Теория поля

Арсений давно мечтал побывать в своей школе. Но не просто зайти на встречу выпускников – так они встречались более или менее регулярно, а подробно вспомнить романтические впечатления тех лет, вновь ощутить волнительные моменты тайных ночных проникновений в темные и пустые школьные коридоры, когда, устав от шумного дневного дня, просторные классы и длинные вестибюли отдыхали от всегда неугомонных и суетливых учеников. Присутствовало в этом ночном дыхании школы что-то нереальное, мистическое, манящее. Неумолимо притягивающее пугающими тайнами, заманчиво привлекающее необъяснимыми загадками.

В старших классах Козырев, будучи активным комсомольцем и известным школьным спортсменом, со временем предусмотрительно обзавелся ключами от наиболее ценных и полезных дверей. Первый из них позволял проникнуть в здание школы через выход спортивного зала. Через него ученики и преподаватель, переодевшись в спортивную форму, выходили обычно на уличные занятия. Благодаря ключу со двора удавалось легко попасть в небольшой коридорчик, из которого одна дверь вела в спортзал, а вторая – непосредственно в школьный вестибюль. Спортзал всегда был закрыт, а вот вторая дверь замка не имела вовсе. Таким образом, это получался самый простой подпольный путь в родную школу. А то, что учебное заведение находилось на краю пустынного парка и дверь спортзала как раз туда и выводила, делало проникновение внутрь еще более легким и незаметным.

Арсений иногда по ночам пользовался этой своей лазейкой. Чаще всего с друзьями, когда им наскучивало шляться по сырым осенним улицам, а душа требовала острых ощущений или необычных приключений. Школа была огромной, но все же приходилось соблюдать дюжую осторожность, дабы случайно не привлечь внимание суровых вахтеров. Во времена безопасного социализма специализированной охраны школы не имели.

Дважды он приводил сюда девушку. Трепетные юные чувства получали дополнительную порцию возбуждающей романтики вроде бы в тех же самых и в то же время совершенно незнакомых помещениях. Неясные тени предметов пугали своей неопределенностью. Тишина обволакивала настолько плотно, что практически ощущалась физически. Любой звук в пустых коридорах разносился многократно повторяемым гулким эхом. Они осторожно крались вдоль стен, опасаясь быть обнаруженными и при этом наслаждаясь волнующими моментами единения друг с другом. Случайные легкие прикосновения. Ее рука в его руке. Она сильно сжимает свою ладошку при любом неожиданном шорохе. Прячется за ним перед каждым новым поворотом. А потом они долго и самозабвенно целуются в каком-нибудь наиболее темном и укромном уголке здания.

Экскурсия по ночной школе благодаря имеющимся у юноши ключам могла завести, кроме общедоступных помещений, еще в несколько интересных мест. Прежде всего, конечно, это родной кабинет Арсения – под номером 63. Поскольку классное руководство у них осуществляла англичанка, то и комната соответственно была оборудована для изучения иностранного языка: на партах – лингафоны, наушники, кнопки управления. На учительском столе располагался магнитофон.

В ночные прогулки по школе можно было записать на пленку признание в любви и, придумав причину, заставить подружку надеть наушники и неожиданно включить трогательную запись. В пустом классе при тусклом свете луны, уныло пробивающемся через огромные окна, получалось очень романтично и производило на наивную девчушку неизгладимое впечатление.

Благодаря своей общественной деятельности Козырев совершенно официально имел ключ и от пионерской комнаты. Там не хранилось ничего особенно интересного: горны, барабаны, знамя школьной дружины, агитационные материалы. Но ночью все эти атрибуты советской власти приобретали особый смысл, и Арсений неизменно включал сие помещение в свои регулярные ночные экскурсии.

Еще один ключ открывал раздевалки спортивного зала. Ценность их заключалась в том, что внутри располагались душевые кабинки, но воспользоваться ими в невинные школьные времена они с друзьями так ни разу и не решились.

И вот теперь Арсений опять оказался в этих родных и до боли знакомых коридорах. Снова один и снова ночью. Теперь он мог ничего не бояться. Более того, он обладал во сне такими возможностями, которые превращали его во всемогущего чародея. И все же ему удалось еще раз испытать те же самые, знакомые ощущения. Возможно, даже еще более яркие. К очарованию ночной таинственности добавилась магия волшебных сновидений. Не хватало только той девочки из его детства, его первой любви. Она уехала из Москвы вместе с родителями, и следы ее со временем затерялись. Где ее теперь искать, Козырев не знал. Впрочем, в постоянной суматохе реальной жизни не сильно к этому и стремился. И только иногда, всплывая вдруг ностальгическим приветом из навсегда минувшего детства, она являлась к нему во снах. Это были разные сны. Иногда, очень редко, они наполнялись внезапно неимоверным эротизмом. Но гораздо чаще старые друзья просто общались. В разных местах и на разные темы. Одно Арсений мог сказать точно: подобные ночные свидания всегда доставляли ему необыкновенно приятные эмоции. Теперь он научился попадать во сне в нужное место. Как заставить и ее появиться там же, он пока еще не знал.

* * *

– Как ты думаешь, Арсений, – поинтересовался как-то Евгений Михайлович, – в какой степени наша воля способна определять нашу судьбу?

Юноша задумался. Они вновь сидели вдвоем на даче Малахова. На этот раз в небольшой деревянной беседке возле мангала. На ужин планировались шашлыки, и мужчины отвечали за их приготовление. Антон отправился в ближайшую деревню закупить недостающие продукты, а все остальные заботы легли на хрупкие женские плечи. Евгений Михайлович не признавал новомодные готовые угли, поэтому в мангале горели ярким пламенем отборные березовые паленья.

– Это вы к вопросу о фатализме? – наконец ответил Арсений. – Стоит ли вообще нам что-то пытаться сделать в этом мире, если все определено заранее? Как-то никогда не задумывался об этом. Так чтобы специально. Но, если честно, то я для себя решил: в этой жизни все зависит от меня. Наверное. Во всяком случае действую я исходя именно из таких позиций, хоть и не определял их для себя четко.

– Видишь ли, я спросил тебя об этом, потому что часто и сам себе не могу ответить на один вопрос: что же я вижу, когда пытаюсь заглянуть в будущее. И то, что я вижу, насколько неотвратимо оно должно произойти? Ведь если возможно предсказать судьбу, стало быть, в момент предсказания она уже определена.

– Что-то мне это напоминает… А, вспомнил. Наш разговор с Мусой Бурханом, помните? Про мое необычное предназначение. Как там, то бишь, «стирающий предначертанное»? – Козырев иронично хмыкнул. – Кстати, он снова звонил мне недавно.

– Серьезно? И что же?

– Да опять какие-то предсказания. Темное, светлое. Я толком не понял, если честно. К слову сказать, Евгений Михайлович, я давно хотел спросить вас, как это вообще происходит? Ну все эти ваши шаманские штучки. То есть я, конечно, представляю себе. Примерно. Вы мне не раз показывали и даже пытались научить. Но у меня никогда ничего не получалось. Поэтому очень любопытно, что же вы там такое видите, и насколько это… ну надежно, что ли, достоверно? Нужна ли еще какая-то дополнительная субъективная интерпретация? Возможны ли разночтения?

– Видно ясно. Не случайно же назвали ясновидением, – улыбнулся Малахов. – А если серьезно, то это все на уровне экстрасенсорного восприятия. То есть сверхчувствительного. Просто мы можем чувствовать то, что другие чувствовать не могут. Но, поскольку наши органы восприятия отличаются от ваших незначительно, не на порядки величин, то это все очень субъективно. Как легкий ветерок, дуновение которого лишь чуть теплее или чуть холоднее окружающего воздуха. Ты его не почувствуешь, а вот я могу. Но только если определенным образом настроен, ожидаю его, так сказать. И даже почувствовав, не могу сказать точно. То ли действительно было, то ли только почудилось. Со временем привыкаешь, и уже получается определять более или менее достоверно. Мысленно настраиваешься на объект или событие, а потом ловишь энергетический шар в руке и пытаешься его прощупать. Он всегда разный, но обнаружить отличия очень сложно. Впрочем, у каждой школы свои способы и методики. Думаю, что Муса Бурхан гораздо сильнее меня в этом плане.

– Ну да, помнится, мне даже поймать этот шарик не удавалось, – Арсений подошел к мангалу. – Дрова прогорают. Может, уже пора нанизывать мясо на шампуры?

– Нет, подождем, еще рано. Нужно угли сдвинуть вот сюда, на свободное место, – Малахов с помощью небольшого совочка сгреб крупные красные головешки в одну сторону. – Эти еще не готовы. Пусть прогорят получше. Видишь огонь? Огня быть не должно. А на их прежнее место мы добавим еще поленьев. Так, про запас, на случай, если этих не хватит.

Они вернулись в беседку, и Малахов продолжил начатую беседу:

– Я много размышлял над данным вопросом и пришел к выводу: выбор возможен, но не абсолютный. Все ж таки существуют некоторые особые точки, те самые точки бифуркации, в которых возможно изменение вектора причинно-следственных связей, изменение направления жизни, так сказать. И переход этот возможен лишь в ограниченных пределах. То есть не в бесконечный набор вариантов, а только в строго определенные их последовательности. Не знаю, с чем сравнить… – на секунду задумался профессор, перебирая в уме ассоциации и наконец найдя такую, обрадованно воскликнул: – Как орбиты движения электронов! Выбрав одну из линий, ты будешь вынужден следовать по ней до следующей неустойчивой точки.

– Любопытно. И как часто встречаются подобные точки? И как переходить с одной линии на другую? – вопросы один за другим появлялись у заинтригованного Арсения, ему хотелось конкретного приложения всего услышанного к реальности.

– Не знаю, насколько они часты. Думаю, что довольно редки. Может быть, даже всего несколько за всю твою жизнь. Хотя, наверное, все же чаще. А вот насчет переходов, тут интереснее. Осуществимость перехода определяется нашими мыслями. Именно в том и выражается наша воля. В возможности думать ту или иную мысль. Конечно, не просто думать, думать каким-то строго определенным, особенным образом. И не какую-то абстрактную, неопределенную мысль, а строго конкретную. И чем больше в ней деталей, тем лучше. По-другому такой способ формирования мысли иногда называют мыслеформами. Мысли формируют информационную матрицу, которая обеспечит переход нашей судьбы на другую линию. Потом мир лишь заполняет созданные формы материей, событиями, поступками. На данном этапе абсолютно все, и даже наши действия, уже строго определено. С этого момента наша воля в принятии решений или в осуществлении поступков в заданном направлении лишь иллюзия, фатальная неизбежность. Но мы можем в то же самое время создавать с помощью мысли формы новых, будущих событий. Новые переходы в следующих точках бифуркации.

– Сдается мне, что я сейчас как раз нахожусь в одной из таких точек.

Малахов вопросительно поднял глаза на Козырева:

– Как интересно. Желаю подробностей!

– Ситуация банальна до неприличия. Отдыхали с пацанами в Крыму. Да вон, с Антоном, вы же в курсе. Познакомился там с девушкой. Вроде бы нравится, все устраивает. Симпатичная, стройная, сексуальная, страстная, хозяйственная, заботливая. Викой зовут. Вроде бы любит меня. Но она далеко, перспектива отношений неопределенная. После того как вернулся, познакомился еще с одной девушкой. Эта вообще прямо королева. Чисто внешне. Ну так, пообщались немного. Характер тоже ничего вроде бы. Дочка Потапова, Юля. Вы его наверняка знаете – проректор в мамином университете. Тут роман, правда, еще на самой начальной стадии, – Арсений запнулся. – Ну вот. И вдруг Вика приезжает! Чего, как, насколько – ничего не знаю. Живет пока у меня. Живет и живет. Мне вроде бы удобно. Но что делать – ума не приложу.

Малахов вновь подошел к мангалу.

– Смотри, угли почти готовы. Ну-ка беги скорее на кухню, тащи мясо. Пора шашлык нанизывать! Я пока займусь шампурами.

Через минуту, когда Арсений вернулся с большой кастрюлей, учитель ответил:

– Ты никогда не замечал, что выбирать из хороших вариантов труднее? И чем лучше варианты, тем выше сложности. Действительно, когда выбираешь лучшее из худшего, ты отказываешься от того, что тебя совершенно не привлекает. И соглашаешься в итоге с тем, что так или иначе сумеешь вытерпеть. Это проще, чем отказываться от вожделенного, от того, чего тебе, наоборот, хочется всем сердцем.

– Пожалуй!

Евгений Михайлович улыбнулся.

– Ну а как же любовь? Кто тебе нравится-то больше?

– Да в том-то и дело, что не знаю. Я иногда вообще сомневаюсь, способен ли я на подобное чувство. Ведь оно иррационально по своей природе, а я весь из себя такой всегда прагматичный. – Малахов ожидал продолжения. – Не, ну фигурки хорошие у обеих. Симпатичные обе, опять же. Одна респектабельнее, другая нежнее, ближе, что ли. Но я и знаю ее подольше. Одна блондинка, светлая. Другая – темно-рыжая, почти черная, темная, в общем…

Внезапно Арсений прервался на полуслове. Странная догадка молнией проскочила по всему телу. Пророчество Мусы Бурхана вдруг явственно всплыло перед его возбужденным сознанием. «Темное, светлое, необходимость выбора». Возникала вполне определенная аналогия. А что там в итоге? «Потеряешь самое дорогое или не обретешь его вовсе». И что же выбрать? С волнением в голосе он поделился догадкой с Малаховым, а сам тем временем уже набирал номер предсказателя:

– Муса Джи, здравствуйте, это Арсений! Да, спасибо! Муса Джи, я хотел спросить, а в вашем предсказании, там написано буквально «выбирать между темным и светлым?» Мужской род принципиален? Или разночтения все же допустимы? Я имею в виду, быть может, точнее будет сказать «между темной и светлой?»

– Да, ты прав! – удивленно ответил старый йогин. – Действительно, формально именно так и стоит читать. Просто я немного обобщил ситуацию. Эти предсказания всегда такие туманные…

Арсений не дослушал. Спешно поблагодарив, он нажал клавишу прекращения разговора. Малахов спокойно продолжал философствовать:

– Видишь ли, в чем дело. Исходя из нашей сегодняшней теории тебе уже ничего делать не надо. Выбор сделан, и твоя судьба предопределена. Предопределена именно тобой, но немного раньше. Так что ты можешь поступать как хочешь. Формально это ни на что не повлияет. Точнее сказать, как бы ты ни поступил, ты уже никогда не сможешь проверить обратное. Был ли у тебя шанс принять другое, альтернативное решение.

– Довольно неопределенный совет, – расстроился Козырев.

– Хорошо, давай иначе. Признаюсь, я уже вижу будущее и знаю, что ты выберешь. Точка бифуркации пройдена. Но я не могу тебе этого сказать, ведь тогда ты будешь думать, что именно я и определил как твой выбор, так и твое будущее. Однако как твой наставник я не могу оставить тебя в неведении. Поэтому дам тебе совет. Хотя давать советы дело неблагодарное, ибо за каждый из них человек принимает на себя ответственность перед высшими силами. Ответственность за последствия. Но в этом конкретном случае я ничем не рискую. Сделай так: постарайся максимально отвлечься от всего. Лучше, конечно, посредством медитации, но ты же не практикуешь. Так вот, когда от всего отвлечешься, представь, что ты сделал выбор, и слушай внимательно свою душу. Если ощутишь прилив сил и положительных эмоций, воодушевление – значит, выбор верен. Это твоя душа радуется. А если ощутишь тревогу и беспокойство – значит, наоборот, ты ошибся с выбором. Это общая методика принятия решений. Подходит для всех случаев.

– Что ж, спасибо и на этом. Хотя трудно принять, что от меня уже ничего не зависит.

Малахов переключился на шашлык:

– Все ж таки я считаю, что жарить мясо всухую это как-то противоестественно. Тем более что у нас тут завязался столь интересный разговор. Погоди-ка. Я схожу, принесу что-нибудь согревающее. Вечерами прохладно.

Профессор ушел в дом и вернулся вскоре с бутылкой виски, двумя стопками и с тарелкой нарезанного дольками лимона. Они выпили по рюмке, закусили. Водрузили шампуры на мангал. Уже смеркалось, и с каждой минутой угли казались все более и более яркими. Листва с деревьев почти полностью облетела, лежала под ногами разноцветной россыпью.

– Евгений Михайлович, – вновь обратился к учителю Арсений, – еще один вопрос, если позволите. Допустим, все-таки, что Бурхан прав, а я еще имею возможность выбора. Вы не подумайте, я вам верю, но все же. Мне так проще. Так вот, что бы выбрали лично вы? Иметь и потерять или не иметь вовсе?

– Я бы выбрал иметь. А потом успокоил бы себя афоризмом Маркеса: «Не плачь, что это прошло, улыбнись, что это было». Ведь когда ты предупрежден заранее, терять всегда легче. Это как с отпуском. Ты знаешь, когда-нибудь прекрасное путешествие закончится, но это ведь не повод, чтобы не ехать вовсе.

Козырев понимающе кивнул.

– Да, знать бы еще, что это.

– В первом случае узнаешь! – с готовностью заверил его Малахов. – Но давай вернемся к причинам и следствиям. Ты знаком с работами твоего однофамильца Николая Александровича Козырева?

– Только в общих чертах, подробно не разбирался.

– Кстати, мне как-то никогда не приходило в голову, вы случайно не родственники с ним?

– Нет, не думаю. То есть думаю, что я бы знал. А раз не знаю, то, стало быть, и нет.

– Ну ладно. Ах, Николай Александрович. Какой был человек! К сожалению, мне не довелось познакомиться с ним лично, но какие у него были идеи! Умница, настоящий ученый! К сожалению, непризнанный по заслугам. Но ничего, я думаю, что его время еще впереди. Потомки оценят, коль уж современники не удосужились. Он ведь сидел, ты знаешь об этом?

– Да, слышал.

– Все же очень сильна в наших ортодоксальных ученых любовь к стереотипам. – Евгений Михайлович перевернул шашлык. – Как говорил все тот же Эйнштейн, «люди так же поддаются дрессировке, как и лошади, и в любую эпоху господствует какая-нибудь одна мода, причем большая часть людей даже не замечает господствующего тирана».

Малахов замолк, будто вспоминал что-то важное и никак не мог вспомнить.

– Он занимался астрофизикой и открыл вулканическую деятельность на Луне. Луна ведь до этого считалась мертвой планетой. А потом он заметил, что спектр излучения звезд, да и срок их жизни не может соответствовать общепринятому мнению, мнению, что внутри звезд идет термоядерная реакция. Вот так просто. А ведь это считалось основным постулатом, на нем строилась главная последовательность^[18].

– А я и сейчас считаю, что в звездах главной последовательностью идет термояд. Разве не так?

– Сейчас есть сомнения, дорогой мой, есть сомнения. Вообще с Козыревым подобное случалось нередко. Научный мир признавал факты, которые он всем наглядно демонстрировал, но отбрасывал их из рассмотрения как не имеющие научного объяснения. Его же собственных объяснений не принимал категорически.

– Например?

– Ты задумывался когда-нибудь, что такое время?

– Время?

– Да, время. Такое знакомое нам, физикам, понятие, пока не начинаешь по-настоящему, глубоко думать на эту тему. Еще Аврелий Августин, Блаженный Августин, в пятом веке нашей эры в своем труде «Исповедь» говорил буквально следующее: «Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю». Кстати, я тебе очень рекомендую почитать его рассуждения о времени. Это в одиннадцатой книге, главы примерно пятнадцатая-двадцатая. Знаешь, как интересно он рассуждал уже тогда? Согласно его идеям, воля человека не может нас ни к чему привести. Свободное решение воли – лишь способность стремиться к чему-либо, но реализовать свои стремления в лучшую сторону человек способен только с помощью благодати. Что такое благодать? Трудно сказать, но очень похоже как раз на мысли человека, способность думать определенным образом, мыслеформы.

– Да, действительно интересно. Как раз то, о чем вы мне только что говорили. Спасибо, почитаю.

– Ведь, если задуматься, что есть время? – продолжал Малахов. – Мы привыкли – прошлое, настоящее, будущее. А по сути? Прошлого нет, оно уже прошло. Где оно? Наша память говорит нам: вроде бы да, когда-то было. Будущего тоже нет, оно еще не наступило. Да и наступит ли? А настоящее? Что есть настоящее? Год? Месяц? День? Час? Миг? Мгновение? Оно стремится к нулю, и, судя по всему, его достигает. Значит, его тоже нет. Будущее сразу же становится прошлым. Что же получается? Время есть и одновременно его не существует. Ни в каком виде. А мы его, тем не менее, вполне успешно измеряем.

– Умеете вы завернуть мозги, Евгений Михайлович! – засмеялся Арсений.

– Так вот, – продолжал профессор, – Козырев считал, что процесс и есть время. Мы можем зафиксировать начало и окончание процесса, ход его и есть ход времени. Когда сидишь на раскаленной плите, то всем телом ощущаешь, как идет время. Он приписывал времени физические свойства и даже сумел их зафиксировать.

– Как это?

– Он показал экспериментально, что волчок, вращающийся по часовой стрелке, весит больше, чем он же, но вращающийся в обратную сторону. Кроме того, он сделал рычажные крутильные весы, необычайно чувствительные. И они фиксировали процессы. В зависимости от типа процесса стрелка отклонялась в ту или иную сторону. Например, процесс растворения сахара в воде. Он считал, что время меняет свою плотность вблизи процессов, и градиент плотности времени заставляет поворачиваться стрелку крутильных весов. Например, таяние снега, испарение жидкости или растворение сахара в воде являются источниками времени, они излучают время. А обратные процессы, наоборот, поглощают. Время противодействует процессам, увеличивающим энтропию^[19], и является защитой природы от тепловой смерти Вселенной. Согласно его теории, звезды есть фабрики по переработке времени в информацию, в меру порядка. Они противостоят второму закону термодинамики, согласно которому мир катится во всеобщий хаос.

– И что, эти опыты подтверждены?

– Многократно и со всей определенностью. Более того, проецируя на циферблат весов луч из телескопа, направленного на далекую звезду, он фиксировал отклонение стрелки. Стрелка отклонялась, даже если закрыть объектив телескопа черным плотным экраном. Но и это еще не все. Мы ведь видим свет от звезды, который шел к нам долгие годы, за это время звезда изменила свое положение на небе. Так вот, наведя телескоп на расчетное текущее положение звезды, весы вновь фиксировали наличие процесса. Хотя в небе ровным счетом ничего не было видно! Что это, если не передача информации со скоростью, превышающей скорость света? Но даже это еще не все! Весы фиксировали активность даже и в том случае, когда телескоп наводился на ту точку пространства, где будет звезда, когда нас достигнет свет от нее, вышедший только что!

– Ну это уже из области фантастики! – не выдержал Арсений.

– То есть все, что я говорил до этого, тебе кажется вполне реальным?

– Ну это хоть какое-то объяснение имеет.

– Имеет какое-то, более-менее очевидное для тебя объяснение. На основании имеющегося у тебя в данный момент опыта. Возможно, если бы ты знал еще что-то, ты не удивился бы и последнему факту. Так или иначе, сейчас результаты исследований твоего однофамильца лежат пока что в загашнике физической науки и ждут своего часа.

Антон вернулся из магазина. Завидев зачарованно беседующих возле мангала с шашлыком, свободной рукой помахал им. В другой его руке находился увесистый пакет. Зайдя в дом, он вскоре вышел оттуда с еще одной стопкой и поспешил присоединиться к мужчинам.

– Вы уже начали? Так не честно! У них там уже все готово, а вы тут что, пьянствуете в одиночестве?

– Да у нас тут тоже все на подходе, не волнуйся, – успокоил его Евгений Михайлович. – Вон, иди, проверь. Возьми нож, надрежь самые толстые куски. Крови нет?

Они налили и выпили еще по рюмочке скотча.

– Кстати, – вспомнил Арсений, – Антон мне говорил, что у вас какие-то новые, интересные исследования?

– Да, кое-что такое присутствует, – загадочно ответил Малахов-старший. – Пока не могу тебе ничего рассказать, уж извини. Но ты же знаешь, если будет хоть малейшая возможность привлечь тебя, я обязательно это сделаю.

Антон подал знак, что шашлык готов, и все трое, схватив и выставив наперевес по несколько шампуров, направились в теплый дом за накрытый стол, где их уже с нетерпением ожидала женская половина семьи.