Афганистан. Подлинная история страны-легенды

Глава 3
Веревка из песка

Жизнь – волны рек в минутном серебре, Пески пустыни в тающей игре. Живи сегодня – а вчера и завтра Не так нужны в земном календаре.

Омар Хайям

Примерно в то время, когда будущий первый президент США Джордж Вашингтон достиг совершеннолетия, за океаном, в Центральной и Южной Азии, пуштунский воин Ахмад-хан создавал новую империю. Позже афганцы назовут его «Ахмад-шах Баба» («отец Ахмад-шах») – ибо, оглядываясь в прошлое, увидят в нем основателя своего современного государства.

Ахмад-шах происходил из пуштунского племени Абдали – второго по величине после Гильзай. Он был широкоплечим мужчиной с красивым лицом и миндалевидными глазами. В 16 лет Ахмад привлек внимание царя Персии – грозного Надир-шаха Афшара, который напал на бабуридскую Индию и унес из разоренного Дели сказочные богатства. По свидетельствам, на верблюдах вывезли более пяти тонн оправленных в золото рубинов, изумрудов и бриллиантов, полутонну мелких алмазов, а жемчуг и вовсе не стали считать. Среди драгоценностей Великих Моголов были всемирно известные камни – алмазы «Кохинур», «Дерианур», «Шах Акбар», рубин Тимура и многие другие, а также бесценный Павлиний трон (Тахт-и Таус), изготовленный из двух тонн чистого золота^[42]. Добыча оказалась столь велика, что Надир-шах освободил Персию от налогов на три года.

История «Кохинура» прослеживается с 1300 г., хотя легенды рассказывают о его гораздо более древнем происхождении. В 1739 г. Надир-шах захватил все сокровища Бабуридов, но знаменитого алмаза среди них не оказалось. Завоеватель обещал награду тому, кто укажет местонахождение камня. Одна из наложниц побежденного индийского монарха Мухаммада Шаха заявила, что «Кохинур» спрятан в его тюрбане. До этого Мухаммад лично передал Надир-шаху ключи от Дели – и тот демонстрировал хорошее отношение к поверженному врагу, дабы не озлоблять индийцев. Во время очередного пира Надир-шах предложил Мухаммаду обменяться тюрбанами в знак дружбы. Такой обычай существовал на Востоке с незапамятных времен, и отказ от него расценивался как проявление крайнего неуважения – а то и как объявление войны. Мухаммад был вынужден протянуть тюрбан Надир-шаху. По легенде, Надир-шах развернул его, увидел алмаз и воскликнул: «Кох-и нур!» (перс.  – гора света).

Подобно другим культовым драгоценностям, за «Кохинуром» тянется длинный кровавый след. Он неоднократно менял хозяев, за обладание им пытали и убивали. После индийского похода Надир-шаха камень оказался в Афганистане, затем – в Лахоре и, наконец, попал в руки англичан (1849). Сегодня алмаз в 105 карат украшает корону британской королевы Елизаветы II. В честь «Кохинура» названы карандаши «Koh-i-Noor» чешской фирмы «L&C Hardtmuth». В 1889 г. она представила на Всемирной выставке в Париже эксклюзивные образцы своей продукции. Но если 130 лет назад кончики карандашей были отделаны 14-каратным золотом, то сейчас канцелярские принадлежности выпускаются в гораздо более бюджетном виде и доступны любому школьнику.

Ахмад-хан Абдали верно служил Надир-шаху, сопровождал его в индийском походе и командовал элитным отрядом из четырех тысяч всадников. Летом 1747 г. монарх возвращался домой из Индии – и 19 июня остановился на ночевку возле хорасанской деревни Хабушан. Армия, как обычно, разбила лагерь, – но полководцы не спали. По одной версии, они решили убить повелителя, прельстившись награбленными бабуридскими сокровищами. По другой – Надир-шах, сам будучи тюрком, почуял угрозу, исходящую от тюрских военачальников, и велел Ахмад-хану и прочим афганским приближенным перебить их; но тюрки узнали об этом и нанесли удар первыми. Как бы то ни было, ночь на 20 июня 1747 г. стала последней в жизни Надир-шаха. Легенда гласит, что кызылбаши^[43] отправили отрубленную голову повелителя его племяннику и наследнику Али Адил-шаху с изъявлениями о верности.

После убийства Надир-шаха в лагере начался беспорядок. Согласно преданию, Ахмад-хан Абдали охранял шахский гарем и совершил прекрасный подвиг. Он в одиночку разметал толпу пьяных солдат, спас наложниц, а затем созвал конницу и добрался до Кандагара. Впрочем, вместе с Ахмад-ханом из лагеря исчезли и драгоценности Великих Моголов, включая «Кохинур».

Ахмад-хан возглавлял небольшой, но авторитетный пуштунский клан Садозай в племени Абдали. Столицей этого племени являлся Герат, в то время как племя Гильзай владело Кандагаром – где у Ахмад-хана тоже были влиятельные покровители. Смерть Надир-шаха освободила город от персидского господства. Пуштунские племена всегда ожесточенно боролись друг с другом – но теперь, когда государство Афшаридов рушилось, они поняли, что надо сплотиться – хотя бы временно – под властью одного человека, дабы пережить надвигающийся хаос. Позабыв разногласия, пуштуны объявили об организации лойя-джирги (пушту  – большой совет) – традиционного совета старейшин и племенных вождей, который собирался в кризисных ситуациях. В Кандагар начали стекаться имамы^[44], судьи и прочие уважаемые люди. В их числе, помимо пуштунов, были таджики, узбеки, хазарейцы^[45] и представители иных афганских народов. Им предстояло выбрать первого лидера Афганистана.

Конечно, Ахмад-хан присутствовал на заседаниях лойя-джирги – но говорил мало. Ему было 25 лет, он считался слишком молодым и по пуштунским традициям должен был подчиняться старшим. Старшие же спорили девять дней – никто не хотел уступать и признавать правителем другого. Наконец, убеленный сединами дервиш вышел вперед и, указав на Ахмада, заявил: «Вот ваш правитель. Разве вы не видите? Нет у других величия и благородства!» Юноша возразил, что не достоин такой чести, – но дервиш возложил на его голову венок из пшеничных колосьев. Все затихли, потрясенные скромностью Ахмада, – и внезапно узрели его царственный образ. Даже амбициозный Хаджи Джамаль-шах – патриарх клана Баракзай, более могущественного, чем клан Садозай, – отказался от участия в выборах в пользу молодого соперника. По крайней мере, так гласит легенда – и в память о ней на государственном флаге и гербе Афганистана впоследствии часто изображали пшеницу.

Помимо удивительной скромности, Ахмад располагал несметными сокровищами, привезенными из Индии, и тысячами закаленных в боях конных воинов, преданных ему лично. Но апокрифическая история отражает интересные аспекты пуштунской культуры. Она легализует возвышение Ахмад-шаха через три фактора: одобрение, которое он получил от старого мудрого мусульманина; голосование племенных вождей и то, что юноша продемонстрировал самое царственное из всех человеческих качеств – самообладание. Эти три фактора превратили Ахмад-хана Абдали в Ахмад-шаха – повелителя всех пуштунов.

Пуштуны проживают на обширных территориях от Гиндукуша до Инда. Они являются доминирующим этносом в Афганистане и занимают второе место по численности среди народов Пакистана (после пенджабцев). В 2020 г. ООН оценила количество пуштунов в мире приблизительно в 63 млн человек (чуть больше, чем население Италии, и чуть меньше, чем население Великобритании).

Этногенез пуштунов еще плохо исследован – а пробелы в знаниях часто порождают всяческие гипотезы. В еврейской интеллектуальной среде существует любопытная теория, которая объявляет пуштунов одним из потерянных колен Израилевых^[46]. Вот лишь некоторые – и весьма сомнительные – ее тезисы.

• Пуштуны именуют себя «бани Исраэль» («сыновья Израиля»). Они произошли от Афгана – сына израильского царя Саула. Впоследствии вавилонский правитель Навуходоносор II увел пуштунов из Палестины в афганские земли (собственно, так страна и получила свое название). Затем Кайс Абд ар-Рашид – потомок Афгана – принял ислам и стал сподвижником пророка Мухаммеда^[47].

 

• Наименования пуштунских племен напоминают колена Израилевы: Африди – колено Эфраима, Ашури – колено Ашера, Гадон – колено Гада, Левани – колено Леви, Нафтахни – колено Неффалима (Нафтали), Рабани – колено Рувима, Шинмари – колено Шимона (Симеона), Юсуфзай – колено Иосифа.

• В Афганистане и Пакистане есть засушливый район Дашт-э Яхуди («еврейская пустыня»), который населяют пуштуны. Топоним «Дашт-э Яхуди» сейчас не употребляется, но в исторических документах он сохранился.

• У пуштунов много еврейских обычаев и традиций. Они не смешивают молочное с мясным, не работают в субботу, обрезают младенцев мужского пола на восьмой день после рождения и др.

Израильские власти давно ищут потерянные колена Израилевы по всему миру. Их находили даже в Индии и Эфиопии – и репатриировали на «историческую родину». В 2017 г. израильский исследователь Шмуэль Абукия объявил потерянным коленом Израилевым цыган. Так или иначе, «пуштунский вопрос» всерьез интересовал израильское правительство. В начале 2010-х гг. оно сформировало комиссию, дабы разобраться, имеют ли пуштуны право на репатриацию. Окончательное решение до сих пор не принято.

Пуштуны всегда были организованы в многочисленные племена, кланы и большие семьи. Каждый клан восходит к великому праотцу – поэтому в его названии есть окончание «зай», что означает «сын» (аналог приставки «мак» в наименованиях шотландских кланов.) Ахмад-шах принадлежал к клану Садозай – следовательно, он и его родственники считались потомками мужчины по имени Садо (о котором, впрочем, не известно ничего, кроме того, что у него были дети). Члены другого могущественного клана, Баракзай, произошли от Барака – брата Садо. Многие кланы формально объединялись в племена. Садозай и Баракзай, например, входили в племя Абдали – то есть вели свой род от еще более далекого предка Абдала. Однако практически все племена и кланы существовали автономно, и многие из них даже номинально не являлись частью крупных этносоциальных групп (например племенных союзов).

Поразив старейшин своей скромностью, Ахмад-шах начал правление с того, что присвоил себе грандиозный персидский титул «Дурр и-Дурран» («Жемчужина жемчужин»). Пуштуны, которые хотя бы косвенно относились к новоиспеченному монарху, пытались подчеркнуть связь с ним – и стали именоваться «дуррани» («жемчужинами»). Вскоре все соплеменники Ахмад-шаха величали себя Дуррани – и слово «Абдали» исчезло из повседневного обихода и дальнейшей афганской истории. Родственники и потомки Ахмад-шаха правили Афганистаном до 1978 г. Гильзаи по-прежнему считались влиятельными, но так и не сумели воскресить свою былую славу. В XV в. они царствовали на севере Индии в качестве султанов Дели, в XVIII в. – недолго владели Персией (династия Хотаки). Однако теперь все это кануло в Лету.

Несмотря на помпезный титул, Ахмад-шах на самом деле не был королем, султаном или падишахом. Он являлся верховным вождем разрозненных и вечно конфликтующих племен, которые вынужденно сплотились перед лицом грядущей опасности. Все понимали, что альянс будет временным. Летом и осенью 1747 г. пуштуны ждали атаки персов с запада и османов – с севера. Предполагалось, что, как только градус напряжения снизится, союз опять распадется на племена, племена развалятся на кланы, а кланы – на большие семьи, основную единицу пуштунского общества. Через 30 лет Джордж Вашингтон назовет «Статьи конфедерации»^[48] «веревкой из песка», которая лишь создавала иллюзию единства североамериканских штатов. В Афганистане роль такой «веревки» играл сам Ахмад-шах – и субъекты пуштунской конфедерации имели еще меньше общего друг с другом, чем их заокеанские аналоги.

По сути, Ахмад-шах Дуррани возглавил народ, состоящий из больших семей, где каждый взрослый мужчина мнил себя государем. Традиции определяли место человека в социальной иерархии: мужчины стояли выше женщин, старики – выше молодых, а дети выдающихся родителей – выше детей родителей заурядных. Но должности и соответствующие им полномочия устанавливались в зависимости от личных качеств. Лидер появлялся в тот момент, когда другие люди ему подчинялись. Уважение можно было заслужить благодаря мастерству, с которым пуштуны вели семейную и клановую политику, – и в этой игре не существовало четких правил. Хорошая родословная, красноречие, любезность, наличие союзников, брачные связи – все это играло какую-то роль, но не определяло статус человека полностью. Любая форма власти всегда была открыта для вызовов – и власть нередко теряли вследствие необдуманных действий, глупых шуток, оскорблений, нанесенных в пылу ссоры, и прочих социальных ошибок. Одни и те же поведенческие шаблоны распространялись на все семьи, кланы и племена; они повторялись снова и снова на всех уровнях общества – и переплетались со сложной динамикой личных отношений, невидимой и непонятной для чужаков.

Царственный статус Ахмад-шаха обсуждался и подвергался сомнению даже после коронации. Монарх не мог в полной мере командовать не только старшими, но и своими ровесниками (иначе это подорвало бы его авторитет). Фактически правителя наделили властью последователи, связанные с ним взаимными обязательствами. Такие обязательства никогда не исчислялись в денежном эквиваленте – они имели характер не «услуги за услугу», а «крови за кровь». Природа афганской власти лежит не в рыночной, но в семейной плоскости. Это ключевой момент, который так и не осознали иностранцы, веками пытавшиеся управлять Афганистаном через своих доверенных местных «лидеров». Они ошибочно полагали, что надо официально объявить человека лидером, – и он сразу же им станет.

Для того чтобы стать настоящим повелителем и объединить народ под своей властью, Ахмад-шаху потребовалась «маленькая победоносная война». Его предшественник Надир-шах разгромил индийскую армию – и дурранийский монарх решил сделать то же самое. Индийцы преимущественно исповедовали индуизм и поклонялись идолам. Пуштуны, напротив, были мусульманами и верили, что уничтожение идолов есть благое дело во славу Аллаха. Чем больше статуй индуистских богов сносил Ахмад-шах, тем больший авторитет он приобретал среди афганцев. Кроме того, идолов зачастую отливали из золота и инкрустировали драгоценными камнями, а индийские храмы были богато украшены. Иными словами, поход сулил Ахмад-шаху баснословные сокровища, которые позволили бы ему помочь афганцам и таким образом увеличить число своих соратников – а заодно и пробудить у них чувство долга и мотивировать на верную службу. Война не только расширила бы границы Дурранийской империи, но и укрепила бы власть Ахмад-шаха в тех землях, которыми он уже правил.

На политической сцене не было игроков, способных помешать Ахмад-шаху Дуррани. Империя Великих Моголов переживала упадок, ее сотрясали внутренние раздоры. Персидские города лежали в руинах после столетий войн – и в дальнейшем не сумели восстановиться. Например, неоднократно разрушенный Исфахан так и не достиг прежнего размера и важности. Средняя Азия угасла. Древние наземные маршруты Великого шелкового пути заносило песком. Караванную торговлю вытеснила морская торговля в Индийском океане, которой занимались европейцы, американцы и арабы. Огнестрельное оружие свело на нет мобильность и прочие тысячелетние преимущества кочевников. Единственным значимым государством в мусульманском мире являлась Османская империя – однако она находилась далеко от Афганистана. Великобритания и Россия – которые в конечном итоге заполнят вакуум власти в Южной Азии – только закладывали фундамент для своих будущих региональных завоеваний.

Главная задача Ахмад-шаха Дуррани заключалась в том, чтобы покорить территории за пределами Кандагара. В 1747 г. он отбил Газни у гильзаев и Кабул – у кызылбашей. Затем, обратив взор на восток, Ахмад атаковал Пешавар – ворота некогда процветающей державы Бабуридов. Несмотря на поражение от пенджабского губернатора Мир Манну (1748), дурранийский монарх в 1750 г. отобрал у могольского правителя Ахмада Шаха Бахадура Синд и Гуджарат, а в 1752 г. – еще и Кашмир. Таким образом, Ахмад-шаху удалось собрать под своими знаменами всех пуштунов – и пуштунское национальное самосознание начало развиваться именно под его властью.

За счет восточных пуштунских племен численность афганской армии увеличилась до 25 тыс. человек. Ахмад-шах двинулся на запад, осадил Герат и через девять месяцев вырвал его из-под контроля персов. Проникая все глубже в персидские владения, он за два года захватил Хорасан – и наконец покорил земли между Гиндукушем и Амударьей. Они были неведомы пуштунам, в отличие от хорошо знакомых Индии и Персии. Местные жители (туркмены, узбеки, таджики и хазарейцы) до сих пор не интегрированы в пуштунское общество и предпочитают держаться от пуштунов подальше.

Все прочие военные кампании Ахмад-шаха проходили в Индии. В 1756 г. он взял Дели и оставил бабуридского падишаха Аламгира II на троне под надзором своего сына и наместника Тимур-шаха. Из Индии в Афганистан нескончаемым потоком текли налоги, роскошные трофеи, дорогие подарки и всяческие подношения. Дурранийский правитель раздавал их приближенным и соратникам.

Падишах повиновался афганцам, но его подданные-немусульмане были возмущены исламским господством. Сикхи^[49] в Пенджабе набирали силу. Вооруженные отряды индуистов из народа маратхи, контролировавшие Западную и Центральную Индию, прорвались в Дели; в 1757 г. они с сикхской помощью разгромили Тимур-шаха. Разгневанный Ахмад-шах объявил джихад (священную войну) против индуистов и сикхов. Пуштуны поддержали своего предводителя. 14 января 1761 г. две огромные армии (по 80–100 тыс. человек в каждой) встретились близ города Панипат – там, где ранее уже отгремело несколько судьбоносных сражений^[50]. Дурранийский правитель сокрушил врагов, но битва приобрела важное значение гораздо позже. По мнению индийских историков, огромные потери при Панипате подорвали способность индийцев бороться с британской экспансией – и уже во второй половине XVIII в. Индия превратилась в колонию Великобритании. Однако, несмотря на поражение, неутомимые сикхи взбунтовались. Ахмад-шах Дуррани усмирял мятежников в течение восьми лет, но так и не смог выбить их из Пенджаба.

Пока Ахмад-шах воевал с индийцами, на другом конце Дурранийской империи орудовал бухарский эмир Даниял-бий (1758–1785) – отпрыск узбекской династии Мангытов. Он пытался присоеднить к своим владениям ханства к северу от Гиндукуша. В 1768 г. Ахмад-шах заключил с эмиром соглашение о разделе сфер влияния вдоль Амударьи, по которой с тех пор проходит северная граница Афганистана. Даниял-бий скрепил договор ценным подарком – херкой (плащом), которую, как считается, носил сам пророк Мухаммед.

По другой версии, Ахмад-шах увидел плащ во время визита в Бухару – и загорелся идеей забрать артефакт с собой в Кандагар. Он спросил у смотрителей, можно ли «одолжить» одеяние пророка, – но те заявили, что реликвию нельзя вывозить из города. Тогда афганский монарх указал на массивный валун, вдавленный в землю, и пообещал, что не унесет плащ дальше него. Обрадованные смотрители вручили реликвию Ахмад-шаху. «Отец пуштунов» велел выкопать камень и отвезти его вместе с херкой в Кандагар.

 

Как бы то ни было, Ахмад-шах возвел в Кандагаре – возле джума-мечети^[51] – святилище Херка Шарифа для хранения реликвии. В 1996 г. плащ был выставлен на всеобщее обозрение Мухаммедом Омаром (муллой Омаром) – основателем «Талибана»* и главой Исламского Эмирата Афганистан.

Ахмад-шах Дуррани был храбр и жесток на поле брани, но афганцев восхищала не только его воинская доблесть. Будучи пуштуном, правитель славился гостеприимством, устраивал пиршества, занимался благотворительностью и всячески демонстрировал свою щедрость – как и предписывает Пуштунвали (пуштунский кодекс чести). В пуштунской культуре высоко ценится красноречие – и здесь Ахмад-шах также преуспел. Соотечественники и сейчас наслаждаются его патриотическими стихами (хотя их переводы с пушту на другие языки, по общему мнению, не слишком удачны). Вот, например, одно из стихотворений Ахмад-шаха, посвященное родине:

 
              Сердца наполнены кровью твоей любви.
              Ради тебя молодежь пожертвует своими жизнями.
              Я прихожу к тебе, и мое сердце освобождается от всех забот,
              Вдали от тебя заботы моего сердца ужасают меня, как змеи.
              Хотя я покоряю очень много земель,
              Я никогда не забуду твои прекрасные сады.
              Когда я вспоминаю их, я забываю трон Дели.
              Горные вершины моего прекрасного Пуштунистана
              Разрежут на куски врагов.
              Если пуштуны владеют своими мечами,
              То, значит, снова придет время Фарида и Хамида^[52].
              Если весь мир будет по одну сторону, а ты – по другую,
              То я все равно выбрал бы твои коричневые засушливые равнины.
              Ахмад-шах всегда будет дорожить тобой,
              Хотя он может захватить земли всего мира.
 

В целом афганцы считали Ахмад-шаха Дуррани мудрым и справедливым правителем. Он не был деспотом и учредил совет из девяти человек, который принимал либо одобрял гражданские решения, но не вмешивался в военную сферу. Советники являлись вождями крупных пуштунских племен и хранили верность господину – ибо понимали, что, возвысив их, Ахмад-шах автоматически унизил остальных племенных лидеров. Впрочем, афганцам жилось довольно неплохо. Даже непуштуны чувствовали себя вполне комфортно. Отчасти так было потому, что Ахмад-шах позволил каждому народу заниматься своими делами и никого не угнетал. Конечно, он взимал налоги с подданных – но так поступают все монархи. В армию охотно шли представители разных национальностей – служба считалась не долгом, но условием получения добычи. По слухам, жители соседних с Афганистаном государств мечтали о том, чтобы Ахмад-шах завоевал и их тоже. Вот, например, стихотворение туркменского поэта Махтумкули (1724–1807)^[53], восхваляющее «отца пуштунов»:

 
              О, Ахмад-шах! Пусть слава твоя пройдет по земле,
              А имя твое достигнет небесного трона.
              Пришедший – слуга твой, не явившийся – добыча.
              Поднимайся же шаг за шагом по ступеням величья.
 
 
              Твое войско бьет мечом по Ирану.
              Да будет крепка твоя шапка владычества!
              В августейших горах величия ты – шах львов,
              Подобен киту ты в волнах морей.
              Перед тобой простерт Иран, за тобою стоит Туран.
              Друг рад за тебя, а враг изумлен.
              Судьба твоя – счастлива, дела же – удачны.
              О если бы твой милосердный взгляд упал и на нас!
 
 
              Фаранги^[54] говорят, что ты оказываешь поддержку вере.
              Предводитель правителей, ты – украшение ислама.
              Подчини же своей воле всю землю Ирана!
              День и ночь я молю Аллаха об этом.
 

Дурранийская держава простиралась от Восточного Ирана до Инда. В древности многие завоеватели основали, по сути, такую же империю – только называлась она иначе. В XI в. султан Махмуд Газневи брал те же самые города, что и Ахмад-шах. В XVI в. Бабур одержал победу в битве при Панипате – там, где афганский монарх разгромил индийцев два века спустя. Но Ахмад-шах отличался от других полководцев тем, что объединил пуштунов в гораздо большей мере, нежели кто-либо в истории. Он наладил отношения между кланами Баракзай и Садозай. Он примирил пуштунские племена Абдали (Дуррани) и Гильзай. Он создал хрупкий союз дюжины народов – и благополучно руководил ими. Пуштуны-сунниты и хазарейцы-шииты, персоязычные таджики и тюркоязычные узбеки с туркменами, кочевые белуджи^[55] на юге и полукочевые чараймаки^[56] на северо-западе – все они считали себя верными подданными этого выдающегося правителя. В его пестрой армии зародилось не только пуштунское, но и афганское национальное самосознание. Представители десятков этнических групп стояли рядом, плечом к плечу, – ощущая свое единство и принадлежность к чему-то великому. Так формировался национальный дух, или «афганият». Вот почему еще при жизни Ахмад-шаха Дуррани местность, которую прежде именовали Арианой и Хорасаном, стала называться Афганистаном.

Тем не менее Ахмад-шах не создал государство в современном понимании. Сегодня под государством подразумевается территория с официальными границами – и в пределах этих границ функционируют органы публичной власти, которые издают законы, обеспечивают их соблюдение и наказывают за нарушения. Однако в Центральной Азии XVIII в. государство такого рода вообще не могло существовать. Ландшафт Афганистана был слишком сложным, население – слишком неоднородным, а инфраструктура – слишком примитивной. Дурранийская империя представляла собой аморфное политико-правовое образование с «центрами силы» – военными гарнизонами, крепостями и городами, разбросанными в сельской местности. В каждом городе и каждой деревне проживал авторитетный человек, который доминировал над окрестностями, но его власть убывала по мере удаления от подконтрольного ему населенного пункта, – подобно тому как магнитное поле ослабевает на расстоянии от магнита. Так, Кабул и Кандагар являлись «центрами силы» – но находились в 453 км друг от друга, и ни один из этих городов не играл значимой роли на столь обширном пространстве. Здесь устанавливал правила кто-то более слабый, но близкий – например губернатор ближайшего города, староста ближайшей деревни или богатый землевладелец с несколькими сотнями родственников и слуг. В этих условиях власть монарха сводилась к сбору налогов и организации воинского призыва – а также к его личным отношениям с локальными «хозяевами». Любое место, соответствующее данному описанию, было частью империи.

Естественно, главными «центрами силы» управляли люди, верные монарху, обычно – члены его семьи (братья, дяди, сыновья). В Афганистане насчитывалось всего три крупных города – Герат, Кандагар и Кабул. Еще два – Пешавар на юге и Мазари-Шариф на севере – тоже имели важное значение. Все они, как правило, входили в состав афганского государства – независимо от того, кто восседал на престоле. В наши дни четыре города по-прежнему расположены на территории Афганистана, но пятый, Пешавар, принадлежит Пакистану. Это порождает известные неудобства – так, Афганистан традиционно объясняет свои претензии на пакистанские пуштунские районы тем, что они были основным регионом проживания пуштунов начиная с 1709 г. – еще при династии Хотаки и во времена Дурранийской империи.

При Ахмад-шахе афганские города окружали высокие стены – как и в средневековой Европе. Чем больше был город, тем больше насчитывалось в стенах ворот. В могучем Кабуле их было пять: через одни проходила дорога на Кандагар, через вторые – на Пешавар, через третьи – на Мазари-Шариф и т. д. Внутри городских стен эти дороги превращались в широкие улицы. В Кабуле все они вели к огромному крытому рынку – настоящему лабиринту торговых рядов и лавок, где продавали продукты питания, ремесленные изделия и импортные промышленные товары. Базар тянулся вдоль набережной реки Кабул, которая протекает между горными хребтами и делит город на две части. Склоны холмов к северу от рынка были усыпаны домами. По другую сторону реки возвышалась королевская цитадель Бала-Хиссар с массивными башнями и толстыми стенами из обожженного кирпича. Первые укрепления возвели здесь еще в V в. до н. э., впоследствии форт постоянно расширяли и обустраивали. В декабре 1747 г. Ахмад-шах Дуррани сделал его своей зимней резиденцией.

Другие афганские города были устроены иначе. В Кандагаре, например, располагалось множество мечетей. Эта древняя столица пуштунов всегда являлась консервативным религиозным городом. Герат, наоборот, славился школами, поскольку долгое время считался центром искусства, литературы и образования. Сердцем Мазари-Шарифа была и остается знаменитая Голубая мечеть^[57] с мавзолеем, где, согласно народным поверьям, похоронен халиф Али ибн Абу Талиб – зять и двоюродный брат пророка Мухаммеда, наиболее почитаемый шиитский деятель. Здесь также традиционно праздновали Новруз и проводили другие фестивали, ритуалы и церемонии, восходящие к зороастрийским временам.

Али ибн Абу Талиб был убит в 661 г. Его похоронили в Ираке близ Куфы, но место погребения держалось в секрете по просьбе самого халифа (он боялся, что враги надругаются над его трупом). При аббасидском халифе Харуне ар-Рашиде могилу Али обнаружили и построили святилище, вокруг которого вырос Эн-Наджаф – один из священных городов шиитов.

Однако есть и легенды, которые гласят, что вскоре после погребения Али некоторые из его последователей решили перепрятать тело. Покойника погрузили на верблюда и шли несколько недель, пока верблюд не упал. На этом месте останки Али предали земле. Позже могилу стали именовать Мазари-Шариф (перс.  – священная святыня или могила святого). Затем вокруг захоронения возник город с аналогичным названием – Мазари-Шариф.

Впрочем, большинство афганцев веками проживало и проживает отнюдь не в городах, а в сельской местности. Настоящий Афганистан – это афганская деревня. Она является ключом к истории страны и менталитету народа – ибо все еще существует и продолжает влиять на государственную политику.

Сельский Афганистан приобрел свою «классическую» форму в эпоху Итальянского Ренессанса (XV–XVI вв.). По холмам и равнинам были разбросаны тысячи деревень – и каждая из них представляла собой автономную политическую и экономическую единицу. Поселения вырастали на склонах гор, в долинах, а также возле рек и ручьев, стекающих с заснеженных горных вершин. В любой афганской деревне имелась цитадель (кала) – оборонительное сооружение с крепкими земляными башнями. Браки, как правило, заключались в пределах деревни, поэтому односельчане были связаны между собой, – но все равно подчеркивали свою принадлежность к разным кланам и скрупулезно изучали собственную родословную, дабы сохранять и культивировать чувство разобщенности. Это позволяло им выстроить социальную иерархию.

Самые привилегированные семьи проживали в кале вместе с бедными родственниками и слугами. Все остальные селились возле крепости. Вокруг простирались сельхозугодья, луга и поля, где пастухи пасли овец и коз. Коров держали редко – они требовали ухода. У большинства крестьян были буйволы, чтобы тянуть плуг. Люди ходили пешком, а если путь предстоял неблизкий, то ездили на ослах. Ослы также перевозили грузы: бревна, кирпичи, мешки с зерном. Лошади стоили дорого, и позволить их себе могли немногие, – за исключением обитателей травянистых равнин на севере страны.

Афганский историк Мохаммед Али использует для обозначения таких поселений термин «деревня-республика» – ведь там не было формального правителя. Деревнями управляли старейшины кланов. Некоторые кланы имели более высокий статус, а их патриархи обладали большим авторитетом. Однако подобный авторитет скорее напоминал авторитет отца в семье, нежели авторитет монарха в государстве. Ахмад-шах Дуррани на самом деле был патриархом всех патриархов – именно поэтому его звали «Ахмад-шах Баба» («отец Ахмад-шах»).