуйста, – лепетала девочка себе под нос, необычайно близко наклонившись над мужчиной.

Володя попытался издать звук, но вместо этого повернул голову набок. Лучше бы он этого не делал, потоку что прямо на него, глаза в глаза смотрела стеклянными глазами старушка –соседка, которой прострели шею, из которой бурым ручейком текла кровь, пытающаяся вернуться в прежнее русло. Ее платье, которое женщина с таким трудом выбирала, должно быть, для этого дня, было залито алой жидкостью, делая его еще более элегантным и траурным. Женщина безусловно была мертва, а тот, кто ее убил сейчас как раз заговорил. Девочка, дернулась из- за звук и прижалась к Володе.

–Не бойся, я тут, – прошептал он ей на ухо хриплым, словно неживым голосом.

А кто-то из тех, кто захватили зал, возможно даже их главарь, начал настраивать микрофон.

– Раз. Раз. Отлично. Добрый день дамы и господа. Рады приветствовать вас сегодня в этом прекрасном зале. Если вы будете сидеть тихо и не двигаться лишний раз, вы не пострадаете. Ну до поры, по крайне мере. А пока, позвольте представится. Мы Б.Е.С.Ч.Е.Л.О.В.Е.Ч.Н.О.С.Т. Так можете нас и называть. Пока все понятно?

Послышался голос, за ним шаги, удар. Кто-то крикнул затем упало. Удар. Крик. Выстрел.

– Ну же, тише. Тише. А теперь вопросов нет? Вот и славно. Сейчас, я постараюсь вам все рассказать. А пока, можете усесть поудобнее и не рыпаться. А то получится, как с тем милым мужчиной.

Девочка, лежащая на груди у Володи, заплакала, мужчина прикрыл ей рот ладонью, а свободной рукой погладил по голове.

–Все будет хорошо. Главное – тихо.

За одну минуту и два, и две четверти часа до…

Между рядами ходили люди в черных костюмах в лыжных очках на лицах. Их было двенадцать, а если почитать главарю, это была чертова дюжина. Володя опустил сидение своего и соседнего, освобождённого от убитой старушки стула. Сам сел на пол и усадил дрожащую девочку, намертво схватившую его за руку. Люди вокруг расположились кто- как. Одни сидели на креслах, обняв себя за колени, другие сидели на корточках в проходах, третьи просто забивались под сидение, надеясь таким образом избежать случайной смерти, постигшей их товарищей, по несчастью. Трупов было много, Володя это сразу заметил. Это были те несчастные случайно попавшие под предупредительные автоматные очереди или же те, кто доставил проблем. Последним нехотя били чем-то тяжелым в челюсть и сворачивали шею. Хруст был настолько громкий, то слышали даже зрители на задних рядах.

Свет так и не включили, зато лампы- прожекторы направили в зрительный зал, желая наблюдать за напуганными до смерти людьми, копошащихся на полу как тараканы. На сцене же стояло несколько переносных фонарей, подсвечивающих лидера группировки, восседающего, но бархатном пуфике и чинно покуривающего сигарету.

Он, как и его коллеги по цеху был в черной спортивном костюме, с большим черным рюкзаком за спиной, в огромных лыжных очках, натянутых на небольшую белобрысую голову. Рядом с ним стояла высокая женщина с автоматом, с которой они коротали время подшучивая друг над другом, пока другие осматривали зал на предмет опасности и сгоняли людей ближе, чтобы ни один не выскользнул.

Сбежать из зала было невозможно. Потому неизвестные собирали людей, чтобы те не создавали лишних проблемы. Володя и девочка сидели в самый центр, поэтому никуда уходить не собирались, а даже наоборот, всех сгоняли в их сторону.

Пока люди в черных костюмах двигались, словно хорошо запрограммированные машины, убирающие мусор. Володя успел осмотреть кровоточащий лоб девочки, которую в предсмертных конвульсиях поцарапала старушка.

– Как тебя зовут? Меня вот дядя Володя. А тебя, – приклеивая пластырь ко лбу спросил мужчина.

Девочка не отрываясь смотрела не него, словно видела его насквозь и хоть сейчас была готова была назвать все грехи мужчины. Но вместо этого тяжело вздохнула, желая таким образом унять дрожь во всем теле и произнесла

– Женя. – тоненьким и немного дрожащим голоском пропищала пострадавшая.

Володя приклеил пластырь ко лбу и извлек конфеты-драже из того же кармана, из которого мгновение назад достал лейкопластырь помощи.

– Держи. Можешь мне выбрать зелены. Люблю яблочные. А себе бери все остальные, – протянул он девочки конфеты.

Она держала их на ладони как что-то ценное, должно бы очень дорогое и невероятно, именно такое впечатление создавалось у мужчины.

– Можешь все есть. Мне не жалко. Ешь. – сказал он ей, желая, чтобы этот взгляд исчез.

–Нет. Сейчас. Я выберу. Я никогда такие конфеты не пробивала. Спасибо.

–Вот и попробуешь. Смелее. И не вздумай реветь. Знаю, что сложно. Знаю, что по бабушке сердце плачет. Но ты держись. Поплачешь, когда нас спасут.

–Я и не плачу. Она мне не бабушка, чтобы по ней болело сердце. – сказал Женя с космической скоростью поглощая конфеты.

Володя посмотрел на тело, которое они вытащили в проход и подумал, что это должно было быть очевидно. Слишком эта утонченная женщина был непохожа на хрупкую взъерошенную девочку, одетую в старомодную несколько не соответствующую возрасту блузу.

– Она мой опекун. Ей за меня платят. Вернее, платили. – и девочка снова замолчала.

Сказка про цветок Мироздания

Мужчина с забинтованной рукой закурил. Дымок расползался по закутку равномерно, из-за чего очень скоро синеватое марево висело над головой Гельки, все так же капающимся в книжке и не обращающем внимание на запах, неприятно щекочущий нос.

– Ой парень, я чего-то не примети тебя сразу. Надымил тут. Ох, попадет.

– Да ничего, вам очень повезло, что сегодня дежурит не тетя Груня. Она бы вас быстро выпроводила.

Мужчина затушил сигарету о портсигар и туда же ее и спрятал. Закрыл нагрудный карманчик кителя и похлопал по нему для верности, потом встал и стал мерить шагами комнату, замедляясь ненадолго около витражного окна и возвращаясь в отправную точку.

–Дядя, да вы сядьте. Моя мам мастер своего дела, она вам поможет.

– Да… Наверное. Хотя даже не знаю нужна ли мне помощь. Я бы, наверно, был бы не против и никуда не идти. И так и остаться ни с чем.

– Да бросьте. Ничего страшного нет там. Все будет в порядке. Хотите конфету?

–Не откажусь, парнишка. Давно сладкого не ел. – мужчина присел рядом с мальчиком и принялся усиленно работать челюстями.

– Как тебя зовут шкет? – спросил мужчина и протянул мальчишке руку.

– Гелька, а вас?

– Анхель Владленович. Будем знакомы.

– А вы кто? Ну по званию. Генерал?

–Полковник. До генерала еще работать. Но, видимо, уже не судьба. – улыбнулся мужчина.

– А может быть судьба. Вы рано сдаетесь. Вам еще долго ждать. Вас вызовут, когда моя мам освободиться. А это еще не скоро.

– Эх, как же ждать не люблю, Гелька. Вот хуже нет, чем штаны просиживать.

Мальчик посмотрел на мужчину, а потом на книгу. И задал свой извечный вопрос.

– А вы не знаете какую-нибудь интересную сказку, ну которою бы знали только вы. Я просто их собираю. Пожалуйста, – и посмотрел на мужчину своими бездонными, заполными морской водой глазами.

– Наверное, все же знают сказки. А вот про необычные. Слышал я от одного бойца своего историю, которая в сердце мне запала. Сейчас, дай бог памяти, расскажу и тебе.

«Где-то там, где заканчивается купол неба и начинается ромашковое поле серебряных звезд, там, где стоит каменный замок Луны и деревянный дворец Солнца, на самом отшибе, до которого дотекает лишь Млечный путь стоит дом, где живет Мироздание, не любящее суеты и лишнего шума, которое царит в центре купола небес.

В его небольшом домике, расположившегося под кроной древа Времени всегда было тихи и спокойно, а с небольшой веранды всегда можно было любоваться зеленой гладью молодой планшетки-питомца Солнца, по которой синими жилками текла кровь рек и пятками громоздились волдырями горы с белыми маковками.

Мирозданию нравился пейзаж, поэтому оно часами могло потягивать знаменитый эль, сделанный Полярной звездой, и смотреть на медленно крутящуюся вокруг хозяина питомца, которую оно про себя называло – Земля.

Но больше таких безмятежных посиделок, оно любило свою тепличку, где росли самые прекрасные цветы в поднебесье.

Вот и сегодня Мироздание решило проверит, как же его любимца там поживают. Оно натянуло на себя световую робу, подаренное перелетной Кометой за помощь в поиске ее искрящегося хвоста-платья.

В теплицы пахло зноем, которое посоветовало распылять Солнце и ночной прохладой, подаренной Луной. Но похоже цветам это нравилось, и они разрастались пышным цветом, привлекая внимания небожителей.

Здесь были алые вытянутые цветы с золотыми тычинками- Гневливость, белые, почти прозрачные крошечные звёздочки с резными листиками- Доброта. Рядами друг над другом громоздились Веселость, Успех, Честолюбие, Слава. Но самыми любимыми и потому самыми многочисленными были у старого садовод были цветочки Таланта, расшившего небольшими кустиками, сплошь покрытыми разноцветными цветочками с остренькими и раздвоенными лепесточками, которые напоминали кудри или лапки насекомых.

Мироздание всегда приносила лучшую млечную воду только для них, а удобрения щедро сыпались тоже только в их землю. Цветочки же благодарно цвели пуще старого и радовали вечно брюзжащего молчаливого старика.

Мирозданию все время чего-то не хватало, оно все думало, что цветы недостаточно яркие, недостаточно высокие или красивые. Старик никогда не чувствовал чего-то, что бы заставляло его остановиться и просто наслаждаться их видом. Поэтому цветки росли, здоровели и в один из тех дней, что так же похож на другие в поднебесье, где нет часов и Солнца, которые обычно выходит купаться в прохладны нижних слоях воздуха целыми днями было вне поля зрения жителей, произошло что-то странное.

Любимый Талант, радующей его множество восходов и заходов Солнца, начал засыхать, скукоживать. Его цветочки стали сворачиваться в маленькие круглые разноцветные шарики, очень скоро отваливающиеся от стеблей.

Это была катастрофа. Что делать со все этим Мироздание не представляло, поэтому решило наведаться к своему ближайшему соседу- Возрождение, жившему немного выше по склону, там, где клубился самый плотный в поднебесье туман.

Возрождение, когда его сосед свалился к нему на голову так внезапно, не очень и удивилось. Оно подало ему чай и немного песочного печенья, купленного у местного умельца- Метеора.

– Что привело тебя ко мне, соседушка. Неужели решил перебираться поближе к нам и больше не куковать в одиночестве со своими цветочками.

– Не смейся надо мной, сосед. Я нынче в большой печали. Погибают мои самые любимые цветы Таланта. Превращаются в какие-то шарики, которые не пахнут и более не радуют глаз. Что мне делать, сосед? Ведь знаю я, что ты у нас бывший заводчик. Может быть ты знаешь что-то и про цветы?

–Ну что я могу тебя сказать, дружище. Твои цветы более не могут жить здесь, где Время не имеет веса, времена года не сменяют друг друга. Они истратили свои последние запасы сил и превратились в семена, которые требуют благодатной почвы. Такой почвы нет здесь у нас, в поднебесье. Но ее можно найти на том зеленом шарике, где я поселил своих питомцев. Они там знатно обжились, освоились. Может быть и твоим цветам там найдется место?

–Ты что! Хочешь сделать из моих цветов паразитов, сосущих соки из тела питомца Солнца? Никогда я до такого не опущусь. Это выше моего достоинства.

–Ты что, Вселенная с тобой. Питомец Солнца? Кто тебе сказал эту глупость? Это садик нашей матушки-Вселенной, которая так любит всякие штуки, которых нельзя сотворить здесь, у нас. Выдумщица, одним словом. Она туда моих людей и пристроила. Думаю, будет не против твоих цветочков. Может быть это как-то на этих дураков повлияет? А то дерутся друг с другом, воют, льют кровь, почем зря. А я с таким трудом их из крошечек недозвездочек выхаживал, кормил, поил, одевал. И что? Да ничего. Что уж говорить теперь.

–Что ж. Правда. Может ты и прав. Надо бы эти семена на Землю переправить, ведь, наверняка, и другие цветы заходят в почве жить. Спасибо, сосед.

И на следующей день, который стал для Мироздания еще грустнее предыдущего, он отправился к солнечном порту, с которого каждое утро уплывало на своей лодочке Солнце, чтобы всласть накупаться в прохладном и незастоявшемся воздухе.

– Добрый денек, сосед. Не возьмешь к себе пассажиром? Хотелось бы садику Вселенной поближе подобраться, да новых жильцов туда доставить.

Солнце было компанейским парнем, поэтому без лишних вопросов уступило место старичку-брюзге и, весело болтая само с собой, отправилось в недалекий путь.

–Эй, дедушка. Прибыли. Вон самый краешек неба. Можешь оттуда спустить что тебе надо. Я как кружочек вокруг садика сделаю, так к тебе вернусь.

Старичок с большим трудом перелез через борт лодки и взгромоздился на край поднебесья, открывающий его взору совершенно невероятный мир.

Там пели невиданные доселе существа с двумя отростками из спины, с помощью которых летали, а изумрудные, как вода в вечном озере Смерти, поля были усыпаны цветами, не таким прекрасными, как у него, но тоже достойными. Недалеко текли воды, так не похожие на его родной Млечный путь, но такие же бесконечные и бурные.

И между ними ходили питомцы Возрождения. Люди. Они копошились себе там и сям, строили деревянные домики, копались в полях, смеялись, бегали. Где-то на окраинах плодоносных земель страдали и изнывали от гнета захватчиков. Воевали, бились, лили реки крови. И не видели того счастья, что окружает их на каждом шагу. Не хватало им чего-то? Может быть души? Хотя душа, по мнению друзей Мироздания, это продукт эволюции, формирующийся со временем, как и удачные гены после скрещивания у цветов.

Мироздание глубоко вздохнул и начал пригоршнями сыпать семена Таланта на Землю.

Где-то они падали в воду, откуда тут же поднимались огромными невероятно умными рыбами, способными понимать команды. Где-то приземлялись на землю, там они превращались в невиданные доселе растения, плоды которых были питательны и полезны и спасали от самого страшного голода. Но иногда они попадали на человека и прорастали внутри его какой-то невероятной силой или способностью.

Такие люди думали больше других, мечтали и иногда поднимали головы к небу, откуда на них все еще взирало Мироздание.

– Ну что, сосед. Отчаливает. Посадил свои семена.

– Посадил, дай бог, чтобы в благодатную почву.»

Полковник закончил свой рассказ и посмотрел на мальчика, восхищенно поглядывающего на него.

– Какая история. Мне еще не доводилось ни разу слушать про мир поднебесья. Я думал вы мне про бои станете рассказывать. А вы про талант…

Полковник вновь закурил

–Что толку в боях. В вот красивые слова…, наверное, малец, я бы хотел когда-нибудь придумать что-то столь же прекрасное. Когда-нибудь…

–Анхель. Глядите. Вас готовы принять, скажите моей маме, что я вас угостил конфетой. Удачи.

–И тебе Гелька удачи, надеюсь, что мы еще когда-нибудь встретимся