Трюм "А"

Андреев озирается, у него нет вещей, тогда он берет у Фариа смятую робу Тюремщика. Выходят. Тюремщик, закрыв дверь, крикнул в «кормушку»: тихо тут!

Все озадачено молчат. Переглядываются. Торговец осматривает пролом, из которого вылез Тюремщик.

ФАРИА. Всегда они появляются… неожиданно.

ВЕРА (Торговцу). Что там?

ТОРГОВЕЦ. Кажется, сквозняк

ВЕРА. Не может быть. Показалось.

Иван медленно встает и идет к стене

Откуда здесь сквозняк?

ИВАН. А вдруг там – воля?

ТОРГОВЕЦ. Там! Все что угодно… Поди, проверь.

ИВАН. Пойду и проверю (примеряется к пролому)

ФАРИА. Ваше величество! Не делайте глупостей.

ВЕРА. Пусть лезет.

Иван исчезает в стене. Торговец постоял в нерешительности и тоже влез в пролом.

АЛЕКСЕЙ. Как говорили на Железных островах: то, что мертво, умереть не может.

ФАРИА. Остановись, Лёша!

ВЕРА. Хуже не будет. Лезь.

Аввакум отталкивает Алексея и забирается в пролом.

И этот… Пойдемте уже все (направляется к стене, поднимает постер с актрисой). Красивая. Ни каких вам морщин раздумий. (Фариа) вы идете?

ФАРИА. Не хотелось бы. Но оставаться одному – еще больше не хочется.

Все по очереди лезут в пролом.

ЗАНВЕС.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Та же обстановка, только от нар отделена одна шконка и находится в стороне. Дыра в стене прикрыта полотенцем. Торговец стоит, шагает. Аввакум, Фариа, Вера, Иван, Алексей сидят за столом.

ТОРГОВЕЦ. Как вам побег, дамы и господа? Вы чувствуете ветер свободы? А как здесь прекрасно!

ФАРИА. Перестаньте вы ерничать!

ВЕРА. А я знала, что здесь будет то же самое.

ИВАН. Где это здесь?

ТОРГОВЕЦ. Здесь – это там. Неужели неясно, ваше высочество?

ИВАН. Величество.

ТОРГОВЕЦ. Простите. Я не думал, что это еще актуально.

АВВАКУМ. Грехи мои невыносимые (крестится), яже содеях во все дни живота моего делом, словом, помышлением, объедениям, пьянством…

ТОРГОВЕЦ. Что такого ужасного в пьянстве? Никогда не понимал. По-моему, замечательное времяпрепровождение.

АВВАКУМ. … тайноядинем, празднословием, унынием, леностию, прекословием, непослушанием, оклеветанием, многостяжением, скверноприбытчеством…

ТОРГОВЕЦ. Ну ты, батя, замолол, замолол.

АВВАКУМ. Всеми моими чувствы: зрением, слухом, вкусом, осязанием, душевными, вкупе и телеснымя, имеже Творца моего прогневах, о сих жалея…

ВЕРА (Фариа). У католиков такие же молитвы?

ТОРГОВЕЦ (наклоняется к Вере). И к тому же на латыни, прикинь? (Фариа) я правильно разъяснил?

АВВАКУМ. Милосердием твоим прости ми! (крестится).

Открывается дверь, входит Тюремщик. Осматривается. Заводит Андреева, который идет, опустив голову, сложив руки за спину. Тюремщик сопровождает его до одиноко стоящей кровати.

ТЮРЕМЩИК. Посиди пока здесь, в одиночке. Подумай.. об жизни.

АНДРЕЕВ. Можно попросить перо и бумагу? Всего только перо и бумагу. Пожалуйста.

ТЮРЕМЩИК (передразнивает). Перо и бумагу. Всего только!

АНДРЕЕВ. Я вас очень прошу…

ТЮРЕМЩИК. Не положено. Всего только! Это не «всего только», это перо и бумага. Так. В дверь не колошматить! Вот попробуй постучи! Я потом постучу.

АНДРЕЕВ. Понял.

ТЮРЕМЩИК. Марсельезу не петь. Вот только попробуй запеть!

АНДРЕЕВ. Хорошо.

ТЮРЕМЩИК. Еще бы ты плохо запел! Задумаешь повесится или голову об стенку размозжить – не в мою смену. Понял? Всё (отходит от Андреева, встает возле стола). Так! Трюм «Б», правила вам понятны. Условия прежние.

ВЕРА (угрюмо). Условия понятны. Признать, что оно того не стоит.

ИВАН. Отречься? Мое условие, отречься?

ТЮРЕМЩИК. Думайте, решайте. В дверь не колошматить, Марсельезу не петь. (Уходит).

Торговец направляется к Андрееву, но натыкается на невидимую стену. Ощупывает ее.

ВЕРА. Что вы делаете? Бесполезно.

ТОРГОВЕЦ. Интересно. (Пытается позвать Андреева) Эй, Данила! Книжник! Даниил!

Андреев не слышит. Он прошелся, сел на лавку, чешет голову. Невнятно бормочет.

Торговец достает из-за пазухи смятый подстаканник и бросает через невидимую стену. Металлический комок падает возле Андреева. Тот недоверчиво, потом с воодушевлением рассматривает, берет, нащупывает острый конец и принимается чертить буквы на стене. Торговец возвращается к столу.

ТОРГОВЕЦ. Как вам это нравится? Освободили Данилу. Прямиком в карцер.

ВЕРА. Света нет, но появился смысл. Он снова пишет книгу.

ФАРИА. Нет свободы, зато есть цель.

ТОРГОВЕЦ. Цель? Придуманная. Вы читали Камю? Ах да…

ФАРИА. Миф о Сизифе, представьте себе, я обдумал и без Камю.

ИВАН. Какой миф? Героический?

ТОРГОВЕЦ. А это, Иван Антонович, если бы вы взяли свой тяжеленный трон и потащили его на горбе, хрен знает куда. Ваш смысл – трон. Трон дает смысл вам. Как-то так, если вкратце. Это геройство?

ИВАН. Нет. Бессмыслица.

ТОРГОВЕЦ. Но вам-то в радость!

ФАРИА. Подождите! В этом что-то есть (пауза). Иван бесконечно несет тяжелое кресло. Очень тяжелое кресло неизвестно куда. А в кресле кто-нибудь сидит. И этот погонщик он знает истинный смысл.

ТРОГОВЕЦ. Да ему просто кататься нравится!

ФАРИА (после паузы). Может быть. Истинный смысл заложен в том, чтобы нравилось.

АЛЕКСЕЙ (психует). Тупой базар!! О чем вообще?! Ни о чем!

ФАРИА (продолжает тем же тоном). В это время вдоль дороги стоят крестьяне. И эти темные люди – почему-то! Из неведомых причин! – видят в несении кресла… подвиг. Есть в действиях Ивана здесь самопожертвование? Определенно, есть. Ведь мог бы пойти в таверну выпить бутылку портвейна. Сидишь… в руке кусок мяса,… прожаренный с кровью. Сочный. На колене (показывает) сидит у тебя пышнотелая Жюли. Обнимаешь (обнимает воздух)…

ВЕРА. Омерзительные взгляды на женщин!

ФАРИА. Грудь ее рвется из корсета… губы влажные, зовущие… И портвейна вдоволь… Но нет! Ты идешь и таскаешь мебель. С места на место. Никуда. И тебе признательны. Тебя за это уважают. Вот и выросло геройство. Народ своим детям расскажет, дети – своим, и так далее. И укрепился стереотип героя.

ТОРГОВЕЦ (с живостью). Геракл убил Немейского льва. А чем ему кошечка мешала? Может это был вообще последний экземпляр? Льва бы охранять нужно! В Красную книгу внести. А этот конь здоровый пришел в берлогу и хрясь! Палицей своей дубовой. Шкуру, падла, снял и носит, как трусы. А греческое (презрительно) общество решило, что это подвиг. Герой поролоновый!

ФАРИА (подхватывает). Еще такой момент. Геракл просто выполнил приказ микенского царя по имени Еврисфей.

ТОРГОВЕЦ. Который всю дорогу сидит в удобном кресле, которое холопы тащат.

ФАРИА. И где здесь подвиг?

ТОРГОВЕЦ. И зачем героизм?

АЛЕКСЕЙ (взрывается). Что за дикий бред?!! (Вскакивает, ходит, машет руками) сказано нам: условия прежние! Признать ошибки! Раскаяться! Нужно думать, как?! Или отказаться!! Куда-то сдвинуться с мертвой точки!!

ТОРГОВЕЦ. Ну с мертвой точки мы, положим, никуда… Хотя нет, пойдемте. Вот (показывает на Андреева) решение и выход. Как?

АЛЕКСЕЙ. Это нормально! Это понятно! Хотя бы так…

Андреев прислушивается, продвигается к невидимой стене.

ТОРГОВЕЦ. Так за чем дело стало? Признавайте свою глупость, кайтесь. (Андрееву) Данила! Как дела? (Алексею) Желаете вернутся в свою камеру?

АЛЕКСЕЙ. И он не помнит Трюм времени?

ТОРГОВЕЦ. Полагаю, нет. Возможно, помнит, как сновидение. Как галлюцинацию. Знаете, когда долго человек сидит в подземном склепе, такое привидится.

АЛЕКСЕЙ. Подземелье… да…Шахта, малахитовый забой. Данила-мастер и каменный цветок.

АНДРЕЕВ. Цветок, цветок… это должен быть цветок…

АЛЕКСЕЙ. Он слышит нас?

АНДРЕЕВ. Цветок… учение, как цветок… лепестки… роза. Роза! (Всплеснул руками, радуется). Роза! Роза!!

ТОРГОВЕЦ (дразнит). Роза! Эстель! Роза, Сара, Фира!

АНДРЕЕВ. Роза мира… Роза мира (бросается к стене карябает). Голоса… ведут меня. Космос… Роза мира.

Вера подходит, берет Алексея под руку.

ВЕРА. Леша, ты не понял? Они об этом и сказали. Про героев.

АНДРЕЕВ (возбужденно бормочет). Роев… роев. Эстель…. Роев. Эстров. Мир космический благодатный, Этроф!…

ТОРГОВЕЦ. Отойдем. Так мы ему всю «Розу мира» надиктуем.

Все рассаживаются за столом. Некоторое время молчат. Иван строит карточный домик, аббат перебирает четки.

АВВАКУМ (ни к кому не обращаясь). Путь мой долог был. Многия седмицы ехал. И едучи, по всем городам и селам, во церквах и на торгах кричал, проповедуя слово божие, и уча, и обличая безбожную лесть. Три годы ехал из Даур, а туды волокся пять лет против воды; на восток все везли, промежду иноземских орд и жилищ. Много про то говорить! Держал в студеной палатке семнадцать недель. Посем свезли меня паки в монастырь Пафнутьев и там, заперши в темную палатку, скована держали год без мала… И я -де уже изнемог, в нощи моляся и плача говорю: господи! аще не избавишь мя, осквернят меня, и погибну. Что тогда мне сотворишь? – И много плачючи говорил. – А се-де вдруг, батюшко, железа все грянули с меня, и дверь отперлась, и отворилася сама. Я-де богу поклонясь, да и пошел; к воротам пришел – и ворота отворены (оборачивается, смотрит на дверь).

Дверь открывается, входит Тюремщик. В руках у него дубинка. Медленно подходит к столу, шлепая палкой по ладони.

ТЮРЕМЩИК. Нет, батюшка! Так это не работает.

АЛЕКСЕЙ. А как работает? Подскажи.

ТЮРЕМЩИК (Аввакуму). Неубедительно. (Алексею) то, что нашу наседку уркам не сдал – молодец. Зачтется.

ВЕРА. Урки! Мы – политические!

ТЮРЕМЩИК. Да? Ну, гордитесь… (Аввакуму) Ясно, отче? Гордитесь, (легонько бьет Аввакума палкой по голове) сколько влезет (уходит).

Когда дверь захлопнулась, тихо заиграла медленная музыка.

ИВАН (после паузы). Я горжусь своей страной.

ФАРИА. Шлиссельбургской крепостью? Или тюрьмой в Холмогорах?

ИВАН. Больше я нигде и не был.

Торговец подходит к Ивану сзади и торжественно говорит на ухо: «НИГДЕ».

Тишина.

ВЕРА. Я могла бы. Но вы (Фариа) снова продемонстрировали потребительское отношение к женщине. Я готова согласится с бесплодностью борьбы за всеобщее равенство. Социализм – да, провал, да, общество без частной собственности невозможно. В обозримом… Но! Угнетение женщин должно быть остановлено. Бороться с этим – такая деятельность необходима!

ФАРИА. Я не имел ввиду угнетения. Влечение…

ВЕРА. Стереотипные половые роли! Вот где главное неравенство.

Андреев бормочет: «женский голос… женское начало» и ходит вдоль невидимой перегородки.

Древнейшие социальные практики, основанные на представлении о неполноценности женщины, должны быть пересмотрены. Никого превосходства пола! Равные права для мужчин и женщин! Равный доступ ко всем занятиям.

ФАРИА. Но не ко всем же, Вера Николаевна.

ВЕРА (воодушевленно, лозунгово). Ко всем занятиям, ко всем профессиям! К спортивным занятиям, к творчеству. Разумеется, равенство политических прав. Избирательное право должно быть ограничено только возрастом, но не полом и не имущественным цензом! Право на занятие государственных должностей должно быть предоставлено женщинам наравне с мужчинами. И мы еще посмотрим, ко лучше будет выполнять свои обязанности. Исключить насилие! Насильное овладение женщиной должно быть признанно наитягчайшим преступлением! Чтобы и мысли не возникло! Чтобы страшно было! Домогательство должно наказываться. Не только физическое насилие, но и психологическое, с использованием положения. Женщина должна быть свободной. Борьба против дискриминации женщин – есть борьба за правое дело!

Аввакум встает берет Веру за руку и вытаскивает из-за стола

Чтобы мужчина не имел права – вот так вот просто подходить и закрывать наши голоса!

Аввакум тащит Веру к углу, огороженному занавеской. На полпути – уже за шею.

Наши голоса должны звучать наравне с мужскими голосами! Требовать не только наделения правами, но и доступа к обязанностям. Мы, женщины, должны положить конец вековым притеснениям со стороны мужчин.