Прошло меньше года. За это время в жизни матери и сына ничего не изменилось. Женя перезванивался с отцом раз в неделю. В январе две тысячи пятнадцатого, на зимних каникулах, Евгения с сыном летали в Сочи, где провели чудесно десять дней. Путёвку брали за полгода, но поездка того стоила. Женьке понравился отдых на горнолыжном курорте «Роза Хутор», но были ещё и Красная поляна, и сам Сочи. Волею случая, они познакомились с галантным французом сорока пяти лет, которого звали Ален Бенуа. Приехав по делам в Питер, ему очень захотелось, по случаю, познакомиться с Россией. Он пробыл неделю в Москве и прилетел посмотреть место проведения прошлогодней Олимпиады. В первый же день его гид и переводчик подвернул ногу.

–Я стал глухим и немым, а у меня всего неделя, – жаловался он. – Я хочу посмотреть как можно больше. Я оплачу хорошего гида, и мы будем смотреть то, что хотим, а не то, что предлагают. Помогите мне. Сколько вы хотите? – спросил он с надеждой.

– А сколько вы дадите? – улыбнулась Евгения. – Будете «оплачивать» работу переводчиков каждый вечер. Если Вас будет не устраивать наше общество, можете в любое время отказаться.

Через шесть дней Ален улетел, а прощаясь с Женькой, снял с руки швейцарские часы и протянул новому другу.

– Мам, он тебя замуж не звал? – спросил Женька, улыбаясь.

– Во-первых, он женат и у него двое взрослых детей, а во-вторых, мы знакомы неделю. В Париж приглашал, но я была в Париже. Мы с тобой заработали за неделю месячную ставку, – обнимая сына за плечи, говорила Евгения. Женька, в свои пятнадцать лет, которые исполнялись в феврале, по росту уже догнал мать.

В мае сын окончил девять классов. Отношения с семьёй Платовых были ровными. Женька общался с дедом и бабушкой, а Евгения лишь изредка перезванивалась с мамой Андрея. После отъезда Юли в Германию, агентство не сочло нужным принимать на работу нового сотрудника. Теперь они работали вчетвером.

Семья Орловых, кроме Никиты переехали в коттеджный посёлок за город, когда Виктору Ивановичу исполнилось семьдесят лет. Теперь Евгения ездила к деду по выходным, а иногда вывозила его на природу к ближайшей речке или лесу. У них всегда находились темы для разговоров, а за неделю у обоих накапливались вопросы или появлялись новости.

Андрей Платов не вернулся в город по окончанию контракта, но Евгении позвонил.

– Жень, моё возвращение домой задерживается, – сказал он как-то грустно.

– Что-то случилось? Рассказывай, не стесняйся – я пойму.

– Мне предложили стажировку в Германии на полгода, и я согласился.

– Это хорошо. Ты правильно поступил. Такой шанс нельзя упускать. Я слышала о твоих успехах, не надо скромничать. Ты молодец. Будет время – звони.

Он провёл с сыном две недели августа в Подмосковье и уехал на стажировку в Германию на полгода в сентябре, сумев защитить кандидатскую диссертацию и выиграть грант. Так что и две тысячи пятнадцатый год прошёл, мимо Евгении быстро, не останавливаясь.

А вот две тысячи шестнадцатый «отмечался» чуть ли не каждый месяц. Жене исполнилось шестнадцать лет. В марте вернулся из Германии Платов, умерла Клара Петровна Полянская. Сообщили о смерти Борису Борисовичу спустя месяц. Евгения с дядей полетели в Северный Рейн Германии. Дедушка уже был болен. О чём шёл разговор отца и сына, Евгения не знала, но после смерти деда, который умер в мае, Борис Борисович Полянский стал к племяннице более внимательным. Смерть родителей или свои собственные просчёты повлияли на дядю, но он стал звонить минимум раз в неделю, а заезжал в гости всегда без звонка, как говорил: «по пути». Его старшей дочери было двадцать семь, она уже дважды была замужем и оба раза «неудачно», при этом родила двоих детей. Татьяна, на два года моложе, повторять судьбу своей старшей сестры не торопилась. Самому Полянскому шёл пятьдесят второй год. Андрей Платов звонил Евгении из Германии раз-два в месяц, вернувшись в Москву, он стал это делать раз в неделю. Летом отец и сын планировали отдохнуть в Турции…

Евгении опять снился сон, в котором её вели по холодному и тёмному коридору подземелья. По обе стороны стояли клетки из металлических прутьев, а за ними были люди в грязных одеждах со страшными гримасами на лице, которые вызывали у неё страх. Они пытались дотянуться до неё своими грязными руками и ухватить за волосы. «Нравится тебе компания? – спрашивал голос за спиной? – Посидишь до утра среди них, начнёшь задыхаться от смрада и вспомнишь всё, даже своё сопливое детство. Пошла вперёд». Её толкали в спину, и она оказывалась за решёткой, но уже без людей и в полной темноте. Эта темнота как будто сдавливала её со всех сторон и мешала дышать. Только позже она соображала, что темнота – это не что иное как тёмная плотная ткань, наброшенная на неё Настей со словами: «Пора умирать». Евгения закричала.

– Мам, ты чего, – спросил сын, входя в её комнату без стука. – Мам, это всего лишь сон, – говорил он, присаживаясь рядом.

– Который час, Жень? – спросила Евгения.

– Семи ещё нет. Ты так кричала.

– Я опять видела этот сон. Господи, когда это закончится? Ну не было ни подземелья, ни бомжей. Был обезьянник в отделении полиции, был «невежливый» следователь, обещавший соседство с бомжами, была безумная Настя. Всё! Почему мне снится эта чертовщина, – говорила она, садясь в кровати. – Иди досыпать, я не усну, и не буду нарушать тишину. Прошёл месяц, пора забыть эту историю.

Сын ушёл в свою комнату, а Евгения закрыла глаза и будто увидела себя со стороны в тот день, семнадцатого июня.

Евгения после работы заехала на рынок, купила сыну клубники и направилась в супермаркет. Сделав необходимые покупки, которые заняли минут тридцать-сорок, она переложила пакеты с тележки в багажник автомобиля и собиралась выехать со стоянки. Со стороны пассажирского места в приоткрытое окно заглянул мужчина. По внешнему виду ему можно было дать и сорок лет и шестьдесят. Грязная одежда, нечёсаные волосы и заросшее лицо не позволяли сказать точно.

– Мадам, одолжите пару сотен и я не буду рассказывать Вам историю своей жизни, а сразу уйду, – говорил он, приоткрывая пакет, стоявший на сидении, в котором были два контейнера с ягодой. – Возможно, и я угощусь десертом.

– Вряд ли Вы будете её покупать, но это Ваше личное дело, – сказала Евгения, не глядя на него и доставая две купюры из своей сумки. Держите.

– Благодарю, – сказал мужчина, протягивая руку и беря деньги. Он развернулся и, неспешно, пошёл прочь.

– Клоун, – сказала вслух Евгения, поворачивая ключ и выезжая со стоянки. – Одежда, скорее застиранная, чем не стиранная, как и краги. От неё нет ни запаха, ни вони, а ногти на руках чистые, аккуратно подстрижены. «Ряженый бомж», иначе не скажешь.

Её Тойота влилась в уличный поток машин. До дома было не более полутора километров. Она проехала метров восемьсот и заметила машину ДПС и полицейского, который жезлом указывал ей остановиться. Евгения остановилась на обочине, заглушила мотор и достала документы на машину и водительское удостоверение.

– Старший лейтенант Гринько, – взяв под козырёк, произнёс полицейский. – Предъявите Ваши документы. В машине есть запрещенные к перевозке предметы? Багажник откройте.

– Я что-то нарушила? – спросила Евгения, выходя из машины и открывая пятую дверь своего авто. – Да, я подрабатываю часто курьером и перевожу наркотики и оружие в свободное от основной работы время, – пыталась пошутить она, понимая, что остановка не случайная.

– Вот и чистосердечное признание, – сказал мужчина, вышедший из второй подъехавшей полицейской машины. Что у нас здесь? Вещи в машине все Ваши.

– В машине покупки с рынка и супермаркета. Часть в багажнике, часть в салоне. Вы, действительно, считаете меня курьером? Извините, моя шутка – большая глупость, – сказала она и отошла в сторонку, давая возможность осмотреть машину.

Прошли минуты три, когда из пакета, стоявшего на переднем пассажирском сидении, полицейский достал празднично упакованный подарок.

– Что здесь? – спросил он.

– Не знаю. Я не покупала этот предмет, – ответила Евгения.

Развязав ленту и развернув нарядную бумагу на капоте машины, он показал упаковку дорогих духов. По размерам она была сантиметров шесть на шесть и на девять. Не особо церемонясь, полицейский вскрыл коробку.

– Евгения Сергеевна, а это уже срок, – сказал полицейский. – Что Вы можете сказать на это? – он показал содержимое упаковки, которое представляло собой белый порошок.

– Ничего. Вы ещё докажите, что я её брала в руки, прежде чем положить в пакет, – ответила Женя.

– Докажем, а сейчас поедем в отделение. Вы задержаны.

– Я могу поехать на своей машине, или Вы считаете, что я буду пытаться скрыться?

– С Вами поедет наш сотрудник. Попробуйте обойтись без фокусов.

– Кто из нас фокусник вопрос спорный, – сказала Евгения, садясь за руль своей машины.

Стандартная процедура заняла не более пяти-семи минут.

– Я имею право на один звонок, – сказала Евгения, которая заметила, как изменилось поведение сотрудников, оказавшись на своих рабочих местах. В голосе появился металл, тактичность осталась за дверью.

– Кому будете звонить? – спросил следователь.

– Сыну, – ответила Евгения, набирая номер. – Женя, позвони дедушке Платову. Меня задержали, и мне понадобится помощь адвоката, – сказала она и назвала адрес. – Не переживай, разберутся. – Она закончила разговор, и тут же на её телефон пришло сообщение: «Сдохни на зоне». – Это тоже дело моих рук? – протягивая смартфон следователю, спросила она.

– Жертву полицейского произвола не изображай, – сказал второй. – Посажу в камеру к бомжам на сутки, и ты у меня всё вспомнишь, даже своё сопливое детство. Тебе денег мало, что взялась за распространение дури? Или ты и зарабатываешь этим?– спрашивал он, наблюдая, как снимают отпечатки пальцев.

– Вы мне не тыкайте. Решили поиграть в хорошего и плохого полицейского? Моему сыну шестнадцать лет. Я, что, по-вашему, совсем из ума выжила? Не утруждайтесь. Я расскажу всё, что произошло в последний час, а вы сами делайте выводы, – сказала Евгения и «передала» поминутно свой маршрут передвижения, не забыв рассказать о бомже. – Примите к сведению, что подобные подарки, магазин укладывает в свой фирменный пакет, а его нет. Меня смутили руки бомжа. Грязный, небритый, а запаха нет и ногти чистые – это как-то неправильно. У супермаркета на стоянке должны быть камеры. Вы можете проверить хотя бы это?– спросила она.

– Вы хотите сказать, что Вас подставили. Кто? Вам неинтересно знать, сколько стоит то, что мы обнаружили? – спросил первый.

– Меня интересует другое. Вы меня остановили и уже знали что искать. Значит между наличием наркотиков в машине и телефонным звонком в полицию должна быть связь. У меня нет врагов, нет мужа и любовника. Значит, нет ревнивых любовниц и обманутых жён, готовых мне навредить. Я работаю с разными людьми, но среди них никогда не было недовольных переводами или переговорами. А судя по тому, что Вы заговорили о стоимости, могу предположить, что моё задержание кому-то обошлось дорого.

– Вы отрицаете свою причастность к пакету? Хорошо, дождёмся результатов экспертизы. А пока познакомьтесь с теми, с кем нам приходится работать. Каждый из них считает себя жертвой, – сказал первый. – Поднимайся на выход.

Евгению провели в комнату без окон, напоминающую клетку в зоопарке. Здесь уже находились две молодые женщины.

– Слушай, Вадим, а если Полянская окажется ни при делах – мне шеф голову оторвёт, – вернувшись, спросил первый.

– Ты хочешь сказать, что сигнал поступил от него?

– Я хочу сказать, что он странным образом оказался вовремя у дежурной части.

– Вадим, пальчики с бумаги сняли, они принадлежат Сафонову Игорю Сергеевичу, тридцати шести лет, он есть у нас в базе. Проходил два года назад по одному делу. Пальцев на самой упаковке нет вообще. А с порошком не всё так просто. Он только сверху, а дальше тальк и металлическая болванка для веса, – сказал эксперт.

– Что? – в один голос спросили хозяева кабинета.

– Обычный тальк. Я проверил трижды. Меня смутил вес упаковки, и я провёл анализ послойно, пока добрался до самого дна. Такого в моей практике ещё не было.

В кабинет без стука вошли двое, один из них был в форме подполковника полиции.

– Подполковник Яковлев, а это адвокат Полянской Платов, – представился он. – Что произошло и почему задержана Полянская. Я не лезу в Ваше расследование, но я хочу помочь. Евгения Сергеевна моя соседка. Я её знаю с детства, – сказал он, выслушал короткую речь, продолжил: – Зная три языка, имея хорошую работу и знакомства со многими богатыми людьми в городе, Вы думаете, она стала бы этим заниматься? Здесь что-то не так. Мой вам совет: заказчик должен был убедиться, что Евгению арестовали, значит, её должны были со стоянки сопровождать. На её машине стоит регистратор. Проверьте, не засветились ли две-три машины, обогнавшие её после остановки, на стоянке супермаркета. Должно быть совпадение.

– Привезли запись со стоянки у торгового центра, – сказал дежурный.

– Вы позволите мне посмотреть? – спросил подполковник, а после просмотра, добавил: – Ну, что капитан? Ты видишь бомжа? Что у него в руках? Ты прав, можно предположить, что они могли работать в паре, если бы наркотик был чистым. Теперь подумай, кто кого обманул? И ещё, ребята, обратите внимание – Полянская оставляет машину на стоянке в 16:20, звонок поступает в 16:25, а пакет ей подбрасывают после посещения супермаркета и после звонка в полицию в 16:55. Ну, что, господа офицеры, отпускайте мадам. Её сын на улице ждёт, а времени уже 20:45.

Пока один отправился за Евгенией, второй обратился к Яковлеву.

– Что теперь делать?

– А что тут сделаешь? Можешь расценивать это как злую шутку или розыгрыш. Если наркотик в таком «виде» приобрели – продавца ждёт наказание, а если решили сэкономить сами – думали, что здесь сидят лохи. То, что Полянскую подставили и хотели закрыть – факт. Но что ты предъявишь этому артисту или даме в машине. Одного попросили, вторая разыграла – это их козыри, – говорил Яковлев, замечая, как Евгения входит в кабинет. – Меня другой вопрос волнует. Если один план не удался по какой-то причине, попробуют второй. – Женя, постарайся не выходить из дому пару дней.

– Павел Иванович, как вы себе это представляете? Мне завтра нужно отвезти Женьку в аэропорт, он летит к отцу.

– Евгения Сергеевна, подпишите вот здесь и Вы свободны.

– Тебя Женька ждёт у машины, поторопись, – сказал Павел Иванович. – Послушай, капитан. Ты сказал, машина принадлежит Зарайскому, который умер десять дней назад, а это значит, что его дочь может и оказаться той мадам, которая передала сувенир, – говорил подполковник задумчиво. – Я сейчас с тобой кое-чем поделюсь, а ты найди в моём рассказе слабое звено…

– Мам, ты как? – спросил сын, обнимая мать за плечи. – Ты с машиной справишься? – Дед, чего они от неё хотели? – спросил он адвоката матери.

– Мама тебе сама всё расскажет, а я поеду домой, успокою бабушку. – Женя, ты сама справишься?

– Виктор Степанович, спасибо, что приехали. Вы с женой помягче, не вдаваясь в подробности. Звоните, – сказала Евгения Платову старшему. – Всё нормально, Жень. Как там говорят: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». С одним я познакомилась. Знаешь, ощущения, как будто тебя окунули в грязь, а протереть позволили только глаза. Поехали домой, и я расскажу тебе обо всём за ужином, – сказала Евгения, обнимая сына за пояс.

Павел Иванович пришёл, когда Евгения с сыном собирались ко сну.

– Ребята я вас надолго не задержу, но скажу одну очень неприятную вещь. Всю эту возню с наркотиками придумала ваша старая знакомая Зарайская. Липовый бомж – бывший актёр, которого она наняли по объявлению. Он узнал Анастасию по фото. Десять дней назад умер её отец, она приехала на похороны и до сих пор в городе.

– Теперь ей что от меня надо?– с недоумением спросила Евгения. – Чего она добивается?

– Кто её знает? Может она сумасшедшая. Может, решила просто напугать? Пойми, Евгения, у меня нет уверенности, что она не опасна. Как она узнала, что ты будешь в супермаркете именно в это время? Да потому, что следила за тобой. – Женька, а ты не встречал Настю в городе?

– Я её давно не видел. Вы думаете, она может навредить маме?– спросил насторожено Женька. – Если честно, то я её и не узнаю. Столько лет прошло.

– Я думаю, нам нужно перестраховаться. Я не дам ей возможности во второй раз изменить судьбу твоей мамы. Когда у вас рейс на Москву? – спросил Яковлев.

– В четыре тридцать утра. Мы выедем за два часа. В это время пробок нет, – улыбнулась Полянская.

– Я буду вас негласно сопровождать. Жень, зайди ко мне на пару минут. Спокойной ночи, Евгения. – Послушай меня, парень и постарайся понять, что всё, что я сейчас скажу не для маминых ушей. Возможно, я перестраховываюсь, но лучше нам перебдеть. Настя может повторить свою попытку и, скорее всего, когда вы поедете в аэропорт. Держи, – протянул Яковлев Жене пистолет. – С виду он как настоящий. Вреда не принесёт, а шуму наделает. Твоя задача – остановить её в крайний момент, поломать её план, тем самым дать мне время, а посему, он должен быть у тебя под рукой. Стреляй в воздух, потом направишь на неё. Ты меня понял? Женька, я могу, конечно, ошибаться и дай Бог, чтобы так и случилось, но я не хочу быть не готовым к неприятностям. Что она придумает на этот раз? Откажется ли от своей затеи или кого-то привлечёт? У меня есть только добровольные помощники и всё это не законно, хотя интуиция подсказывает, что всё делаю правильно. Ты, Жень, должен мне помочь. Если во дворе ночью ничего не произойдёт, значит, я ошибся.

Вся суббота прошла в домашних хлопотах и сборах вещей в дорогу. Женька летел на неделю к отцу, потом они вдвоём летели на десять дней в Турцию и возвращались в город. Женька – домой, а Андрей – навестить родителей. Мать и сын вышли из подъезда в 02:30. Небо было безоблачное с яркой россыпью звёзд. Машина стояла на своём месте метрах в десяти от подъезда. Сигнал, сработавшей сигнализации, прозвучал достаточно громко в ночной тишине. Женька поставил сумку с вещами на заднее сиденье, осторожно закрыв дверь, и увидел человека, идущего в их сторону, на голове которого был капюшон.

– Мам, ни нам одним не спится, – сказал сын. – Мам, ты чего?– спросил он и, скорее, догадался – это то, о чём говорил Павел Иванович. Он завёл руку за спину и достал из-за пояса пистолет, оставляя его за спиной.

– Женька, сядь в машину и запри двери, – сказала мать, узнав Анастасию в лицо в свете фонаря подъезда, и тут же заметила ещё две фигуры, передвигающиеся следом, но держащиеся в тени.

Евгению и Анастасию разделяло метра три, когда Настя остановилась и что-то достала из кармана. Евгения была на целую голову ниже её.

– Хватит прятаться, Настя. Скажи, что тебе от меня нужно? Чего ты хочешь? – спросила Евгения и заметила, что Женька стоит рядом с ней. – Ты почему здесь?

– Я тебя не брошу, – тихо ответил сын, закрывая собой мать. – Стой на месте или я буду стрелять, – сказал он, направляя пистолет на Зарайскую. – Что тебе нужно?

– Смерти вашей, – ответила та. – Нам вдвоём с твоей матерью, нет места на этой земле. А ты стал совсем взрослым, но я не уверена, что ты сможешь выстрелить.

– Что тебе даст наша смерть?– спросила Евгения, видя, что делается за спиной Зарайской.

– Я заставлю его страдать так, как он сделал это со мной.

– Мы с ним даже не видимся. Он давно забыл обо мне, – говорила Евгения, – Кто вам мешает быть вместе?

– Ты в этом уверена? Ты слепа, Евгения Полянская. Андрей никогда не переставал тебя любить. Ты не оставила в его сердце места для других. На его рабочем столе стоит твоя фотография, а это о чём-то говорит. Умрёшь ты – умрёт и он, пусть и не физически. А смерть твоя на конце этой иглы, – сказала она, поднимая руку в которой был шприц.

– Отойди назад, – сказал Женя и выстрелил в воздух. – Я не шучу. Куда-нибудь попаду, не сомневайся.

Звук выстрела остановил Анастасию. На мгновение Евгения ослепла от света фар, направленных прямо на них. Один из преследователей слишком резко вывернул руку Анастасии назад. Кисть, в которой был шприц, оказалась на уровне её бедра, но игла не вошла в тело. Рука расслабилась, и шприц упал на землю. К двум мужчинам подошёл Павел Иванович, который появился ниоткуда. Он поднял шприц носовым платком и положил его в пакет. Женька обнял мать, которую бил лёгкий озноб.

– Что у вас, ребята? – спросил он, забирая пистолет у Жени. – Спокойно, Евгения Сергеевна. Всё закончилось, – говорил Павел Иванович.

– Похоже на отраву. В кармане ещё один шприц. Лейтенант всё снимает на камеру. Вы оказались правы, – сказал следователь, надевая наручники на задержанную. – Забирайте её в машину.

– Оформишь, как положено, и до утра отдыхайте, – сказал он коллегам. – Жень, я тебя отвезу в аэропорт на машине мамы. Ей нельзя садиться за руль в таком состоянии, а тебя там будет ждать отец. – Евгения, поднимайся в квартиру, побудешь с Оксаной. Давай, девочка, давай.

– Дядя Паша, я не могу поехать, я останусь, – обнимая мать, говорил Женька. – Перезвоню отцу и полечу через пару дней.

– Лети, голубок, к отцу, а я за мамой присмотрю, – сказал он. – Как ты потом билет будешь брать? Нарушишь все планы из-за сумасшедшей. Тебя в полицию будут вызывать через день. О маме не волнуйся. Шок пройдёт и она успокоится.

– Езжай, сынок, – сказала Евгения. – Позвони мне ближе к обеду и особо не докладывай отцу о наших скорбных делах.

– Оксана, принимай Полянскую, – сказал Яковлев в трубку.

Евгения была словно во сне. Она осознавала, что сама была на волосок от смерти, что подставляла под удар сына, и не понимала действий Зарайской, но понимала действия Павла Ивановича и была ему благодарна. Переступив порог своей квартиры, она разрыдалась. Началась настоящая истерика, нервы Евгении сдали. Оксана Юрьевна, не успокаивала, а молча, гладила её по голове. Когда рыдания стали тише она спросила:

– Тебе налить капель или коньяк?

– Коньяк, – ответила Евгения. – Пойдём на кухню. Мне не понять её поступков. Ладно бы я жила или встречалась с Андреем, и у неё было чувство ревности. А так за что? – спрашивала она, умывая лицо над кухонной раковиной и доставая сигареты.

– Теперь она мстит ни тебе, а ему. Чтобы он чувствовал свою вину.

– Оксана Юрьевна, Павел Иванович вернётся – идите домой. Ключ у вас есть, а караулить меня не надо, я в порядке.

– Так и сделаю, девочка моя. Женька утром позвонит, а ты поезжай к деду, но не говори о случившемся. В его возрасте эта новость здоровья не прибавит. Я утром зайду к тебе.

Проснувшись позже обычного времени, Женя услышала, что на кухне кто-то есть. Оксана Юрьевна готовила завтрак.

– Доброе утро, Евгения Сергеевна. Как спали, – спросила она.

– Спала крепко, а утро действительно доброе. Позавтракаю и поеду к деду. Спасибо Вам за заботу. Павел Иванович отдыхает?

– Павел Иванович с самого утра уехал на службу.

Евгения вернулась от деда во второй половине дня. Дел у неё не было и, включив телевизор, она смотрела рассеяно на экран. Андрей позвонил около восемнадцати часов.

– Жень, как у тебя дела? Поверь, меня и Анастасию ничего не связывает с тех пор, как я улетел в Москву, – виновато сказал он.

– Я верю, – ответила она. – Как Женька? Сильно переживает случившееся? Он так меня бесстрашно защищал, но психика и у него не железная. Послушай, если вы намерены вернуться тайно – это будет самой большой ошибкой. Убеди его ничего не менять в ваших планах. Я успокоилась, а Настю ждёт суд. Береги сына.

– Женька в порядке. Для него это приключение, пусть и опасное. Мы ночью вылетаем в Турцию. Звонить будем через день.

– Пришлите мне фотографию, – попросила Евгения.

– Жень, ты не хочешь к нам присоединиться? – с надеждой спросил Платов.

– Спасибо, но нет. Хорошего вам отдыха, – сказала она, отключив телефон, и подумала: «Ну и дура».

Вечером её навестил Яковлев.

– Как ты, Жень? – спросил он, проходя в кухню.

– Нормально. У меня только один вопрос, Павел Иванович. Откуда она узнала о том, что мы ночью поедем в аэропорт?

– Ты сама сказала об этом. Оставалось выяснить рейс, вот она и караулила тебя, – ответил он.

– Я говорила об этом в кабинете следователя, – недоумевала Евгения.

– Ребята просили у начальства для тебя охрану на сутки, чтобы закончить дело, но начальство отказало. Догадываешься почему? Тогда мы без доклада сделали это добровольно. Деньги, Жень, не пахнут, особенно большие деньги за маленькие услуги. Ты появись в отделении завтра, и закончите эту бумажную волокиту.

В понедельник она коротко рассказала Новицкому о событиях пятницы и субботы. Можно было промолчать, но звонки полиции и просьбу явиться туда, нужно было как-то объяснять. В конце рабочего дня на её телефон поступил звонок с незнакомого номера.

– Меня зовут Глеб Зарайский. Евгения Сергеевна, мы можем с вами встретиться? Не отказывайтесь. Я приду на встречу с Вашим хорошим знакомым, так Вам будет проще. Когда-то наши отцы дружили. Его зовут Станислав Соколов.

– Я буду ждать вас после работы в кафе. Станислав знает, где это место, – ответила она.

Поздоровавшись с присевшими за её столик мужчинами и познакомившись с Зарайским, Евгения ждала, что он скажет.

– Меня вызывали в полицию. Настя останется в изоляторе до суда. Я задержусь до тех пор, пока дело не передадут в суд и он состоится. Стас мне многое рассказал о тебе, я беседовал с выгораживал. Единственное, что я сделаю для сестры – найду адвоката. Дальше как решит суд.

– Ваша сестра безумна. Я не понимаю её поступков, и не могу судить то, чего не понимаю. Она сама себя наказала. Ваши деньги я не возьму, – сказала Евгения. – На суде Вы заявите о том, что я требовала их для смягчения наказания или выдумаете ещё что-либо. Я не хочу иметь ничего общего с вашей семьёй.

– Почему? Ты меня плохо слушала. Я не буду выгораживать сестру. Или ты подумала, что деньги фальшивые, и я закончу то, к чему стремилась моя сестра? Я не такой изобретательный и кровожадный. Мне сорок пять лет, и я не занимаюсь грязными делами, помня о законе бумеранга. Деньги мы сняли со счёта и получили в банке вместе со Стасом.

– Жень, поверь мне на слово, Глеб это мог сделать и без тебя, твоего присутствия, – это я о деньгах. Он хотел принести тебе извинения лично, – сказал Станислав Соколов.

– Это правда. Если они Вам не нужны – передайте их тому, кто нуждается. Всего доброго, Евгения, – сказал он, положа под пустую кофейную чашку купюру, неспешно встал и направился к выходу. За ним последовал Стас.

– Я провожу и вернусь, – предупредил он.

Евгения положила конверт в сумку, не взглянув внутрь, и не торопясь направилась к выходу. Ей не хотелось встречаться со Стасом, говорить о пережитых моментах. Ей хотелось быстрее попасть домой и побыть одной, а ещё ей просто не терпелось сделать снимок с присланной сыном фотографии и поставить её в рамке на видное место. С фотографии, которая получилось очень удачной, на неё смотрели Андрей и Женька.

«Месяц прошёл, суд уже состоялся и Настя, наверное, уже в колонии. Когда я перестану просыпаться от этого кошмара? – думала Евгения, проходя в кухню и включая чайник. – Чем мне заняться, чтобы забыть об этой истории раз и навсегда? Может предложить Женьке поехать куда-нибудь? Но он уедет завтра в лагерь и вернётся только через три недели. Попросить отпуск и на недельку сбежать куда-нибудь. Отпуск у меня с первого августа и не стоит злоупотреблять доверием Новицкого. Придётся потерпеть две недели».

– Жень, что мне делать? – спросила она вошедшего в кухню сына. – Может мне обратиться к психологу?

– Мам, поезжай куда-нибудь на экскурсию, чтобы быть среди людей, – предложил сын. – А хочешь, поедем со мной. Я буду в лагере, а ты в деревне, которая ближе всего. Снимем тебе комнату. Природа там красивая – лес, речка, – говорил он, обнимая мать за плечи. – Тебе нужно отвлечься.

– Отпуск у меня с первого августа. Поезжай спокойно в лагерь, если мои планы изменятся, я тебе обязательно позвоню. Ты тоже звони, не пропадай надолго.