Читать книгу: «Курсант из Тис-Утор – I. Где я?», страница 5

Мы стояли на вершине Башни с Садом, откуда Город хорошо просматривался во всех направлениях. По словам Алури, раньше она была рабочей передающей башней для сети дору и вообще первой из них. Потом технологию усовершенствовали и башню закрыли, превратив в вертикальный сад. Сейчас уже почти ничего не цвело, но зелень всё ещё оплетала стены так густо, что, поднимаясь по спирали наружной лестницы, можно было почувствовать себя гусеницей на дереве.

Пятна Кирпичных кварталов темнели одинаковыми серыми крышами; у названных кварталов они все были разные, и Город сверху напоминал витражное окно. Каждый из шести главных проспектов делился на два дополнительных, чётные дополнительные – на три, а нечётные – на два малых проспекта. Малые проспекты дробились на так называемые хвостики, а кварталы внутри сетки проспектов дополнительно разделялись улицами-планками. Всё это сильнее и сильнее запутывалось по мере отдаления от центра и выглядело как мохнатая снежинка. Алури находил её довольно красивой. Я ограничился признанием, что она меня впечатляет.

К сожалению, поход по лавкам никто не отменял, и нам пришлось спуститься вниз. Главный лейнийский рынок тянулся по Кольцевой улице, которая шла примерно по дальнему краю третьих кварталов в секторах. Было ещё Большое кольцо, соединяющее начала дополнительных проспектов, но на нём не было ничего особенного, поэтому Алури отдал мне его на самостоятельное изучение.

Башня с Садом стояла на углу Первого проспекта и квартала Сирени, и нам нужно было немного вернуться в центр, вдоль Лазоревки, чтобы попасть на Кольцевую. Несмотря на гордое звание проспекта, он был узким, и меня это радовало. По одной стороне стены были нежно-голубого цвета, покрытые прозрачным узором из вспыхивающих на солнце чешуек. Или это были лепестки, раз уж квартал сектора Трав. Через дорогу желтели тёплым лимонным дома Жёлтого. Ничего не скакало и не ездило, изредка мимо проносились разношёрстные дети, хлопали двери и скрипели распахиваемые окна.

Я был так рад, что здесь не было никакого транспорта, никаких грохочущих зловонных механизмов, никаких зарослей из арматуры и бетона, на какие я успел насмотреться до Тис-Утор. Технические мёртвые города въедались в тело и оседали неприятным осадком в крови, что норовил подняться, стоит потревожить воспоминание. Проспекты в тех городах были такими широкими, что не всегда видишь их края. Выживание там всегда было для меня труднее прочих. В пёстром мареве цветных стен, одежды, развешенных на верёвках покрывал и мозаичных стёкол Шестого мой ядовитый осадок, кажется, растворялся. Хотелось вдохнуть глубже запах пряностей из открытого окна и ударить ладонью по кисточкам навеса над чьей-то дверью. Дома здесь были в три этажа – большего и не надо – и срастались стенами. Внезапные узкие и широкие арки появлялись по сторонам, открывая путь во дворы. В этом ярком разнообразии белая форма юношей и девушек не сильно старше меня казалась светящейся.

– Вот, пожалуйста, лейнийская Полиция. – Алури кивнул на проходящих. – Это вечерний патруль идёт распределяться. Осенью он начинается с атуаной – когда солнце становится золотистым. У нас нет единой системы измерения времени как в Гиэхе. Мы ориентируемся по состоянию неба. Ты можешь спрашивать у дору, сколько осталось до заката или рассвета – и он посчитает в тех единицах, к которым ты привык. И напомнит о времени, которое осталось до начала службы.

Миан посмотрел на меня, будто ожидал, что я стану тем самым человеком, который везде опаздывает. Не знаю, почему у него сложилось такое впечатление: моё легкомысленное отношение к вещам и своему внешнему виду никак не связано с пунктуальностью. Обычно я весьма точен.

Когда полицейские поравнялись с нами, лейниец продолжил:

– Видишь нашивки на рукавах? Первый и второй уровень низшего ранга. У тебя будет начальный, без нашивок, когда поступишь. Потом по мере опыта поднимешься, обычно это занимает около сезона, реже – двух.

Я проследил взглядом белую процессию, насчитал пять рас – по крайней мере, те, которые явно бросались в глаза. Рыжие, русые и чёрные головы, парочка светлых, как Алури. Разный рост и разрез глаз. К своему неудовольствию я понял, что в этих землях, скорее всего, буду считаться мелким, пусть в Риунне и Тис-Утор меня относили к высоким людям.

– А у тебя уровень какой? – спросил я миана, попытавшись представить его в белой куртке с тремя горизонтальными золотыми палками.

– Второй уровень среднего ранга, дополнительное звание капитана. Песочного цвета форма с вертикальными нашивками.

– А твои товарищи?

– Средний первый и средний начальный.

– М-м, ясно.

Разумеется, этим его ответ не ограничился, и мой вопрос о рангах перетёк в иерархию лейнийских военных и невоенных, набор служб Архива и рассказы о других, менее сложных системах. Я запоминал всё куда легче чем в первый день: желание спрятать разум подальше от магазинов здорово помогало концентрации. Культурно-образовательная болтовня Алури отлично отвлекала от неприятных процедур вроде неизбежного выбора новой одежды.

Мы зашли в «Ивовые ветви», когда атуана была уже в своём полном праве. Свет теплел и плавился в приоткрытых окнах, обманчиво превращал ещё свежие листья в желтеющие и грел крыши. Всё менялось непривычно медленно после миров, которые я знал. Эта неторопливость даже немного убаюкивала, особенно в сочетании с сочащимися отовсюду древесными шорохами.

«Ивовые ветви» были маленькой поблажкой со стороны миана чтобы загладить мои страдания и приучить к нормальной еде. Ежедневные бутерброды с яблоками его, видите ли, не устраивали, прямо как мою риуннскую мамочку. Но это заведение, которое ближе всего было к понятию трактира, – еда и общительная хозяйка внизу и жилые комнаты для гостей сверху – понравилось мне с первой секунды. Низкие потолки практически касались золотой макушки моего спутника, и перед каждой дверью он был вынужден ощутимо сгибаться. Должно быть, Вселенная отомстила ему за меня в лавке Рейкке (самом большом магазине одежды в Шестом измерении, который даже язык не поворачивается называть лавкой).

Я чувствовал себя как в уютной маленькой норке. Лабиринт из висящих на верёвках разноцветных ковров, запах выпечки, перемешанный с тягучим дымом хвойных свеч. Каждый столик был отгорожен этими зачарованными коврами-занавесками, которые совсем не пропускали звуки, – отличительная особенность «Ивовых ветвей», что делала это место самым подходящим для конфиденциальных разговоров. Как пошутила наша официантка Сщжану: «Здесь контрабандист из Зелёной Туманности и солдат Неявной могут сидеть через проход друг от друга и не догадываться об этом». Она была милой смуглой девушкой, похожей на куклу из платков – так много на неё было накручено разных тканей и верёвочек с бусинами. Посоветовала мне сырный хлеб, оказалась родом из Каттайры, относящейся к территориям Нельры, ещё одного мира-Стража.

Поначалу всё шло хорошо; Сщжану принесла умопомрачительно пахнущую булочку и крошечный глиняный кувшин с синим. Алури пил белое – ясность мыслей, ничего другого я и не ожидал. Он явно о чём-то думал, временами с тоской глядя на моё вино. Даже не стал давать никаких долгих пояснений касательно Нельры, только упомянул, что в Лейне между собой её называют Факелом. Пожалуй, я бы даже сказал, что миан был чем-то озадачен, но в полумраке, под треск стоящей на столе свечки, меня больше занимали собственные мысли. Синее вино – как глубина океана. Позволяет окунуться с головой в омут потаённой печали и отпустить её, ведь только взглянув ей в глаза можешь освободиться. Сколько дней назад я покинул Пристань? Едва ли декада наберётся, а кажется, что и не был там никогда.

Вечер и ночь мы разбирали завалы. А утром Таан нашёл меня на берегу и рассказал, почему всё так вышло. И мне не по себе стало от этого знания, потому что виноват был, по сути, я. Беспристрастные безжалостные механизмы фундаментальной балансировки.

– Эй, – Алури взъерошил мою чёлку, – ты в порядке?

Я оторвался от рассматривания поблёскивающего дна пустого кувшинчика. Последние воспоминания о Тис-Утор скатывались волнами.

– Да, в полном, – с задержкой отозвался я и встряхнулся.

– Прости, мне не стоило так сильно грузить тебя. Я не знаю, когда ещё смогу показать тебе Лейн. Завтра уже нужно возвращаться на службу, но теперь ты хотя бы примерно знаешь, что где находится, и всегда можешь обратиться в службу Картко…

– Тебя сейчас вызвали? По дору? – догадался я. – И ты не очень этому рад.

– Это моя служба, – вздохнул лейниец.

– Не сахар у тебя служба. – Я высунулся из-за ковра. – Сщжану? Можно нам ещё красного?

«За мой счёт», – едва не добавил я, но вспомнил, что платить не надо. Алури смотрел с лёгким недоумением, но ничего не сказал.

– У тебя несчастный вид. И белое вино здесь не поможет.

– А ты такой знаток жизни? – Парень подпер подбородок ладонью.

– Немного.

– Думаешь, прожил достаточно лет?

Я пожал плечами. Мне хотелось поскорее ощутить это ровное тепло невидимого камина, которое окутывает тебя от красного. Чувство уюта, спокойствия и безопасности. Нельзя больше лезть в печали рядом с печальным Алури, а то из нас двоих получится совсем унылая картина. Ненавижу уныние, терпеть его не могу.

– Ты уверен, что тебе стоит? – миан отодвинул от меня кувшин. – Это всё равно что выпить малиновое. Мы не настолько хорошо друг друга знаем, чтобы…

У меня был шанс остановится, в этот самый момент, но я им не воспользовался. Посчитал, что концентрация слишком мала, чтобы повлиять на меня. На основе прежнего опыта ничего не должно было случиться.

– Брось, я не собираюсь выдавать свои кошмарные тайны. Да и нет их у меня.

Печаль отступила быстро. Я налил ещё, и Алури налил. Кувшин кончился. Тоска выветрилась вместе с усталостью; было хорошо, так, что я даже забрался на широкую лавку с ногами. Миан не стал делать мне замечание. У него был потеплевший взгляд, он даже слегка улыбался. Тоже сел свободнее, заправил прядь за ухо, и вот в этот момент я понял, что малиновое меня всё-таки накрыло. Застарелое воспоминание, которое я то прятал подальше, то вынимал ночью и без конца прокручивал в голове. Слишком болезненно и ярко. Лейниец передо мной, как призма, выхватил этот луч из памяти случайным движением, а вино не оставило пути назад.

Я опустил голову и зажмурился, делая последнюю попытку остановить лавину, готовую вот-вот грянуть всеми невысказанными словами. Теперь я едва ли мог просто пережить это в голове.

– Кохите…

– Я никакой не хинорец. И в Тис-Утор я попал случайно. И, йана йеррей, никакой я не выпускник!

Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как радужки Алури медленно выцветают из тёмно-голубого в серый.

– Кохите, если хочешь, я прямо сейчас уйду, или даже сначала перенесу тебя домой. И забуду всё, что ты только что сказал.

– Нет уж, сиди! – Я хлопнул ладонью об стол и сжал переносицу. Сам виноват. – Мне нужен кто-то. Что у тебя с глазами?

– Не думал, что ты так быстро заметишь. У них нет постоянного цвета, он меняется от моего состояния – особенность многих Миан-нейру. Сможешь читать меня, если поймёшь закономерность.

– М-м.

Его слова звучали как моральная компенсация. Как попытка чем-то компенсировать мою откровенность. Всё его лицо выражало что-то вроде «мне очень жаль». Но мне было как-то… всё равно, или даже в тот момент немного легко, от того, что я могу наконец это из себя поднять. Алури не заглядывал в глаза и не приближался к опасной черте, как часто делали другие, не проявлял лишнего участия. Слушал отстранённо, как пространство. Наверное, того мне и надо было.

– Я йана знает откуда взялся. И долго скитался по мирам, пока не попал в Риунну. Ты, наверное, про неё не знаешь, но она, в общем, рухнула, и вот оттуда меня забрал Таан и взял потом в ученики.

– Почему скитался? – ровно спросил лейниец.

– Не знаю. Меня хаотично мотало по Вселенной. Перемещался по Солеми. Я только в Тис-Утор научился этим управлять. Иногда и поесть было нельзя – швырнёт куда-то, пока чашку к губам подносишь.

– И как давно… сколько ты так жил?

– Сколько себя помню. Может, я вообще старик, у которого не в порядке с головой, и поэтому он считает себя мальчишкой и выглядит соответственно. А где-то меня ждёт-плачет жена и растут внуки.

Алури рассмеялся на секунду, печально. В его выражении что-то переменилось, и я почувствовал, как он смотрит глубоко в меня и видит, возможно, больше, чем я сам.

– Ты совсем не помнишь свой дом?

– Риунна была моим домом. А потом Тис-Утор. Но я разрушил её.

– Тис-Утор? Почему ты так говоришь?

– Потому что я стал воином и притянул битву. Мастер сказал так, и поэтому выслал меня сюда. Ну, не выслал, конечно, но… Я даже не знаю, готов ли я. Так мало времени там провёл. Я бы… я не… Таан сказал, что Тис-Утор мирная и спокойная, и у неё не может быть больше двух воинов: только Страж и его ученик. Аока ещё не вступил в силу, его старший, а он был с Мастером куда дольше меня.

– Сила проснулась внезапно?

Я кивнул.

– И притянула тучу тейхоих. Очень много. При мне точно такого не было. Обычно их даже к нижним улицам не подпускают, а тут они половину города выжгли. Люди погибли. Возможно, этого бы не случилось, избавься Таан от меня раньше. Всего-то на несколько дней. Отправил бы так же в Лейн, не то чтобы опыт рассеивания тейхоих-короля был так для меня важен.

– Ты не понимаешь, Кохите. Это не твоя вина, и не вина Мастера, ничья вина. Просто естественный ход событий, как цунами или удар молнии. Ты не более чем проводник этой силы, большой силы, иначе тебя бы так не шатало по мирам раньше. Прими это… У тебя ари сформированного взрослого, хотя я также вижу, что тебе мало лет, явно не больше, чем мне. И раз ты пришёл сюда именно сейчас и именно таким, значит это для чего-то нужно. Здесь ты ничего не разрушишь, можешь быть уверен. Просто доверяй тому, что с тобой происходит, и, возможно, однажды ты поймёшь это.

Он замолчал, резко отвёл взгляд и часто захлопал глазами, будто только проснулся. Ощущение какой-то невероятно прочной связи между нами исчезло, и я точно понял, что она была. Алури прочитал меня, и это время он как бы не был собой. Я тоже словно откуда-то вынырнул. Немного звенело в ушах. Мне захотелось разрушить тишину, и я добавил уже не под действием вина, а просто от себя:

– А ещё я стал хранителем Клинка Неба. Того самого, который легендарный из монастыря Сандаламах. У дивана стоит, но ты его, скорее всего, не видел.

Миан посмотрел на меня с лёгким недоверием.

– Насколько я знаю, последним хранителем был Таан. Живые мечи нельзя просто так передать. Он тебя выбрал?

– Я его в подвале нашёл, когда убирался… – Глаза лейнийца чуть расширились. – Да, я иногда убираюсь. Редко… Так вот, я нашёл его в подвале и хотел показать Мастеру, но потом напали тейхоих, и я почувствовал, что должен отнести его Таану в город. То есть меч хотел быть отнесённым к Таану и внушил мне это. Но когда я туда добрался, мне пришлось вступить в бой и использовать его. Хотя, скорее, это Клинок Неба меня использовал… Вытаскивать его из ножен я всё ещё не могу, только видеть их и брать в руки.

– И после этого ты говоришь, что сомневаешься в себе? – Алури приподнял бровь.

– Ну… не то чтобы я хорош в фехтовании. И стихиями не владею. И вообще мало что могу. Но Клинок Неба меня выбрал, это да.

– Либо он сошёл с ума, либо у тебя большой потенциал. Фанет знает? Он бы обрадовался.

– Если Таан не упоминал в письме, то нет.

– Я не буду ему говорить. И ничего другого, что сегодня услышал.

– Спасибо. – Напряжённость окончательно покинула вечер. Мне было хорошо. – А ты не знаешь, почему люди перестают быть воинами?

– Точно – нет. В какой-то момент оно просто… уходит? Когда ты успокаиваешься, до самой глубины. Обычно после можно научиться искать дорожки за Грань. Это похоже на какую-то лёгкость. Таан гораздо ближе к этому, чем Фанет.

– Ты видел людей перед этим?

– Да. И не думаю, что твой Мастер собирается скоро уходить. Ты ещё увидишь его.

– Хотелось бы… Представляешь, Таан сказал, что в какой-то день в Тис-Утор, уже обучая Аоку, потерял Клинок Неба. Положил на веранде и больше не нашёл. Тот и раньше так делал: исчезал по своей воле на некоторое время, а потом возвращался. А тут не вернулся. И когда он увидел меня с ним, то понял, почему всё так случилось с прорывом роя.

– Он, наверное, был слишком потрясён, чтобы как следует объяснить.

– Да, – я запустил пальцы в волосы, – но, к счастью, есть ты.

Миан резко встал из-за стола.

– Не хочешь прогуляться ещё? Здесь душно, и сейчас как раз скоро закат. Ты ведь не привык жить без полноценного неба?

– Есть такое. – Я поднялся следом. – А что, тут видно закат?

– И закат, и звёзды. В Шестом проецируется небо над Ланом. Вид как во Втором, где оно настоящее. Есть одна башня, с неё хорошо смотреть. Пятая, возле Штаба Полиции. Её ещё называют Башней всех ветров.

Мы вынырнули из «Ивовых» в густеющие сумерки. Алури шёл широким шагом и тащил меня, сомкнув кольцо пальцев на запястье. Я едва поспевал за ним. Мы пробирались через закрытые дворы, цветные калитки и узкие улицы. Передающая башня высилась возле шестиугольного белого здания в четыре этажа с небольшими узкими окнами. Никакого пути наверх не было: башня представляла собой очень толстый серебристый столб с немного расширяющейся площадкой сверху. Алури просто оттолкнулся от земли, и я опять почувствовал эту невидимую опору у себя под ногами.

– Успели, – удовлетворённо выдохнул миан, когда мы оказались на твёрдой поверхности.

Наверху было чисто символическое ограждение, много ветра и потрясающий вид. Солнце ещё не поменяло цвета и медленно опускалось как раз на уровень моего лица. Насыщенно-золотое, яркое, медленно-медленно перетекающее в оранжевый.

– Это называется миравода. Глубокое пронзительное солнце, одно из самых коротких и красивых состояний света.

Мне не нужно было пояснение – я знал перевод ещё до Пристани. Я помнил, как такое солнце проникало сквозь тело и растворяло меня, когда я однажды застрял в нём на несколько часов. И я бы погрузился в это сейчас, вспомнил бы безо всяких сожалений и в подробностях, если бы не Алури, крепко держащий меня за куртку, чтоб не свалился, и если бы не солнце, сменившее состояние.

Пронзительное последнее солнце, глубокое, как прозрачный океан. Самое золотое на свете. Я бы назвал его вслед за Алури, но это имя было для меня запретным. Потому что если бы я произнёс его, ещё хотя бы раз, то наверняка бы понял, что больше никогда её не увижу. Свет, спасший меня от смерти.

Глава 5. Белые

Алури исчез. Я был один в коричневой комнате с утра и до другого утра, и так много утр подряд. Ну, от силы декаду – я не считал дни. Мне нравилось лежать на диване головой к шкафчикам прикрыв глаза и делая вид, что сплю. Я просыпался ещё затемно, но всегда выжидал так первое солнце. Зачем? Затем, что я был не один. Там, на границе дня, в глубине стеллажей ворочалось что-то. Оно никогда не появлялось при мне, но стоило заснуть – начинало медленно двигаться вперёд, перекатываясь через полки и пролезая между книг. Чужой любопытный глаз, едва различимый фантом. Я хотел выманить его поближе, хотя бы к первым стеллажам, но он всегда останавливался где-то в районе пятых, как бы долго я ни ждал.

Чем бы это ни было, оно меня не пугало. Наверное, потому что я чувствовал, что знаю его. Или даже её. Ту самую её, с крыши. И этот призрак, пробирающийся сквозь стеллажи, как сквозь брешь в структуре мира, был похож если не на её руку, то на что-то принадлежащее ей. Какую-то вещь, инструмент. Что-то, чего она долго касалась или заклинала на удачу. И теперь оно стояло за книжными полками как верный пёс, дышало и наблюдало за мной, пока я не мог его видеть.

Алури не объявлялся. Не связывался со мной и не давал обратиться к себе. Я мог чувствовать только серую смущённую стену, заросшую плющом и неловко переминающуюся на тонких ножках, что-то вроде: «прости, Кохите, я не виновата, но я тут есть, поэтому тебя дальше не пущу, никак». Временами, правда, миан скидывал мне на дору какие-то записки: кроме собственных мыслей внезапно открывались чужие, и я мог знать, какая погода в Шестом и как лучше пройти в букинистическую лавку в Тенистом квартале. Я охотно ими пользовался, даже смог ухватить книгу морских сказок, обменяв её на историю об исчезновении Риунны. Мои истории во всех мирах имели ценность.

Как-то я прогулялся аж до самого края Города и вышел к серебристо-зелёному полю. Горизонт терялся в тумане, на фоне которого местами вспрыгивали одинокие домики. Это была «вольная земля». Любой человек, достаточно долго проживший в Лейне и заслуживший репутацию порядочного, мог попросить службу Размещения и архитекторов, чтобы ему выделили участок. На нём можно выстроить отдельный дом какой угодно формы и разбить сад. Маленькие дома на одну семью в Городе встречаются только в квартале Араксиа (или Аруксия, я забыл), радуя прохожих возможностью порвать вылезающую из-за забора вишню и терновник.

По-настоящему интересное путешествие случилось, когда я наконец отправился на фруктовую линию Кольцевой улицы, вооружившись листком «мальчику не отказывать».

Бумажку эту занесли ребята из Архива и объяснили, что на неё можно «покупать» нужные вещи. На ней зафиксировано всё, что мне полагается иметь в ближайшие пять-десять декад – зависит от регулярности поставок того или иного продукта. Другими словами – это то, что Лейн выделяет непосредственно мне из своего большущего хозяйства. У каждого человека список уникальный и зависит от личных предпочтений, потребностей и особенностей работы. В нём три части: необходимые вещи в целом, вещи, без которых обойтись можно, и вещи, без которых обойтись нельзя. Такая информация есть на каждого жителя Лейна, и на её основе распределяются все ресурсы. Если что-то в дефиците, оно достанется только тем, у кого указано как более необходимое. Но дефицита здесь обычно не бывает. Те, кто ко мне приходил, вообще не помнили его за свою жизнь. Возможно, когда-то там давно, в военное время Второго Магистра…

У меня бумажка была особая, поскольку я новенький. На такую можно брать что угодно из дозволенного до следующего периода. А там уже придётся хорошенько подумать и составить список. Успокоили, что даже если я чего-то не рассчитаю, то смогу взять и без бумажки, если вещь не редкая и у владельца лавки будет достаточный запас. Как правило, у них всегда чуть больше чем нужно именно для таких ситуаций.

Поражаясь лейнийскому человеколюбию, я пробовал очередную непонятную штуку из фруктового ларька. Мне особенно понравился микх, похожий на слоёное хрустящее печенье. Шершавый и едва сладкий. Это высушенная кожура от чего-то там, растущего на деревьях. Я взял мешочек домой и ещё мешочек поменьше ягод схары – длинных жёлтых овальных штук, по строению напоминающих виноград, кислых и немного вязких. Ещё из незнакомого запомнились красные плоды куоно, которые на вкус как неяркий манго и такие волокнистые, что хрустят на зубах. Остальное было привычно или почти привычно: яблоки, цитрусовые всех мастей, зелень, орехи и даже картошка. Правда, что она делала среди фруктов, я не знал.

Настоящим сокровищем оказался неприметный подвал, для попадания в который нужно было пройти насквозь пару шатров и пересечь внутренний двор. Не будь у меня воспоминаний Алури, я бы ни за что его не нашёл. Там, в темноте, при слабом голубоватом и оранжевом свете, с потолка свисала мощная одревесневшая лиана. Она цвела, заполняя просторное помещение глубоким медовым запахом.

Это руго, маленькая тайна ряда Кхатиола. Хозяин привёз это необычное растение из путешествия и посадил под своим домом, примерно воссоздав пещерные условия. Лиане понравилось, она разрослась, и теперь её вязким сладковато-пряным соком приходили угощаться и простые посетители. Можно было брать длинные хлебцы и вафли из корзин возле входа и макать их в капли на стеблях. Мне понравилось. И атмосфера удивительная: просто несколько человек в тишине ходят по залу, исчезают и вновь показываются из-за веток. Никто ни с кем не разговаривает, хотя многие тут явно старые знакомые. Тишина; слышны только лёгкие шаги и хруст хлеба. Я будто забрался за кулисы и теперь наблюдал за этой тайной жизнью, спрятавшись за колонной. Мне определённо нужно отблагодарить Алури за это.

Дождь обрушился совершенно предательски. Если погода в Лейне зависит от настроения Лана – уж не знаю, было ли это моим предположением или мнением моего лейнийского друга, – то у Океана был не лучший день. Вода хлестала так, что я едва мог разлепить глаза. Радовало, что фруктам в сумке с измерением ничего не грозит, но сам я барьеров от дождя создавать не умел и мгновенно вымок. Всё началось так внезапно, что я даже не успел нырнуть в какой-нибудь ларёк. Некоторые люди сообразили быстрее и исчезли в перемещении. Мне тоже поначалу захотелось так сделать, но какой смысл? Ведь теперь не было никаких аргументов против того, чтобы в своё удовольствие гулять под ливнем: сильнее чем есть промокнуть уже не дано.

Стены кварталов во влажном сером мареве казались такими яркими, что жгли глаза. Дождь барабанил по железным решёткам балконов, перилам лестниц и водосточным трубам, звенел в незакрытых окнах и глухо бил по тряпичным навесам. Я ничего не видел, кроме ярких пятен, и ничего не слышал, кроме этого грохота. Просто шёл по опустевшему проспекту, растворяясь в ливне.

Долго идти мне не дали: из-за водной завесы вдруг вырвались два неровных белых пятна, дрожащих под натиском рухнувшего неба. Я узнал в них полицейских, похожих на ариан. У меня было время полистать справочник лейнийских рас. Я и представить не мог, что их более двадцати; хорошо хоть основных только семь.

– Парень, тебе нормально? – Немного вымокшая пепельно-русая голова высунулась из-под форменной куртки с одной нашивкой на рукаве. – Может, помочь?

– Нет, спасибо. – Я быстро взглянул в их лица, открытые и добродушные: проблем у меня нет. – Я тут… мокну.

Второй полицейский, пониже и с тёмными, как у меня, волосами, на полпути остановил руку с курткой, которой собирался меня накрыть.

– Ну что ж, ты отлично справляешься, – сказал он немного растерянно.

– Я Риока, – опять вылез первый, – а это Хаута. Мы – седьмой патруль четырнадцатой группы Полиции. И наша задача – сопровождать заблудшие души. Но если ты не сбился с пути, то мы можем оставить тебя в покое.

– Я не сбивался с пути, я на него не вставал, – усмехнулся я. Потом попытался отодрать прилипшие волосы от лица, чтоб придать себе более человеческий вид. – Я Кохите, с Тис-Утор. Я тут, как бы, новенький, и ещё я ваш будущий коллега.

– Круто! – отозвался Хаута из-под куртки. – Это ж там, где сейчас Таан? Капитан Второго поколения и Маршал Явной армии?

– Да, – просто ответил я. – Честно, не думал, что он настолько… знаменит. Я учился у него несколько лет, но он ничего не ра…

– Ты ученик Таана?! – Хаута вылез из своего укрытия и почти повис на мне. – Пошли с нами пить!

Что сказать? Я был совсем не против.

Меня затащили в «Лазурное кафе» на Центральной площади. Но предварительно меня затащили в шатёр из двух курток, которые мои спутники подняли над головами, чтобы мы поместились там все втроём. Как оказалось, вся лейнийская форма (а также некоторая обычная одежда, которую можно достать в особых лавках) изготавливается с вшитой в неё защитой. Форма полицейского не мокнет, отталкивает не самые мощные пули, сложно режется непроводящими лезвиями и подстраивается под температуру воздуха, так что различий между летней и зимней одеждой нет. Разве что существует длинный вариант куртки на самые сильные морозы и страшные ветра. А вот у некоторых других специальностей, коих особенно много в Неявной, форма обладает ещё более интересными качествами, но поскольку мы – белые, это не нашего ума дело.

То самое «Лазурное» на первом этаже первого дома Лавандового квартала. Я ещё с прогулки с Алури на него нацелился, но всё оставлял на сладкое, до особого настроения. Что ж, вышло даже лучше.

Мы вошли на террасу, между опор которой были протянуты гирлянды цветных ламп. Я вспомнил бар и человека, подарившего мне куртку, и ещё десятка с два других подобных мест, куда я заходил выпить цветное вино. У них определённо существовало какое-то негласное правило вешать такие гирлянды у входа.

Риока потянул тёмно-коричневую дверь с прямоугольным окном, и мы ввалились внутрь под гром колокольчика. Внутри был приглушённый тёплый свет, много деревянной отделки и нити с цветными стёклышками, свисающие с потолка. Синеватые стены меж деревянных вставок оправдывали название места. Помещение было большим и длинным. В центре, напротив двери, стояла стойка, за ней – куча аккуратных полок с бутылками, и весьма разнообразными. Я уже чуял, по форме и цвету сосудов, что заведение высокого уровня. И ещё – в этом я был уверен меньше – им владеет женщина. Мужчины на моей памяти не уделяли столько внимания визуально приятной расстановке предметов. Но были и исключения, конечно.

– Опять вы! – Я оказался прав: из-за неприметной служебной двери показалась зрелая женщина, я бы даже сказал, поздних лет, и энергично направилась к нам. – Вы притащили мне сырость! У вас новенький?

– Простите, Раора, – Хаута стянул с нас куртки и дал себя высушить, – мы его нашли на улице. Он мок.

– Это я вижу.

– Я Кохите, Хинора-неир, – официально представился я, когда её сухая ладонь легла мне на лоб, изгоняя из волос и одежды дождевую влагу. – Готовлюсь поступать в Полицию.

– Хинорец. Я слышу, что ты хинорец. – Раора высушила Риоку, отобрала наши куртки и повесила на крючок у двери. – Только хинорцы так шипят.

Очевидно, по моему лицу она прочла, что я не понял, о чём речь:

– У вас у всех ужасный акцент. Я слишком хорошо его слышу, потому что он жутко похож на мои родные пески. Когда они движутся, то издают тот же звук. – Хозяйка прошла за стойку, вытащила из-под неё три пустых стакана и повернулась к полкам, снимая бутылки. – Я из народа Кхиора, родилась в Фонтане, провела там юность, а потом встретила лейнийцев, прибывших на дальнюю миссию, и поняла, что они мне нравятся больше, чем родная пустошь. – Голубое вино, так подходящее к названию «Лазурного кафе», с шипением полилось в стаканы. – К счастью, здесь всё очень легко с мигрантами, и я считаю это одним из главных достоинств Океана. В Гиэхе с этим гораздо сложнее.

– Я тоже не отсюда. Из Тис-Утор.

– Ну-у, – протянула она, – из Тис-Утор – уже не мигрант. После того, как там поселился Таан, она, считай – провинция Лейна.