Лин лежал на кровати и смотрел в потолок. Мари убежала вместе с Элиотом кормить единорога, а он остался валяться в постели, гоняя в голове тоскливые мысли. По правде говоря, он мог бы пойти с ними, не так уж плохо он себя чувствовал, но не хотелось снова ощущать себя третьим лишним и смотреть, как Мари воркует с разбойником.

Смотреть на низкий закопчённый потолок, впрочем, тоже до тошноты надоело. За прошедшие дни он выучил на нем каждый сучок, каждую щель. Ещё недавно в углу висела паутина, и Лин наблюдал за суетящимся в ней пауком, но Мари заботливо её убрала. Мари! Лин застонал, перевернулся на живот, уткнулся в подушку. Мари…

Вот уж чего он никак от неё не ожидал, так того, что она лишит его своей поддержки, так необходимой ему сейчас. Он чувствовал, что даже когда она сидит рядом с ним, её мысли где-то далеко. Она и говорить не могла ни о чём, кроме Элиота.

Страшнее всего было то, что Лин понимал её. Умный, благородный, сильный, красавец Элиот, овеянный ореолом таинственности и трагичности, совершенно затмил в её глазах его, несимпатичного, простодушного, деревенского парня. И, конечно же, Элиот был её достоин куда больше, чем Лин.

– Говорил ведь я тебе, не влюбляйся в первого встречного, – прошептал он. – Говорил? Ты же сама выбрала пойти за мной. Выбрала дважды, покинув сначала дом, а потом и дворец. Выбрала меня, а не принца Восточного Королевства. И не устояла перед разбойником. Эх, Мари, Мари…

Дверь скрипнула, распахнувшись, впустила холодный воздух, закрылась вновь. Мари вернулась. Скинув обувь, она подошла к нему.

– Ты спишь, – услышал Лин её тихий голос.

– Нет, – глухо ответил он, не поднимая голову.

Она погладила его по плечу, и он весь сжался от нахлынувшей тоски. Хотелось зарыдать, высказать ей всё, выкричать эту боль. Но она же ничего не поймёт! Он даже представил её растерянное лицо, удивлённый взгляд. А если ещё Элиот войдёт… Нет, нельзя. Нельзя показывать свою слабость. Уйти. Оставить её здесь. С королём разбойников она будет куда счастливее, чем с бродячим музыкантом. Мари продолжала гладить его плечи. Он повернулся к ней и увидел её задумчивый взгляд, устремленный куда-то вдаль, мечтательную улыбку. Нет, это невыносимо!

Он резко скинул её руку с плеча, зашипел от острой боли, пронзившей тело, подскочил и заметался по комнате в поисках своей одежды.

– Ты что, Лин? – Мари недоумённо смотрела на него. Он, не обращая на неё внимания, судорожно натянул шерстяную рубаху, злобно ругаясь себе под нос, одной рукой справился с обмотками, накинул плащ.

– Да что с тобой? Что ты делаешь? – Мари встала перед ним, когда он бешено озираясь, пытался отыскать взглядом всё время бывший на виду свёрток с бесполезной теперь скрипкой.

– Всё! Хватит с меня! – Лин говорил резко, отрывисто, чтобы скрыть звенящие в голосе слёзы. – Хватит! Где моя скрипка? Где? Где она?

– Куда ты собрался, Лин? – она вцепилась в его руку, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Я ухожу! Хватит! Оставайся тут со своим Элиотом! – сквозь зубы шипел Лин, вырываясь. – Будьте счастливы!

– Ты с ума сошёл? Лин, нет, ты сумасшедший! Куда ты собрался? Ты же ещё не вылечился! Элиот принял нас как родных…

– Вот! У тебя к каждому слову Элиот! – Лин остановился и с ненавистью посмотрел ей в глаза. – Оставайся с ним, раз он тебе так дорог! А с меня хватит!

Мари замерла. Лин продолжал искать скрипку, заглядывая во все углы, но нигде не мог её найти. Он понимал, что сделал всё неправильно, что уйти нужно было тихо, под покровом ночи, не привлекая внимание, и от этого злился ещё больше. Рука от резких движений разболелась нестерпимо, голова кружилась от слабости, пот катился градом, перед глазами мелькали чёрные круги, скрипка никак не находилась. Мари молча стояла посреди комнаты, глядя куда-то в пустоту. Наконец, он, в отчаянии, изо всех сил ударил кулаком по стене, сел на кровать и зарыдал. Это было по-детски глупо, нелепо, но ему уже было всё равно.

Мари наконец-то посмотрела на него, подошла, села рядом, обняла. Лин затих, вздрагивая всем телом. Слезы обессилили его окончательно.

– Линушка… – прошептала Мари, убирая с его лба спутанные, прилипшие волосы. – Линушка, прости меня!

Он снова всхлипнул. Все заготовленные заранее, резкие, обидные слова куда-то делись. Не хотелось говорить ничего, только слышать её голос, чувствовать, что она снова рядом.

– Линушка, прости! Я даже не думала… Неужели ты подумал, что я… – её голос дрогнул, – что я на самом деле…

Лин молчал, чувствуя, как его понемногу отпускает мучительная тревога и отчаяние.

– Линушка, но ведь я… – Мари никак не могла подобрать слов, и Лин неожиданно понял, что она на самом деле даже не задумывалась над своими чувствами к Элиоту, и не противопоставляла их любви к нему.

– Да, я, наверное, увлеклась, но ты… Ведь ты… Я же тебя люблю! Я твоя! Я навсегда твоя! Неужели ты мог подумать, что я на кого-то тебя променяю? – Мари чуть не плакала, и Лин, наконец, выйдя из оцепенения, обнял её, прижал к себе. Она привычно прильнула к нему, уткнулась в плечо.

А к вечеру Лин с удивлением понял, что после того, как он ударил кулаком по стене, плечо у него совершенно перестало болеть. Видимо что-то, наконец, встало на место. Скрипка нашлась под кроватью. Он вспомнил, что сам засунул её туда, после прошлой неудачной попытки поиграть. Пальцы привычно обхватили гриф, и точно, уверенно встали на струны. Лин выдохнул, на глаза опять навернулись слёзы, но уже от радости.

Ужинали они втроём, разговаривали, пили дорогое вино. Лин смотрел на Элиота совсем другими глазами, без страха, который испытывал вначале, и без ненависти, вызванной ревностью. И разбойник казался ему совершенно другим, приветливым и простым. После ужина Лин впервые за эти дни с упоением играл на скрипке, наслаждаясь тем, что руки снова слушаются его, как прежде. И Мари вновь смотрела на него восхищённым взглядом, а Элиот заворожённо следил за тем, как летают по грифу тонкие пальцы скрипача.

Когда Лин закончил играть, Элиот взял в руки скрипку, неумело подёргал струны, рассмеялся и вернул скрипку музыканту.

– Когда-то я умел играть на лютне, – весело сказал он. – И, между прочим, однажды уложил ею пару сарацинов. И ещё с десяток – сковородкой.

– Сарацинов? Сковородкой? – удивился Лин, а Мари, замирая от нетерпения, попросила:

– Расскажи, Элиот!

Разбойник усмехнулся.

– Не очень-то я люблю вспоминать те времена. Дело было почти триста лет назад, я был совсем ещё юн. Ну, раз уж сам начал – расскажу. Убедившись в своём бессмертии, я стал наёмником. Воевали мы тогда, в основном, с сарацинами. В самом первом своём походе, молодой и неопытный, я больше бренчал на лютне, чем учился боевому искусству. Это сослужило мне плохую службу.

Впервые на нас напали неожиданно, когда мы стояли лагерем в пустыне. Я был безоружен, и два сарацина гнались за мной, чтобы убить. Смерти, как вы понимаете, я не боялся, но боялся плена. А с отчаяния и против фальшиона с лютней пойдёшь. Оглушив одного, я разбил лютню о шлем второго. А потом подобрал на земле брошенную сковородку, и отбивался ею. Видимо, я был очень напуган, а оттого свиреп, потому что нападавшие разлетались от меня во все стороны. Мне же они не смогли причинить никакого вреда. Нападение нам удалось отбить. А я с тех пор не расставался уже не с лютней, а с боевым мечом.

Элиот от души рассмеялся, Лин улыбнулся тоже. Мари склонила голову ему на плечо, он крепко обнимал её, и всё минувшее сейчас казалось страшным сном.

Глава 13

После того, как конфликт между Лином и Элиотом был исчерпан, отношения у них сложились самые дружеские. Мари стала сдержанней в проявлениях чувств к разбойнику. Лин понял, что им на самом деле нечего делить. Музыкант был почти здоров, но они пока оставались в лесу.

Однажды Элиот, как обычно без предупреждения, исчез и не возвращался несколько дней, Лин и Мари уже начали волноваться за него. Почти всех своих людей главарь забрал с собой, в стане осталось лишь несколько человек и среди них начались волнения и разборки. Странникам было не по себе. Лин тревожился и продумывал план бегства. Мари, чтобы отвлечься, наводила порядок и красоту в избушке разбойника.

Наконец, поздним вечером Элиот прибыл усталый, но довольный. Он ввалился в своё жилище вместе с клубами пара, хлопнул обмёрзшей дверью, скинул заиндевевший плащ.

– Южное Королевство, называется, – поёжившись, сказал он, – морозы уже месяц стоят.

Лин подкинул в очаг хвороста, Мари собрала на стол нехитрый ужин. Элиот как-то растроганно взглянул на них.

– Приятно возвращаться, когда тебя ждут, – тихо, не обращаясь ни к кому, сказал он и сел за стол.

– Тебя долго не было, Элиот, мы волновались, – Лин тоже устроился на широкой лавке у стола. Хорошее настроение разбойника предвещало отличный вечер и увлекательные истории.

– Дел было много, – уклончиво ответил Элиот, подливая в кружку вина. – Эх, наконец-то, согрелся!

Лин понял, что разбойник не хочет продолжать разговор о своих похождениях и умолк. Элиот хитро взглянул на него, на подошедшую Мари.

– Интересно, что же вы думаете обо мне, ребята, – спросил он, усмехаясь. – Вы живёте в логове разбойников. Мы каждый день уезжаем на грабежи и убийства. Я возвращаюсь, и поднимаю кубок руками, обагрёнными кровью, и вы поднимаете свои кубки вместе со мной. Вы, такие честные и правильные!

В глазах Элиота прыгали весёлые искорки, хотя говорил он серьёзным тоном.

– Я не верю, что ты кого-то грабишь и убиваешь, Элиот, – спокойно сказала Мари.

– Я тоже не верю, – поддержал её Лин. – Мне кажется, ты кто-то вроде Робин Гуда, только на новый лад. Но твоё право об этом никому не рассказывать.

Элиот снова усмехнулся.

– Наивные дети, – сказал он с улыбкой. – Надо как-нибудь взять вас с собой на дело!

Лин и Мари переглянулись. Они много раз обсуждали таинственную жизнь короля разбойников, и сошлись на том, что образ хладнокровного убийцы никак не вяжется с тем, каким они видят Элиота. Благородный, деликатный, всегда немного печальный, но при этом справедливый, жёсткий, обладающий непререкаемым авторитетом среди своих людей, мог ли он быть другим? Не хотелось бы увидеть это своими глазами.

Глядя на них, разбойник весело рассмеялся.

– Пожалуй, возьму вас в следующий раз с собой, вам, наверняка, будет интересно. Да не пугайтесь так, ничего страшного вы не увидите. Зато поймёте, что цель иногда оправдывает средства.

Над столом повисло молчание. Лин обдумывал, какую же великую цель могут оправдать грабежи и убийства. Мари с ужасом представляла себя среди разбойничьей шайки. Элиот внимательно смотрел на них, подливая в кружки вино и загадочно улыбаясь.

– Вы всё поймёте, когда увидите своими глазами, – повторил он.

***

Элиот сдержал своё обещание. Удобный случай представился уже вскоре: король разбойников сообщил своим гостям, что собирается навестить старого знакомого и может взять их с собой.

Рано утром Элиот собрал человек пятнадцать самого устрашающего вида, коротко приказал им, вооружившись, следовать за ним, и спустя несколько минут разбойничья кавалькада двинулась в путь. Дорога, как смутно догадывался музыкант, сначала вела к столице Королевства, но потом резко свернула в сторону. Лин и Мари ехали позади всех, тихо переговариваясь. Немного страшно было представить, что же они сейчас увидят. По лицу Элиота невозможно было ничего угадать, он то недобро усмехался, то, оборачиваясь, лукаво поглядывал на спутников.

Спустя пару часов пути среди заснеженных полей всадники остановились в роще. Элиот собрал всех вокруг себя, сказал несколько слов, указал рукой на богатую усадьбу, видневшуюся вдалеке между холмами, затем оглушительно свистнул, и, пришпорив коня, сорвался с места. Вся шайка ринулась за ним.

Когда Лин и Мари подъехали к дому, он уже был окружён. За высоким каменным забором началась беготня и женский крик. Несколько всадников, встав на спины коней, перебрались через стену. Отчаянные крики за стеной стали ещё громче, потом затихли. Лин на миг зажмурился, представив, что там происходит, и кинул быстрый взгляд на Мари. Девушка от ужаса закрыла лицо руками. Лин разрывался между желанием кинуться к Элиоту и выказать ему свое презрение, и необходимостью успокоить Мари, но тут ворота усадьбы распахнулись, и все всадники во главе с Элиотом ворвались во двор. Лин со страхом последовал за ними, и увидел совсем не то, что ожидал увидеть. Три женщины, видимо служанки, сидели на крыльце под охраной одного из разбойников.

Трое громил вышибли дверь и вошли в дом. После недолгой возни оттуда вытащили грузного перепуганного хозяина.

– В погребе прятался, – коротко сказал один из них.

Элиот царственно восседал на коне посреди двора и не двигался с места.

– Знал, значит, что за тобой придут? – жестокая усмешка тронула губы короля разбойников. Он с презрением смотрел на повалившегося в растоптанную грязь толстяка.

– Не губи меня Элиот! – взмолился хозяин. – Что хочешь, тебе отдам! Все, что хочешь, проси!

– Я не буду тебя губить, ты нужен живой. И откупаться ты будешь не от меня.

Богач, тяжело дыша, смотрел снизу вверх на возвышавшегося над ним разбойника.

– Отдай деньги тем, кому не вернул долги, кого обманул и обобрал. – Элиот говорил очень чётко, размеренно и бесстрастно. – В прошлый раз ты клятвенно обещал, что больше не будешь так делать. Ненадолго же хватило твоих клятв.

– Но я… Я… – пытался оправдаться толстый хозяин, – я ведь…

– Молчать! – окрик разбойника заставил богача побледнеть и вновь сунуться в грязь под копытами коня. – Ты вор, Бергил, настоящий вор! Твоя жена и дети живут этим воровством. Смотри, какой дом ты себе отстроил! Стеной отгородился от бедноты, которую обираешь! – голос Элиота звенел от гнева. – Если у тебя нет своей совести, я буду твоей совестью, Бергил!

Оборвав грозную речь, главарь кивнул своим людям:

– Идите в дом, возьмите каждый по одной понравившейся вам вещи. Слышали? По одной!

Разбойники с радостным гомоном, толкаясь, ввалились в двери, из дома послышались их весёлые крики. Хозяин, совершенно потерянный, так и лежал на земле. Вскоре каждый вышел из дома со своей добычей. Кто-то тащил серебряный подсвечник, кто-то – колье с каменьями, кто-то – золотое украшение. Элиот внимательно оглядел каждого и остановил одного из них, державшего в руках усыпанную камнями диадему.

– Ты взял не одну вещь, – спокойно сказал ему главарь. – Покажи.

Тот с неохотой подчинился и вынул из-за пазухи золотой медальон в виде сердца. Элиот забрал вещицу, оглядел её, и протянул Мари.

– На память тебе, – как-то криво усмехнувшись сказал он.

Мари с сомнением взглянула на Лина и, чуть помедлив, приняла подарок. Элиот смотрел на неё с какой-то затаённой грустью. Потом встряхнул головой, словно отгоняя наваждение, поднял коня на дыбы, совершенно закидав богача грязью, и крикнул:

– Уходим, ребята!

Разбойники мигом вскочили на коней и устремились вслед за ним в распахнутые ворота.

Отъехав на приличное расстояние, Элиот замедлил бешеную скачку и, дождавшись Лина и Мари, не спеша поехал рядом с ними. Видно было, что у него замечательное настроение.

– Ну что, как вам такое приключение? – спросил он смеясь. – Вот так приходится иногда вразумлять зажравшихся толстосумов.

– А если он не образумится? – спросил Лин, весело взглянув на Элиота.

– Тогда мы ещё раз его навестим! – расхохотался тот.

Глава 14

Уютно потрескивал очаг, мирно горели свечи в серебряных подсвечниках, по стенам пробегали зыбкие тени. За грубо сколоченным деревянным столом сидела, пожалуй, самая необычная компания в мире: бессмертный разбойник, бродячий музыкант и сбежавшая из дворца принцесса. Элиот, безмерно довольный прошедшим днем, вольготно развалился в своём кресле и то и дело подливал вина то себе, то Лину. Мари, придвинув поближе свечу, штопала одежду.

Лин пил не торопясь. Он уже слегка захмелел, блаженное тепло разлилось по телу, мысли сделались медленными и тягучими. С светлой грустью он думал, что немного осталось таких вечеров – пришла пора собираться в путь. Весна, обычно ранняя в Южном Королевстве, неумолимо приближалась, а значит, дороги вот-вот станут непроходимыми. Нужно было успеть выбраться из лесов до оттепелей. Да и гостеприимством Элиота они весьма злоупотребили. И хотя король разбойников ничем не выказывал, что тяготится их присутствием, Лин подозревал, что хозяину не хватает привычного одиночества. Сам закоренелый одиночка, впустивший в свою жизнь только тихую и нежную Мари, он понимал Элиота и испытывал неловкость за то, что они так надолго у него задержались.

Мари укололась иглой, ойкнула, по-детски сунула палец в рот, жалобно посмотрела на мужчин.

– Что же ты, – Элиот сочувственно покачал головой. – Там же, вроде, напёрсток есть.

Девушка покопалась в корзинке с швейными принадлежностями, вынула оттуда шёлковые нитки, узорчатые ножницы, резную игольницу, и, наконец, на самом дне отыскала напёрсток.

– Да, вот он, нашёлся, – Мари показала костяной колпачок Элиоту. Тот взял его, задумчиво повертел в руках и вернул ей. Видно было, что вещица пробудила в нем какие-то воспоминания, о которых разбойник предпочтёт умолчать.

Некоторое время сидели молча. Элиот в задумчивости смотрел в пустоту. Мари ловко орудовала иголкой. Лин тихо поднялся, подкинул в очаг хвороста, полюбовался языками пламени, охватившими весело затрещавшие сучья, и, вернувшись за стол, встретил острый и немного шальной взгляд Элиота. Разбойник плеснул ещё вина в глиняную кружку, выпил залпом, и Лин замер в предвкушении. Такой взгляд означал, что сейчас Элиот начнёт говорить. Стоило лишь направить его рассказ в нужное русло, и слушать можно было до утра. Лину давно было интересно расспросить разбойника о его появлении в этих краях.

– Элиот, – осторожно начал он, – а расскажи, как получилось, что ты стал практически правителем этих земель?

– Правителем – это слишком громко сказано, музыкант, – усмехнулся разбойник. – Но, пожалуй, не откажу себе в удовольствии быть наместником.

– Но ведь ты держишь в страхе всех здешних господ, а простой народ тебя боготворит, – улыбнулся Лин. – Сегодня я видел это своими глазами.

– А разве могло быть по-другому, музыкант? Эти места так далеки от столицы, что ни один король никогда не заезжал сюда. Да что там говорить, тут и королевских солдат не все видали, а потому живут по собственным законам. Знаешь, как говорят здесь? "До Бога высоко, до короля далеко". И делают, что хотят.

Элиот глотнул вина и снова горячо заговорил:

– За мою бесконечно долгую жизнь я кем только не был. Мне посчастливилось быть и простым солдатом, и королевским советником. И везде я видел одно – нигде нет справедливости. А, между тем, это единственное, что нужно людям!

Лин согласно кивнул. Со справедливостью он, бродячий музыкант, и впрямь встречался очень редко.

– В том селе, где я встретил вас, – продолжал Элиот, – был замечательный староста, но когда он умер, его место занял совершенно бесчестный человек. Хорошо при нем жилось только тем, у кого были деньги. Мы припугнули его, но он был ненасытен. Пришлось его убрать. Ну, нет, не бойся, мы его не убили. Убрать человека можно и по-другому. Новым старостой я назначил своего человека, и все недовольства вмиг испарились. Тогда я понял, что нужно, чтобы удержать власть в этих диких землях.

Глаза короля разбойников возмущённо горели. Лину этот взгляд был хорошо знаком ещё с первой встречи.

– Вообрази себе суд по какому-нибудь совершенно ничтожному поводу. К примеру, два крестьянина, соседа, спорят, кто же виноват в том, что коза одного из них потоптала другому грядки, а потом утонула в пруду: тот, кто не огородил свой огород и пруд, или тот, кто плохо её привязал. Как ты ответишь, музыкант?

Лин замялся, размышляя, кто же действительно, виноват? Казалось бы, оба. Или никто? Элиот откинулся на спинку кресла и торжествующе смотрел на него.

– Думай, музыкант! Только помни: эти двое – соседи! Что будет, если они станут врагами?

Лин сразу вспомнил историю из детства о враждующих соседях. Были такие в его деревне, и всю жизнь бесконечно пакостили друг другу. Как же их помирить?

– Нужно наказать обоих, – тихий голос Мари прервал его размышления, и оба мужчины удивлённо воззрились на девушку.

– Воистину в тебе течёт королевская кровь, Мари! – расхохотался Элиот.

Принцесса смущённо улыбнулась и уткнулась в свое шитьё.

– Она права, музыкант. Накажи одного – и он будет мстить другому. Оставь всё, как есть – и оба будут ненавидеть друг друга. Накажи обоих, и они посчитают, что квиты. Я присудил им заплатить друг другу одинаковую плату. Каждый остался при своём, и оба были довольны. Вот что значит – проявить справедливость!

– И мудрость, – добавил Лин.

– Мудрость? Может быть, – улыбнулся Элиот, и обратился к девушке. – Мари, ты была бы хорошей правительницей!

– Я выбрала другой путь, – вздохнула Мари. – Власть – это бремя, ещё худшее, чем бедность и бесправие. Я не хочу его нести…