Туман над темной водой

Примерно с полгода Ира ничего о нем не слышала. Ванечке она наняла няню, а сама с головой погрузилась в работу. Оформленные сделки были одна удачнее другой. Заветная банковская ячейка, о которой не знала ни одна живая душа, пополнялась конвертиками с наличными. Часть денег Ира переводила в валюту, планируя чуть попозже, когда немного подрастет Ваня, съездить с ним в Германию, показать внука бабушке и дедушке. Часть она оставляла в рублях. На черный день. И этот день настал.

Ванечкино двухлетие они отметили дома. Мальчик был еще слишком мал, чтобы затевать бурное празднование в каком-нибудь детском центре. Посидели по-семейному, втроем: Ира, Ванечка и няня. За время неудачного брака, беременности, рабочих будней и развода Ирина как-то совсем подрастеряла своих друзей и подруг. В каждой избушке свои погремушки. Подруги тоже ссорились и мирились, разводились и по второму разу выходили замуж. Им было не до Ириных радостей и горестей.

Многих к тому же бесила ее самостоятельность и решительность. Ну надо же, р-раз – и вышла замуж, два – и развелась. И ребенка не побоялась без отца оставить, и на алименты не подавала, сама справляется. И выглядит хорошо, и на работе ценят, и няню может себе позволить, не стоит в бесконечной очереди в муниципальный детский сад, не считает копейки от одной мужниной зарплаты до другой. Буржуйка.

Объяснять, что она просто очень хороший работник, системный человек, умеющий держать слово и вытягивающий самые провальные заказы, Ирина считала неуместным. Пусть каждый думает как хочет. Она просто жила, как живется, ходила на работу, оформляла сделки, спешила вечерами домой, играла с сыном. Счастье наблюдать, как он растет, наполняло ее до края, по самую макушечку.

Это был только ее мальчик. Крепенький карапуз, уверенно топающий на толстеньких ножках в перетяжках по своим детским делам, сосредоточенно накладывающий песочек в ведерко или наблюдающий за плывущими по луже листочками, увлеченно гладящий соседскую кошку, завороженно слушающий сказку. Книги, оставшиеся в доме еще с ее детства, Ирина читала ему каждый вечер, практически с самого рождения и вне зависимости от того, как сильно она устала за день.

В один такой вечер, когда выкупанный Ванечка уже лежал в кровати и слушал какую-то из сказок Шарля Перро, раздался неожиданный звонок в дверь, как оказалось, разделивший устоявшуюся жизнь на до и после. За дверью оказались полицейские.

Проводив их в кухню, Ира попросила подождать, пока она уложит сына, и предложила чаю. Полиции она не боялась, потому что точно знала, что не делала ничего предосудительного.

– Да вроде некогда нам рассиживаться, – сказал один из полицейских.

– Если Ванечка расплачется, поговорить все равно не получится, – пожала плечами Ира. – Это быстро. Минут пять-семь.

– Укладывайте сына, – кивнул второй полицейский. – Мы хоть правда посидим немного. Полдня на ногах.

Уложив Ванечку, Ира вернулась на кухню. Почему-то визит незваных гостей ее по-прежнему совершенно не напрягал. Ира любила детективы, а потому в глубине души решила, что где-то неподалеку совершено какое-то преступление, к примеру ограбление, и ее сейчас будут опрашивать в качестве потенциального свидетеля. Но речь зашла о ее бывшем муже. О Димочке. Сегодня утром он был найден в своей квартире повешенным.

– Его убили? – дрогнувшим голосом спросила Ирина.

Слабый, никчемный Димочка все-таки был ее бывшим мужем, и совершенно равнодушной к факту его смерти Ира не осталась.

– А почему вы считаете, что его должны были убить? – Первый визитер, которого про себя Ира назвала «злой полицейский», буравил ее взглядом.

– Не должны, конечно, но могли. – Она устало пожала плечами. – Понимаете, у него могли быть долги. Он игрок. Он из-за этого был вынужден продать свою квартиру.

– А вашу?

– А у меня своей квартиры нет. Это жилье моих родителей, но вы правы, именно из-за этого я с ним и развелась. Не могла подкладывать под благополучие своего ребенка мину замедленного действия.

– А насколько большие долги у него были?

Ирина снова пожала плечами.

– Я не знаю. Я сняла ему квартиру и заставила переехать отсюда ровно год назад. Потом, спустя еще два месяца, нас развели официально. После этого он перестал сюда приходить. Я пообещала не подавать на алименты, но пригрозила, что обязательно это сделаю, если он будет нам надоедать.

– Вы бы выполнили угрозу?

– Думаю, что да, потому что я не склонна к дешевым театральным эффектам. Но он предпочел не проверять.

– Вы сказали, что сняли ему квартиру. На какой срок?

– Сначала до официального развода, а после него еще ровно на год.

– То есть срок оплаченной аренды…

– …истекает в следующем месяце.

– Вы не знаете, как и на что жил ваш муж все это время?

– Бывший муж, – поправила Ирина. – Нет, не знаю. У него была крыша над головой, и так как по теории вероятности он не мог все время проигрывать, значит, какие-то деньги на еду у него водились. Если честно, он неприхотлив. Был неприхотлив, – поправилась Ирина. Слово «был» царапнуло язык.

– А где именно он играл, вы знаете?

– Когда я вообще узнала, что он играет, то это было подпольное казино «Ванкувер». Я, признаться, не очень в курсе этой стороны жизни нашего города. Просто про «Ванкувер» незадолго до того случая читала в местной газете, в «Курьере» кажется. Поэтому сразу и поняла, куда именно Дима уходил по вечерам. Возможно, они поменяли дислокацию. Больше года прошло.

– Что ж, это мы выясним. – Второй полицейский встал со стула, захлопнул блокнот, показывая, что разговор закончен.

– Но вы не ответили на мой вопрос. Диму убили?

– Нет, он покончил с собой. Вы были абсолютно правы, предполагая, что из-за долгов.

– Покончил с собой? Дима? Но это невозможно. Для этого он слишком себя любит. То есть любил.

– Нет никаких сомнений, – полицейские уже дошли до двери в подъезд и теперь стояли на пороге, – он оставил предсмертную записку. В ней написано, что он задолжал очень крупную сумму, которую будет не в состоянии отдать, что люди, которым он должен, не будут церемониться, что ему некуда бежать, потому что они все равно его найдут, а потому он предпочитает разрубить этот узел сразу и никого не винит. Да, еще в записке он просит прощения у сына.

– У сына? – У Иры против воли дрогнул голос. – Надо же, перед смертью он вспомнил о сыне. Страшно. Скажите, а его тело… Когда его можно будет забрать? У Димы в этом городе никого нет. Родители его живут на Украине. Я думаю, они не смогут организовать похороны, и это, наверное, придется сделать мне.

«Добрый полицейский» с интересом смотрел на нее, словно она была неведомой ему до этого зверушкой.

– А вы согласитесь стать организатором его похорон?

– Наверное, я не была хорошей женой, потому что вышла замуж без любви и развелась, даже не пытаясь бороться. Но Дима не сделал мне ничего плохого. Он добрый по сути своей человек, только слабый и безвольный. И он – отец моего сына, а я не совсем уж сволочь. Поэтому да, я похороню его по-человечески.

– Так как ничего криминального в его смерти нет, то дело будет быстро закрыто. Думаю, что к концу недели сможете провести похороны, – сообщил полицейский, после чего они ушли, оставив Иру наедине с ее думами.

Со всеми свалившимися на нее нежданными делами она справилась на «отлично», как со всем, за что бралась. Похороны организовала, приехавшего от семьи проститься старшего брата поселила, покормила и отправила назад, выдержала скандал с владелицей квартиры, которая кричала, что после покойника не сможет ее сдать, оплатила проведение там генеральной уборки, те вещи, которые не забрал брат, отнесла на свалку, аккуратно сложила в сторонке, вдруг кому пригодится. Свидетельство о смерти положила к документам. Ничего ценного в квартире не было. Видно было, что незадолго до смерти Дима продал все, что представляло хотя бы малейшую ценность, видимо, пытался отыграться.

Сумма его долгов была Ирине неизвестна, но она про них и не думала. Уж что-то, а Димочкины долги точно не имели к ней никакого отношения. Так она на тот момент наивно считала. Похороны ее бывшего мужа состоялись пятого апреля, а двенадцатого, в День космонавтики, к Ире снова пришли.

Почему-то именно то, что случилось это в День космонавтики, лезло в голову чаще всего. «Праздничность» даты снова царапала что-то внутри.

На этот раз визитеров снова было двое, вот только теперь это были не добрый и злой полицейские, а два безликих человека со словно стертыми лицами. Войдя в квартиру, один ушел в комнату, где смотрел мультики Ванечка, а второй взял Иру железными пальцами за шею и привел в кухню, где уютно булькал на плите борщ.

– Значит, так, – сказал он, усадив Иру на табуретку, – будешь орать – сделаем из твоего мальчишки инвалида. Это понятно? Если да, то кивни.

Ирина кивнула, словно завороженная. Шея горела огнем, будто на ней содрали кожу. Ира косила глазами в сторону двери, но из комнаты доносились только звуки работающего телевизора. Ванечка не плакал, значит, его не обижали. Пока.

– Твой муж остался должен. Много должен. И людям, которые относятся к жизни серьезно. Понимаешь?

Ира снова кивнула, соглашаясь. Что ж тут было непонятного.

– Мы навели справки, у него ничего нет. Совсем. Значит, отвечать за его долги будешь ты. Он, собственно, и брал под тебя.

А вот это уже было непонятно. Что значит «брал под нее»? Дима не мог не знать, что квартира Иры ей не принадлежит, не мог не понимать, сколько стоит ее машина, и уж точно понятия не имел о банковской ячейке, в которой на данный момент лежал без малого один миллион рублей. Интересно, если их отдать, хватит этого, чтобы покрыть долг, или нет?

– Что значит «он брал под меня»? – хрипло спросила она. – И сколько он, собственно говоря, должен? Видите ли, эта квартира не моя, и я не смогу ее продать…

Каркающий смех прервал ее слова. Да, лицо ее собеседника оставалось невозмутимым, словно на нем была надета маска, но звук, идущий откуда-то из нутра, был именно смехом.

– Да кому, на хрен, нужна твоя квартира? – Он спросил грубее, но Ира не терпела мата, а смысл по большому счету не менялся. – Сколько она стоит? Трехкомнатная, в центре города, с высокими потолками и хорошим ремонтом. Ну, пять миллионов, максимум, если повезет, шесть.

– А этого мало? – Внезапно Ира поняла, что проблема гораздо серьезнее, чем ей казалось кошмарные пять минут до этого. – Пять миллионов мало, чтобы закрыть его долги? Но у меня столько все равно нет.

– Он должен двести…

– Двести чего?

– Ну, не долларов же. – Мужчина снова засмеялся. – Двести миллионов рублей.

От чудовищной невозможности названной суммы у Иры даже в ушах зашумело. Нет, это не может быть правдой. Никто и никогда не одолжил бы такую сумму никчемушному Димочке, у которого не было даже копеечного заработка. Ну, не под потенциальный же выигрыш ему их давали. Эту мысль она и озвучила вслух.

– Конечно, не под выигрыш, – согласился ее гость. – Я ж говорю, под тебя давали. Знали, что он их обязательно спустит, а ты будешь вынуждена отработать.

Отработать? В голове шумело все сильнее. Господи, да даже в самые лучшие ее годы Ирину Поливанову никогда не взяли бы в элитные проститутки. Не хочет же этот страшный человек сказать, что она сможет своим телом отработать долг в двести миллионов. Вопрос, хоть и не произнесенный, видимо, тоже легко читался у нее на лице, и собеседник снова загоготал, как нажравшийся зерна гусь.

– Да кому ты нужна, кошелка драная. Ты работаешь где? Занимаешься чем? С каждой твоей сделки, если по уму, можно минимум по стольнику снимать. Вы же так документы оформляете, что комар носу не подточит, и так цены сбиваете, что никому не обламывается. Владельцы твои типа честные. Ты сейчас какой сделкой занимаешься, курица?

Ира занималась подготовкой документов для участия в двух областных тендерах на поставку дорогостоящего оборудования для лучевой терапии раковых больных. Два прибора закупались двумя отдельными сделками для двух крупнейших больниц области, и фирма, в которой работала Ирина Поливанова, на полном серьезе собиралась в них участвовать. Затраты на поставку одного комплекса тянули на сто пятьдесят миллионов. Начальная цена контракта составляла двести пятьдесят миллионов, и начальник Ирины собирался падать до цифры в сто шестьдесят. Работал он всегда по-честному, не зарываясь и считая, что всех денег не заработаешь. На раковых больных особенно.

– Сделаешь так, чтобы в документах твоей фирмы была ошибка. Чтобы ваши заявки отклонили. При этом поможешь правильным людям оформить свои заявки, наоборот, так, чтобы комар носа не подточил. Сумма там будет стоять в двести пятьдесят мультов. Усекла? Два пакета документов – и весь твой долг отработан. Усекла? В этом году закупки медтехники массово пойдут. На эти цели бюджет в аккурат полмиллиарда выделил. Если твоя контора не будет путаться под ногами, а документы того человека, которого я представляю, будут оформлены со всем твоим старанием, то от этой суммы еще миллионов сто пятьдесят откусить можно будет. Это уже сверх долга.

– Почему же сверх?

Вопрос выскочил раньше, чем Ирина осознала его нелепость и ужасность. Что же это, она уже торгуется? Получается, что она согласна?

Парень снова заржал, видимо наслаждаясь гаммой чувств, которые последовательно отражались на лице его жертвы.

– Так двести – это то, что Димка был должен. С учетом процентов, разумеется. А то, что сверху, это за беспокойство. Ну, и понятно, что любой труд должен быть оплачен, так что, если все пройдет хорошо, десятка – твоя.

– Я должна подумать, – промямлила Ирина, понимая, что ей нужно остаться одной, чтобы понять, как ей жить дальше. – Это не так просто, как вы говорите. И я рискую. Не только репутацией, но и свободой.

– От сумы да от тюрьмы, – покладисто согласился ее собеседник. – Но выбора-то у тебя особо и нету. Или делаешь как я сказал, или через две недели будешь решение принимать заново, но только уже чтобы выкуп за своего мелкого засранца заплатить. Исчезнет он у тебя прямо в разгар белого дня. И концов не найдешь. Двести миллионов за Димку, сто пятьдесят на профит, еще сто – за мелкого своего. Не до конца года отрабатывать придется, а дольше. Ну и риск, соответственно, выше. А так думай, конечно. Уехать ты никуда не сможешь, потому что мы тебя везде найдем. Да и некуда тебе уезжать. Димка говорил, а мы проверили. Так что думай. За оформленными документами приеду двадцать шестого. Ровно две недели у тебя.

За всю ночь Ира проспала от силы минут пятнадцать. Глухо бухало сердце, саднило глаза. Ира закрывала их и тут же распахивала снова, напряженно вслушиваясь в тишину за стенкой, за которой тихо сопел Ванечка. Она не винила бывшего мужа в том, что произошло. Во-первых, какой спрос с покойника, а во-вторых, она понимала, что это она – причина его бед, а вовсе не наоборот.

Акция по ее устрашению готовилась давно и явно стоила свеч. Владелец фирмы, в которой работала Ирина, предупреждал, что в этом году им придется столкнуться с беспрецедентным давлением, сумма, выделенная на медицинское оборудование, была лакомым куском, и для ее «освоения» недобросовестные поставщики были готовы на что угодно.

Господи, тогда, слушая начальника, Ира даже подумать не могла, на что именно они окажутся способны.

Было ясно как божий день, что на слабохарактерного Диму они вышли специально, чтобы загнать того в долговую яму, из которой не было выхода, а потом предложить выкупить свою жизнь с помощью бывшей жены. Но то ли в Диме еще осталось что-то человеческое, то ли просто слаб он был настолько, что предпочел оставить мать своего сына разбираться с проблемами в одиночестве, но вопрос он решил кардинально, через петлю. То ли к сожалению, то ли к счастью, ничего подобного Ирина себе позволить не могла.

Пойти на поводу у мерзавцев? Сделать то, о чем они просят?

Нет, такого выхода она для себя не видела. Это было непорядочно по отношению к начальнику, подло по отношению к пациентам и невозможно для нее самой. Способствовать воровству денег из и так нищего областного бюджета она не будет. Во-первых, поступиться принципами достаточно только один раз, а потом пойдет-поедет. Во-вторых, в случае неудачи можно пойти под суд, и тогда Ванечка останется один. А в-третьих, если все получится, то эти бандиты ни за что не отстанут. Значит, соглашаться ни в коем случае нельзя. Это понятно.

Но не реагировать на угрозу тоже нельзя. А если они и впрямь не пугают, а на самом деле украдут Ванечку, чтобы заставить Ирину быть сговорчивее? Когда на кону почти полмиллиарда чистой прибыли, ясно, что они не отступят. Обратиться в полицию?

Ира вспомнила холодные глаза «злого полицейского», который приходил к ней в квартиру в день смерти Димы. Нет, они ни за что ей не поверят и не будут защищать ее ребенка. Да еще и проверку на фирму нашлют. Начальник ей этих разборок никогда не простит. Нет, так поступать нельзя тоже.

Значит, единственный выход – уехать. Спрятаться на время, пока все не утихнет и самые денежные и выгодные контракты не будут разыграны. Это произойдет до конца года, значит, именно это время и нужно где-то пересидеть. Да, пожалуй, это идея.

Чем больше Ира ее обдумывала, тем больше идея ей нравилась. Она скажет на работе, что ей срочно нужно уехать к родителям, и оформит отпуск за свой счет. Деньги на то, чтобы продержаться до конца года, у нее есть. Тот самый миллион в банковской ячейке, который она может забрать, не привлекая внимания. Квартплата у нее списывается с карточки, там денег достаточно, чтобы до нового года про это не думать. Жить на наличные, чтобы не оставлять электронных следов, по которым бандиты могут ее найти. Мобильник отключить, в Интернет выходить через VPN. Вот только куда именно уехать?

Конечно, надежнее всего было бы отправиться к родителям в Германию, однако гостевая виза кончилась у Ирины незадолго до рождения Ванечки, а новую она не оформляла. Зачем, если к родителям она пока не собирается. Конечно, можно было уехать на две недели в Москву, снять там номер в гостинице и быстро оформить визу, но больше чем на полгода ее все равно не дадут, а такого срока явно недостаточно. Но самая большая проблема заключалась в том, что у сына не было загранпаспорта, а оформлять его можно было только здесь, в родном городе, том самом, из которого требовалось срочно уехать.

Снять в Москве жилье? Дорого, да и близко их город от Москвы. Найдут, если захотят. Вдруг у них в полиции свои люди, а в Москве без временной регистрации не проживешь. Нет, не годится.

Неожиданно в памяти всплыл старый бабушкин дом, затерянный в деревенской глуши.

Нет, никто не догадается ее там искать, потому что вот уже десять лет как она там не бывала. Даже Димочка не знал о существовании этого дома, просто к слову не приходилось рассказать. И оформлен он на отца, не на Ирину. Никто не поверит, что она – городская фифа – может уехать с маленьким ребенком в забытый богом уголок без воды, минимальных удобств, сотовой связи и медицинской помощи. Никто не будет ее там искать, рискуя дорогими машинами, не привыкшими к разбухшей после дождя глине.

Мысль нравилась Ирине все больше и больше. К утру план был готов. На столе лежал список продуктов, которые нужно будет закупить, не вызывая подозрений, чтобы продержаться в деревне хотя бы до сезона дачников. Деревенской работы Ирина не боялась, потому что была к ней привычной. Руки вспомнят, в этом она была уверена. Да и не было у нее другого выхода.

За неделю Ира решила все рабочие и хозяйственные вопросы. Наняла машину, которую под покровом ночи загрузила всем необходимым. На этой машине вместе с Ванечкой доехала до Москвы, где наняла уже другую машину, чтобы запутать следы. Временами ей казалось, что она поступает неправильно, глупо, но страх гнал ее вперед, особо не оставляя времени на то, чтобы задуматься. Из связи с внешним миром осталась только электронная почта на планшете. Симка в нем была случайная, давным-давно оформленная по акции, когда для того еще не нужен был паспорт. VPN включен. Ирине очень хотелось верить, что теперь ее жизнь и жизнь Ванечки находились под защитным колпаком и что никто ее не найдет. Не накажет за то, что она посмела ослушаться.

Визит бандитов был намечен на двадцать шестое апреля, но к обеду двадцать третьего она уже разгружала свои пожитки у бабушкиного дома, а ей навстречу спешил сосед, которого она совсем не помнила, Полиект Кириллович.

* * *

Сидя на крылечке, Ирина обдумывала плюсы ее неожиданного деревенского лета. Мысли текли не спеша, и эта плавная неспешность, пожалуй, и была главным плюсом. День начинался рано и казался нескончаемым. Все в нем было подчинено не безумной спешке большого города, в котором нужно было успеть рвануть со старта первым, расталкивая локтями других, добежать до финиша, не упав по дороге, пересечь финишную черту победителем, получить положенные за это «плюшки», успеть потратить их до следующего забега, оттянуться, скидывая напряжение, и бежать дальше, особо не задумываясь о том, что это бег по кругу.

В деревне все было совсем не так. Посаженные растения каждый день выглядели по-новому. В парнике тянулись ввысь огурцы и помидоры. Отцвела черемуха и сирень, опали белым покрывалом лепестки яблонь и вишен, теперь под окном вовсю цвел шиповник, наполняя комнаты ароматом через открытые створки окон.

Время, отведенное на приготовление еды, мытье полов и посуды, возню на огороде, было бесконечным. Это можно было делать сразу, а можно чуть погодя, после прогулки к речке. На берегу Ира плела венки для Ванечки и для себя, а еще они подолгу сидели на деревянных мостках, потому что сынишка мог час опускать и выдергивать из воды пластмассовую удочку с пластиковой же рыбкой. При этом он заливисто смеялся, его мордашка светилась счастьем, а Ира наблюдала за сыном, смежив веки, чтобы в глаза не било жаркое в этом году июньское солнце, и душа ее наполнялась радостью и покоем. Да-да, в деревне ей было спокойно, впервые за много-много лет.

Вечерняя потребность посидеть на крылечке, вслушиваясь в звон комаров, сторонящихся зажженного фумигатора, вошла в привычку. Сын спал в комнате, утомленный обилием деревенских впечатлений, которых неожиданно оказалось гораздо больше, чем в городе. Помимо ловли рыбы в речке нужно еще было успеть понаблюдать за жуком, торопящимся по своим делам, бабочкой, делавшей «крылышками бяк-бяк-бяк» над расцветшим на огороде одиноким ярко-красным маком, построить домик из песка, который откуда-то притащил в построенную им песочницу Полиект Кириллович.

Наблюдать за соседом было тоже удовольствием, правда, оно существовало не для Ванечки, а для самой Ирины. Казалось, Полиект Кириллович никогда не сидел без дела. С утра он уходил гулять со своими собаками то ли в лесок, то ли на болота. Проверять Ирина желанием не горела. Видимо, завтракали собаки тоже во время прогулки, потому что с собой сосед уносил два полных солдатских термоса литров на пять каждый, а обратно возвращался уже с пустыми.

Пока Светлана Георгиевна хлопотала по дому или огороду, сосед косил траву на своем участке, не забывая заодно наведаться и к Ирине, столярничал, сколачивая то новую лавку, то вот песочницу, что-то прибивал, чинил, красил. После обеда он уходил на рыбалку и возвращался всегда с уловом, которым часто делился с Ирой. Он то качал воду, то топил баню, то налаживал антенну на доме.

Вечером, когда Ирина, предварительно предупредив, заходила к соседям посмотреть телевизор или просто поговорить, он какое-то время с удовольствием участвовал в беседе, а потом, присвистнув, снова уводил собак на прогулку, опять прихватывая для них нехитрый ужин, который накладывал в термосы из огромных стоящих на плите кастрюль. Чем именно он кормил своих псов, Ирине подсмотреть ни разу не удалось, да она в общем-то и не любопытничала. В доме пахло тушеным мясом, а собаки выглядели не толстыми, но вполне здоровыми, гладкими, с лоснящейся, хорошо расчесанной шерстью.

На участке, точнее, в вольере, в котором собаки запирались, когда в дом приходили гости, тоже стояли большие миски, видимо, с чистой водой. В общем, жизнь у собак была хорошая, сытая и вольная. И за ту основательность, с которой Полиект Кириллович брался за все дела, Ирина его очень сильно уважала.

После того как соседи узнали ее историю, они прониклись к Ире и Ванечке горячим сочувствием, помогали во всем чем могли. Полиект Кириллович, правда, считал, что она не должна была прятаться и сидеть теперь в деревне сложа руки.

– Что ж ты тут, до морковкина заговенья жить станешь? – горячился он. – Ты женщина молодая, красивая, тебе в цивилизацию надо. Ладно, лето, погода хорошая, а осенью? Дожди зарядят, глина размокнет, потом снег выпадет. Нет, воздухом надышитесь – и надо тебе домой возвращаться, решать свои проблемы. Ни одно важное дело само собой не сделается.

– Если бы я знала, что предпринять, я бы и убегать не стала, – слабо сопротивлялась Ирина. – Нет у меня таких знакомых, чтобы могли мне помочь. Нет, я уж тут пересижу, пока все аукционы не закончатся, а потом вернусь. Хочется верить, что про меня к тому моменту забудут.

Полиект Кириллович только качал головой, лысой, похожей на шар для боулинга, а Светлана утирала глаза уголком фартука, который, кажется, не снимала ни днем ни ночью, – сочувствовала.

Свет в доме Куликовых гас довольно рано, часов в десять вечера, не позже. Это сидящая на крылечке Ирина видела отчетливо. Сама она уходила спать около одиннадцати, когда сменившая дневную жару прохлада, в свою очередь, уступала место холодному дыханию ночи. Плечи, открытые всем ветрам легким сарафаном, покрывались мурашками, начинали подмерзать ноги, и Ира, задув спиральку фумитокса, уходила в дом, заперев дверь изнутри на тяжелый, надежный засов.

Вот и сегодня она все пыталась заставить себя встать с крыльца, на котором ей так славно сиделось, но отчего-то медлила, не в силах оторвать взгляд от пламенеющего на краю деревни заката. Ну надо же, уже середина июня, скоро два месяца, как она живет здесь, в деревне, откуда такой далекой, такой эфемерной кажется вся ее предыдущая жизнь.

Ира помнила, что и раньше, в детстве, на каникулах, у нее частенько возникало такое чувство полной отрешенности, отрезанности от всей привычной жизни. Школа, родители, друзья и подружки казались оставшимися где-то далеко-далеко, а реальными оставались только плеск воды в реке, звук молочной струи, ударяющей в ведро, запах свежеиспеченного хлеба и картина огненного заката.

Или это гены дают о себе знать таким вот странным образом? Тот самый неведомый голос крови, в который в их семье никто не верил. Особенно родители. Для отца не существовало ничего, кроме его работы. Он мог сутками вообще не вставать из-за микроскопа, проводя в лаборатории все свободное время. А мама давно привыкла считать своей аккуратную, ухоженную пастораль немецкого городка, в которой, на Ирин взгляд, было совсем не за что зацепиться глазу. Ей в Германии больше всего не хватало простора. Того самого простора, которого здесь, в деревне Заднее, было сколько душе угодно.

Неожиданно послышался странный звук. То ли треск сучьев под чьими-то ногами, то ли приглушенный возглас. Ирина тут же напряглась. За два месяца она привыкла к царящей в округе абсолютной тишине, никогда не прерываемой новыми звуками. Треск повторился снова, словно кто-то шел, стараясь остаться невидимым и неслышимым для постороннего уха.

Волоски на обнаженных руках Ирины встали дыбом. Она и сама не знала, от страха или от все больше и больше сгущающейся ночной свежести. Порывисто вскочив с крыльца, она выглянула на улицу. Здесь не было ни одного фонаря, хотя сейчас июньскими белыми ночами и без света отчетливо виднелось, что она совершенно пустынна. Наискосок через дорогу чернел окнами дом Куликовых. Соседи, как и положено в этот час, уже спали.

Ира вернулась к своему дому, отворила калитку в огород, зашла туда. Под ноги ей кинулся кто-то юркий и жаркий. Сердце зашлось, потому что кошек в их деревне не водилось. Куликовы держали огромных собак, в пустующих домах никто не жил, даже дачники, постепенно обживающие свои домики в деревушках поближе к Соловьево. Ирина бы, может, и не отказалась от котенка здесь, в деревне, но возиться с ним в круговерти ее городской жизни было совершенно невозможно, да и взять негде.

Повторился шорох, в двух шагах от Ирины взметнулся фонтанчик земли, и она вдруг поняла, кто это хозяйничает в ее огороде. Ну, конечно, кроты. Облегченно выдохнув, она вдруг осознала, как сильно испугалась. Все это время она невольно боялась, что ворвавшиеся в ее жизнь бандиты найдут место, где она так хорошо схоронилась. Неизвестно как, но вычислят, что она здесь, в Заднем, и приедут, чтобы ее наказать. Кротов же можно не бояться.

Впрочем, перерытый огород, в котором ее трудами и при помощи Куликовых был наведен идеальный порядок, не входил в ее планы. Что ж, завтра же она попросит Полиекта Кирилловича через Интернет заказать специальные устройства для отпугивания кротов, которые можно воткнуть в землю.

Светлана Георгиевна говорила же, что ее муж заказывает в Интернете разные товары, которые потом привозят на почту в Соловьево, а он уже забирает их оттуда, когда ездит за продуктами. Что он и ее посылку заберет или возьмет Ирину с собой в коляске мотоцикла, чтобы она хоть на белый свет посмотрела. Вряд ли Светлана Георгиевна откажется присмотреть за Ванечкой.

На этой мысли, совершенно успокоенная, Ирина вернулась к крыльцу, вошла в дом, заперла за собой дверь и пошла спать.

Ночью ударила гроза. Молнии раскалывали небо, отчего в комнате казалось светло, как днем. Гром гремел с такой силой, словно мощенная булыжниками небесная дорога, по которой грохотала колесница, управляемая Зевсом-громовержцем, проходила в аккурат над деревней Заднее. Колесница ухала, стонала, скрипела огромными колесами, подпрыгивающими на поворотах.

Проснувшаяся Ирина с тревогой подскочила к кровати, на которой спала в детстве. Не проснется ли Ванечка, не испугается ли? Но малыш спал крепко и спокойно, ничуть не встревоженный ни молниями, ни громом, ни начавшимся сильным ливнем, наотмашь бившим по стеклам, отчего те дрожали и тоненько звенели, жалуясь на незаслуженную порку.

Из форточки тянуло прохладой и тем особым ароматом, который всегда приносит летняя гроза. Бабушка говорила, что в это время воздух насыщается озоном и дышать им особенно полезно, если потом всю зиму не хочешь болеть. Болеть Ирина не хотела, а уж сыну и вовсе желала здоровья без меры, но форточку предпочитала закрывать, боялась шаровой молнии.