Уник – музыкальная урна

Сверкнула вспышка. Кто-то щелкнул меня на телефон. Я оглядел толпу. Меня фотографировали и снимали на видео. Чудик мусорщик залез в фонтан. Когда еще такое увидишь?

– Беги, – послышался дрожащий голос Картинки.

Она понимала плачевность моего положения, но понятия не имела о причинах. В ее глазах было столько боли. Бедняжка. Она еще переживала за меня.

Надо бежать, – пронесся еще раз ее голос в моем сознании. Без оглядки. Пока Картинка не начала меня вытаскивать. Не втягивать ее! Отпустить и не тянуть за собой.

Я начал переступать через выступ и покатил по брусчатке, оставляя на ней мокрый след. Дальше от площади. Неважно куда. Дальше от глаз людей. А Картинка обязательно забудет меня. Она еще сможет быть счастливой.

Я летел, как угорелый. Сегодня, может, нет, а завтра меня уже будет искать весь город. Газеты обязательно меня прославят, как дефективного уборщика. Меня ожидает одно – утилизация. Мой последний срыв стал фатальным. Не так я хотел уйти из жизни. Не так. Домой ехать – не вариант. Признаваться в том, что окончательно облажался, Я не выдержу слез мамы. Папа, прости.

Надо укрыться. Там, где меня не найдут. Гаражный массив. Заброшенный гараж. Да, можно попробовать. Поживу хоть немного для себя. Туда и покатил.

Ржавый заброшенный гараж – единственное мое укрытие, единственный мой соратник. Темный, холодный, грязный, но такой родной. Я такой же, как он. Забрался в него и забился в дальний угол. Пробуду здесь столько, сколько хватит везения. Конечно, было здорово, если бы обо мне говорили недолго, если бы не стали искать. Тогда можно было бы выйти отсюда уже скоро и попытаться жить дальше, где-нибудь в типографии или в библиотеке, безвылазно.

Дни потянулись липкой противной теплой жвачкой. Днем я слушал рев моторов из соседних гаражей, редкие голоса людей, проходивших мимо. По ночам мог высунуть нос из дыры и вдохнуть немного свежего воздуха. Тихо-тихо постукивал по своим бокам и мурчал в полголоса свою любимую песню о несправедливости. Моему терпению потихоньку приходил конец. Я прокрутил в памяти все свое детство, столько всего передумал, столько выплакал. Пять дней скорби и презрения к себе.

– Я никто для тебя,

Опадающий клен,

Ухожу навсегда

Одинок и влюблен.

Я тянул заунывную песню и слабо брынчал жестяными пальцами по своим ребрам. Я добивал еще один последний день. Я ждал конца. Какого-нибудь.

Неожиданно в мое укрытие просунулась голова. Человеческая голова. Я замер, замолк. Мое жестяное нутро сузилось, глаза выпятились. Я сглотнул подступившую слюну. Меня видят или нет? Вот бы не заметили. Голова не уходила. Два блестящих глаза смотрели прямо на меня. Вот и все, наверное. Я пойман, и теперь мне точно конец. Я медленно и протяжно выдохнул. А чего я испугался? Примерно так и представлял я эти последние пять дней свой конец. Я ждал его все пять дней.

– Ну, так и будешь делать вид, что тебя здесь нет? – заговорила голова.

Фу, выдохнул снова я, – это знакомый голос. Это дерзкий голос Крыса. Дерзкий и приятный. Я обрадовался, когда еще услышал голос Розы с улицы.

– Это Уник? Уник, я рада, что ты жив, – послышалось с улицы. – Выходи, ты можешь нам доверять.

– Ну и шумиху ты навел, брат. Ты – звезда. О тебе на каждом шагу говорят. Слава. Славище! – продолжил Крыс общение через дыру гаража.

– Меня ищут. Хотят покончить со мной. Разве это слава? – немного ближе подкатился я к выходу. Крыс выпрямился снаружи, а я встал в своем ржавом проеме.

– И ты смирился, – констатировала тихо Роза.

– Мне ничего не остается. Я столько всего натворил. Я в конец запутался. Будь, что будет. Видать, это моя судьба, урок всем, кто дерзнет идти против системы. Хотя, кто дерзнет? Я единственный ненормальный, – ухмыльнулся в сторону я.

– Эй, эй, ты совсем скис. О какой судьбе ты там толкуешь? – раздраженно спросил Крыс. – Видать, судьба…– пафосной издевкой растянул Крыс. – Что тебе видно из грязного угла этого клоповника? Ты серьезно? Ты тупо пускаешь все на самотек и ждешь, что судьба вытащит тебя из этой консервной банки?! – Крыс был в бешенстве.

– Я не жду ничего, – тихо ответил я, боясь поднять взгляд.

– А мы думали, ты ждешь подмоги, ждешь нас, чтобы доказать всем, что значит характер. Я стал твоим кумиром, Уник. Я восхитился твоим вызовом всему миру. Я сказал… Роза, как я сказал вчера?

– «Этот мусорщик еще покажет всем им. Уборщик, урна, жестянка под ногами, а сколько воли к мечте!». Так ты сказал. Я тоже прониклась. Уник. Судьба – это наш выбор. Мы прокладываем свою судьбу сами, выбирая тот или иной путь. Не останавливаясь, идти к цели. Я не придумываю отговорок, чтобы свернуть с выбранного пути и не жду случайных подачек от жизни. Я работаю над собой. Талант. Труд. Твердость. Три Т, – разогналась в убеждениях Роза.

– Ты – человек. Тебе легко говорить, – лишь смог выдавить я, так же глядя на их ноги.

– Думаешь, людям все достается легко? На блюдечке с золотой каемочкой. Есть люди, думающие, как ты. Они всю жизнь живут с мамами, слушают их наставления или на помойке, потому что пустили все на самотек. Я думал, ты все же особенный, что ради мечты кинул своих родных и систему. А ты – слабак и трус, мусорщик с опущенными глазами. Значит, прощай. Судьба распорядиться твоей жизнью сама, – завершил свою реплику Крыс, горько сплюнув в сторону. Крыс взял за руку Розу и повел за собой. Роза нехотя пошла.

– Я пробовал пробить людское безразличие, Роза. Вы сможете все. Вас будут слушать. Меня не слушают. Крыс. Для людей я – самый обычный грязный мусорный бачок. Они брезгуют признать мою уникальность, музыкальность. Боятся меня, как будто я наброшусь на них и сожру. Я видел это не раз. К чему обманывать себя? Мой уровень – ноги. Я слишком низок.

Роза встала. Она жалобно смотрела на меня. Я смотрел на нее. Она хотела помочь мне всем сердцем. Разве бывают такие добрые люди?

– Пойдем, Роза, – потянул ее вновь Крыс. Он тоже вставал секунд на пятнадцать. – Это мусорщик. Он решил.

– Ты мог бы попробовать с нами. С нами я вижу твое блистательное будущее. Ты навел шумиху. Этого не бояться надо. Это могло бы сыграть на нас. Скандальная группа. Интерес молодежи к нестандартной музыке. Молодежь обожает все нестандартное, обожает бунтовать. Ты стал бы их кумиром, если бы выступил с нами в воскресенье на площади, – бросила напоследок Роза и протянула руку.

– Я много раз представлял наше выступление на площади, – мечтательно произнес я, вспомнив, как рукоплескали нам в моих мечтаниях люди.

– Он не решится, Роза. Мы зря тратим время. Нам надо репетировать. Нельзя заставить чего-то хотеть. Нельзя заставить быть успешным. Я тоже подумал, что он – музыкант, а он – пустозвон.

Роза опустила глаза. Крыс потянул ее за собой. Оказалось, что во мне нет стержня. Оказалось, что я не жестянка, а тряпка. Она обманулась, как и все, кто мне верил. С меня до сих пор капала вода. Я до сих пор не стек со дня купания в фонтане, или я до сих пор оплакиваю себя. Жалею, что так слаб и несчастен. Я мог бы сделать этот шаг. Шаг на перепутье. Судьбоносный последний шаг к своему предназначению. Забыть о провале деда и попытаться преодолеть бездну людского безразличия. Если Крыс и Роза поверили в меня, то, получается, не все люди такие черствые и высокомерные. Может, есть шанс. Чего я боюсь? Я же уже покончил с собой пять дней назад. Если я выступлю, я уйду красиво. Даже если меня уничтожат, я останусь в истории, как уникальная музыкальная урна. Люди, возможно, пожалеют о содеянном когда-нибудь. И когда-нибудь такой же маленький уникальный мусорщик дерзнет пойти против системы, и его уже не осудят – его талант признают. Я рассуждаю о судьбе. Может, это и есть моя судьба? Может, Роза не зря появилась в моей жизни? Может, это судьба протягивает мне руку, а я боюсь ее принять? Какой же я глупец! Я добровольно отказываюсь от руки судьбы!

Я засуетился и поторопился вылезти из гаража. Пока вылезал упал, покатился кубарем и кричал:

– Роза! Роза!

Я не видел, обернулась ли она. Я надеялся, что обернулась. Что остановилась. Все закружилось. Неужели она ушла? В следующее мгновение Роза подошла ко мне и помогла подняться.

– Я понял, Роза. Ты – моя судьба. Я пойду за тобой куда угодно. Я – музыкант, и я буду бороться за признание. Спасибо, ребята, – обратился я к обоим. Крыс стоял подальше. Он не вернулся, но ждал. Возможно, Розу. Возможно, ждал моего прозрения. Моего собственного желания. Музыкантом стать нельзя насильно. Нужно родиться музыкантом и, не останавливаясь, идти к своей цели.

Роза повела меня в жизнь. Моя Роза. Мой ангел-хранитель. Крыс ухмыльнулся и покрутил удивленно головой. Затем встретил меня, выставив вперед пятерню. Я хлопнул легонько по ней своей шестерней. Это означало, что он рад моему прозрению.

– Слушай, ты хороший парень. Почему Крыс? – спросил я неожиданно, удаляясь из гаражного массива. Надо бы разрядить обстановку.

– Я – Кристин. Так себе имечко, да? В Польше бы оно звучало лучше.

– Ты поляк?

– Отец поляк, начудил с имечком и свалил.

– Ну, немного женственно, а так красивое имя.

– Издеваешься? Ты-то у нас Уник, уникальный, умный. Тебя в детстве не дразнили девчонкой.

– Были другие поводы для этого. Я – музыкальный. Это в моем мире – типа, идиот,

– Я вообще – Роза. Старинное имя… с шипами. Откуда только родоки откопали такую прелесть? Мы всем им покажем, – завершила Роза, задрав выше нос для смеха.

Решающий шаг

– Уник, ты ослепителен. Просто сногсшибателен, – не скрывала восторга Роза, зайдя вновь в уазик, в котором я готовился к дебюту, вернее пытался успокоиться.

– А как же я? Так, я уже ревную. Ты им больше восхищаешься, чем мной, – недовольно предъявил Крыс, появившись у нее за спиной.

– Кристин, ты вне конкуренции, – обняла своего парня Роза.

– Так-то, – высунул язык Крыс, дразня Уника из-за плеча Розы.

– Ребята, вы – супер, – восхитился я ими обоими.

Мы собирались выступить на площади Звезд перед огромной массой народа. Сегодня воскресенье. Толпа уже проявляла интерес к музыкальным установкам в середине площади. Среди людей шныряли урны. Я заметил Картинку. Она работала, принимала обертку от мороженого у парочки. Она выглядела угрюмо. Не было той обворожительной улыбки, с которой она ходила на работу раньше. Чему радоваться, я ее бросил. Так по-свински бросил. Обрушил на нее гору неприятностей. Она, наверняка, переживает за меня сейчас. Каково будет ее удивление, когда она увидит меня выступающим? Да, что говорить, удивятся все, если узнают. Если узнают. Я теперь сияю золотом. Крыс покрасил меня в золотой цвет, убедил меня, что я – звезда. Я почти поверил. Серость мне никогда не шла. Мое первое в жизни настоящее и решающее выступление. Назад пути нет.

Крыс посадил меня за барабан. Две недели мы готовили грандиозный концерт, где я вишня на торте, ключевая фигура. Сам же Крыс будет выступать с электрогитарой. Мы придумали хиты на троих. Трио: Гитара. Синтезатор. Уникальный барабан. Я пропитан предстоящим. Я уже мысленно пережил его.

– Пора. Как договорились, да? – впил в меня взгляд Кристин.

– Да, – уверенно закивал я.

Он взял меня на руки и понес на площадь. Я закрыл глаза. Я боялся встретиться взглядом с Картинкой. Весь окружающий мир внушал мне страх. Есть только сегодня. Брусчатка. Я, наконец, на твердой поверхности. Открыл глаза. Взглянул на толпу. Люди разглядывали меня, как диковинку. Еще бы, золотая сверкающая урна. Зачем она здесь? Я не двигался. Пусть думают, что я не настоящий. Пока.

Все готово. Крыс подал сигнал Розе и мне. Я занял место на специальном выступе напротив барабана. Отсюда я буду начинать завоевывать мир.

Три-четыре. Начал. Создал ритм. Романтичный и интригующий. Держал интригу более минуты. Далее заиграли Роза и Кристин. Роза еще и запела. Чудный голосок Розы. Она поет, как ангел. В конце вступил я, мое соло. Бит бокс в моем профессиональном исполнение с периодическим постукиванием по мелодичным ребрам. Эффектный звон крышкой в конце проигрыша, и снова в игре Крыс и сладкий голосок Розы.

Второй хит нашей группы. Начал снова я. Только теперь я был впереди барабана. Палочки в руки взял Кристин. Я прекрасно обхожусь без палочек. Я задавал ритм, постукивая по своим бокам, Роза повторяла за мной на синтезаторе. Нам подыгрывал Крыс. Вовремя подавая, то гул, то звон. В этот раз запел я. Я затянул заунывную песню о том, как бывает несправедлива жизнь, если цветок уродился среди камней.

Я танцевал в перерывах между куплетами. Я раскручивал свои колеса, и они свистели каждая на своей частоте. Звук был неповторимый. Один за другим мы выдавали свои номера. Людям нравилось. Люди ликовали. Вдали застыли в изумлении мои старые знакомые – мусорщики. Я встретился взглядами с Картинкой. На ее глазах застыли слезы. Она узнала меня. Кого я собирался обмануть? Таких урн, как я больше нет. Я уже не серая грязная урна, я – звезда. На лицах людей не было брезгливости, я видел в их глазах удивление, одобрение. Кто-то крикнул: «Еще», и мы продолжили. Крыс начал перебирать на гитаре мелодию, Роза подхватила на клавишах, я запрыгнул за барабан и застучал. Немного постучав, я спрыгнул с выступа и запел. Тонкий свой голос я сопровождал бренчанием по ребрам, и четким редким кивком я будоражил слух толпы звоном крышки.

– Я никто для тебя,

Опадающий клен,

Ухожу навсегда

Одинок и влюблен.

Публика свистела. Свист – хороший знак. Это знак поддержки. Предел моих мечтаний.

Когда все песни были спеты, все танцы исполнены, а вся музыка, что мы готовили две недели, сыграна, нам оставалось только принимать признание, аплодисменты неравнодушных слушателей. Нас фотографировали, снимали на видео. И мне не хотелось бежать. Я задыхался от счастья. Меня держали за руки мои друзья люди. Они подняли меня, как кубок, высоко над собой. Я смотрел на людей сверху, как настоящая звезда. Я дотянулся до неба. Я заново родился сегодня там, где и должен был. Кто сказал, рожденный ползать летать не сможет? Нужно просто поверить в себя и не отступать перед трудностями. Не рискнув, не узнаешь, на что ты способен. Не узнаешь своего истинного предназначения. Я рискнул.

– Мы сделали это! – ликовала Роза. – Сделали!

К площади подъехали журналисты. Их интересовала уникальная урна. Приговоренная урна. Посыпались вопросы. Крыс и Роза были рядом.

– Уник, как вы решились на этот эксперимент?

– Я был рожден для него.

– Это же огромный риск. Вас ждет утилизация.

– Зато я останусь в истории, как вторая в мире музыкальная урна.

– Вторая? Кто же был первой?

– Первой музыкальной урной был мой дед Говор. Он тоже не мог жить без музыки. В 1990 году мой дед выступил в столичном концертном зале, где работал. Тогда всё замяли. Решили не придавать большого значения дефектному мусорщику. Утилизировали по-тихому. Я узнал об этом от отца. Если бы не он, мир никогда бы не узнал о музыкальных урнах. Моему деду не удалось достучаться до людей. Ему не дали возможности высказаться. Люди, поймите же, наконец, это не дефект, это талант. Вам сложно это понять, но у нас тоже есть душа.

– Ваш отец одобрил наш выбор? После неудачи деда.

– Нет, мой мир также не принял меня. Но я не могу жить по-другому. Я – музыкант, нравятся это моим близким или нет.

– Вы намерены скрываться дальше? Или будете пытаться выступать? Вас ищет полиция и Клининг-компания.

Я затруднился ответить на последний вопрос и ответил Крыс.

– Ну, им будет сложно до него добраться теперь. Мы – новые звезды. Спасибо за внимание, нам пора.

Крыс снова поднял меня на руки. Роза встала рядом. Мы еще попозировали перед камерами и начали собираться. Приятель Кристина подогнал Уаз, и меня погрузили в салон. Ребята начали носить аппаратуру: усилители, колонки, инструменты. Мы старались быстрее покинуть площадь. Народ не расходился. Мусорщики шныряли по площади, собирая мусор. Я ждал ребят, смотрел в окно. На площадь подъехали две полицейские машины. Вот, наверное, и все. Этого мы ожидали. Полицейские пришли сделать свое дело. Ребята бросили остатки коробок и подбежали ко мне. Крыс начал разговаривать с полицейскими. Его задержали. Я открыл дверцу.

– Не надо, Крыс, не усугубляй. Мы ожидали этого. Командир, я сдаюсь.

Я протянул руки из машины в знак смирения. Полицейский надел перчатки и снял меня с Уаза. К себе не прижимал, понес в свою машину на вытянутых руках. Кому-то показалось бы это смешно, если бы не было грустно. Мусорщика повязал мусор. Ребят тоже повязали и погрузили в другую патрульную «приору». Им предъявят обвинения за укрывательство.