Мы замечательно выступили напоследок. Возможно, когда-нибудь люди пожалеют об этом. Все поймут позже. Не верится, что это дело не вызовет реакцию общественности. Правительству не удастся стереть все фотографии, видео со всех телефонов и камер. Журналисты успели показать мое интервью в новостях. Правительство не замнет на этот раз из ряда вон выходящий случай. Память людям тоже не стереть. Судьба. Я сделал этот решающий шаг. Куда понесет меня эта тропа?

Меня поместили в одиночную камеру. Кристина и Розу я больше не видел. Не забуду их слова. «Убить тебя теперь будет непросто. Ты уже не обычная урна, ты – звезда. Народ не даст тебя уничтожить. Молодежь учинит бунт за тебя». Звучит обнадеживающе. Только я стою один в камере и жду казни. Я не слышу здесь ни о народе, ни о своей славе. Полицейские не говорят со мной. Я тоже боюсь с ними заговорить. Звезда я или нет, закон есть закон. Моя жизнь висит на волоске.

Я дожил до суда. Не ожидал, что меня будут судить, как человека. Только дело мое, действительно, приобрело общественный резонанс. Наш концерт выложили на «Ютьюб». Он набрал более пяти миллионов просмотров. Это, наверное, немало. Этого достаточно, чтобы меня судил суд с присяжными. Говорят, перед зданием суда собрались наши поклонники с плакатами в мою поддержку. Ребят выпустили до суда. Они, я думаю, организовали такую поддержку. Роза наняла мне адвоката. Дружелюбная девушка, как мне показалось. Она верит в победу, почти убедила меня, что я одной ногой на свободе. Я молюсь на нее. Пусть так и будет.

Меня ввели в зал. Он уже был полон. Я боялся поднимать глаза, боялся увидеть родителей в зале. Роза сказала, что их пригласили. Удивительно. Их пригласили на мероприятие людей. Не работать, а говорить с ними. Это прогресс. Я встал за трибуну. Встал на специальный выступ. Мне пришлось поднять взгляд, когда ко мне обратилась судья. Я не признал вину.

– Ваша честь, я не считаю себя виновным в том, что родился музыкальным. Только этот факт привел к, так называемому, беспорядку.

– Вы являетесь уборщиком. Вы закончили школу, получили положительную характеристику при выпуске. Как так получилось, что вы начали выделяться не сразу, а став взрослым? – спросил обвинитель.

– Я всегда выделялся. Я не скрывал свои неординарные способности. Никогда не принимал судьбу, которую мне прочили окружающие. Я не мог и не смогу быть среднестатической урной, потому что я другой. Я живу музыкой, сочиняю ее, она заполняет все мое пространство. Меня тошнит от мусора, от оберток и коробок, если только на них не написаны строчки из песен или музыка.

Меня услышали. Я был искренен, правдив. Вопросов было много. Высокомерный прокурор пытался выставить меня преступником, возмутителем общественного покоя, социально опасного элемента. Мой адвокат был другого мнения. Ирена мужественно боролась за меня.

– Я понимаю, друзья, ситуация нестандартная. Я понимаю ваше волнение, никому не выгодна поющая урна. Полным-полно поющих людей. Нам в принципе и этого хватает.

Но, друзья, перед нами не просто урна, перед нами живой организм. Да, мы привыкли, что урны – обслуживающий персонал. Кто-то из вас хотя бы раз говорил хоть с одним из них? Кто-нибудь знает, что они чувствуют? Что их интересует? Конечно, зачем нам это? У нас своих проблем горы. Проблема нашего общества заключается в том, что мы все думаем только о себе. Мы стремимся оседлать волну, чтобы на ней безбедно катиться по жизни. Нам не важно, что многие в попытках падают, тянут руки, тонут, в конце концов. «Всем не помочь», – говорим мы. Поэтому у нас безработица, неблагополучные семьи, бомжи. «Сами виноваты», – говорим мы. А может, виновато наше безразличие? Хорошо судить, имея все. Но иногда нужно опускать взгляд. У людей есть чувства. У обслуги есть чувства. Вокруг нас кипит жизнь. Надо считаться с ней. Если сегодня мы приговорим к утилизации живой организм, уникального музыканта и восходящую звезду, мы совершим непросительную ошибку. Ошибку века. Второй раз. В 1990 году, люди уже совершали подобную глупость. Люди бездумно, без суда и следствия погубили талант. От деда Уника избавились за то, что он спел, за то, что он имел мечту и непреодолимое желание петь. Его семья не забыла людскую жестокость, но продолжила служить людям верой и правдой. Но сложно прятать под крышкой огромный потенциал. Уважаемый суд, Уник не должен пострадать за мечту. Есть люди намного опаснее поющей урны. Не губите ни в чем не повинную жизнь. Правила имеют исключения. Пора посмотреть под ноги.

Судья и присяжные удалились из зала для вынесения приговора. Решалась моя судьба. Адвокат сделала все, что в ее силах. Лучше не скажешь. Она подобрала такие слова, я плакал, плакала мама, я видел ее слезы. Они с папой сидели на отдельной скамье в дальнем углу зала. Папу тоже опрашивали. Спрашивали обо мне, о его отце. Он не стал скрывать правды, не стал скрывать своего отношения к ситуации. Он был сам не свой. От волнения он даже поскрипывал.

В мою защиту выступили незнакомые мне молодые люди, поклонники нашего концерта на площади. Нашлись и классические пижоны. Те, кто не желают смотреть под ноги. Те, кто делит людей на сорта, кто боится испачкаться об работягу, не задумываясь о том, что без рабочих и обслуги не было бы их безупречной жизни.

Время тянулось бесконечно. Я не знал, куда себя деть. Нет ничего хуже ожидания. Но, наконец, свершилось. Судья и присяжные показались в дверях, затем заняли свои места. Я замер.

– Зачитывается приговор Унику – музыкальной урне.

Уже не дефектной, а музыкальной. Это признание? Что это может значить?

– Мы долго совещались. Дело, действительно, необычное. Мнения разделились. Некоторые из присяжных в своих доводах опирались на закон. Закон гласит, что мусорная урна – есть ничто иное как робот, обслуживающий людей. Урны, мусорные баки, корзинки для мусора – есть результат деятельности человека и желание человека жить в чистоте. Уник, обученный в специальной школе, не хочет и не может выполнять свои обязанности как мусорщик. Закон обязывает нас утилизировать урну, которая не приносит пользу. Господа присяжные задались вопросом: «А музыка, которую он выдает – это польза?» Непонятно. Это точно не вред. Толпа поклонников за стенами суда утверждают, что польза от Уника непременно есть. Количество просмотров в сети Интернет, популярность этой урны, говорят не о вреде его для общества, а о нем, как о деятеле искусства, нестандартном артисте, талантливом музыканте.

Принято решение освободить его в зале суда, так как урна, созданная для пользы общества, продолжит приносить духовную пользу.

На последнем слове зал не выдержал и встал, аплодируя и скандируя. Это безоговорочная победа. Я бросился без лишней скромности обнимать и благодарить всех. Ближе всех ко мне была мой адвокат.

– Госпожа Ирена, я так вам благодарен. Что бы я без вас делал? – прижал я к себе молодую элегантную женщину. Потом опомнился. – Извините, я не должен был вас трогать.

– Ничего, Уник. Я рада за тебя, – держала за руки меня Ирена. – Береги эти руки. Они волшебны.

– Пожалуй, я соглашусь. Они – залог того, что я жив. Буду приносить ими пользу людям.

– И не только ими. Успехов тебе.

Ко мне подбежали Крыс, Роза и множество незнакомых людей. Они подняли меня и начали покачивать. Я задыхался от счастья. Я вновь родился. Теперь там, где надо. Не стоит бояться быть собой. Сверху я увидел моих родителей. Они смотрели на меня, как на Бога. Я взлетел на верхнее звено эволюции. Я оседлал волну. Я дотянулся до звезд. Мама утирала слезы. Папа повел ее из зала. Я не успел спуститься с рук поклонников. Мои родители ушли. Я помрачнел. Они приняли мое счастье и удалились, чтобы не мешать, не омрачать славу своего сына. В их жизни все же образовалась пустота.

Меня понесли на улицу. Мне улыбались даже стражи порядка. На крыльце суда Кристин и Роза подняли меня над собой, как трофей, как долгожданную награду. Народ с плакатами поддержки начал скандировать «Ура!» и побросал в небо коралловые пробки. Откуда они узнали об ушных пробках? Я никому о них не рассказывал? Потом все встало на свои места. Вперед выехала Картинка. Она смотрела на меня, а я на нее. Моя серая мышка. Золушка моя. Она тоже здесь, чтобы поддержать меня. Она отложила работу. Здесь, вопреки родителям и долгу. Стояла в толпе людей и ждала моего триумфа. Верила в мой триумф. Даже после того, как я с ней поступил.

Мы сели в машину. Я попросил забрать Картинку с собой. Крыс помог ей забраться в длинный Уаз. Мы долго не могли вымолвить ни слова. Смотрели друг на друга. Хотя нам было что сказать. Все же я начал. Мой голос хрипел.

– Я признателен тебе за поддержку, мышка, – начал несмело я. – Петь для толпы незнакомцев намного проще, чем говорить с тобой. – Я отвернулся. Зажмурился. Она повернула меня к себе.

– Прости, не нужно так. Я не должна была тогда отворачиваться. Ты был не в себе. Я должна была выслушать тебя, но работа – прежде всего. Меня так научили.

– Ты не виновата. Ох, уж эта система.

– Дала сбой.

– Единственный, но какой.

Я ухмыльнулся и хотел обнять Картинку. Она увернулась.

– Я думаю, не единственный, – многозначно сказала она.

Я вопросительно посмотрел на нее. Что она имеет в виду? Она продолжила.

– Я тоже была трудным ребенком. Я не желала поглощать просто бумагу. Я желала создавать произведения искусства на ней. У меня было особое видение мира. Я любила переносить увиденную красоту на листы бумаги. Часто на работе у мамы, в кафе, в подсобке под столом. Карандашом. Солью. Кофе. Да, всем, что попадалось под руки.

– Рисовать. Ты тоже уникальна, Картинка? Я так рад за тебя. Мы удивим мир снова.

– Я сомневаюсь. Это было так давно. Из меня выбили эту глупость. Папа не разводил церемоний. Он порвал все мои шедевры, когда нашел дома, за бумажной полкой, и поглотил. Мама объяснила, что мои рисунки никому не нужны, что не надо тратить время на глупости. Бла-бла-бла. Долг. Честь. Не стоит уподобляться людям. Нам до них не дотянуться.

– Боже, я слышал это всю свою жизнь. Бредятина. Наше общество топит из нас таланты. Не всем из нас дано быть мусорщиками. Наш потенциал тупо закидывают стандартной информацией. Нам промывают мозги всю жизнь, внушают то, что выгодно системе, и мы теряем себя, теряем врожденные способности, которые надо развивать. Сколько талантов зарыто под слоями мусора. Сколько жизней загублено.

– Да, если порыться, то в глубинах наших организмов все еще кроется талант. Его можно вытащить наружу. Я думаю, он никуда не девается. Он накрыт грузом жизни, насущных проблем. Родители сами режут крылья детям.

– Картинка, как ты права. Надо выступить с этим заявлением. Мусорщики даже подумать об этом боятся. Скрывают в семьях дефекты своих детей, так как сами когда-то были странными. У них же прошло. Приземленность, реализм правит в нашем обществе, потому что залог долгой жизни мусорщика – уборка мусора, служба человеку.

– Мы с тобой говорим о невозможном. Систему не победить.

– Мы уже ее победили. Пора поменять правила игры. Кто, если не мы? Ты со мной?

– С тобой. Я не смогу теперь жить по-прежнему, – призналась Картинка и взяла меня за руки. – Уник. Уник – музыкальная урна. С тобой. До конца.

Я, когда-то серая и странная мусорная урна, маленькая и несчастная, сегодня понял главную истину. В каждом из нас с рождения заложен талант. По разным причинам мы зарываем его, или груз времени зарывает его, или родители этому виной, или общество. Часто мы сами меняем интересы. Пробуем все новое и погружаем в себя еще больший хаос. Иногда наши порывы просто топчут. Иногда мы ленимся работать над собой. Нет стимула. Нет уверенности. Некоторые хотят быть похожими на кого-то, пытаются угодить кому-то. Мы теряем свет, исходящий из нас с детства, подчиняясь системе, общепринятым нормам.

Мы с Картинкой задумали проект. «Потенциал». Собственную школу, которая будет направлена на развитие потенциала маленьких урночек. Мы обращаемся с трибун, сцен, экранов с просьбами обращать внимание на интересы и особенности своих детей. Не считать их странности за дефекты, а обращаться в нашу школу. Думаю, ломать сложившиеся устои мусорщиков будет непросто поначалу. Но вода камень точит. Постепенно, молодые семьи начнут приходить к нам на консультацию. Те, кому дороги их чада. Те, кто не может игнорировать сигналы об особенностях своих детей. Тем более, живые примеры об успешных особенных урнах уже имеются. Так, ненавязчиво и постепенно мы собираемся изменить мир. Пойдем навстречу к новой своей мечте. И мы изменим его. Очень скоро.