Читать книгу: «В действительности», страница 3

– О, да, – перебил его Семен, – вот было же время. А сейчас – ни турниров, ни чехов. Тьфу!

– Вот я и говорю, – продолжил Серега, – так и пошло.

– А где садились обычно? – спросил Миша. – Может, рядом смотрели?

«Вот блин!»

– Да обычно за ворота садились. Там раньше и шайбу можно было урвать.

Об этом ему еще в детстве рассказывали знакомые пацаны – надо же, пригодилось!

– Ха, точно! – опять встрял Семен. – У меня этих шайб раньше было… все мелкий на улице растерял, эх!

– А с кем на хоккей ходил? Только с пацанами или с отцом тоже? – спросил старший. Миша заботливо налил еще глинтвейна. Серега поблагодарил и отпил. Какое же блаженство пить на морозе такой напиток!

– Не, только с пацанами. Сейчас не так часто выбираюсь, а раньше-то постоянно ходили, – Серега чувствовал, что язык у него уже начинает жить своей жизнью, но – чего бояться? Нормальные мужики, почему им за жизнь не рассказать? Так, глядишь, разговор от темы хоккея и уйдет.

– Я же раньше на Застройках жил…

– Да ты что?! – удивился Семен. – И я там рядом обитал. Ты с кем корешился?

– Так с Мухой, с Длинным, с Юркой, с Петькой Пеликаном – одна компания была! Ну, сейчас-то они уже не Мухи и не Пеликаны, конечно…

За столом все одобрительно зашумели. Серега аккуратно вздохнул. Из перечисленных только Вадик Мухин имел отношение к хоккею – даже ходил в секцию, но высот не достиг, а потом, еще до армии, пьяным на мотоцикле попал в аварию и разбился насмерть. Остальные даже близко не представляли, что хоккей существует на свете – это была местная шпана, но Серега искренне надеялся, что никто за столом, включая Семена, об этом не знал.

Шум прервал старший – Серега не знал, как его зовут, да и к нему за столом никто по имени не обращался, но было похоже, что верховодил тут именно он.

– А болели в «Мото» за кого? – спросил старший. – На кого-то конкретно ходили или так?

Вот это «или так» было сказано несколько другим тоном, как будто это граничило с болением за чужаков, поэтому Серега снова начал рыться в памяти. И опять ничего не вспоминалось, хоть тресни.