Читать книгу: «Остановка: Созвездие Близнецов. Книга 2. Оружие света»

Марина Важова

Шрифт:

Редактор Маргарита Сарнова

Корректор Антонина Егорова

Дизайнер обложки Марина Важова

ISBN 978-5-0067-4602-2 (т. 2)

ISBN 978-5-0067-4600-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Течёт река жизни по равнине, преодолев горные пороги. Размерен её ход, бури и страсти утихли, русло широкое, берега отлогие. Где-то там, далеко-далеко, глазу не видно – плещется море. Наступит день, и река принесёт ему свои воды, сольётся в недолгом водовороте, на мгновение разбавит морскую соль пресным, живым потоком.

К вечеру небо потемнеет, и над рекой загорятся три мерцающих звезды. Они хорошо видны в чистом ночном небе: белый Кастор, оранжевый Поллукс и сияющая серебром Альхена.

Самые яркие в созвездии Близнецов…

Часть восьмая

Глава 43

Собрания «пятидесятников» стали для Валентины жизненной потребностью. Особенно после того, как её благословили проповедовать. Вообще-то каждый член общины имеет право в личном общении проповедовать Христа. Но перед аудиторией – только по благословению. Валентине давно хотелось выйти на сцену и обращаться к множеству людей. А в конце речи благословить собрание, как это делает Фёдор.

Собирая актив клуба, она не упускала возможности донести слово Божие, как ей советовала Зоя: зацепиться за обычную жизненную ситуацию и найди параллели в Писании. Она так и делала.

Зашла как-то речь о расширении ассортимента продуктов в клубном буфете, Валентина припомнила притчу о Марфе, которая заботилась о большом угощении, и сестре её Марии, внимающей спасительным речам Христа. И даже процитировала Евангелие: «Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё». Понятно, что после такой отповеди вопрос о покупке для буфета копчёной колбасы и палтуса снялся автоматически.

Чтобы избежать душеспасительных бесед, клубные активисты по всем делам шли прямиком к Валентине в кабинет. Лишаясь публики, она как бы теряла ораторский пыл. Ей проще было сразу перейти к делу: отказать или утвердить. Решив вопрос положительно, всегда добавляла: «Благословляю тебя!». А если отказывала, напутствовала по-мирски: «Ну, иди, работай».

Валентина уже сама не помнила, когда начала благословлять. Ей казалось, что разрешение это она получила вместе с добром на проповедь. Но поскольку благословляла она только знакомых в личной беседе, никто из них не сомневался, что эта миссия на неё возложена начальством. «Этими еретиками», как говорили православные старухи. «Чокнутыми баптистами» – уточняли остальные.

Но однажды, когда в кабинет ввалился зоотехник Олег с требованием вернуть его незаконно запертую коллекцию видеокассет, Валентина ответила негромко, но отчётливо: «Олег, я ведь не только благословлять могу, но и проклинать». Не могла же она признаться, что кассету с фильмом «Эммануэль» выкинула на помойку и теперь опасалась, что он обнаружит пропажу. Бормоча невнятные угрозы, Олег выскочил из кабинета.

С этих пор Вальку Фомичёву в Ольховке стали побаиваться и избегать. Легко и свободно она чувствовала себя только со «своими» и постоянно забегала то в оранжерею, то в дальнюю комнату, где всегда копошился кто-нибудь из общины. И особенно в Луге, на собраниях или на складе гуманитарки у Зои. А с недавних пор – в уютном кафе, которое посещало только руководство центра, и куда Зоя привела Валентину и Фёдора, чтобы они могли пообщаться.

Это кафе стало местом их свиданий. Конечно, наедине побыть не удавалось, но эти встречи хоть немного компенсировали негласный запрет на поездки Фёдора в Ольховку. Следило руководство центра за моральным обликом своих подопечных, а Фёдор Шулепа при всём своём пастырстве и всеобщем уважении относился к числу поселенцев.

А это значит строгий режим, никаких выходов за периметр без разового пропуска, обязательные процедуры и занятия, предписанные врачами и наставниками. Так что получасовое свидание в кафе стало для Фёдора и Вали единственной возможностью побыть вместе, а иногда мельком поцеловаться за выступом колонны. Им предстоял ещё год таких свиданий. Невыносимо долгий год!

Перемены в жизни подтолкнули Валентину к решительным действиям. Ребята разъехались: Родиона забрали в армию, а Семёна она определила учиться на механизатора. Чтобы сын реже приезжал на выходные, выбрала училище во Всеволожске, до которого четыре часа езды. Теперь она была свободна и от едких замечаний старшего сына, и от вкрадчивого внимания младшего. Квартиру сдавала, а в родительском доме затеяла ремонт.

Умела Валя делать мужскую работу. Пилить, красить, сантехнику чинить. Привыкла без мужа управляться сама. Марго подкинула денег, и Валька купила обои, краску, линолеум. Наняла за бутылку пьяницу из крайнего дома в посёлке, он ободрал старьё со стен и пола, вывез на свалку. И Валюха принялась за дело. А попутно посещала курсы вождения, полагая – раз Танька смогла научиться, и она освоит. Как раз общине пожертвовали старый «жигулёнок», и Валя выпросила его для нужд клуба.

Когда ремонт был закончен и права получены, в гости к Валентине напросилась Зоя. Они давно не виделись, и Валька обрадовалась встрече с подругой, собираясь посоветоваться с ней о задуманном плане. Приготовила угощение, даже напекла пирожков, чего сроду избегала. В отличие от Танюхи, готовить она не любила.

Зоя явилась с подарком: чехлами для машины. Вальке страшно хотелось поговорить с ней о Фёдоре, но Зоя направила беседу в другое русло. Центр ощущает большую нехватку проповедников в Карелии. А ведь это исконно финские земли, до которых не дошло слово Божие. Финны, основные спонсоры центра, просят активизировать это направление.

Чувствуя подвох, Валентина угрюмо возразила: там много старых храмов, она была в Кижах и… «Дело не в храмах, а в учении Иисуса, – перебила Зоя, – которое нужно донести в самые дальние уголки и донести правильно». Не давая Вальке вставить слово, она развернула картину пастырского служения. Получалось, что Валентина – самый лучший кандидат. Она одинока, независима, прониклась учением и умеет проповедовать не хуже Фёдора Шулепы.

При упоминании родного имени Валька заговорила о своём. Зоя в курсе, что они любят друг друга и хотят пожениться. Если она уедет, они не смогут видеться… А работа? Она же не может оставить клуб. Если только во время отпуска… Но опять же – у неё огород, курочки, не бросишь хозяйство.

Но у Зои на всё вопросы нашлись ответы: «Мы думаем отправить тебя на год. Парни твои пристроены. Летом Фёдору сделают операцию, а там и срок у него закончится. За хозяйство не беспокойся. Мы уже поговорили с сёстрами, они присмотрят за курами и огород посадят-обработают. В клубе возьмёшь отпуск за свой счёт, это уже согласовано, тебя подменит Евгения Константиновна».

Свою речь Зоя подкрепила ободряющей улыбкой, которая Валюхе показалась на сей раз искусственной. Это «мы» до сих пор всегда относилось к ней и Зое, а теперь некие «мы» решали её судьбу и за её спиной договаривались с Ольховскими о её курочках, её огороде. А главное, о её Фёдоре!

Тут же волной поднялась обида. Валентина уже чувствовала в крови её присутствие и с трудом подавила взрыв возмущения. Только с лицом ничего сделать не могла. Выдвинутый вперёд подбородок и хмурый исподлобья взгляд, как всегда, выдали её.

Вся Ольховка знала о постоянной Валькиной готовности обидеться на любой пустяк и подолгу находиться в ссоре, которая выражалась всегда одинаково – она прекращала разговаривать. Вот и сейчас Валя замолчала, только нервически двигалась нижняя губа, будто пережёвывая невысказанную фразу.

Но Зоя, будто ничего не заметив, на пороге чмокнула подругу и со словами: подумай над моим предложением, – сбежала с крыльца. Она спешила на следующую встречу. Валька еле нашла в себе силы проводить и махать вслед машине. А потом ещё долго стояла, прислонившись к двери. Как бы закрывала посторонним проход в свою личную жизнь.

Вернувшись в дом, она зашла в комнату, предназначенную для спальни. Их с Фёдором спальни. Комната была ещё пуста, пахло клеем и краской, но Валентина ясно видела и широкую кровать с эргономичным шведским матрасом, и тумбочки с обеих сторон, и ковёр, по которому они перед сном будут ходить босиком, касаясь друг друга ладонями.

У неё больше нет подруги, это ясно. И никуда она не поедет, тут и думать нечего. Она уже всё для себя решила – заберёт любимого из неволи. Ведь у них там – обычная зона, только видимость свободы. Она будет за него бороться, и тогда все увидят, что миром правит любовь.

Сейчас всё зависит от Фёдора – как он решит. И от Господа. Её вера крепка. Иисус Христос – пастырь добрый и жизнь свою полагает за овец. Он поймёт. Греха на них с Фёдором нет. Поженятся и будут вместе проповедовать Евангелие. Но где? Их ведь наверняка из общины прогонят после того как она… после того как Фёдор…

Тишина кругом. Тишина и темнота. Незаметно для себя Валюха засыпает. Ей снится далёкое детство, комната с выцветшими обоями. У окна мама в крепдешиновом платье, с шестимесячной завивкой, в руках букет сирени. Рядом батя с газетой, сломанная дужка очков примотана изоляцией. Он поглядывает на маму, неслышно шевелит губами, но Валюха догадывается: «Васильевна, может сбегать за маленькой?». Она не сердится, она готова сама бежать, лишь бы родители не уходили, не оставляли её одну в этом жестоком, предательском мире.

Глава 44

В ожидании воскресенья Валентина не находила себе места. Молитвы не шли ей на ум, клубная работа не занимала. Даже приближение Рождества не смогло настроить её на деловой лад, и всё связанное с его подготовкой казалось бессмысленным. Она хотела поручить это Евгении Константиновне, но старуха наотрез отказалась, ссылаясь на плохую память. А вместо меня занять директорское кресло готова, тут память не нужна, припомнила Валюха слова Зои.

Наконец, воскресенье настало, и она поехала в Лугу, намереваясь серьёзно поговорить с Фёдором. Выезжая из Ольховки, Валентина позвонила ему. Фёдор ответил радостными междометиями. С непривычки всегда кричит в трубку, будто в лесу аукается.

Телефон ему выдали совсем недавно, большой, с тремя кнопками посередине для главных звонков. С них он мог позвонить своему начальнику, доктору и Валентине. В памяти были и другие номера – у Фёдора на Урале жил брат и друзья кое-какие имелись – но зрение подводило, ничего не мог разглядеть.

Фёдор уже сидел в кафе, поджидая Валюшку. Они заказали чай и по булочке с маком. Валька предпочла бы кофе, но Фёдору нельзя – сердце больное. А ещё он слепой и глухой, – Валюха так и слышала Зойкины интонации. И таким ей дорог! Она будет его защищать, лечить, любить. Наперекор всем!

Валентина по-быстрому изложила Фёдору свой план. Они не молоды, чтобы ждать ещё целый год. Здесь не тюрьма, он уже пять лет как абсолютно свободный человек. Задерживать не должны. Да, обещают операцию. Но мы справимся и без них. Марго поможет. Главное, чтобы он сам захотел окончательно выйти на волю.

Фёдор ещё продолжал машинально улыбаться, но во взгляде сквозила растерянность. Он молчал, всё помешивая и помешивая в чашке сахарин – сахар ему тоже нельзя – диабет. Наконец, протянул руку и погладил Вальку по плечу. «Может, не стоит торопиться, детка? – он всегда называл её деткой, когда хотел успокоить, – вдруг весной на операцию пошлют, доктор говорил, что лето – крайний срок… Да и что я тут скажу? Людей обижать, которые мне столько хорошего сделали… подарили веру в Господа…».

– Я уже разговаривала с Зоей, – хмуро ответила Валя, – они задумали услать меня на год миссионером в Карелию, чтобы я тебя не отвлекала… чтобы ты отсидел весь срок, вербуя им работников своими проповедями! Тебя это устраивает?

Фёдор смотрел на неё невидящим взглядом и что-то шептал. «Они мне родные… как же их бросить…» – расслышала Валька, но возражать не стала. Поднесла его руку к своей щеке и мечтательно произнесла: «Может, Господь и детишек даст, мне же всего сорок пять. Хотя бы одного… одну… девочку. Каждый месяц нам сейчас дорог…».

Она знала, куда бить. Давняя мечта Фёдора – собственный ребёнок. Мечта неосуществлённая. Поздно уже, ему скоро шестьдесят. Но Валюха по всем статьям ещё может иметь детей. Пока может. Только бы Фёдор решился. Он обещал поговорить с начальством. Если не отпустят, тогда придётся ждать и положиться на волю Божью.

А Валя поехала к Марго, чтобы заручиться её поддержкой. Всё-таки здорово, что она за рулём! Машина даёт свободу передвижения, экономит время. Пусть не такая крутая, как у Танюхи, зато «жигулёнка» не жалко: хоть в лес, хоть в грязь, и загрузить можно. Танька свою облизывает, пылесос специальный купила. Правда или нет, что Марго ей подарила свою «Мазду» на юбилей? Валюхе только сорок тысяч дала. Ну, ещё на ремонт дома. «Мазда» стоит гораздо дороже…

Марго встретила радостно: как раз собиралась обедать – а тут и гостья! Любит сестрица готовить и Таньку когда-то научила. Валентина, убей-застрели, для себя одной не стала бы фаршированные перцы делать. А у Ритки, как всегда, салфеточки, тарелки из гарнитура, вилки-ножи – будто в ресторане!

«Тебе не предлагаю, ты за рулём», – проговорила скороговоркой и тут же опрокинула голубую рюмочку с коньяком. Знает, что Валентина вообще не пьёт. А и выпила бы сейчас – для смелости. Просила Танюху поговорить с Марго насчёт денег, та вечно забывает. А может, боится получить отказ, да признаваться не хочет.

Сидели за столом битый час. Уже и ремонт Валькин обсудили, и Риткино новое жилище. Потом Марго картины показала, что из Питера привезла, ходили по дому вверх-вниз, прикидывали, куда лучше повесить. За окнами стало темнеть, а Валентина всё никак не могла приступить к главному. Прощаясь, уже в дверях, с трудом выговаривая слова, произнесла заготовленную фразу о деньгах на операцию. Сколько точно, не знает, надо справки навести.

«Так вроде ему баптисты обещают бесплатно?» – ответила Рита, и по возникшему в её голосе холодку Валька поняла: разговаривала с ней Танюха и получила отказ. Надо бы объяснить всё так, как она говорила Фёдору – про возраст, про ребёнка и время, которое дорого, – но тут на неё от вспыхнувшей обиды напал ступор.

Выпятив подбородок и брезгливо поджав губы, Валентина грубо выдавила: «Так что, не дашь?». Лицо Марго закаменело, она молча помотала головой. Потом, с усмешкой глядя Вальке в глаза, произнесла тихо и отчётливо: «Вам сколько ни дай, хорошей не будешь…».

Обратный путь прошёл у Вали как в тумане. Хорошо ещё, не было гололёда и машин встречных мало, иначе не миновать беды. Да что со мной такое? – пугалась Валюха, чувствуя, что не в силах остановить круговерть эмоций: обида, унижение, ненависть, отчаяние…

Она стала молиться, и постепенно морок отошёл, сердце перестало трепетать, улеглась одышка. Вспомнились слова Марго, сказанные ей много лет назад, когда она жила у сестры в Доме актёров: «Весь мир не может быть неправ». Валюха тогда всех осуждала: девчонок в общежитии, начальство училища, не следившее за их нравственностью, мужа Марго Андрея, крепко выпивающего и развязного.

Тогда она промолчала, а теперь, спустя много лет, уверена: весь мир может быть не прав. Вот и сейчас – вокруг неё одни враги! Кроме Фёдора и Татьяны. Сестрёнку Валя хоть и корит, но понимает и прощает, Фёдора просто любит. Если любишь, недостатков не замечаешь. Да и нет их у него. Только здоровье плоховато, но в этом человек не виноват.

Когда Валентина добралась до дома, стояла ночь. Хорошо хоть фонари в посёлке светили. Она поставила машину под крышу бывшего сеновала и уже направилась к своей двери, как вдруг заметила на кухне свет. Неужели забыла погасить, и он весь день горел, – встревожилась Валюха. Или Сенька явился на выходной… Только почему он ещё здесь, ему же с утра в училище?

В прихожей она почувствовала ненавистный дух спиртного. Открыла дверь и с порога увидела, что на диване кто-то лежит. И тут же догадалась – Танюха. Сестра спала, и тонкая струйка слюны стекала на подушку. Под столом пустая бутылка от «Алазанской долины», в блюдце воткнуты окурки, на полу возле дивана стакан с остатками вина.

Валька вздохнула, достала из шкафа байковое одеяло и прикрыла сестру. Та сквозь сон замычала что-то благодарственное и повернулась на другой бок. Валентина убрала бутылку и окурки, вытерла клеёнку, погасила свет и пошла в спальню, прихватив с веранды раскладушку. Всё собиралась перевезти из квартиры в дом почти новую кровать с пружинным матрацем, да жильцы упросили оставить.

Фёдора куда уложишь? – спросила себя Валентина, умащиваясь на продавленной раскладушке. Заберу… заберу… а куда? На Марго надеялась – вот тебе Марго! На Зою – и та не лучше! Ничего… поспят первое время на диване, а кровать в кредит можно будет взять.

Но пока на диване спала Танюха. Такое случилось впервые. Валька как-то уже привыкла жить в родительском доме, считая его своим. Вот и ремонт сделала, и Фёдора собирается сюда привести… А вдруг Павел Танюшку выгнал? Надоело ему жить в чужом доме, когда есть свой.

Марго ей что-то неприятное об этом сказала, когда они ещё мирно разговаривали. Что Пашка имеет виды на квартиру в Луге, типа по документам это его квартира. Новая жена, которая пока не жена, из своей тьму-тараканской деревни не прочь перебраться поближе к цивилизации. А Танюху он отправит в Ольховку, раз она там прописана.

Теперь Валентина уже не сомневалась, что Таньку выгнали, потому сестра и явилась в дом родителей. Такая перспектива её не устраивала. Нет, она Танюху любит… но жить вместе с ней не готова. Ей Фёдор нужен, а не пьющая сестра. Пусть её Марго к себе берёт, она одна, дом большой, в Питере квартира есть. Почему ей всё, а они должны тесниться?

И уже засыпая, вспомнила насмешливое: «Вам сколько ни дай, хорошей не будешь…».

Глава 45

Татьяна разлепила глаза и поначалу не сообразила, где находится. Потом вспомнила вчерашний вечер и с досадой втянула носом воздух. Состояние было паршивым: горло пересохло, голова раскалывалась. Сейчас бы под душ и пару чашек крепкого кофе… Никаких опохмелок Таня не признавала – она же не алкоголичка! Но сейчас душу бы заложила за стакан вина. Чёрт её дёрнул так напиться! Ведь специально приехала на «Мазде», чтобы утереть всем нос, а заодно иметь законный повод отказаться от спиртного.

Выпить Танюхе хотелось давно, ещё когда прочла в интернете, что химзащита действует только первые три месяца, и то, если сделана «по чесноку». Но кто же разрешит врачам убивать людей? Мало ли, человек не удержится и помрёт, или паралич его разобьёт, как стращали в диспансере. Поэтому Танька вполне искренне полагала, что вся эта химия – сплошная липа, и держится она сама.

На уговоры Риты, что лечение надо повторить, пока не сорвалась, уверяла, что пить её совсем не тянет, что всё путём. Но мелкий страх оставался, потому и не решалась, пока срок не вышел. Начала понемногу, тайком, не каждый день. А потом понеслось…

По вечерам, когда Ирка с Тёмой уходила наверх, она доставала припрятанную бутылку вина или бренди, выпивала стакан, иногда второй и укладывалась спать. Наутро, как ни в чём не бывало, принималась за дела, машину водила уверенно, на случай гаишников под рукой была жвачка. Никто ни о чём не догадывался. А теперь тайна открылась. И всё из-за юбилея свекровки!

Ещё неделю назад Таня твёрдо решила к ней заявиться. Правда, её не звали… Но – свои люди, можно без церемоний. Там соберутся одни родственники: дочь Наташка с мужем, из Эстонии приедет старший сын Алексей, весельчак и большой любитель поддать. Паша, конечно, будет со своей Люськой. Вот пусть эта змея и посмотрит, как Танюшку все любят.

Накануне она испекла торт, красивый и вкусный – с орехами, черносливом, шоколадом и ещё массой мелких неожиданных ингредиентов, купила горшок с цветущей орхидеей. Оделась просто и стильно в «маленькое чёрное платьице», напшикалась любимыми Пашкиными духами «Волшебство» с ароматом пачули. Зелёный маникюр был ещё свеж, как и мелирование короткой стрижки.

Несмотря на мороз, надела демисезонное пальто в крупную бело-чёрную клетку, в котором она выглядела молодо и современно. Рассчитала, что приедет часам к шести, когда все уже будут сидеть за столом, а Лёшка успеет пропустить несколько рюмок и задаст их встрече правильный тон.

Её появление, действительно, произвело фурор. Правда, не совсем тот, на который Татьяна рассчитывала. К ней никто не кинулся, приветственных возгласов не прозвучало. Короче, сцена «не ждали». У свекрови было испуганное лицо, она переводила взгляд с Тани на Люсю, не зная, как себя вести. Пашка не шелохнулся, только побледнел, так что проявилась россыпь веснушек, да желваки набрякли по углам рта. Сидевшая рядом Люська – на Танином обычном месте! – пришибленно опустила голову.

Выручил Алексей. Гремя стульями и простирая к Танюхе короткопалые ручищи, он стал пробираться из-за стола, взрыкивая и похохатывая. Обнял и со словами: «Наконец-то и ко мне невеста прибыла!», – громко чмокнул в лоб. Смеясь, она вырвалась от него и направилась к свекрови с поздравлением, во всеуслышание называя её, как и раньше, мамой.

Та уже пришла в себя и отвечала приветливо, поглядывая на собравшихся и мимикой давая понять, что для неё появление бывшей невестки тоже сюрприз… Когда же Лёшка опять затянул что-то про невесту, она резко его оборвала, напомнив, что он женат. Тем не менее, Таню усадили рядом с ним, и Алексей сразу принялся ухаживать: подкладывать, подливать, занимать беседой.

Торт, как главный свой козырь, Танюха распаковала и нарезала прямо перед Люськиным носом, чтобы она могла хорошенько разглядеть фруктово-кремовую поляну с желейной цифрой 70, а на срезе – коричнево-шафрановый муар бисквита, вкрапления орехов, мазки брусничного джема и глянцевитые полоски карамели.

Наверно, ничего бы страшного не произошло, Танька была собой вполне довольна: она видела смятение на лице соперницы, слышала одобрительные возгласы в адрес торта, – этого было достаточно для утоления её самолюбия. Но Люсиль вдруг молча встала из-за стола и вышла в коридор.

И тогда Павел, картавя так, будто разгрызал орехи, громко произнёс, с ненавистью глядя Таньке в глаза: «Ты чего сюда припёрлась? Кто тебя приглашал?». Мать шикала на него, пытаясь урезонить, но тут уже Танька завелась. Хотелось срезать Пашку, достойно и остроумно ответить, как бы это легко сделала Марго, но в голову ничего путного не приходило.

Наверно, именно в эту минуту она забыла, что приехала на машине, и опрокинула полную рюмку вина, заботливо налитую Алексеем. А потом… Что там было потом, она помнит смутно. Вытащила Люську покурить, стояла с ней у подъезда, несла какую-то чушь. Якобы нравится ей Люська, только с Пашкой она наплачется. Не пьёшь? – спросила резко, пыхнув сигаретой ей в лицо. И в ответ на мотание головы припечатала: с ним запьёшь!

Потом были другие рюмки, Танька вставала на голову, демонстрируя свечку – верный знак высокой кондиции – и всё лезла к Люське, лезла. Даже целовать её пыталась, да Пашка отбил и, упаковав Танюху в пальто, вывел из квартиры. Люська молча плелась сзади, шмыгая носом.

Во дворе обнаружилась засыпанная снегом «Мазда». Павел чертыхнулся, забрал у Танюхи ключи и отнёс матери. Потом усадил Люську вперёд, Таньку запихал на заднее сидение своей «Тойоты» и повёз к дому, где обитала Валентина. Окна не светились, дом был закрыт, но ключ отыскался в тайнике под крыльцом. Уложив бывшую супругу на диван, Павел уехал с Люськой в её «тьму-таракань».

Ничего этого Танька не помнила. Последнее, что застряло в мозгу, было похищение с праздничного стола бутылки вина, но, сколько она ни искала, найти её не могла. И тут появилась Валентина, строгая, с полной сумкой продуктов. Не говоря ни слова, выгрузила всё на стол и только тогда подошла к Танюхе и обняла её со словами: «Ну, здравствуй, сестрёнка!». У Татьяны сразу отлегло от сердца, она поцеловала Вальку в губы и наконец-то почувствовала себя дома.

До чего уютное их родовое гнездо! Даже свежий ремонт не смог изгнать дух семейного очага, а нетронутая веранда ещё хранила по углам ценный хлам: батин очешник, высохшую пачку вощины, недовязанный матерью носок, старые резиновые сапоги, которые они надевали в лес.

Поначалу Танька держалась скованно, но после тарелки горячих кислых щей со свининой снова вернулась к жизни. Хорошо, что Валька не зудела и не дулась, как обычно бывало, стоило только Танюхе граммульку выпить. В мусорном ведре она заметила пустую винную бутылку и поняла, что ещё с вечера её приговорила.

За столом обсуждали Валькиных пацанов, временно покинувших Ольховку. Говорили о Фёдоре и отказе Марго помочь с операцией, о кознях Зои – тут Татьяна призналась, что давно поняла её скользкую натуру. Потом вместе мыли посуду, и разговор перекинулся на коварные планы Пашки выгнать Таню из квартиры. Пришли к выводу, что зачинщица всему – Марго. Она Павла подзуживает, сам бы он не дотумкал.

Эту идею высказала Валька, и Танюха немедленно согласилась. Марго только для виду о ней печётся, а сама давно Пашке советовала бросить пьяницу-жену. Тут кстати припомнилось изгнание беременной Ирки из питерской квартиры. «Погоди, она ещё Тимке расскажет, что у него отец не родной, как когда-то сказала про Сеньку», – пророчествовала Валентина.

Поговорили и о «Мазде». Марго обещала подарить машину на юбилей, но Таська в долгу не осталась. Целый год, как таксист, туда-сюда её возила, в саду помогала, с людьми нужными знакомила – Ритка ведь никого в Луге не знает. Короче, машину отработала.

В Луге и в Ольховке никто не верил, что Татьяна могла купить машину, да ещё такую крутую. И Валентина об этом знала. Как не верили и в то, что её подарила Марго. Валюха тоже этому не поверила и уж, тем более, истории с отработкой. Но сейчас был неподходящий момент выяснять правду. Надо склонить Танюху к мысли, что у них на родительский дом равные права. Это их общее наследство.

Татьяна и не возражала. Конечно, наследство, половина твоя, горячо соглашалась она. В Ольховке она жить не собирается, и Валюшка может делать здесь что угодно.

– Но если Пашка тебя выгонит, придётся либо жить вместе, либо продавать и деньги делить поровну, – пугала Валентина.

– Какое вместе! – трясла головой Танька, – а Ирке с Тёмой куда податься?

– Пока дочь и внук живут с тобой, он не решится отобрать квартиру, – заверила Валентина, – так что можно не беспокоиться. Только пить бросай, это его бесит.

Договорились, что горячку пороть ещё рано, надо жить, как жили, а там видно будет. Вместе дошли до квартиры Пашкиной матери, взяли ключи, и Татьяна поехала домой.