Читать книгу: «неСчастливая дочь», страница 2

Маргарита задумывается. Она не дура, и, хотя эмоции шкалят, мозги включаются. Материнский инстинкт очень силён в этой женщине.

– Но тогда чего он ждёт? – удивляется она. – Сделать это можно запросто вот уже год точно.

– Не знаю. – Пожимаю плечами я. – Здесь может быть всё что угодно. Особенности завещаний вашей родни. Неприятности в бизнесе. В конце концов, выжидает нужный момент. Да и вас раскачать не так просто, как вам кажется. Ваш отец, был достаточно принципиальным чиновником. У него было много врагов, но и друзей много. Вряд ли они смирятся с обвинением вас в неадекватности, если не будет весомого повода. Поэтому я думаю, что скоро будет провокация.

Вижу, как мои слова попадают в благодатную почву. По лицу Маргариты видно, как быстро идёт анализ ситуации.

– Мне нужна хорошая охранная компания. – Задумчиво произносит она. – Консультация юриста, хороший психолог и справка от психиатра.

Вот. Я же говорила. Кремень – баба. Десять минут прошло, и она из истерички превратилась в бизнес-леди.

– А что с нынешней конторой? – уточняю на всякий случай. Вряд ли при таких вводных у неё совсем нет охраны.

– От них Тиграна уже похищали, – задумывается на какое-то время и продолжает, – мне кажется, они связаны с мужем.

– Обратитесь к нашему ЧОП. Там владелец… – многозначительно вожу пальцами. – Мужик такой…классический. Барышню в беде не бросит. Контакты сейчас сброшу.

– А психологом моим будете?

– Простите, не могу. Меня любая комиссия по этике раскатает. Нароют и то, что я потенциальной невестой была, и связь с отцом. – Вижу, как Маргарита расстроенно дует губы. – Но завтра мы с вами можем съездить в кризисный центр. Там неплохой юрист, который специализируется на всяких абьюзерах. Сам он вряд ли потянет противостояние с Григоряном, но может посоветовать кого. В столице сейчас много громких дел про властных мужчин. Там же работает профессиональный психолог с кучей бумажек, так чтобы её не раскатали в суде. Ну и психиатр… придумаем что-нибудь. Если наш занят, то вот здесь я вам точно помогу. Всех лучших в стране знаю лично. – Горько усмехаюсь на этих словах.

Глава 3

«Может кто-то объяснить, где грань между

«никогда не сдавайся» и «если лошадь сдохла – слезь»?

Журнал «Наша психология»

Музыка: «Она» (Нэил Шери)

– Инночка, ну вот ты понимаешь. Он же любит меня. Скотина такая. Так любит. Соколик мой. Первую зарплату кому несёт? Мне несёт! А какие кастрюли дарит! Это же не он всё. Это эти его… дружки ироды! Всё они. Как притащут эту беленькую. Так, всё, на неделю нет его. В запое, ага. А вот как из запоя, так и колошматит меня. Так и я то, что? Не выдюжу, что ль? Да вот дитятки-то при чем? Коли участковый не зашёл бы, зашиб бы. Как есть зашиб Васютку! – голосит моя собеседница.

Передо мной сидит женщина с выцветшими волосами, в чистом, но очень поношенном халате, какой-то несуразной объёмной кофте, шерстяных носках и тапках из бабушкиного комода. Определить её возраст на взгляд невозможно. Что-то между тридцатью и пятьюдесятью.

Это Людмила. Люська. Она уже третий раз в нашем кризисном центре. Конечно, приходит она не сама. Её присылают соцслужбы. Если не придёт, то её лишат родительских прав, а значит, и пособий. Она добросовестно живёт у нас три месяца и возвращается к своему «соколику», который дубасит и Люську, и её детей. В предыдущие разы она была с мальчишкой лет 4–5, в этот раз ещё и с малышом четырёхмесячным.

Наш центр «Вера, Надежда и Любовь» сотрудничает и с соцслужбами, и с разными благотворительными организациями. Кого-то из женщин присылают, кто-то приходит сам. Мой выбор на этот город пал, в частности, и из-за этого центра. Очень уж меня тронула история, когда три женщины, сами прошедшие ад токсичных отношений, выкупили бывшее здание психиатрической больницы, переоборудовали его, и сделали кризисный центр. Здесь принимают всех. И таких, как Люська, и таких, как Маргарита.

У женщины в беде нет социального статуса. Удар от мужского кулака в лицо одинаково больно проживает любая. Другое дело, что не все, далеко не все, могут сюда дойти. И ни каждая с первой попытки понимает, что это шанс и надо им воспользоваться.

В прошлом году, здесь передо мной на месте Люськи сидела Яна. Её пять лет по всей стране гонял неадекватный муж. Она убегала, пряталась, он находил, запирал, отбирал телефон. Она опять убегала. Наш центр был третьим в её истории. Он клялся в любви, обещал, что прекратит, но как только она оказывалась в его власти, бил и прятал. Только после жуткой истории, когда муж запер её в ванной и творил кучу всевозможной дичи на глазах у полугодовалого ребёнка, Яна поняла, что надо бежать по-другому. Действительно, бежать, а не прощать его. Справедливости ради самую большую помощь ей оказал тут наш юрист. Именно благодаря его чётким и выверенным действиям муж Яны сел на пять лет, а она смогла с ним развестись. До этого у неё несколько раз просто отказывались принимать заявление.

– Люсенька, милая моя, – говорю нежным голосом, – так может совсем уйти-то? Может, ведь и, правда, пришибить дитё!

– Люблю его, ирода проклятущего! – заливается мне слезами Людмила. – А он деток любит! Так балует их.

– Люсь, ну бьёт – это же не любит. – Нет у меня особой надежды достучаться до женщины, но пытаться буду до последнего.

– Ой! Да все так живут! Кого у нас в селе не поколачивают? Деваться-то куда? – машет устало рукой.

– Смотри, ты же дояркой раньше работала? – Люся кивает. – У нас здесь на юге области открывается новый молокозавод, какой-то столичный бизнесмен приехал, воротит всё тоже по столичному.

– Это как так? – взгляд женщины становится заинтересованным.

– А вот у него там и детский сад при заводе для лялек, и что-то типа взаимопомощи. Молодых мам ставят в разные смены, чтобы за детьми друг друга смотрели. – Рассказываю, что сама с удивлением недавно узнала.

– Брешешь же, поди? – мотаю головой. – Не слыхала че-то про такое чудо.

– Так он на юге. Под Новоозёрском. – Протягиваю ей визитку отдела кадров нового завода. – Смотри, вот их телефон. Надумаешь, позвони. Добраться поможем.

– Это ты, Инночка, мне дельную мысль подсунула. Пойду-ка, покумекаю. – Встаёт и, гипнотизируя визитку, идёт к выходу.

– Спасибо тебе! Благослови Бог! – крестит меня от порога и выходит. Ну, может, и, правда, задумается. Баба она рукастая, в доме всё на ней держится. Ездила я как-то к ним с комиссией. В отличие от многих в такой же ситуации, там не было ни грязи особой, ни тараканов, ни иной живности. Да старенькое, но чистенькое, аккуратненькое.

В дверь стучат и заглядывает Маргарита.

– Привет ещё раз! – Киваю ей на кресло для посетителей.

– Привет. Слушай, а у вас здесь очень здорово. – Искренне восхищается она, оглядывая мой небольшой, но уютный кабинет.

Я очень люблю свой уголок, с удовольствием обустраивала его. Стены мятного цвета, шкафы и стеллажи белые, журнальный столик, пара современных кресел-качалок под светлое дерево, на них мы и расположились. За ширмой прячется инвентарь для групповых консультаций: флипчарт, набор раскладных стульев, пособия и много всяких разностей. Не хватает только зелени, есть парочка искусственных цветов, но это просто от безысходности. Как бы я ни старалась, все живые у меня мрут. Даже два кактуса не выжили.

– Спасибо! Этот центр много для меня значит!

– Я заметила. Ты здесь как рыба в воде. Хотя и в школе не теряешься. – Маргарита с удивлением смотрит на меня. Так, будто первый раз видит. Ну да, я персонаж сложный, нетипичный. Не даю её аналитическому уму разгуляться и перевожу тему.

– Как пообщалась с Никитой Фёдоровичем? – я сбежала на консультацию сразу, как сдала Маргариту с рук на руки юристу. Вчера не успела пообщаться с новенькими девочками в центре, сегодня пришлось компенсировать. Поэтому подробностей общения Маргариты с адвокатом не знаю.

– Честно говоря, я не ожидала много от общения с юристом в каком-то провинциальном центре. – О! Вот сейчас это Маргарита Антоновна, а не Маргарита. Сурова, собрана, высокомерна. – Была сильно удивлена. В общем, не буду мучить тебя подробностями. Мне дали контакты отличного московского юриста, у которого есть контора и здесь. Он как раз специализируется на сложных «женских» делах. Первично ты оказалась права, по условиям завещания отца, если я погибаю или перестаю быть дееспособной, то управление наследством Тиграна переходит к его опекуну. А наследство у Тиграши… приличное.

– Что делать планируешь дальше?

– Всё как мы и говорили вчера. Юрист будет не местный, психолога пройду здесь у вас. Самое сложное – психиатр. Надо из другой организации, но не купленный. – Взгляд Маргариты становится задумчивым.

– О! Это вообще не проблема! – Встаю и иду к рабочему столу, где в ящике спрятан, на время консультаций, мой телефон. Набираю контакт психиатра, с которым отработала, пожалуй, дольше всего.

– Татьян Всеволодовна, здравствуйте. – Радостно здороваюсь, когда буквально на третий гудок слышу бодрый голос этой боевой старушки. – Как ваши дела?

– Здравствуй, Инночка. Потихоньку акклиматизируюсь вот на новом месте. – Вслед за детьми и внуками она прошлым летом перебралась в Сочи.

– Всё? Вы с концами перебрались на юга? – уточняю на всякий случай.

– Да, дорогая. Здоровье уже не то. Да и внуки здесь. А ты на терапию опять? Так, у меня есть для тебя чудесная девочка. Софья Михайловна. Она докторскую у вас на базе больницы защищает. – В голосе врача звучит искренняя заинтересованность. Последние два года именно она вела меня. Её очень расстраивало, что добиться каких-то существенных результатов в решение моей проблемы не получалось. А я, похоже, уже смирилась.

– Ну… Надо, конечно, но это не главное. Мне для девушки хорошей, освидетельствование пройти. Так, чтобы ни один суд не докопался. Подскажите специалиста?

– Ммм, – задумчиво тянет Татьяна Всеволодовна, замолкая на пару минут, – а давай-ка тогда к двум разным. Вот Софья Михайловна. Она и тебе может помочь, я думаю. Я ведь для тебя за последние два года сделала всё, что в моих силах. Нужен свежий взгляд. Так… в общем, вот к ней иди и сама, и с девочкой своей. Ещё вот. Сергей Константинович – спец именно по освидетельствованиям. Все контакты сейчас пришлю.

– О, спасибо большое! – искренне благодарю. Софью я не знаю, это кто-то из молодых да свежих, а вот Константинович знакомый персонаж. Он делает документы для судов уже много лет. – Нам надо, чтобы вот вообще без вопросов было.

– Ну чтоб вообще без вопросов, дай и мои контакты, я онлайн проконсультирую и курьером справочку пришлю. И к ребяткам, когда пойдёте, на меня ссылайтесь. Всё сделают в лучшем виде.

– Ох, Татьяна Всеволодовна, спасибо вам огромное!

– Не за что, дорогая моя. Ты сама тоже не откладывай. С Сонечкой у тебя все шансы получить прорыв.

– Вы так уговариваете, буду пробовать. – Улыбаюсь в трубку. Пожалуй, можно и попробовать ещё разок. Крайний.

Прощаюсь со своим бывшим психиатром и перекидываю все данные Маргарите.

– Я правильно понимаю, что ты вот сейчас мило щебетала по телефону с Багрицкой? – я киваю. – Той самой, у которой есть весь набор народных премий: и «Выбор пациентов», и «Призвание»? – опять киваю. – Той, которую по телевизору раз в полгода показывают? – и снова киваю. – Обалдеть.

Тихонько смеюсь. Ну не объяснять же всех моих тараканов. Прощаюсь с Маргаритой, которая пошла сдаваться к моей коллеге на консультацию. Сама же переодеваюсь и иду к своему железному коню. Скоро уже закрытие сезона, надо выбраться в выходные на турбазу. Там традиционная тусовка байкеров и просто любителей мотоциклов.

Еду домой и наслаждаюсь вечерним городом. На улицах уже горят фонари, образуя причудливый узор на дорожном полотне и автомобилях. Ветер пока ещё обнимает меня, а не пробирает до костей, как будет уже совсем скоро, как только температура упадёт ниже 5 градусов. Ловлю ритм мегаполиса, что сливается с двигателем моей Пчёлки. Воздух пахнет осенью и городом: сырость и кофе, опавшая листва и булочки из пекарни, смолистый запах елей из парков и аромат жареного мяса из ресторанов. Дорога петляет по улочкам центра, а я будто чувствую само сердце этого места, оставаясь при этом наедине с самой собой.

Глава 4

Глава 4

«Очень сложно искать работу мечты, когда твоя мечта – не работать».

Журнал «Наша психология»

Музыка: «St.Trinians Theme – (Tribute to Girl's Aloud)» (Studio Allstars)

«House of Memories» (Panic! At The Disco)

Меня часто спрашивают, зачем мне помимо работы в кризисном центре, ещё и школа. А вот для этого, скажу я вам. Сижу, анализирую прекрасную методику по адаптации первоклассников в школе. Ничего такого. Детям всего лишь надо нарисовать «Школу зверей». Мы же, психологи, должны проанализировать отношение детей через рисунок. Как у них там всё в детском коллективе? Кого боятся? Кого любят? Слышат ли, что в школе говорят? Как настроение в целом?

И всё вроде бы шло отлично. Пока я не дошла до работ 1 «Б». Смотрю один рисунок, второй, третий и думаю, то ли там всё так плохо, то ли я пропустила какую-то локальную шутку. На всех детских рисунках у доски стоит страшная здоровая обезьяна. Сижу, туплю минут пять, а теперь вот ржу как припадочная. У классной руководительницы 1 «Б» фамилия Гориловская, ну и сама по себе она дама в теле. Вот и получили дети гориллу.

Вдруг короткий стук в дверь, и залетает та самая Гориловская. Смотрит на меня широко распахнутыми глазами и глубоко дышит. Как будто бегом бежала. Рот открывается, а слова сказать не может. Встаю, даю ей воды. Пьёт, ещё пару минут, дышит и выдаёт.

– Я…они…ты представляешь!?! – захлёбывается словами.

– Пока ничего не представляю, расскажешь? – учительница грузно падает на диванчик.

– Ты представляешь! Вызываю к доске решать примеры. Всё, как мы любим распечатанные облачка, нужно только ответы подписать. Выходит мой Кеша и давай пальцами по доске водить. То сводит их вместе, то разводит в стороны. Я ничего не понимаю. Спрашиваю, мол, что случилось. А он говорит, экран у вас глючит, изображение не увеличивает, заменить надо. Изображение! На зелёной доске у него не увеличивается!!!

Смотрит на меня возмущёнными глазами, а потом начинает смеяться. И я вместе с ней. Вот оно: поколение детей, выросшее на гаджетах.

– А они окно-справку над предметами не ищут, как в игре? – сквозь смех спрашиваю.

– Не зна-а-аю! – рыдает уже от смеха педагог. – Пойду спрошу, что ли!

Допивает воду, вытирает слёзы, благодарит и уходит. Ну вот, минутка психологической помощи учителю оказана. Мне остаётся только домучить кусок диагностики и отправиться терроризировать информатика.

Минут тридцать ещё рассматриваю рисунки детей, поражаясь их фантазии и не зашоренности мышления. Рисуя простых зверят, они видят истинную сущность многих вещей. Меня очень поразил рисунок девочки из 1 «А»: такие точные и уверенные линии, даже тени нарисованы местами, хотя времени у ребят было не очень много. Чувствуется, что девочка не только давно занимается рисованием, но и талант у неё есть. Зато её сосед однозначно не художник. С трудом понимаю, что на месте педагога у него собака, а ученики – овцы. Хм…образно. Смотрю на фамилию… А! Точно! У их семьи ферма за городом, там овец собаки охраняют. Очень наглядное сравнение.

В целом ребята в этом году молодцы, по итогам диагностики, скорее всего, будет только пара-тройка ребят со слабой адаптацией, но вечером анализ надо ещё доделать. Сейчас собираю вещи и мчу к информатику, терзать очередную партию старшеклассников. По пути меня ловит директор:

– Инна Вениаминовна, день добрый, на пару слов, – вежливо берёт за локоток и тянет в сторону канцелярии. Локоток аккуратно убираю, но послушно иду следом.

Директор у нас мужик видный: высокий, подкаченный, относительно молодой, не портит его брутальный образ ни абсолютно лысая голова, ни очки. Наоборот, придают какого-то мужского шарма. В первые недели его пребывания в должности в нашем женском коллективе такие страсти бушевали. Ух. Мне кажется, найдётся всего с десяток педагогов, кто не попробовал подкатить к нему. И это либо безнадёжно влюблённые, как Агния Борисовна, либо безнадёжно обиженные на мужиков, как Илона Геннадьевна, наш завуч. К концу первой четверти страсти, конечно, поутихли, но парочку ревнивых взглядов по пути в кабинет директора я на себе поймала.

– День добрый. – Здороваюсь с секретарём, абсолютно непрошибаемой тётенькой, которая работала ещё с ЗИЛ. Она молча кивает мне и продолжает терзать клавиатуру своим идеально алым маникюром. Проходим через приёмную в кабинет директора. Рассаживаемся. Вижу, что Дмитрий Егорович не спешит начинать разговор.

– Дмитрий Егорович, срочное? У меня там сейчас 8 «А» ушатает Игоря Палыча. – Не привык ещё наш информатик к классам в переходном возрасте. Он к нам из колледжа пришёл, поэтому со старшими у него легко складывает, а вот 7–8 его целенаправленно доводят.

– Да-да, прошу прощения. Я, собственно к вам с личной просьбой. – Директор устало трёт переносицу и продолжает. – Я бы хотел, чтобы вы поработали с Мирославой.

– Так, я и так с ней работаю в рамках адаптации, – не скрываю удивления я.

– Нет-нет, я не то имел в виду. Консультации в частном порядке. Вы же наверняка в курсе её непростой истории? – Видно, что подобные просьба непривычны для Дмитрия Егоровича, но я по-прежнему не очень понимаю, о чём он. С адаптацией Славы в классе работаем и там в целом всё без каких-то особенных проблем. Класс открытый, девочка не злобная. Налаживается.

– Честно говоря, не понимаю, о чём вы. – Пожимаю плечами, всем своим видом пытаюсь донести мысль, что искренне не въезжаю в суть вопроса.

– То есть сплетни до вас не дошли? – удивлённо хмурится мужчина.

– Ну, я консультирую многих педагогов, но как-то у них хватает своих проблем, чтобы мыть кости вам, а во всяких сплетнях особо участия не принимаю. – Ещё раз пожимаю плечами, мне скрывать нечего.

– Что же… Дело в том, что я не знал о существовании Мирославы до сентября этого года. – Ого! Нехилые такие новости. Тринадцать лет не знать о собственном ребёнке. – Мы с её мамой развелись много лет назад, и она не сказала мне о ребёнке. Дочка обо мне узнала перед смертью мамы и рванула через всю страну одна, чтобы найти отца. Здесь её поймали, и где-то с пару недель она жила в детдоме. Узнал я о ней по счастливейшему стечению обстоятельств. Если без лишних подробностей, то наша с ней история такова.

Дмитрий Егорович замолчал. Очевидно, проживая ещё свежие для него события. Я же пыталась сохранить профессиональное лицо, проще говоря, ловила челюсть. Не в каждом турецком сериале встретишь такую историю.

– Сейчас мы живём вместе. Притирок хватает, но я не вижу серьёзных проблем. Но… как педагог понимаю, что вся эта история не могла пройти бесследно. Знаю, что лучше разобраться с этим сейчас, чем оно всплывёт ей спустя лет десять, когда она начнёт строить свою личную жизнь. – Хмыкаю. Наивный папа, в двадцать три дочь ему уже может и внуков преподнести, а не начинать личную жизнь. Тактично молчу. Это осознание к нему потом придёт. – Не переживайте, я всё оплачу, только назовите цену.

– Не стоит. Со своих не беру денег, но у меня есть два условия. – Финансовая история меня мало интересует, но случаем воспользоваться стоит.

– Слушаю вас… – обречённо произносит директор, похоже, уже нахватался опыта работы с нашими дамами, понимает, за условиями может скрываться всё что угодно.

– Консультации с ней буду проводить в школе, после уроков. Обычно частную практику я беру в кризисный центр, но учитывая историю Мирославы, тащить её в здание, крайне похожее на детдом, откровенно плохая идея. – Максимально честно объясняю свою позицию.

– Без проблем. – Сразу соглашается Дмитрий Егорович. – А второе?

– Вы разрешите мне не соблюдать дресс-код. – А что? Отличный повод, я считаю.

– Джинсы, футболки и косухи – да, зелёные волосы и железо на лице – нет. – Не задумываясь, выдаёт мужчина, и, видя, мою таки упавшую челюсть, поясняет. – Я видел фото коллектива с прошлого года и понимал, что рано или поздно эта тема всплывёт. К сожалению, мой авторитет пока не столь …ммм… непререкаем, как статус Зинаиды Ивановны. Джинсы ваши я перед любой проверкой отобью, а вот пирсинг пока нет.

– Эм… ну спасибо и на этом. А в остальном будем работать. Я с вашей дочерью, а вы над авторитетом.

Под его раскатистый смех убегаю к детям. Спасать надо Палыча, спасать.

Не зря я переживала за информатика. К моему приходу восьмой класс, тот самый который с третьей попытки нашёл кнопку включения на системнике, разобрался со встроенными камерами и наставил своих прекрасных мордах на заставки всех компов. Игорь Палыч пышет ядом, дети ржут. Я клятвенно обещаю всем, что если они не уберут заставки, то на их аватарках в соцсетях появятся именно эти фотографии. Столько девичьего писка давно не слышала, они, видно, оценили злорадную улыбку информатика, предвкушающего развлечение.

· • – ٠ ✤ ٠ – • ·

Вечером, домучивая отчёт, прикидываю, что сейчас надо опять ехать в центр. Там пара консультаций осталась. Раздумываю над словами Татьяны Всеволодовны о звонке новому психиатру. По уму в зиму как раз надо начинать новый курс терапии. Но время же ещё есть?

Забавно получается, сегодня моя жизнь на восемьдесят процентов состоит из психологии. Либо веду консультации, либо сама как клиент, либо пишу отчёты, либо анализирую. В оставшееся время гоняю на мотоцикле и занимаюсь рутиной. Как шелуха осыпается, так из моей жизни ушло всё лишнее. Осталась только та страсть, что спасает меня эти десять лет. Хотя ведь был реальный шанс, что психологом мне не быть. Я с боем в своё время выбила себе право учиться не на управленца. Мысли мои уносятся в уже достаточно далёкое прошлое.

15 лет назад. Особняк Асташевых в Москве

– Я сказал, нет! – басит отец и стучит кулаком по дубовому столу в своём кабинете. От ярости его карие глаза наливаются кровью, а тёмные кудрявые волосы, казалось, встают дыбом, будто на глазах расцветая новыми оттенками седины. – Моя дочь не будет шарлатанкой!

– Пап! Ну какой шарлатанкой?! Я буду психологом! Не из шарашкиной конторы психологом! Я поступила в Пироговку! – в отчаянии почти кричу. Это первый раз в жизни, когда перечу отцу в открытую. Но речь ведь о моём будущем. Ну какой из меня экономист или управленец?!

– Как? Как ты могла втайне от меня сдать экзамены и подать документы? – не успокаивается отец. Сбрасывает дорогой брендовый пиджак на спинку роскошного кресла, снимает галстук и расстегивает пуговицы на рубашке, будто ему тяжело дышать. Взглядом препарирует меня в поисках ответа на свой вопрос.

– Да потому что тебе плевать на то, что сдаю я! – отец неприязненно морщится на эти мои слова. – У меня по химии и биологии почти 100 баллов, а по математике 52. Папа 52! Это еле-еле четвёрка! Ты меня хочешь засунуть на специальность, где надо считать всё время. Что я тебе там насчитаю! Я мечтала быть психологом с пятого класса! Я всегда об этом открыто говорила.

Моя длинная блондинистая коса растрепалась, и волосы лезут в лицо, судорожно отмахиваюсь от прядей. Меня несёт, я никогда! Никогда ТАК с отцом не разговаривала. В отчаянии чуть ли не рву рукава своей вязанной кофточки. Я не выдержу, если меня засунут считать многокилометровые отчёты с доходо-расходами.

– Мне не певать! Это всё детские бредни! В семье Асташевых не может быть каких-то лженаук! – бушует отец. Вновь стучит по столу, отпивает воды и продолжает негодовать. – Ты врала мне!

– Где? Где я тебе соврала? Я всё время говорила только правду! Даже водители знали, что я везу документы во Второй мед! Пересмотри отчёты! Тебе было просто всё равно, где учится твоя дочь до этого момента! Зачем вообще париться про неудачный проект? У тебя есть Алиса! Она прекрасно справляется. Ей нравится учиться в Академии при президенте. Она готовится к стажировке в Лондоне. Зачем в этом всем я!

– Ты – Асташева! И должна держать марку! – всё, что его волнует, – это только имидж семьи. Древний род. Дворянские корни. Мысленно язвлю, подражая его интонациям.

– Так, я и держу! Престижный вуз с конкурсом по двадцать человек на место. Я поступила сама на бюджет. Сама! Да, мы можем оплатить это обучение, но разве это не гордо, что дочь сама всё сдала. Без репетиторов, без помощи экзаменаторов? – я так пахала этот год, старалась. Понимала, что вряд ли мою идею одобрят, но надеялась, буду хоть немного достойна похвалы. Даже смела помечтать об этом, когда поняла, что после доклада охраны меня не вызвали «на ковёр» и не отчитали сразу. Оказалось, что это информация оказалась лишней для главы древнего дворянского рода, и отец просто-напросто не интересовался моей жизнью.

– Не смеши! У тебя были репетиторы! – отец не успокаивается, а только больше идёт вразнос. – Ты ходила в лучшую школу столицы, надо быть полной дурой, чтобы после неё не сдать экзамены.

– Да, конечно! Сын твоего обожаемого адвоката сдал, только благодаря помощи организатора в аудитории. – Не могу удержаться от яда. Мне так обидно. Половина моих одноклассников ничегошеньки не делали в этом году, их родители просто всё оплатили. Отец тоже так может, но мы с сестрой с детства привыкли всего добиваться сами, по-честному. – Я отлично видела, как Григоряну заносили готовые ответы. Бицову, кстати, тоже! А он, между прочим, тоже поступил во Второй мед. Совсем нет разницы?

Отец на секунду теряется. Неверяще смотрит на меня. Потом вновь пьёт воду и что-то прикидывает у себя в голове.

– В смысле? – говорит немного спокойнее. – Как это помогли организаторы?

– Ой, пап! – я тоже снижаю тон. – Сфоткали задание, вышли, отдали преподам, те прорешали и занесли ответ обратно. Григоряну на математике. Думаешь, откуда у него 98 баллов? Он же туп как пробка! До сих пор корень из 36 на калькуляторе вычисляет. А Бицову – на профильном предмете. На химии. А я сама! Сама, понимаешь.

Мой запал постепенно спадает. Я едва не плачу, держусь из последних сил. Понимаю, что как только свалюсь в сопли, отец прекратит со мной любой диалог. Я перестану быть для него адекватной единицей и стану неразумной девочкой, за которую всё можно решать. Пытаясь сдержать эмоции, не сразу замечаю, что после моих слов папа замолкает.

– Я, действительно, не знал, что ты сдавала химию и биологию. – Голос его уже почти спокойный. Взгляд тоже меняется, он выдыхает и откидывается на спинку кресла. Так бывает, когда решение принято. Вот только озвучивать его он не спешит. По моей спине бежит липкий пот страха. Сейчас решается моя судьба: смогу исполнить мечту или всю жизнь буду прозябать за скучными отчётами маркетологов.

– Сколько всего экзаменов ты сдавала? – наконец, спрашивает он, вот только совсем не то, что я ожидала.

– Шесть. – Отвечаю твёрдо.

– И самый плохой – это математика? – продолжает уточнять отец. Так непривычно. Обычно он моей жизнью только из отчётов охраны интересуется.

– Да. Всё, кроме математики, у меня на 5. – Говорю гордо. Я реально пахала этот год, чтобы сдать экзамены. И раньше особо не вела светскую жизнь, изредка выбираясь на тусовки «золотой молодёжи». В этом году у меня были только занятия и редкие обязательные мероприятия от мамы. Я мечтала быть психологом, понимала, что это право мне придётся отвоёвывать. Вот сегодня, когда официальное зачисление было подтверждено, и от родителей не было никакой реакции, пришла сама сдаваться отцу. Оказалось, что он был не в курсе и отреагировал ровно так, как я изначально ожидала. Надеялась на другое, но понимала, что именно такой расклад самый вероятный.

– Ну разве хоть раз в жизни что-то шло нормально, когда вы меня силком запихивали? – уже ни на что, не надеясь, прибегаю к последнему аргументу. – Я сломала ногу на фигурном катании, руку на художественной гимнастике, сломала клюшку об соперника на гольфе, чуть не убилась, падая с коня, а на пении и вовсе чуть не спалила концертный зал! Зато на рисование, бальных танцах и фехтование, куда я хотела ходить, всё прекрасно. Фехтование, пап! Шансы убиться со шпагой в руках, гораздо выше, чем с пюпитром!

– О да! По твоим злоключениям можно книгу писать, – по-доброму усмехается отец. Окидывает неожиданно цепким взглядом меня. Вся собираюсь под его взглядом: расправляю плечи, перестаю теребить края кофточки, поправляю подол плиссированной юбки и смотрю отцу прямо в глаза. – Я и не заметил, как ты выросла. Хорошо. Иди учись в свою Пироговку. Но! Первый же залёт и я найду способ зачислить тебя в ВШЭ!

– Да-да-да!!! – подскакиваю с места, обегаю стол и целую папу в щеку. – Спасибо-спасибо-спасибо! Я буду идеальной студенткой!

Порывисто обнимаю отца под его абсолютно растерянный взгляд. Ну да, обниматься с родителями у нас так же не принято, как и спорить.

И ведь я сдержала обещание. Ни одного нарекания за годы учёбы, красный диплом, лучшие характеристики. Умирала над учёбой, но марку держала.