Читать книгу: «Судьба зимней вишни», страница 2

«Черт знает, что такое, – мрачно подумал он, – последний раз я плакал в четыре года, когда скатился с деревянной горки и мама доставала мне из мягкого места сразу шесть заноз. Тогда же она объяснила мне, что слезы недостойны мужчины, и я больше никогда не позволял себе пустить слезу. Что сейчас-то со мной случилось? Нет, надо срочно доводить дело до конца. Зло надо не оплакивать, а побеждать».

* * *

Если не считать свекрови, мне в жизни сильно везет на людей. Прежде всего, на подруг. У меня их четыре – по одной на каждый жизненный этап.

Так уж получалось, что на каждом отрезке взросления у меня появлялась одна новая подруга, которая и дальше оставалась со мной рядом. Надеюсь, что навсегда.

Лельку мне подарил детский сад. Наши горшки стояли рядом. Правда. Я не шучу. В более позднем возрасте мы бы вряд ли встретились – в силу социального неравенства. Лелькина мама, тетя Надя, работала дворником. Вообще-то она подметала двор того дома, где я жила, а в детский сад устроилась только затем, чтобы туда взяли Лельку.

Сидя на горшке, я понятия обо всем этом не имела, мы с Лелькой просто подружились. Она с нежным трепетом относилась к моим новым куклам, особенно к немецкой, купленной в «Детском мире» за бешеные деньги – 14 рублей.

Я же с восторгом первооткрывателя разглядывала подружкины игрушки: зайцев, медведей и клоуна, сшитых из старых тряпок. Клоун мне нравился особенно. Тетя Надя соорудила его из махрового халата – голубого в белые облака. Мне казалось, что это очень красиво. К тому же ни у кого больше не было таких игрушек. Помнится, я попыталась поканючить, чтобы и мне мама сшила такого же клоуна. Обязательно голубого с белым. Но мама моего восторга не разделила и от исполнения материнского долга уклонилась.

В один со мной класс Лелька не попала. Директрисе бы в страшном сне не приснилось, чтобы в элитный первый «А» взяли дочку дворничихи. Поэтому за одной партой со мной оказалась не она, а Наташка, с которой я благополучно просидела все десять лет, за исключением двух месяцев, и, естественно, дружу до сих пор.

Таким образом, нас стало трое. Наташкина мама, преподаватель научного коммунизма в педагогическом институте, отнеслась к этому факту прохладно. Первые годы нас спасало то, что Лелька в своем «В» классе была круглой отличницей. Она искренне верила, что ее обязательно переведут в «А», если она добьется «успехов в боевой и политической».

После первого класса тетя Надя наотрез отказалась разговаривать на эту тему с директором. После третьего Лелька взяла дневник с оценками за год и пошла к директрисе сама.

Результат похода напоминал разгром шведов под Полтавой. Директриса быстро и доходчиво (методист как-никак) объяснила десятилетней девчонке, что «запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись».

К чести Лельки, плакала она недолго. Зато в четвертом классе абсолютно забила на учебу. Психологи называют это отсутствием мотивации. К седьмому классу моя подружка дружила с самыми отпетыми хулиганами, взатяг курила на заднем крыльце школы и ругалась отборным матом.

В результате на Наташкину дружбу с ней был наложен мораторий. Мои родители по этому поводу тоже совещались, а я, конечно, подслушивала. Мама озабоченно говорила что-то о «тлетворном влиянии». На что папа мудро, хоть и слегка печально, ответил:

– Мы не можем запретить Алисе дружить с тем, с кем она хочет. Тебе должно быть важно, чтобы она не получала двойки, не курила и не шлялась. Воздействовать на жизнь чужого ребенка ты не сможешь, даже если вывернешься наизнанку. Сейчас ты хотя бы знаешь, что, с кем и как делает твоя дочь. Если хочешь, чтобы она начала действовать тайком, лгать и изворачиваться, ты на верном пути.

В результате этого нестандартного педагогического подхода местом встреч, которое изменить нельзя, стала наша квартира. Наташке запретили ходить к Лельке домой и приглашать ее к себе. Запретить визиты ко мне ее родители не могли, так что закрыли на это глаза. Логики, надо признать, в подобном подходе не было ни на грамм.

Основной удар подросткового кризиса моя мамочка героически приняла на себя. Лелька принесла в школу порнографические картинки – моя мама собрала нас троих на беседу о физиологических различиях мужчины и женщины, а еще о том, откуда берутся дети и что делать, чтобы они оттуда не брались.

Мама читала нам лекции о венерических заболеваниях. Мама учила вести женский календарь. Мама советовала, как быть с мальчиками. В прямом и в переносном смысле. В общем, досталось ей от нашей троицы – будь здоров.

Как-то года три назад я вознамерилась сказать ей за это спасибо. Мама чмокнула меня в щеку:

– Доченька, мне правда приятно, что ты это смогла оценить. Но если честно, мне ведь было проще, чем, к примеру, Наташиной маме. Она разбиралась в этих вопросах совсем не так хорошо, как в научном коммунизме. А я все же гинеколог…

Лукавила, ой лукавила тогда мамуля! «Человекочасов» она на нас потратила немерено. И благодарна ей за это не только я. Лелька с Наташкой тоже это ценят.

– Ты знаешь, Алька, – как-то сказала мне Леля, – я вот думала, почему меня бог уберег от случайного залета, аборта… Я ведь ой как куролесила тогда! А потом поняла, что это я Александре Андреевне должна спасибо сказать. Вроде никаких инструкций она не давала, я ее так слушала, из интереса. Уж больно не сходились ее рассказы с тем, что девки в классе говорили. А как-то запало в душу. Я, вольно или невольно, в любой ситуации ее советам следовала.

В общем, мама у меня молоток. И тогда была, и сейчас.

На абитуре в институте я познакомилась с Инкой. Нас обеих трясло, как осиновый лист. А вдвоем трястись было не так страшно. И мы целый месяц проходили как «шерочка с машерочкой». Слава богу, первого сентября мы оказались в одной группе, так что нашего полку прибыло, и Инка влилась в наш дружный коллектив.

Вы даже представить себе не можете, что значила для меня поддержка подруг, когда я, беременная, готовилась к семинарам, через месяц после родов сдавала сессию, училась, несмотря на Сережкины вопли и хронический недосып, терпела издевательства свекрови и постепенно нарастающий разлад с мужем. Без них я бы пропала.

Позже к нашей компании прибилась еще Настя. Ее «выцепила» Инка, волею судеб попавшая в журналистки. Если Инка ведает журналистскими расследованиями и криминалом, то Настя отвечает за «светскую хронь» и официальный «паркет». Она частенько пользуется как моими, так и Лелькиными связями, но дружить нам это не мешает. Кстати, именно Настя однажды задумчиво заметила:

– А ведь у тебя, Алиска, талант. Ты не теряешь друзей по дороге.

– Как это? – удивилась я.

– Ну, посуди сама, много ли ты знаешь женщин, у которых четыре настоящие подруги?

– Да у всех женщин есть подруги, – по-прежнему не понимала я.

– Конечно, у всех, – терпеливо кивнула Настя. – С кем бы они иначе по вечерам по телефону трепались и кому бы на мужа жаловались? Но у большинства баб на данный момент времени, как правило, есть одна лучшая подруга, а остальные – это просто знакомые и приятельницы.

Они просто кочуют из одной категории в другую. С кем на данный момент больше общаешься – та и подруга. Обстоятельства изменились – уже другая подруга. А у тебя не так. Ты дружишь со всеми, с кем когда-то дружила. Это в твоей жизни – постоянная величина. Константа. Мужики меняются, дети появляются, стиль жизни совсем другой. А подруги те же!

Я тогда отмахнулась, но вечером вспомнила ее слова и с удивлением поняла, что она права. То есть я не про талант, конечно, а про то, что все мои подруги со мной. Лелька, Наташка, Инка и сама Настя. Ну и слава богу!

Глава 2
Сюрприз из подворотни

Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.

Фаина Раневская

Пытаясь сварить кофе, я уронила пакет с зернами. Пришлось ползать по полу. Настроения мне это не прибавило. В ванной ручка переключения душа вдруг осталась у меня в руках. В туалете выяснилось, что в доме в принципе закончилась туалетная бумага. На хлебе вырос пенициллин. Актимель, который я пью по утрам, почему-то забродил.

С этим срочно нужно было что-то делать, и я позвонила Лельке.

Моя детская подружка – самый модный парикмахер нашего города. У нее огромный салон, приносящий бешеную прибыль.

Как ей, дочке дворничихи, это удалось, знает только она сама. Ну и я немного. Я вам уже рассказала, что, осознав свой социальный статус, она сорвалась с резьбы. Ее загулы продолжались вплоть до восьмого класса, когда девку словно подменили.

Тогда я просто удивлялась. Много ли соображаешь в пятнадцать-то лет! Но много позже, когда мы уже стали взрослыми людьми, я поинтересовалась, почему она вдруг, ни с того ни с сего взялась за ум.

Оказывается, к этому тоже приложила руку моя мама. Как-то Лелька в выходной день заявилась ко мне домой, пьяная в дымину. Меня по какой-то потерянной за давностью лет причине на месте не было.

Мама втянула Лельку в квартиру, сунула под холодный душ, растерла полотенцем, отпоила чаем и накормила. Душещипательных бесед она не вела, но когда моя протрезвевшая подруга была готова покинуть наш гостеприимный дом, мама произнесла:

– Люба, я сейчас скажу тебе одну вещь. Скажу и забуду. Потому что такие вещи говорят только один раз. Ты одна в ответе за свою судьбу. И в старости, оглядываясь назад, ты не сможешь винить в том, что с тобой случилось или не случилось, ни маму, ни обстоятельства, ни Галину Александровну (так звали нашу директрису), ни Господа Бога.

Ты можешь жить, как живешь. И тогда твоя дочь тоже будет ходить в «В» класс и злиться на то, что ее не принимают в круг избранных. Но ты можешь поставить перед собой цель, чтобы у твоей дочери было все, чего лишена ты. И добиваться достижения этой цели.

Ты в начальной школе доказала, что достойна лучшего. Но ты не должна никому ничего доказывать. Даже себе. Значение имеет только будущая цель. Найди ее и иди к ней. Не спускай в сортир свою жизнь и жизнь твоих будущих детей.

После этого мама выставила Лельку из квартиры. Мне про этот разговор тогда не рассказала ни одна, ни другая. Лелька три дня не ходила в школу. Думала. После чего пришла на уроки совсем другим человеком.

Исправлять аттестат, чтобы попасть в девятый класс, ей было поздно. Там все было очень запущено. Кроме того, тетя Надя вряд ли могла тащить на своей шее дочь до бесконечности. К тому времени она уже очень тяжело болела, и Лелька все чаще подметала за нее двор по утрам.

Окончив девять классов, она пошла в ПТУ. Учиться на парикмахера. Когда ей нужно было сдавать какие-то экзамены или что они там сдавали, ее подопытным кроликом всегда оказывалась я.

Страшно было только в первый раз. Потому что тогда же выяснилось, что Лелька жутко талантлива. Под ее руками на голове рождалось чудо. Глядя на мою неземную красоту, к «экзаменам» подключилась Наташка, полгода канючившая, чтобы ее тоже подстригли.

Получив диплом, Лелька устроилась в парикмахерскую. Через полгода к ней записывались в очередь на месяц вперед, а заведующая смотрела на нового мастера как на божество и называла доченькой.

За минувшие годы Лелька окончила хренову тучу курсов, открыла свое дело, набрала талантливых мастериц и развернулась во всю ширь. Сама она берет в руки ножницы только для особых клиентов. Ее личные услуги стоят триста баксов. Надо ли говорить, что меня, маму и подруг Лелька обслуживает бесплатно?

Ее сын Максим учится в самой престижной школе города. Напророченной ей моей мамой дочерью она пока не обзавелась.

– Ты чего в такую рань встала? – удивилась Лелька, услышав мой голос.

Естественно, подруга знала, что накануне мое агентство устраивало праздник, который мы проводили третий год подряд. Мы арендовали большой ресторан, в который приглашались все пары, нашедшие друг друга с нашей помощью за последний год. Поэтому мероприятие так и называлось: «Бал счастливых встреч». Кроме того, на него приходили наши новые клиенты, как мужчины, так и женщины, которым пока не удалось найти свою вторую половинку. По нашей статистике, на этом балу завязывалось от десяти до двадцати новых знакомств. Половина из них заканчивалась браком, и на следующий Бал пары приходили уже в новом статусе.

Приглашение на такое мероприятие стоило недешево, но бал пользовался в городе огромной популярностью, полностью окупал себя и приносил весьма ощутимую прибыль. Подготовка к нему отнимала у меня два месяца жизни, но результат того стоил.

Только накануне Лелька соорудила мне на голове Нечто. Потрясающе великолепное. Но к утру оно, естественно, превратилось в Ничто.

– Артемий в шесть утра позвонил, потом не смогла уснуть, – кратко объяснила я причину раннего подъема.

– Вот козел, – беззлобно ругнулась Лелька и деловито поинтересовалась: – Приехать хочешь?

– Хочу, – честно призналась я. – Во-первых, на голове стог, во-вторых, я душ сломала, в-третьих, все из рук валится. И настроение – в хлам.

– Приезжай, – милостиво разрешила подруга, – только быстро. Я сейчас одну даму прикончу. А следующая через полтора часа. Если сможешь переместить свою жопу в пространстве за 20 минут, я успею.

Нет, хулиганское прошлое все-таки не отпустило Лельку насовсем. Хотя все мои подруги – жуткие хулиганки. И крепкое словцо для нас – норма жизни. Ведь лучше иногда просто не скажешь.

За двадцать минут моя попка (очень даже ничего, сорок четвертый размер, приятная на глаз и на ощупь), затянутая в джинсы то ли от Дольче, то ли от Габбаны (я их все время путаю), успела-таки переместиться к Лелькиному салону. Сверху я надела обожаемую мной кашемировую водолазку фирмы «Гленфильд». Я ее всегда надеваю, когда мне требуется релаксация. Сверху была небрежно накинута куртка от Гисвайн и итальянский шелковый шарф.

Увидев подругу, я невольно залюбовалась. Лелька красавица. У нее пышные формы, которые я, в принципе, считаю недостатком. Но Лельку они совершенно не портят. А у мужчин вызывают обильное слюноотделение, так что я не представляю ее ни в каком другом размере, кроме сорок восьмого.

Двигается она с грацией крупного хищника семейства кошачьих. Плавно, но стремительно. Только Леля может одновременно раздавать указания мастерицам, сама щелкать ножницами, предлагать клиенткам чаю, беседовать со мной, разговаривать по мобильному и комментировать происходящее за окном.

За час, проведенный в Лелькиной компании, я успела рассказать о том, как прошел Бал, и о планах Артемия свозить Сережку на Реюньон, выпить очень вкусного чаю, привезенного подругой для своего салона из Англии, получить умопомрачительную укладку и массаж лица, а также всерьез решить, что внутренний барометр был не прав и жизнь все-таки вполне себе хорошая штука.

* * *

У нас, женщин, есть особое свойство вытаскивать себя из плохого настроения «за волосы». В прямом смысле слова. Какие бы неприятности ни выпадали на нашу долю, ни ложились тяжким грузом на наши хрупкие плечи, ни сотрясали наш богатый внутренний мир, достаточно сделать новую прическу – и жизнь видится не в таком уж черном цвете.

Вот у мужчин этого нет. А зря. Глядишь, они бы реже впадали в запой или меланхолию, что, впрочем, для большинства особей мужского пола одно и то же. Когда я про это думаю, неизменно прихожу к выводу, что мужчины все-таки существа второго сорта. Недоделанные какие-то.

А женскую способность изменить настроение с помощью краски и щипцов для волос лично я считаю признаком лучшей приспособленности к окружающему нас жестокому миру и большей «продвинутости», если хотите.

* * *

К десяти часам я была весьма хороша собой. В таких случаях моя подруга Настя требовательно восклицает: «Скажи, что я неземная!» Я говорю, мне не жалко…

В неземном образе я донесла свою красоту до машины, села за руль и призадумалась, что делать дальше. Для субботнего утра было еще чертовски рано. Зная о вчерашнем Бале, меня никто нигде не ждал, даже мама с ночевавшим у нее Сережкой.

Можно проехаться по магазинам. Можно отправиться в офис, где за два месяца подготовки к Балу накопилось огромное количество текучки. Можно заявиться к кому-нибудь из моих девок. Можно проехаться по магазинам… Хотя об этом я уже один раз подумала. В результате я решила проявить сознательность и съездить в домоуправление при моем старом доме. Для получения нового заграничного паспорта мне понадобилась какая-то дурацкая справка. А времени ее получить катастрофически не было.

Дело в том, что, заработав первые в своей жизни деньги, я решила квартирный вопрос. Мы с мамой жили в старом спальном районе города. Наша квартира была обычной хрущевкой-распашонкой, в которой слишком многое напоминало о папе, о разводе, обо мне прежней.

Моя новая квартира располагалась в элитном квартале. Сделав в ней хороший ремонт и обставив жилище мебелью, я переехала в нее вместе с Сережей. Это было четыре года назад. Маме я тоже купила новую квартиру. Попроще и поменьше, но тоже в приличном месте. Старую квартиру мы продали. С тех пор в старом районе, где прошло мое детство и где находилась моя школа, я не бывала ни разу. Ведь и Лелька, и Наташка оттуда тоже давно переехали.

После Бала счастливых встреч на меня иногда находит. Именно этим я могу объяснить тот факт, что оставила машину у школы и пошла к ЖЭКу пешком, вспоминая детство, историю знакомства с Лелькой и Наташкой, школьные приключения и первые влюбленности.

День был солнечный, снег почти растаял, барометр вел себя прилично. Тетка в ЖЭКе, отвечающая за выдачу справок, почему-то оказалась на месте и даже почти не хамила. Так что через пятнадцать минут я, довольная и умиротворенная, вышла на крыльцо и увидела Лору.

Лора – моя одноклассница. В седьмом классе я даже два месяца сидела с ней за одной партой. Наташка тогда сломала ногу, лежала дома, ныла и пыталась просунуть под гипс линейку, чтобы почесать загипсованную поверхность. Не скажу, что это были два самых веселых месяца в моей жизни.

Лора не была занудой в полном смысле этого слова. Она вообще никем не была. Серая, блеклая, неприметная мышь. С неизменно унылым видом, чересчур длинным носом и волосами, которые выглядели немытыми даже после парикмахерской. Фигура у нее, конечно, потрясающая, никто не спорит. В спортзале девчонки нашего класса с завистью смотрели на ее высокую грудь и подтянутую попку. Впрочем, только девчонки и смотрели. У мальчиков Лора абсолютно не котировалась. Ее попросту не замечали, все десять лет.

До того момента, как Лора оказалась со мной за одной партой, я ее тоже в упор не видела. Но тут вдруг разглядела и призадумалась, как троечница и тихушница, которую воспитывала одинокая тетка, могла оказаться в нашем элитном классе, куда не взяли отличницу Лельку.

Этот вопрос мы горячо обсуждали с Наташкой, когда я прибежала ее проведать. Разговор услышала Наташкина мама, которая, в ходе преподавания научного коммунизма, оказывалась в курсе разных интересных событий. (Чуть позже я начала подозревать, что она сотрудничает с КГБ, но задать этот вопрос Наташке постеснялась, чтобы не обижать подругу.)

Ирина Алексеевна и рассказала нам по большому секрету трагическую историю Лоры. Ее отец был очень крупной шишкой в областном торговом управлении. Мать не только сама одевалась как картинка, но и дочке приобретала только дорогие заграничные тряпочки, так что в детском саду Лора выглядела как маленькая принцесса.

Благодаря папе Лору и взяли в наш класс, но где-то в третьей четверти торговый работник был арестован за махинации, в том числе валютные. Все, что было нажито нечестным путем, включая бриллианты, меха и машину «Волга», конфисковали.

Процесс был громким, но, естественно, мы, первоклашки, об этом ничего не знали. Спустя год состоялся суд. Лориному отцу дали десять лет. В день суда ее мать отравилась вероналом. Она не знала, как жить без мужа, без привычной дорогой одежды, без французских духов, без икры на завтрак, а главное – совсем без денег. Я не помню, кем именно она работала, но прокормиться на свою зарплату вместе с дочкой не могла.

Опекуном Лоры стала тетка – двоюродная сестра отца. Она была очень честным человеком и убежденной коммунисткой, поэтому яростно порицала своего брата и не могла простить его жене, что та оставила ребенка сиротой. Тетка переехала в дом, где жила Лора, чтобы девочке не пришлось менять школу. Это был тот самый дом, где располагался наш ЖЭК.

То, что рядом с моим детством могут происходить такие трагические истории, меня просто ошеломило. Назавтра в школе я смотрела на свою соседку по парте совсем другими глазами. И даже пыталась с ней подружиться, но Лора замыкалась в себе и отвергала предложенную дружбу.

Вскоре Наташка поправилась и заняла свое законное место рядом со мной, а Лора опять переместилась на «камчатку».

Кстати, за то время, что мы провели за одной партой, я успела разглядеть, что у Лоры очень красивые глаза. Синие-синие, с длинными пушистыми ресницами. За всю свою жизнь я еще только один раз встречала такие глаза – у моего мужа. Ничем хорошим это, впрочем, для меня не кончилось.

Если бы Лора ухаживала за собой, она могла бы превратиться в красавицу. Но… она не прилагала никаких усилий, чтобы подчеркнуть свои достоинства и скрыть недостатки. Поэтому красавицей не была. Даже на выпускном вечере умудрилась выглядеть серой мышью. Когда мы с девчонками через пару дней устроили «разбор полетов», никто не мог вспомнить, что же на ней было надето.

После школы о Лоре тоже никто ничего не слышал, на вечера трогательных встреч одноклассников она не ходила.

Тем не менее, встретив ее на улице спустя четырнадцать лет, я сразу поняла, что это Лора, потому что она абсолютно не изменилась. На высокой худощавой фигуре болталась невразумительная куртка, из-под которой выглядывал линялый вытянувшийся свитер. Из-под спутанных и, естественно, грязных волос торчал длинный унылый нос. Но я ей все-таки обрадовалась. В старом дворе, где я не была все эти годы, во мне проснулась сентиментальность. И в тот момент я даже предположить не могла, что было бы гораздо лучше, если бы она спала и дальше.

* * *

Меня, как ни странно, Лора тоже узнала сразу, хотя неудавшееся замужество и удачный бизнес к тридцати годам довольно сильно изменили мою внешность. В школе у меня были русые, собранные в хвост волосы, а теперь на моей голове красовалось стильное рваное каре. Кроме того, за последние четыре года я путем постепенных преобразований превратилась в блондинку.

Несмотря на солнце, на улице было еще довольно прохладно, и я предложила Лоре зайти в кафе напротив, поболтать. Окинув взглядом мою курточку, шарф и джинсы, она замялась. Я догадалась, что у нее туго с деньгами. Меня финансовые проблемы уже давно не волновали, а потому я поспешила сказать, что угощаю. Поколебавшись, Лора все-таки посеменила вслед за мной в сторону неказистого подвальчика, где перед нами поставили по чашечке кофе и маленькому холестериновому пирожному.

Честно говоря, подобные заведения я стараюсь обходить стороной, потому что последствия их посещения могут быть необратимыми. Вернее, наоборот, очень даже обратимыми. Причем многократно. Но в том районе, где мы сейчас находились, приличных заведений просто не было.

Лора прихлебывала кофе из чашечки и рассказывала о себе: окончила политех по специальности водоотведение и канализация (ни фига себе занятие для женщины – проектировать, куда деть дерьмо!), распределилась в строительную контору, которая благополучно почила в бозе, так что Лора осталась без работы и средств к существованию. Живет случайными приработками, а в этот район ездит проведать тетку. Та стала сдавать, ей все чаще нужны лекарства, а денег не хватает.

– А ты разве не с ней живешь? – спросила я.

– Нет, с ней отец остался, – ответила Лора, и я подумала, что он уже давно должен был вернуться из колонии. – А я в старую теткину квартиру переехала. Однокомнатная, конечно, но мне одной места хватает.

– Как одной? – удивилась я. – У тебя что, детей нет?

– Нет, – печально улыбнулась Лора. – Ты знаешь, мне в личной жизни не везет. Катастрофа просто. Я замужем не была. Никто меня такую неудалую не берет.

– Ну хоть романы у тебя были? – не очень-то скромно поинтересовалась я, с трудом сдерживаясь, чтобы не пуститься в обстоятельные разъяснения. По поводу причин Лориных неудач.

– Были, – опустила глаза Лора, – но они ничем не кончились.

Задав еще несколько бестактных вопросов, я про себя поставила Лоре жестокий диагноз: классическая старая дева с кучей комплексов и женских болячек. И поняла, что просто обязана ей помочь. С моим опытом это было совсем несложно.

– Значит, так, – уверенно заявила я, – на следующей неделе я организую тебе парочку свиданий. Ты только не удивляйся. Я владелица брачного агентства «Зимняя вишня». Слыхала о таком?

– Конечно! – воодушевилась Лора. – Еще рубрика в газете такая есть. Я ее всегда читаю, только написать ни разу не рискнула. И еще я сюжет по телевизору видела, про Бал счастливых людей. Но никак не думала, что за этим стоишь ты.

– На следующем Балу ты тоже обязательно будешь. Причем на правах жены, – пообещала я. – Только слушайся меня, и все будет хорошо.

– Может, не надо? – заволновалась Лора. – Я уже привыкла. Мне дома очень хорошо. Я не люблю никуда ходить. И этих свиданий боюсь до ужаса.

– Надо! – припечатала я. И потребовала обмена телефонными номерами.

Пока Лора вытаскивала из потертого рюкзачка мобильник, я огляделась по сторонам. Уютная пирожковая, куда мы на переменках бегали за булочками и песочными пирожными с розовой глазурью, превратилась в загаженное кафе, куда при других обстоятельствах я ни за что не зашла бы из гигиенических соображений.

Обзавестись приличными знакомствами тут явно не грозило. За соседним столиком, к примеру, расположился парень с сальным взглядом, который медленно цедил из замызганного стакана пиво, одной рукой поддерживая свою соседку, периодически пытавшуюся упасть на пол. Девушка была явно пьяна. Глядя на ее давно немытую голову, я тяжело вздохнула. Затем перевела взгляд на прическу сидевшей напротив меня Лоры и вздохнула еще раз.

«Надо будет как-то деликатно посоветовать ей тщательнее следить за собой», – отметила я. Тут Лора наконец-то начала тыкать пальцами в кнопки на телефоне, и я заметила, что у нее потрясающий маникюр. У меня у самой был почти такой же: накладные ногти, затейливо расписанные в Лелькином салоне, стоили двести долларов. Лора вряд ли могла позволить себе такую роскошь.

– Какие у тебя руки красивые, – не выдержала я. Моя собеседница рассмеялась:

– Представляешь, хоть в одном повезло! У меня ногти очень крепкие и растут быстро. Мне вечерами делать все равно нечего, так что я регулярно занимаюсь «холей ногтей». Правда, от накладных не отличишь?

Мобильный телефон, в который Лора вписывала мой номер, меня тоже поразил. В моем кармане лежал точно такой же – последняя модель «Нокии» с кучей наворотов, половиной которых я не пользовалась, а о второй половине даже не догадывалась.

Лора заметила мой взгляд и застеснялась еще больше.

– Я мобильники просто обожаю, – виновато улыбнулась она. – Как увижу новую модель, так сразу начинаю на нее копить. Иногда, кроме кефира и капусты, ничего не ем, но куплю телефон – и радуюсь как ребенок. Бывает же такое! Я к тряпкам совсем равнодушна. Мне все равно, что носить, а вот телефоны – моя слабость.

Я к телефонам отношусь спокойно. Звонит – и ладно. Поэтому свернула с этой темы на другую, которая интересовала меня гораздо больше, – тему устройства личной жизни.

– Можешь не сомневаться, – убежденно шептала я, – через полгода ты будешь уже с кольцом на пальце. Когда за дело берется Алиса Стрельцова, никто не сомневается в результате.

Договорившись созвониться в понедельник, я бросила на столик три сотенные купюры, поднялась и направилась к выходу. Лора понуро брела за мной. У самых дверей я обернулась на ее сдавленный крик. Грязная девица, сидевшая за соседним столиком, вцепилась в рукав Лоркиного свитера.

– Это ты виновата! – кричала она, пытаясь выцарапать моей однокласснице глаза. – Это из-за тебя все… Ненавижу, проклятая, проклятая… Ненавижу!

Лора судорожно пыталась освободиться, но худосочная девчонка обладала на удивление мертвой хваткой. Я бросилась на помощь. С другой стороны к Лоре спешил бармен, да и парень, сопровождавший девицу, опомнился от изумления и, грязно ругаясь, начал отдирать от Лоры руки своей подруги. Девица неожиданно всхлипнула, обмякла и сползла на пол. Освободившаяся Лора рванула к дверям.

Тяжело дыша, мы выскочили на улицу, и я еще раз дала себе зарок ни при каких обстоятельствах не заходить внутрь таких вот подозрительных заведений.

– Ты ее знаешь, что ли? – удивленно спросила я. – С чего это она на тебя бросилась?

– Да ну, не видишь, она наркоманка, – презрительно ответила Лора, брезгливо отряхивая свою повидавшую жизнь куртку, потом кивнула мне на прощание и пошла к дому своей тетки.

– Я позвоню! – ей в спину крикнула я и пошла в другую сторону, к своей сверкающей машине, подальше от грязного подвала, обколотой свихнувшейся девицы, подальше от жизни, которой я совсем не знала. Впрочем, через десять минут я абсолютно забыла о разыгравшейся на моих глазах неприятной сцене. Мысли уже были заняты тем, как выдать Лору замуж.

Много позже я не раз спрашивала себя, что именно побудило меня заняться устройством ее судьбы. В конце концов, мы никогда не дружили. Лора была слишком скучной, слишком незаметной. Я не испытывала к ней никакого интереса, а она не могла питать особой любви ко мне, потому что вокруг меня все время кружили мальчики, обходившие ее стороной. Да что там мальчики, меня и учителя всегда выделяли, потому что я была «комсомолкой, активисткой и спортсменкой». А она – нет.

Но, видимо, слишком суматошной в последние годы была моя жизнь. Слишком многое осталось в прошлом, и вынырнувшая из этого прошлого Лора, казалось, сможет вернуть утекающую меж пальцев молодость. Кроме того, тогда мне казалось, что помочь ей будет совсем нетрудно.

* * *

Когда я садилась в машину, позвонил Павел, мой любовник. У него масса достоинств и только один большой недостаток: он давно и прочно женат.

Правда, не могу сказать, что это обстоятельство меня так уж сильно огорчает. Честно говоря, я привыкла жить одна, и перспектива на постоянной основе делить свою квартиру и свою постель с кем-то еще меня совсем не прельщает.

От окружающих я это скрываю. Владелице брачного агентства не пристало иметь такую непопулярную среди женской половины населения точку зрения.

У меня вообще не очень большой опыт по части мужского пола. Сразу после развода мне было так плохо, что я даже подумать не могла о новых отношениях. Боялась еще одного разочарования. Потом моя жизнь завертелась вокруг чужих личных жизней, и мне просто стало некогда. Совсем. На сон бы лишний час урвать, и то хорошо.