Поле

А дед сел, что-то прокряхтел, взял иконки и Писание. Все это он обложил во круг себя и начал облизываться. Из-за пазухи он достал бутылку водки (как она там у него уместилась?) и начал пить, то закусывая иконкой, то отрывая лист из Писания начинал читать, а после перекрестившись закусывал и листом.

–Странно, – подумал я – и как эта бутылка там уместилась? Хотя, у нашего мужика чрево столь же вместительно, сколь и душа, так что тут и нечему дивится – заключил я и побрел куда глаза глядят.

Вновь поле. Запах приятен, холодок веет до сих пор. Я решил, что оставаться на моем холме не безопасно, потому-то все мы помним что после святынь идёт «оборачивание», а затем – неумолимое «растерзание». Потому, переходя речушку, дабы взобраться на противоположный холм, начался инцидент с бобрами.

Я отбивался от них смычком, а скрипку использовал как щит. Победоносен мой образ был. Горы бобров и я размахивал смычком, точно шпагой, но одной доблести мало и мне пришлось ретироваться и впоследствии отступить.

– Бестолоч! – кричали вслед мне бобры. Да и что можно от них ожидать? Радикальные взгляды ещё никого до добра не доводили.

Взобравшись на лобную гору я встал как вкопанный и не мог сдвинуться с места.

На самой вершине, в самом лучшем из возможных мест, сидит свинья. У неё стоит стол, пара стульев, а сама сидит ровно, заложив ногу на ногу. У ней монокль на пяточке, жабо на вороте сюртука и сидит она как-то слишком «умно».