Читать книгу: «Последний приют атамана Дутова», страница 2

Век ХХ-ый. Борьба противоположностей
Ноябрь 1917 года, Оренбургская губерния, Россия

Профессиональный экспроприатор
Самуил Цвиллинг

Цвиллинги никогда не сидели на месте. Через год после рождения Самуила его мать Сима, прихватив пятерых детей, сбежала от пьяницы-мужа из Тобольска в Омск, к родственникам. Уже взрослый брат Самуила Григорий забрал его к себе в Иркутск. Использовал паренька в расклейке прокламаций (какой спрос с малолетки?). Григория посадили. Самуил, попутешествовав, вернулся к маме и вместе с другим своим братом-погодкой Борисом провел первую экспроприацию в омском театре. Парни прошлись по рядам с убедительной просьбой к богатой публике внести «добровольные пожертвования» для социал-демократов. При себе имели сборный лист. Взамен денег выдавали революционные прокламации. Этим омский полицмейстер объяснил причину высылки братьев в Томск, где Муля устроился помощником у адвоката Бейлина.

Не соглашусь с историками, считающими оренбургского комиссара Самуила Моисеевича Цвиллинга героем и жертвой революции. Изучив его биографию, я не увидел в ней ни подвига, ни жертвенности. Самуил был великолепным трибуном, но, судя по результатам боевых действий, не умел воевать. Не имел и рабоче-крестьянского происхождения. А все его образование ограничивалось хедером, начальной еврейской школой.

Свидетельств об окончании омской гимназии, куда он, в принципе, поступил, мне обнаружить не удалось. Да и как бы мальчик смог ее окончить, если вместо учебы путешествовал по Сибири? К тому же постоянно не ладил с законом. Дважды побывал за решеткой: выпускали по малолетству. А после совершеннолетия получил солидный срок за вооруженное разбойное нападение, – с братом Борей взяли на гоп-стоп богатую томскую аптеку Ковнацкого. Тут-то и пригодилась служба Мули у адвоката. Первоначальный приговор братьям был крайне суров: смертная казнь через повешение (может, при нападении аптекаря застрелили?). От «вышки» спасло активное вмешательство матери, вместе с адвокатом Бейлиным разжалобившей суд. Семнадцатилетний Боря получил десять лет каторги, шестнадцатилетний Муля – пять лет тюрьмы.

Освободившись, Самуил осел в Тобольске, работал клерком. Женился, родился сын. Казалось бы, живи и радуйся. Но в начале 1915-го года, после снятия еврейской черты оседлости, Цвиллинги уезжают в Екатеринбург, оттуда – в Троицк, затем – в Сатку. Возможно, так Самуил спасался от призыва в армию – шла война. Но в конце 1916-го его все-таки призвали в 109-й запасный полк, расквартированный в Челябинске.

Симулируя простуду в челябинском лазарете, чтоб не быть отправленным на фронт, он встретил февральскую революцию и тут же возглавил штурм уголовной тюрьмы. Баллотировался в депутаты, сумел пробиться в руководство. Став председателем челябинского горсовета, Цвиллинг развил бурную деятельность и уже в сентябре был командирован из вечно недовольного уездного Челябинска в благополучный губернский Оренбург, чтобы взять оренбургский горсовет под большевистский контроль.

В октябре 1917-го из Оренбурга Цвиллинг выехал в Петроград на Второй съезд Советов. А там – вооруженное восстание. Из рук Льва Бронштейна (Троцкого) 26-летний Самуил Цвиллинг получает мандат правительственного комиссара Оренбургской губернии. Вот она, долгожданная возможность взять власть!

И 14 ноября 1917 года на заседании оренбургского совета Цвиллинг провозгласил Военно-революционный комитет под своим руководством. Был издан приказ №1 о переходе власти в городе в его руки и назначении комиссаров в воинские части. «Откосивший» от фронта младший унтер-офицер Цвиллинг потребовал безоговорочного подчинения от атамана Оренбургского казачьего войска, фронтовика, полковника Дутова.

Александр Дутов: две войны, четыре образования

В ноябре 1917-го Александру Ильичу Дутову было 38 лет. К тому времени он уже прошел две войны: японскую и германскую, получил ранение. Командовал Оренбургским казачьим полком. В марте 1917-го был направлен от полка в Петроград на съезд казачества, где был избран председателем Временного совета Союза казачьих войск России. Присягнул на верность Временному правительству.

Кадровый офицер в нескольких поколениях, Дутов был сыном генерал-майора и внуком войскового старшины Оренбургского казачьего войска. Имел блестящее образование и солидный фронтовой опыт, приобретенный в двух войнах.

Дутов окончил Неплюевский кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище. После чего служил в первом Оренбургском казачьем полку в Харькове, где заведовал конно-саперной командой, выполняя при этом обязанности полкового библиотекаря и члена офицерского общества заемного капитала. Будущий атаман окончил так же саперную офицерскую школу, прослушал в Технологическом институте курс лекций по электротехнике и изучил телеграфное дело таким образом, что мог работать телеграфистом. Продолжая служить в Харькове, Дутов экстерном сдал экзамены за весь курс Николаевского инженерного училища. В 1904 году стал слушателем Академии Генерального штаба. Но окончил ее уже по возвращении с русско-японской войны.

В Оренбург из Харькова Александр Дутов перевелся в 1908 году. До первой мировой был преподавателем и инспектором того казачьего училища, которое когда-то закончил сам. Считался образцом дисциплины, никогда не опаздывая и не уходя раньше времени. Юнкера любили его за интересные лекции и справедливое отношение ко всем без исключения.

В 1916 году Дутов добился своего назначения на Юго-Западный фронт. Сформированный им стрелковый дивизион отличился в боях у Прута. Возле деревни Паничи в Румынии Александр Ильич был контужен. Но уже через два месяца вновь командовал первым Оренбургским казачьим полком.

В конце августа 1917 года Дутов поддержал Корнилова, защищал штаб Деникина. После подавления корниловского выступления вместе с полком ушел в Оренбургское войско, где 1 октября на Чрезвычайном войсковом круге был избран председателем войскового правительства и войсковым атаманом. 8 октября выехал в Петроград, чтобы передать свои полномочия главы Союза казачьих войск. Там на специальном совещании Временного правительства был избран в комиссию по обороне республики, утвержден в звании полковника и назначен главноуполномоченным по продовольственному делу в Оренбургской губернии и Тургайской области с правами министра.

В Оренбург Дутов вернулся 26 октября 1917 года и, получив по телеграфу известие о государственном перевороте, на следующий день издал приказ по войску: «В Петрограде выступили большевики и пытаются захватить власть, таковые же выступления имеют место и в других городах. Войсковое правительство впредь до восстановления власти Временного правительства и телеграфной связи с 20 часов 26-го сего октября приняло на себя всю полноту исполнительной государственной власти в войске».

В губернии было объявлено военное положение, а Дутов все еще оставался демократом. Он настоял на создании комитета спасения Родины и революции, в который вошли представители всех партий за исключением большевиков и кадетов. 8 ноября Комитет назначил Дутова начальником вооруженных сил края, официально подтвердив его реальную власть. Но 14 ноября председатель большевистского военно-революционного комитета младший унтер-офицер Самуил Цвиллинг потребовал у военного руководителя губернии полковника Дутова фактической сдачи своих полномочий.

Разумеется, военное руководство области не могло позволить кому-нибудь просто так захватить власть. После многочасовой работы военно-революционного комитета по приказу Дутова Самуил Цвиллинг и еще три десятка большевиков были арестованы прямо в здании караван-сарая, где проходило заседание. Одних направили в СИЗО, других – под домашний арест в казачьи станицы. Цвиллинг с большевиком Корниловым одиннадцать дней провел в станице Павловской. После чего обоих доставили в следственный изолятор в камеру к их товарищам, откуда они впоследствии сбежали.

* * *

В шахматной партии за власть в Оренбуржье ход перешел к Цвиллингу. И он сделает его через два месяца, ворвавшись в Оренбург на красном бронепоезде, чтобы сеять страх, наводить железный революционный порядок, подавлять выступления против советской власти, которой в губернии пока еще и не было. Дееспособные казачьи сотни воевали на далеком германском фронте, дележ власти шел в соседних регионах. Ни захвата заложников, ни расстрелов, ни сабельных рубок… Шел ноябрь 1917 года.

Век ХХI-ый. В гости – на погосте
Август 2007 года, Кульджа, КНР

Дозвониться до Марии, обещавшей мне найти координаты директора кульджинской русской школы Николая Лунева, я попытался в тот же вечер. Ни её домашний, ни мобильный не были доступны. Гостиничный телефон просто сбрасывал их.

Пришлось добираться до центрального офиса, который располагался в другом корпусе, и долго объяснять портье, что мне нужно от телефона. Но китаянка лишь заученно улыбалась в ответ. А пообщаться со мной по-русски было уже некому. В конце концов, старшая дежурная сообразила, что в моем номере что-то не то с телефоном. И дала какой-то местный код. Может, коммутатор? Обрадовавшись, я вернулся, набрал код, и телефон отрубился вообще. Ни звука! Все попытки реанимировать китайский аппарат были безуспешны. Но главное, – с меня могли ещё и вычесть за поломку из залога. И выяснять отношения с гостиничными службами не очень-то хотелось.

Утренним будильником для всех постояльцев оказался мощный пылесос, которым приводились в порядок коридорные ковры, ну, и одновременно давался сигнал идти трудиться.

Вооружившись разговорником, я попытался объяснить горничной, что неплохо бы здесь раздобыть утюг. И тут мой китайский, наконец, был понят! Обслуживающий персонал с уважением отнёсся к иностранцу, самостоятельно гладящему свои рубашки. На то и был расчет. Мне соорудили в номере рабочее место и даже попытались помочь. Но утюг отобрать не сумели. Да и зачем, собственно, помогать гладиться, вот лучше бы телефон наладили, а то ведь уже сутки не работает…

Горничная подула в безжизненную трубку и кинулась по коридору за мастером. Тот притащил другой аппарат и предложил мне сделать контрольный звонок.

Мобильный Марии ответил сразу. Она опять приглашала в гости и диктовала телефон Николая Лунёва. Неужели я всё-таки найду этого человека?

Познакомиться с Николаем мне захотелось после того как из одной интернетной публикации я узнал, что в Синцзян-Уйгурском автономном районе Китая есть город Кульджа, а в нём – русская школа, где преподавание до сих пор ведётся на родном языке. Единственная школа в миллиардном Китае! А ее сорокалетний директор Николай Лунев, кроме того, по русской квоте является депутатом Всенародного китайского собрания. Разве может он не помочь соотечественнику! Я был счастлив, заполучив его телефонный номер.

– Николай Иванович?

– Да, слушаю Вас.

– Я журналист из России, из города Оренбурга. Много слышал о здешней русской школе, о потомках оренбургских казаков, ушедших вместе с атаманом Дутовым. И очень хотел бы встретиться с Вами… Можно прямо сейчас?

– Пожалуйста, – спокойно произнёс Лунёв. – Приезжайте к нам на русское кладбище.

– Куда?!..

– На русское кладбище, – голос Лунёва в трубке нисколько не изменился, вероятно, потусторонний мир для него сейчас представлял собою лишь сугубо географическое понятие. – Скажете таксисту – Ли Гуан Джи. Тут мы и живем.

Удивительно, но факт: маленькая русская диаспора Кульджи прочно ассоциировалась у местных жителей со скромным русским кладбищем. Даже район, ближайших к нему жилых домов, до сих пор так и называется. А непосвященный человек само кладбище, пожалуй, и не найдет.

Это самая обыкновенная городская улица в центре Кульджи, застроенная частными домами. В их ряду ничем не выделяются ворота, кстати, очень похожие своей полукруглой каменной кладкой на десятки таких же в старом центре Оренбурга. Над воротами – небольшой православный крест. За воротами – маленький дворик, кругом строения. Где же кладбище? Да вот оно. Вместо заднего двора, за высоким каменным забором спряталось поле с бугорками могил и редкими памятниками.

В домах, задний двор которых является местом упокоения русских в Кульдже, как оказалось, живут несколько семей. Все они, так или иначе, между собой родственники. И по фамилии: либо – Луневы, либо – Зозулины.

Обо всем этом я узнал от Николая Лунева в его скромной, но уютной гостиной. Обстановка в доме на первый взгляд показалась мне слишком уж небогатой. Беленые стены с фотографиями в деревянных рамках были похожи на сельские дома в оренбургской глубинке. Однако тут же, прямо на старомодном комоде располагалась широченная, на полстены, панель современного телевизора с DVD. Такие не каждому оренбуржцу по карману. А изобилие каналов, в том числе и российских, неназойливо напоминало о недешевой спутниковой антенне на крыше. Не менее «продвинутым» был и компьютер с выделенным выходом в интернет. Так что, скорее всего, хозяева дома специально оставили убранство своего жилья времен первых переселенцев из России, чтобы сохранить родные традиции и язык. Говорили все члены семьи на прекрасном литературном русском, не замусоренном современными терминами.

И супруга Николая Лидия, и их дети – Люда, Вика и маленький Олег – с интересом общались с гостем, расспрашивая меня о жизни в России и в Оренбуржье. Они совершенно не походили на своих предков – сибирских кержаков-старообрядцев, которые и за руку-то друг с другом не здоровались.

– У нас уже все русские обычаи перемешались, – с легкой улыбкой признавался Николай. – Мы христиане, но не православные и не староверы, молимся по-своему. Однако же мы соблюдаем церковный календарь русской православной церкви. И всегда поддерживаем прихожан храма Николая Чудотворца, который был недавно выстроен на нашем кладбище. Ведь мы же – русские. Надо помогать друг другу. Впрочем, я, кажется, знаю, что вас интересует. Вероятно, могила атамана Дутова и судьба иконы Табынской Божьей Матери?

И выждал небольшую паузу, любуясь произведенным эффектом.

Эффект был действительно велик. Откуда он мог знать настоящую цель моего приезда, о которой я пока ещё здесь никому не рассказал? Но ларчик отрывался просто.

– Мы ещё в прошлом году вышли на московский офис вашего оренбургского атамана Владимира Глуховского, – пояснил Лунёв. – И сами предложили ему отыскать место захоронения Александра Дутова. Мы тогда перезахоронили сюда, на русское кладбище останки казаков из одного поселка неподалёку от Кульджи. Там на кладбище должны были начать строительство. И о потерянном русском кладбище в Шуйдине у нас появились кое-какие сведения. Глуховский приказал нам никому ничего о могиле Дутова не сообщать, искать место и документы самостоятельно, пока от него кто-нибудь не приедет. Вы же от него?

Мне стало стыдно. Не за себя, а за московского атамана Оренбургского войскового казачьего общества. Целый год он скрывал информацию о возможном месте захоронения атамана Дутова. И ничего не предпринимал!

Владимир Ильич Глуховский хоть и был избран атаманом Оренбургского войскового казачьего общества, однако к Оренбургской области и нашему казачеству прямого отношения не имел. Уроженец Кубани, он начал заниматься организационной работой по казачеству только в начале 1993 года, выйдя на пенсию из московских военных штабов и получив место в министерстве по делам национальностей нового российского правительства первой волны демократии. А в оренбургское войсковое казачье общество был избран в момент, когда оренбуржцы не могли поделить атаманскую должность с челябинцами. В нынешней Челябинской области исторически располагалась немалая часть оренбургского казачьего войска. И челябинский отдел теперь ставится вровень с оренбургским по числу голосов на казачьем круге. Вот и возникают между представителями двух наших областей время от времени споры, разрешить которые порой под силу только заезжим варягам. Не знаю, к кому был больше расположен Владимир Ильич, к челябинцам или оренбуржцам. Но Николай Лунёв вспомнил, что нынешней весной от Глуховского позвонил кто-то из Челябинска. Интересовался, нашли кульджинцы атамана или нет? Оренбуржцев в Кульдже пока ещё никто не видел. Что ж, значит, буду первым.

– Я приехал не от Глуховского. Точнее сказать, не только от него. Меня командировала наша областная газета «Оренбуржье» из самого Оренбурга. Глуховский работает в Москве, он координирует оренбургское казачество сразу в пяти регионах России. Но ведь центр оренбургского казачества, его история, его корни, его потомки, в конце концов, находятся у нас. Правильно? И Дутов целиком и полностью связан с Оренбургом. Как его могут оценивать челябинцы, если именно из Челябинска на Оренбург шли эшелоны вооруженных рабочих, чтобы уничтожать наших казаков? И комиссар Цвиллинг прибыл к нам из Челябинска. А братья Каширины в Верхнеуральской станице, неподалёку от Челябинска, подняли казачий мятеж против Дутова. И в восемнадцатом году выбили его полк в Тургайские степи…

Николай смотрел на меня широко раскрытыми глазами, не успевая переварить свалившуюся на него информацию. В его глазах было видно легкое недоверие к непонятному собеседнику. Хорошо. Я разложил на столе газеты с публикациями по истории нашего края. Вот они все: Дутов, Цвиллинг, Кобозев, Коростелев. Все – фигуры неоднозначные. Каждый из них побывал у нас во власти. Кто-то вооруженный законом, кто-то – революционной необходимостью. И только у одного, у Кобозева, после смерти оказалась нормальная человеческая могила. Где похоронены Цвиллинг, Коростелев и Дутов неизвестно до сих пор. Но если можно отыскать место упокоения Александра Дутова, то какая, по сути, разница, кто его найдет?!

– Мы отыскали потомков нашего атамана, – я показал опубликованное в газете фото правнучки Дутова в музее оренбургского казачества станицы Славянской. – Она-то и попросила разузнать что-нибудь о могиле прадеда.

Но тут жена Николая Лидия ненадолго прервала наш разговор, вместе с дочкой накрывая на стол. В самом деле, разве это по-русски, гостя не угостить? Николай располосовал громадный спелый арбуз и стал расспрашивать об Оренбурге, где ещё ни разу не был. Рассказал о своей школе, о большой семье, где был младшим ребенком. О том, как отец запрещал ему в годы китайской «культурной революции» учиться вместе с китайцами, предпочитая домашнее обучение. И таким образом привил любовь к русскому языку и нашей литературе. О том, как впоследствии он приобретал профессию учителя в Илийском педагогическом университете, но уже на китайском отделении. И там изучал язык своей страны. О том, как разъехались братья и сестры. А он с семьей оказался хранителем и дома, и русского кладбища.

– Вам поможет Александр Зозулин и его приятель Лян Ган, – вдруг сказал Николай. – Александр мой друг, сосед и родственник. Живет в соседнем доме. Он вместе с Лян Ганом уже собирал данные, ездил в Шуйдин, говорил со стариками. Александр сейчас наверняка в своей лавке. Музыкальной. Мы туда непременно сходим, вот только угостимся, чем Бог послал… Я вижу, вы всерьез занимались историй своего края. Можете мне сказать, почему же атаман Дутов проиграл красным? И из родного города ушёл, и из России-матушки?

Вопрос был не из легких. В самом деле, почему крупный военачальник не пошёл на поводу у своих амбиций, не принял неравный бой, не дал разрушить свой город? Оправдана такая человечность в большой борьбе за власть? Впрочем, на эти вопросы я уже однажды пытался дать ответ в своих статьях, которые сейчас лежали на коленях у Николая.

Век ХХ-ый. Красный бронепоезд
Январь 1918 года, Оренбургская губерния, Россия

Советы в СИЗО и на воле

18 января 1918 года (по старому стилю) после ультиматума красных применить против города артиллерию Первый казачий полк атамана Александра Дутова без боя вышел из Оренбурга маршем на Верхнеуральск. Город остался в руках 27-летнего комиссара Самуила Цвиллинга и его 30-летнего заместителя Александра Коростелева.

За два месяца до того Цвиллинг уже пытался взять в Оренбурге власть. В ноябре он объявил о создании в губернском центре военно-революционного комитета (ВРК) и потребовал безоговорочного подчинения от атамана Оренбургского казачьего войска полковника Дутова.

Разумеется, военное руководство области не могло позволить этого каким-то самозванцам. После дня заседания Военно-революционного комитета по приказу Дутова Самуил Цвиллинг и еще три десятка большевиков были арестованы. Одних направили в КПЗ, других – под домашний арест в казачьи станицы. Цвиллинг с большевиком Корниловым десять дней провел в станице Павловской. После чего оба были доставлены в следственный изолятор в камеру к остальным товарищам.

Ну, а в СИЗО «комиссар Муля», уже отмотавший в своей недолгой жизни пятилетний тюремный срок за вооруженный грабеж, был в своей стихии! Вместе с уроженцем Самары рабочим железнодорожных мастерских Александром Коростелевым, успевшим на волне демократии 17-го года побывать председателем Оренбургского горсовета, Цвиллинг за три недели подготовил и провел массовый побег всех членов ВРК, заключенных под стражу. Судя по тому, как свободно они вели себя в камере, как запросто им передавали с воли продукты и записки, как легко им удалось обхитрить охранников, рискну предположить, что военные власти попросту закрыли глаза на готовящийся побег. В конце концов, Дутову было выгодно, чтоб Цвиллинг с Коростелевым увели возмутителей спокойствия из белого Оренбурга в красный Бузулук к чрезвычайному комиссару «Степного края» Петру Кобозеву.