Жёлтый

Быт Канцлера Промилле

Как-то раз Канцлер выходит в «Скайп» с мобильного телефона и извиняется за качество связи. Я интересуюсь причиной смены ноутбука на смартфон.

– Ноутбук сломался, – скрипит Промилле.

– Как же вы без него? – спрашиваю я из вежливости.

– Мы попросили Кирилла выбрать другой.

– Кто такой Кирилл? – интересуюсь я новым для себя именем из окружения моего клиента.

– Один из работающих в нашей фирме адвокатов, – отвечает Канцлер.

Промилле часто просит людей о помощи по вопросам, которые не относятся к их компетенции. Ноутбук ему выбирает адвокат. Падающий под тяжестью штор карниз за небольшое вознаграждение возвращает на место курьер из продуктового магазина. Специалист по ремонту кондиционеров заодно меняет стекло на балконе. Кто-то из соседей вешает в домашнем кабинете моего клиента репродукцию картины, изображающей заливаемый солнечным светом огромный православный храм с черным фонарем под боком (через камеру мне видна большая часть репродукции). Бывшая модель Playboy, живущая этажом ниже (Канцлер рассказывает, что в самоизоляции она пишет диссертацию), делает моему клиенту маникюр и педикюр. Не исключаю, что она же удовлетворяет сексуальные потребности Промилле.

Впрочем, есть домашние занятия, которые Канцлер никому не доверяет и от которых, по собственным словам, получает удовольствие. Даже в период семейной жизни он самостоятельно загружает стиральную машинку и развешивает чистые вещи, гладит сорочки, готовит завтрак и ужин. Постоянным развлечением моего клиента является и перестановка книг в домашней библиотеке.

Он склонен к выполнению той работы по дому, которая традиционно считается женской. Сам Промилле иронизирует по этому поводу, хотя Марина, еще проживая с ним, закономерно выходит из себя, когда муж в очередной раз проявляет неспособность вбить в стену гвоздь.

– Забавно, что ноутбук испортился, когда мы решили пересмотреть один старый фильм, – рассказывает мой клиент. – В некотором роде он посвящен самоизоляции. Называется «Отвращение», там сыграла молодая Катрин Денёв.

Судя по рассказам Промилле, изрядную долю вечеров на карантине он коротает за просмотром киноклассики. Это пристрастие Канцлера периодически служит поводом для нашей юмористической пикировки.

– Любите старое кино? – спрашиваю я.

– Раздумываете, как это характеризует нас с психологической точки зрения? – отвечает Промилле.

Или так:

– Канцлеру вчера не удалось посмотреть один старый фильм.

– Что же это за фильм, «Прибытие поезда»?

Шутка приходится Промилле по нраву, и он смеется. Я редко вижу его веселящимся и с любопытством наблюдаю. Мой клиент смеется негромко, но с явным удовольствием. Он отклоняется на спинку кресла и запрокидывает голову.

– Какое старье, – фыркает Канцлер, насмеявшись. – Лента, которую мы хотели посмотреть, гораздо новее. «Нож в…

Вслед за смехом случается еще одна редкая реакция: Промилле чихает. Вероятно, сказывается пыль от очередной перестановки книг.

– …воде», – вычихивает мой собеседник название фильма.

– «Нож в воде»? – переспрашиваю я.

– Именно так, – скрипит Канцлер. – Относительно новый фильм, всего лишь 62-го года. Увы, хорошего перевода мы не отыскали.

(Стремление рассказчика разнообразить атрибуцию диалога – один из недостатков этих записок. Глаголы «фыркает», «вычихивает» и «скрипит» оставляют простор мечтам о лучшем. К счастью, здесь хотя бы никто не хрюкает и не рявкает, как в других образчиках несовершенной прозы. Да и в целом весь этот скрип фыркает не так часто, как мог бы чихать.

Всё же лучшие атрибутивные глаголы – это «сказать» и «говорить». И не только потому, что таково мнение Стивена Кинга. Безусловно, проза предоставляет автору больше возможностей подавать голос, чем драматургия, ведь в пьесах говорить должны лишь персонажи. Однако это не означает, что диалоги в прозе должны быть менее выразительны, чем в драме. Прозаику не помешает писать диалоги так, чтобы читатель мог без подсказок понять выражение, с которым каждый герой произносит те или иные слова.

Предшествующий настоящему комментарию отрывок текста достаточно плох для того, чтобы не просто раскритиковать его, но и попробовать улучшить.)

– Фу, какое старье, – говорит Канцлер, насмеявшись. – Лента, которую мы хотели посмотреть, гораздо новее. «Нож в…

(Я передал фырканье звукоподражанием «фу». Это позволяет читателю включиться в словесную игру, пусть скромную, и самостоятельно вспомнить глагол «фыркать». )

Вслед за смехом случается еще одна редкая реакция: Промилле чихает. Вероятно, сказывается пыль от очередной перестановки книг.

– …воде», – <…> мой собеседник название фильма.

(Редкий случай, когда глагол «говорит» – скверное решение. «Говорит мой собеседник название фильма» не годится, потому что название фильма не говорят, а произносят. «Произносит мой собеседник название фильма» тоже плохо, ведь «…воде» – только завершение названия. Как насчет «заканчивает»? Это небольшое отступление от слова «сказал», да и по смыслу подходит.)

– …воде», – заканчивает мой собеседник название фильма.

(Мне нравится, а Вам?)

– «Нож в воде»? – переспрашиваю я.

– Именно так, – <…> Канцлер. – Относительно новый фильм, всего лишь 62-го года. Увы, хорошего перевода мы не отыскали.

(Здесь уместно смотрелся бы глагол «говорит», но приходится учитывать желание рассказчика в очередной раз упомянуть скрипучий голос собеседника. «Скрипуче говорит Канцлер» звучит коряво. «Говорит Канцлер скрипучим голосом» всё равно дурно, потому что текст искусственно удлиняется: и так ясно, что говорят голосом. Может, разбить на две фразы?)

– Именно так, – говорит Канцлер. <…> он скрипит сильнее обычного. – Относительно новый фильм, всего лишь 62-го года. Увы, хорошего перевода мы не отыскали.

(Вместо многоточия я хочу вписать слово «чихнув». Получилось бы не самое изящное предложение, но скрипучий голос не остался бы без должного внимания. Однако наш рассказчик маниакально избегал прошедшего времени. Если в предложении напрашивался оборот с употреблением этого времени, он пользовался какой-нибудь менее удачной конструкцией. Чтобы сохранить стиль повествования, подбираю одну из таких конструкций: «Из-за чихания его голос скрипит сильнее обычного»․)

– Именно так, – говорит Канцлер. Из-за чихания его голос скрипит сильнее обычного. – Относительно новый фильм, всего лишь 62-го года. Увы, хорошего перевода мы не отыскали.

Отчего-то в самоизоляции большинство бытовых невзгод подстерегают Промилле во время попыток посмотреть кино.

– Вчера мы скачали триллер о Розмари, – рассказывает Канцлер незадолго до обсуждения «Ножа в воде». – Снятый до «Омена» классический фильм про рождение антихриста. Свет отключили как раз на первой минуте. Ноутбук оказался разряжен, и мы просидели вечер без фильма.

Через пару недель Промилле делится со мной новой историей:

– Мы посмотрели новый фильм Тарантино. Там героиня Марго Робби покупает для супруга книгу. Эта книга – «Тэсс из рода д'Эрбервиллей». Мы помним, что есть экранизация с Настасьей Кински. Хотели скачать, но Интернет барахлил.

Иногда причины, по которым Канцлеру не удается посмотреть то или иное кино, не связаны с техническими неисправностями. Ленту с лаконичным названием «Что?» можно скачать с единственного компьютера, и этот процесс быстро прерывается, а возможность просмотра фильма «Неистовый» блокируется по распоряжению правообладателя.

– По меркам Канцлера, фильм не такой уж и древний, – говорит мой клиент. – Но вообще-то это старое кино. Там Харрисон Форд еще не дед. Тонны популярных и новых фильмов лежат в свободном доступе. А полузабытое кино тридцатилетней давности заблокировано.

Порой у Канцлера не получается провести вечер за просмотром фильма по более прозаическим причинам.

– Перед фильмом «Тупик» мы спасовали. Отрадно, что есть явления искусства, которые даже мы не понимаем, – рассказывает Промилле при обсуждении причин, по которым смысл его романа ускользает от читателей.

А как-то раз Канцлер попросту засыпает за просмотром «Пианиста». Пожалуй, хватит примеров. Думаю, их достаточно, чтобы составить мнение об этой сфере жизни моего клиента.

После рассказа о том, как домработница (она живет неподалеку и приходит убирать квартиру Промилле даже во время строгой самоизоляции в апреле) вешает на петли дверь ванной комнаты, я интересуюсь, не испытывает ли мой клиент дискомфорта из-за отсутствия у него мужских бытовых навыков.

– Нам удобно так жить, – отвечает Канцлер. – Дискомфорт это может причинить только женщине рядом с нами. И то в случае, если женщине неизвестны базовые условия эксплуатации Канцлера.

Прошу уточнить, что это за базовые условия. По словам моего клиента, он избегает занятий, к которым его не тянет. Главное, что должен делать мужчина для дома, считает Промилле, это приносить туда деньги. Любя комфорт, Канцлер редко отказывается от усовершенствований жилища, на которых настаивает женщина. Главное, чтобы именно последняя занималась логистикой (руководила ремонтом, сбором мебели, установкой бытовых приборов), а Промилле лишь оплачивал счета да высказывал пожелания по частным вопросам вроде того, куда поставить его кресло.

– Марина не хотела следовать этим правилам, – говорит Канцлер. – Ее муж, считала она, должен был чинить краны, забивать гвозди, вешать туда-сюда полки. А он хотел писать книгу.

Я интересуюсь, видит ли Промилле причину такого своего поведения только в нелюбви к физическому труду. Выясняется, что в детстве Канцлера отец активно привлекает его к выполнению так называемой мужской работы по дому и на загородном участке. Притом руки у отца, как выражается мой клиент, растут из пятой точки. Благодаря такому поведению родителя юный Промилле делает несколько выводов. Первый вывод: на каждое дело есть специалисты. Второй: нужно получать достаточно денег, работая по своей специальности, и не пытаться уметь всё на свете. Третий: важно давать зарабатывать другим.

Когда Канцлер начинает рассказывать об отце, его тон и выражение лица становятся брезгливыми. Я спрашиваю о причинах.

– Грехи делятся на привлекательные и отвратительные, – говорит Промилле. – К первым можно отнести дьявольское честолюбие. Помните д'Артаньяна? Он во что бы то ни стало хотел заполучить маршальский жезл.

Привлекательными могут быть и убийства. Возьмите эту массовую любовь к серийным убийцам. Некоторые женщины шлют им письма в тюрьму. Маньяки – герои фильмов, песен, книг.

Оказывается, можно нравиться публике, когда травишь людей собаками. Тут преуспел Леонардо ди Каприо, изображая этого гнилозубого мерзавца… Мы позабыли, как его звали. Из фильма «Джанго Освобожденный».

Людей привлекает даже сатанизм. Есть же Церковь Сатаны. Нечестная игра в кости – почти достоинство. В карты – тоже. Многие произведения воспевают шулеров. Да что там, казаться соблазнительным, привлекательным может и братоубийство. Отец Гамлета был скучным добродетельным королем. А вот дядя Гамлета, развратный и порочный, не только убил этого короля. Он соблазнил королеву. Значит, было в нём что-то эдакое, согласитесь.

Но припомните хоть одну книгу, воспевающую скрягу. Фильм, посвященный эстетизации тупости. Музыкальный альбом о добродетелях пошлости, избитости. Спектакль о пользе физической нечистоплотности. Оперу про вонь изо рта. Публикацию в Esquire или «Снобе» о том, как чудесны грязные ногти.

Грязные ногти – ярчайшая черта папаши. Для него характерна еще пара близких к абсолютным черт: скупость и глупость. Разумеется, он вызывает у нас чувство гадливости.

Один день Канцлера Промилле

Вскоре после обсуждения домашнего быта я предлагаю Промилле написать эссе о своем рабочем дне – не нынешнем, а до карантина. Через неделю Канцлер направляет мне сочинение на тему «Как я провел рабочий день». С учетом позиционирования Промилле себя во множественном числе сочинение, конечно, должно называться «Как мы провели рабочий день».

Эссе мой клиент сопровождает припиской: «Мы решили испробовать ваш любимый прием. Повсюду совали настоящее время. Приятного чтения».

«Мы едем с потрахушек. Из окна такси видим разноцветное мелькание ночного города. Тело приятно ломит, глаза слипаются.

Вспоминаем прошедший день. Отличный понедельник, даже счастливый. На дню выдалось много удач. А начался он со звонка будильника.

Да-да, раздается звонок будильника: на часах половина восьмого. Мы идем предаваться, выражаясь языком Набокова, тронным размышлениям. Компанию нам составляет томик «Портрета Дориана Грея». Мы достигаем квинтэссенции размышлений на финале одиннадцатой главы.

Завтракая, продолжаем читать. Возвращаемся к описанию подаренного Дориану лордом Генри романа. «Портрет» содержит его завлекательную аннотацию. Досадно, что Уайльд поленился написать свой вариант этой книги.

Мы едим обстоятельно: сегодня нет ранних переговоров и заседаний. С воскресенья у нас осталась каша. Овсянка, сэр. Добавляем к ней яичницу с прожаренным беконом, а еще тост и масло. Такие завтраки рекомендует медицинское светило – беспокоящийся о нашем желчном пузыре академик. Когда мы, впервые услышав его рекомендации, заикнулись о повышенном холестерине, эскулап сказал:

– Да хрень собачья ваш холестерин! Я же не говорю вам ужинать жирным. Жирным нужно завтракать.

Яичницу мы заедаем глазированным сырком. Любой, кто видит наш завтрак, говорит:

– Ну и жрешь же ты! Как это ты не толстеешь? У тебя глисты?

Есть и такой вариант:

– Как тебе удается быть таким стройным? Наверное, метаболизм хороший? Вот ты везунчик!

Попробуйте-ка не есть жирного вечером, как мы. Еще советуем трахаться раз пять в неделю час-другой. В этом тоже берите пример с нас. Скоро вы похудеете, гарантируем.

Попивая чай, смотрим афишу Ермоловского театра. Хотим заново сходить на «Портрет Дориана Грея». Лорда Генри в нём играет Олег Меньшиков. Исполнителя роли Дориана мы помним смутно. Он молод и незаметен в тени лорда Генри. Недостаточно ярко изображает жуткий лик ангела пресыщенности, которым стал Дориан. Вот Хью Грант эпохи «Мориса» справился бы отлично. Впрочем, ермоловский Дориан понравился нам больше тамошнего Гамлета.

До офиса едем на метро. Час пик схлынул, и нам комфортно. Читаем книгу Артура Манбаха «Расстегнутая ширинка». Женщины оживленно реагируют на этот заголовок.

Мы приезжаем в офис к десяти. По дороге разживаемся только что испеченными сдобными булочками. В пекарне наш телефон звонит. Этого абонента мы не знаем. Нас раздражают подобные звонки. Риск того, что коммуникация не состоится, обременяет звонящего, мы убеждены в этом. На худой конец, он мог бы прислать смс. Пусть в жопу себе звонит без определителя номера.

В офисе мы завариваем чай и уплетаем булочки. Неизвестный абонент звонит вновь. Мы говорим Жанне узнать, что пишут об этом номере телефона в Интернете. Жанна – это наша секретарша. Ей часто приходится собирать информацию о донимающих нас абонентах. На Жанну можно положиться в таких делах. Кто знает, вдруг на Жанну можно и прилечь? Мы еще не пробовали. Она ничего, хотя ей тридцать пять. Попа, ноги, мордашка, грудь – все компоненты хороши. Конечно, грудь можно и больше, а ноги – длиннее. Но хрен бы Жанна работала секретаршей, окажись всё так здорово.

(От этого текста я ожидаю раскрытия новых для меня граней личности клиента. Но на первых страницах эссе я отмечаю лишь зашкаливающий уровень сексизма. Сочинение Промилле отличается от его романа только именем героя. Если в эссе заменить Канцлера Промилле на Акемгонима Горгоноя, получится новая глава «69 ± 1 = Ad hoc», вот и всё.)

Прикончив булочки, мы врубаем дискографию «AC/DC». Крутим басы на максимум. Самое время офису проснуться и узнать, что руководство на месте. Видите ли, так уж сложилось, что это наш офис.

(Акемгоним Горгоной отличается столь же самоуверенной манерой поведения по отношению к подчиненным.)

Подпевая Бону Скотту, изучаем новости рынка валют. Курс рубля превзошел значение, что мы наметили для обмена. Дальше он, по нашему разумению, будет снижаться.

Зовем нашу помощницу Катерину. Она на четвертом курсе бакалавриата – ей можно давать важные поручения. Верхние пуговицы блузки Катерины щедро расстегнуты. Офис, знаете ли, шепчется, что мы неспроста перестали ходить с кольцом. Девушка старается не упустить шанс.

Вручаем ей миллион рублей и говорим обменять на доллары. У нас и второй миллион готов, однако стоит дать рублю шанс. Вдруг завтра он продолжит двигаться наверх.

Всякий раз, передавая Катерине ее годовой доход, мы ждем, что она исчезнет. А потом ее зарежет какой-нибудь обряженный в тряпки собственной матери имбецил. Но Катерина всегда приносит доллары, евро и швейцарские франки. Возможно, хочет оказаться следующей мадам Промилле. Или, что вероятнее, смотрела Хичкока.

Едва Катерина уходит, Жанна докладывает о беспокоящем нас абоненте. Интернет-отзывы негативные – мы заносим его в черный список. Мы бы туда всю планету утрамбовали, однако нам часто звонят клиенты да женщины.

Следующий звонок как раз от женщины. Это наш пиар-менеджер, ее зовут Стелла. Она работает всего пятый день и звонит на мобильный. Нас раздражают мобильные звонки подчиненных. Им следует звонить на офисный телефон. Если их нет в офисе, пусть звонят через секретаря.

Проигнорировав звонок, мы открываем шкаф. Самое время заменить джинсы и футболку на костюм. Надев до умопомрачения брутальный серый Hugo Boss, выбираем зеленый галстук. Мы раздобыли его зимой, как и десяток однотонных галстуков прочих цветов. В том крошечном миланском бутике галстуки оказались удивительно дешевы: пятнадцать евро за штуку. Особенно хороши синий, розовый и красный. Галстуки этих же цветов завязывает Дональд Трамп, но, как поговаривают, от Brioni.

(В «69 ± 1 = Ad hoc» одежде главного героя тоже уделяется много внимания.)

Кстати, пора распланировать гардероб на будущий месяц. Мы занимаемся этим каждый четвертый понедельник. У нас восемь костюмов: четыре серых, два темно-синих, голубой и загадочной расцветки. Последний – самый веселый. В основном эти костюмы – немецкие Boss. Итальянские хуже подходят к нашей фигуре. Есть и парочка костюмов Armani. Еще один – Albione.

Галстуков у нас примерно восемьдесят. Относительное большинство у Boss, их штук тридцать. На втором месте Armani: около пятнадцати. К ним приближаются Ferragamo. Мы увлекались Ferragamo на этапе финальной редактуры «69 ± 1 = Ad hoc». Упомянутая абракадабра – заглавие нашей книги. Это здорово написанный и, хоть там много половых актов, скучный роман.

Так вот, пару лет назад мы заканчивали редактировать книгу. И отдавали предпочтение галстукам Ferragamo. Оттого-то герой романа любит продукцию данной фирмы. Зовут этого типа Акемгоним Горгоной. Тоже язык сломаешь, знаем-знаем.

Мы носим галстуки без лишних повторов. Использовав один, не завязываем его до прогона всей коллекции целиком. Восьмидесяти хватает на четыре месяца. Каждый галстук мы используем не более трех раз ежегодно. На то, чтобы распланировать этот пасьянс, уходит изрядное количество времени.

Поручаем заботам Жанны следующего неизвестного абонента. Оказывается, это насчет замены домашнего роутера. Уточняем, какого пола звонящий: мужского. В дверь заглядывает Катерина, и мы подзываем ее жестом. Пока она выкладывает доллары, говорим Жанне соединить нас и ремонтника.

– Пообщайся, – говорим мы Катерине и даем ей трубку. – Это про роутер.

Она не в курсе, что это за роутер, и берет телефон. Две-три пуговицы блузки едва удерживают здоровенную грудь Катерины от того, чтобы вывалиться на стол. Мы бы посмотрели на ее сиськи. Нас заводят такие.

(Именно этим похабным словом на страницах романа Канцлера называет женскую грудь Акемгоним Горгоной.)

Катерина разговаривает, мы считаем доллары. Сиськи-то у нее клевые, а вот полтинник могла и зажать. Ближе к финалу подсчета на офисный звонит Стелла. Предлагает дать комментарий Forbes. Мы не любим давать комментарии журналам. Однако это Forbes – приходится согласиться.

Положив трубку, считаем доллары заново. Катерина спрашивает, удобно ли нам будет принять ремонтника завтра. Мы говорим Жанне позвонить домработнице. У той есть ключи от нашей берлоги. Спальня и кабинет, естественно, запираются отдельно, но роутер подвешен у входной двери. Через Жанну мы узнаём завтрашний график домработницы. Через Катерину – график ремонтника. Графики согласованы, и мы возвращаемся к подсчету долларов. Затем болтаем с Катериной о разной чепухе.

Когда мы взяли ее на работу, она была чересчур закрыта. Это касалось не только числа расстегнутых пуговиц. Теперь же Катерина рассказывает нам даже о бедах с молодым человеком.

Обычно эти беды сводятся к недостатку у чувака трех пунктов. Денег, сексуальной раскрепощенности и умения командовать так, чтобы женщина охотно подчинялась. С этими вещами у нас такой порядок, что о-го-го. Мы давали Катерине осознать это постепенно. Через три-четыре месяца она захочет лечь вот на этот широкий и удобный стол.

(Сексуальные фантазии Промилле не только внушают отвращение из-за навязчивой откровенности, но и раздражают примитивностью. Герой романа моего клиента тоже мечтает уложить всех знакомых женщин моложе себя на столы и другие предметы мебели, не предназначенные для любовных утех.)

Спровадив будущую любовницу, мы звоним Кириллу – одному из наших адвокатов. Голос у него сегодня хриплый и вялый. Судя по частоте имейлов на выходных, Кирилл работал целый уикенд. Такой досуг прокачивает вещи, которые нравятся женщинам. Деньги, сексуальную раскрепощенность и умение командовать так, чтобы женщина охотно подчинялась.

Мы говорим Кириллу заняться вопросами от Forbes. Увы, текст за ним придется редактировать. Он недостаточно богат, раскрепощен и хорош в командовании, чтобы писать для такого журнала. Со временем парень должен научиться. В его годы мы тоже были не особенно ярки. Зато как-то работали в офисе сто шестьдесят четыре дня подряд. Да-да, с марта по август были на работе ежедневно. Мы убеждены, что затруднительно сделать хорошую юридическую карьеру без такого геройства в первые десять лет работы.

Карьера-карьерой, а надо и развлекаться. Особенно раз уж мы в холостом положении. Шлём трем ублажающим нас после развода молодым женщинам сообщения. Мол, девочки, есть перспектива сегодня в шесть угоститься белковым коктейлем.

(Еще одно омерзительное выражение, которое Канцлер заимствует у Акемгонима. Вернее, не заимствует, а возвращает себе: разумеется, это Промилле награждает своего персонажа словарным запасом озабоченного первокурсника-девственника, а не наоборот.)

За этими важными делами наступает полдень. К трем нам ехать в суд. Сегодня заседание по делу одного из наших якорных клиентов. Это клиенты, обеспечивающие значительную долю прибыли. В данном случае около трети. Остальные клиенты, помимо трех якорных, составляют десятую часть нашей выручки. Они тоже целый день звонят по всем номерам. Мы переводим их на адвокатов. Или молчим, если они пока не заплатили.

Следующие полтора часа мы изучаем бумаги для нынешнего заседания. Повторяем наши доводы, вспоминаем тезисы оппонентов, репетируем. Сообщения, письма, звонки мы игнорируем. Сейчас важно не отвлекаться. В течение ближайших часов мы должны сделать работу на отлично. Именно благодаря таким отрезкам максимальной сосредоточенности доверители нам хорошо платят. Раз так, к чёрту сообщения, письма и звонки. К чёрту новости. К чёрту даже молодых женщин.

Мы, разумеется, уделяем время сообщениям, письмам, новостям, звонкам и женщинам. Однако позднее, когда едем в суд. По дороге важно расслабиться, отключить голову. Документов мало, они помещаются в наши с Катериной рюкзаки. Поэтому едем на метро. Там читаем смс молодых женщин, которым ранее направили оферты. Выясняется, что Диану увез на море женатый любовник. Жаль: у нее стоячая грудь третьего размера. Развращенность Дианы соответствует ее красоте, вследствие чего эта наша подруга бывает занята иными мужчинами. По иронии судьбы ее фамилия Невинная.

Провести с нами час-другой готовы Юлиана и Мила. У Юлианы четвертый размер груди, тогда как Мила дьявольски начитанная. Всякий раз после траха мы с ней болтаем о книгах. А ведь она еще и работает стоматологом.

Да-да, Мила не проститутка. Юлиана тоже не проститутка, она бухгалтер. А Диана учится на режиссера. Она самая юная из трио прелестниц.

Возможно, читателю любопытно, как мы с прелестницами достигли такого уровня отношений. Как ни странно, для этого требуется время. Время – главная часть рецепта. В целом же он таков. Знакомитесь с красивой молодой женщиной. Желательно, чтобы она была студенткой. Проявляете легкие дружеские знаки внимания. Изредка, но систематически ходите куда-нибудь вместе. Можно просто гулять или обедать, но в дорогих ресторанах. Посещайте картинные галереи и выставки. Можно и в кино, однако это хуже. Потому что для успеха вам надо много говорить.

Говорите с женщиной о чём угодно. Пересказывайте фильмы, спектакли, книги. Делитесь впечатлениями о путешествиях и концертах. Рассказывайте смешные казусы, в том числе придумывая их на ходу. Иногда помогайте женщине, особенно деньгами. И, разумеется, не забывайте слушать ее.

Десять тысяч ударов, говорят бойцы, и вы профессионал. Послушайте нас: сто часов разговоров, и женщина ваша. Юлиана, Мила и Диана это подтвердят. Как и предыдущие наши женщины. Главное, чтобы эта сотня была о жизни. А не о сексе. Первые сто часов должны быть не о трахе, запомните. И тогда боги любви одарят вас потрясающим сексом.

(Роман Канцлера полон таких же пафосных рецептов в духе дешевого пикапа.)

Мы пишем Юлиане, что в суде большая задержка. Милу просим забронировать гостиницу рядом с офисом. Обменяемся читательскими впечатлениями.

К счастью, задержка не такая уж большая. Заседание проходит не худшим образом. Клиенту не отказывают в иске. Впрочем, его требования и не удовлетворяют. Оппоненты приносят новые бумаги. Кое-какие из них чреваты проблемами. Мы агитируем за отложение разбирательства – судья так и делает.

Мы полагали, что таких документов у оппонентов не было. Нужно узнать, как они раздобыли эти бумаги. Варианты: нарисовали, купили, располагали ими прежде. Любой вариант осложняет диспозицию. В первом случае мы обречены заморачиваться насчет экспертизы. Продажа секретных бумаг намекает: у доверителя завелась крыса. Последний из указанных вариантов свидетельствует, что юристы клиента не ловят мышей. Куда ни плюнь, обнаружишь мышиную возню.

Оплата у нас почасовая, так что спасибо за документы, ребята. Мы их внимательно проанализируем.

Эти три варианта мы раскрываем директору клиента за обедом. Катерину мы предварительно усылаем в офис и говорим дождаться нас. Хотим высказать комментарии насчет подготовленного ею текста апелляционной жалобы.

Обедаем мы в нашем любимом итальянском ресторанчике. Тут не больно-то пафосно, зато вкусно. Это местечко неподалеку от Христа Спасителя. Заходите, если что. Будете как у Христа за пазухой. В кулинарном смысле, разумеется.

Директор клиента – нормальный мужик, он тоже ценит еду больше роскоши. Беседа с ним затягивается. Мы обходительны и красноречивы. Это красноречие фиксируется в счете за нашу работу. Заканчиваем обедать ближе к семи. Напоследок обсуждаем футбол и гольф. Так и быть, последние двадцать минут в счет не запишем.

Мила давным-давно ждет в гостинице. По дороге туда мы читаем накопившиеся сообщения. Видим крик о помощи нашего университетского друга Бориса.

Борис лет шесть живет с подругой. Секс у них редкий и грустный. Боря категорически против измен. Это не мешает ему переписываться с кучей женщин. Казалось бы, такое поведение напоминает реализацию вышеуказанной заповеди о ста часах. Просто Боря не разговаривает, а эпистолярно общается с женщинами. Беда в том, что последние лучше реагируют на живое общение. Переписываются женщины невнимательно, и вы маячите среди заднего фона. А по ходу свидания, даже товарищеского, вы отнюдь не фон. По крайней мере, имеете все шансы не быть таковым.

Увы, Борис не соблазняет женщин – лишь изощренно обменивается электронными письмами. Половина корреспонденток Бори готовы отдаться ему за выслугу лет, мы уверены. Однако Боря не изменяет своей единственной, вот так-то, девочки.

Сегодня наш друг разыгрывает оригинальную карту. У него и одной эпистолярной гетеры апофеоз платонической страсти. Борис мечтает увидеть ее обнаженной, хоть на фотографии. Предложить гетере такую авантюру наш друг стесняется: их общение чересчур возвышенное. Произнесенное желание всё испортит, считает Боря. Поэтому друг обращается к нам. Он просит любой ценой раздобыть эротические фотографии его новой возлюбленной. Бориса не смущает то обстоятельство, что и мы увидим голую прелестницу.

Рассматриваем интернет-страницы новой зазнобы Бори. Это обычная молодая женщина с периферии. Ее родной город – Воронеж, там она и живет. Согласно анкете Жене двадцать три года. Мы дали бы на год-другой побольше. Образование высшее, хотя наши попытки расшифровать аббревиатуру учебного заведения безуспешны. Кажется, Женя работает администратором в фитнес-клубе. Она невысокая, худенькая и плоская. В духе Бори: он любит кидаться на мослы.

До встречи с Милой остается чуть-чуть. Надо успеть помочь старому другу. Благо он согласен на любую цену.

На страничке Жени указан ее мобильный телефон. Мы находим привязанный к этому телефону банковский счет. Переводим Жене десять тысяч рублей. Пишем, что уплатим в два раза больше за фотографии ню. Это своего рода ва-банк. Для образца интересующих нас поз шлём Жене фотосессию какой-то секси-штучки в Playboy. А через секунду падаем в объятия заждавшейся Милы.

Секс в гостиницах хорош новизной обстановки. Для любовных утех мы снимаем номера в разных отелях. Кое-где широченные подоконники, что дает возможность совокупляться, глядя на огни Москвы. Другие гостиницы могут похвастаться крепкими раковинами, выдерживающими самых упитанных женщин. Хотя совсем упитанных мы не жалуем.

(Ранее я не зря отмечаю, что Промилле не дают покоя фантазии о сексе на любых поверхностях, которые для этого не предназначены.)

Сегодня же нам выпадает огромное джакузи. После часового секса мы отмокаем в нём. Завершая дебютный акт, Мила испытывает оргазм в позе наездницы. Валим ее на спину и тоже кончаем.

Антракт. Сидим в джакузи и рассказываем книжные новости. Мила прочитала книгу Барнса «Артур и Джордж». Хороший язык, говорит, только скучновато. Нам по вкусу такие романы, мы сами один издали.

Рассказываем Миле о другой скучной и хорошо написанной книге. Это набоковский перевод «Кола Брюньона» Роллана. Молодой Набоков был склонен русифицировать имена персонажей. Самую известную героиню Кэрролла он превратил в Аню. Кола Брюньон в его интерпретации оказался Николкой Персиком. Мы отмечаем вязкость повествования, скупость действия и красочный эпикурейский язык.