Читать книгу: «На пороге бури», страница 5

Иван кивнул. Это было начало. Хрупкое, зыбкое, купленное ценой огромных усилий, но начало.

– Тогда нам нужен следующий портал, – сказал он, обращаясь к Романову и Лилит. – Кто из них ближе? Чей мир горит следующим?

Лилит закрыла глаза, откинув голову назад. Ее пальцы впились в землю, и она замерла, прислушиваясь к тихому, многоголосому гулу, что доносился из-за границ реальности, к крикам умирающих миров.

– Генерал, – наконец прошептала она, и ее голос был полон боли. – Я чувствую его… его ярость. Как раскаленный металл. Его мир горит прямо сейчас. Он не просто следующий. Он на краю. Мы почти опоздали.

Внезапно воздух в центре лагеря задрожал и засверкал. Без всяких усилий со стороны Лилит или Романова, сам собой, разорвалась ткань реальности. Это был не ровный портал, а кровавая, рваная рана в мироздании. Из нее повалил едкий, смолистый дым, и донесся оглушительный гул битвы – лязг металла, взрывы, крики ярости и боли.

– Он не ждет, пока мы придем! – крикнул Александр, хватая свой прибор. – Аномалия открывается сама! Миры слишком близко!

Из разрыва, шатаясь, вывалился окровавленный человек в доспехах, с обломком меча в руке. Он упал на колени, что-то хрипло крича на незнакомом языке, полном гортанных звуков. Его глаза были полны отчаянной решимости.

И тут же из портала, извиваясь, как червь, выползло нечто. Существо из сгустков теней и отблесков оружия, с десятком слепых глаз и щупалец, заканчивающихся лезвиями. «Забытый», но не бесформенный, а принявший облик самого страха и ярости того мира, который он пожирал.

Оно метнулось к обессиленному воину.

Действовали все одновременно.

Майя-воин с рыком вырвала посох из земли. Сгусток тьмы ударил в тварь, но не рассеял ее, а лишь отшвырнул, заставив верещать от ярости.

– Моя тьма ему не указ! Он ей и питается! – крикнула она.

– Порядок! – скомандовала Ольга-императрица, взметнув руку. Золотой щит возник перед воином, и тварь врезалась в него, осыпая пол под ногами искрами. Но щит дал трещину под ее напором.

– Энтропийная сущность! Поглощает энергию атаки! – доложил Степан-ученый, наводя на нее свой прибор. – Нужно не бить, а… лишить опоры!

– Его опора – страх и боль того мира! – крикнула Лилит, ее лицо исказилось от усилия. Она протянула руки к порталу, и черные нити ее магии потянулись не к твари, а к самой ране в реальности, пытаясь сшить ее края, лишая чудовище подпитки.

Тварь, почувствовав это, взревела и рванула к Лилит, проламывая щит Императрицы.

Иван был ближе всех. Времени на раздумья не оставалось. Он видел слепые глаза чудовища, чувствовал исходящую от него ту самую детскую, искаженную боль, вывернутую наизнанку яростью. Он не стал бить. Он прыгнул вперед, уворачиваясь от удара щупальца-лезвия, и накрыл своим телом Лилит, прижав ее к земле. Второе щупальце со свистом рассекло воздух у него над головой.

В тот же миг Степан, забыв про страх и отвращение к своему двойнику, среагировал. Он не стал применять сложную магию. Он просто метнул в тварь шар чистой, белой энергии – не разрушения, а ослепления, отвлечения.

Это сработало. Чудовище на мгновение замерло, ослепленное.

Этого мгновения хватило Майе-воину. Она поняла. Она не стала бить тьмой. Она метнула свой посох, как копье, но не в тварь, а в сам разрыв, в эпицентр аномалии. Посох вонзился в сияющий край портала, и черная магия Воительницы, магия сопротивления и воли, смешалась с силами распада.

Портал с грохотом схлопнулся.

Отрезанное от источника силы, чудовище взвыло, замерцало и начало расползаться, как клякса на бумаге, превращаясь в безвредный, рассеивающийся туман.

Тишина, наступившая после грохота, была оглушительной. Все дышали тяжело. На земле лежал мертвый воин из другого мира.

Иван медленно поднялся, помог подняться Лилит. Он посмотрел на Майю-воительницу, на щит Императрицы, который та уже убрала, на Степана, который все еще сжимал кулаки.

Никто не сказал ни слова. Не было нужды. Они только что, впервые, не мешая, а дополняя друг друга, одержали небольшую, но важную победу.

– Тогда мы идем к Генералу, – тихо повторил Иван, глядя на затянувшийся шрам на месте портала. – Пока не опоздали.Начало формы

Глава 6. Мир Генерала

Переход через портал показался не плавным скольжением, как прежде, а жестоким падением сквозь слои разбитого стекла и огня. Казалось, сама реальность сопротивлялась их вторжению, разрываясь в клочья. Их вышвырнуло в новое измерение, как щепки из жерла вулкана. Иван грузно приземлился на колено, отталкиваясь руками от раскаленного докрасна песка, который больно впивался в ладони. Воздух ударил в лицо – густой, спертый, пропитанный смрадом гари, расплавленного металла, озона и… медной пыли, сладковатой и тошной. Небо над головой было неестественного, ядовитого багрово-лилового оттенка, по нему ползли, клубясь, тяжелые шлейфы черного, маслянистого дыма, скрывая солнце и отбрасывая на землю зловещие, быстро движущиеся тени. Где-то вдали, за горами руин, регулярно вспыхивали зарницы беззвучных взрывов, и земля под ногами слабо вздрагивала.

Они стояли на окраине того, что когда-то было великим городом. Теперь это была гигантская свалка, памятник безумию. Руины здесь были не просто разрушенными бомбежкой, а именно искалеченными, оплавленными, будто гигантская, равнодушная рука сжала их в кулак и разорвала на части. Стальные балки торчали, как сломанные кости исполинского зверя, бетонные плиты были покрыты стекловидной, пузырящейся коркой, свидетельствуя о чудовищных температурах. Повсюду валялись обломки странной, угловатой техники – не советской, не знакомой им. Бронированные машины на шести конечностях, застывшие в последнем прыжке; сферы с множеством орудийных портов, развороченные изнутри; и повсюду – груды личного оружия, больше похожего на инструменты физиков-ядерщиков.

– Квантовый фон зашкаливает, – монотонно констатировал Степан-ученый, уже тыча в свой планшет, который трещал от перегрузки. – Уровень энтропии критический. Законы физики дестабилизированы на фундаментальном уровне. Реальность разлагается на глазах. У нас есть часы, не больше. Возможно, минуты.

– Где он? – хрипло спросила Майя-воин, вглядываясь в ядовитую дымку. Ее лицо было напряжено, ноздри расширены: она чувствовала себя здесь, в этой апокалиптической картине, своей. Это был ее пейзаж, ее родной ад.

– Близко, – прошептала Лилит, прижимая руку к виску. Ее бледность стала еще заметнее, почти фосфоресцирующей. – Его боль… она везде. Она в самом воздухе, в камнях. Он пропитал собой весь этот мир.

Внезапно из-за груды обломков, которая когда-то была школой, донесся хриплый, надсадный кашель. Все вздрогнули, приняв боевые стойки. Из-за угла, волоча ногу, выполз молодой парень в обгоревшей, потрепанной форме цвета хаки. На его плече была нашивка – стилизованная молния, пронзающая планету. Он был ранен, из пореза на боку сочилась темная кровь.

– Воды… – просипел он, с трудом поднимая голову. Его глаза были мутными от боли и шока. – Ради всего святого… хоть глоток…

Иван сделал шаг вперед, но его опередила Ольга-императрица. Она невозмутимо подошла к раненому, не выражая ни капли сострадания или брезгливости, и бросила ему свою походную серебряную флягу.

– Солдат. Докладывайте обстановку. Где ваш командир? Где Иван Кузнецов?

Парень жадно приник к фляге, осушил ее и с трудом выдохнул, вытирая рот рукавом.

– Генерал? Он… он на передовой. У «Медного всадника». Держит проход… чтобы эвакуировали последних из подземного бункера под Смольным. – Он снова закашлялся, и на губах выступила пена. – Но там уже… их слишком много. «Эхо» повсюду. Они лезут и лезут. Он не выдержит… его воля на исходе…

– «Эхо»? – переспросил Иван, опускаясь на корточки перед солдатом.

– Те, кого «Стиратель» стер, – с трудом выговорил солдат. – Но они не исчезают до конца. Остаются… тени. Отголоски. Злые, голодные, пустые. Бьют по памяти. Узнают своих… и убивают первыми. Моего напарника… он узнал свою жену. И опустил оружие. Его не стало.

В этот момент воздух сзади них сгустился и задрожал, словно от сильной жары. Из пустоты, словно проявляясь на фотобумаге, вышла полупрозрачная фигура в обгоревшем лабораторном халате. Ее лицо было искажено ужасом и ненавистью, рот открыт в беззвучном крике. Призрак уставился на Степана-ученого, протянув в его сторону дрожащую, полупрозрачную руку.

– Предатель… – просипел призрак, и его голос был похож на скрип стираемой магнитофонной пленки, на помехи. – Ты сбежал… оставил нас… умирать в лаборатории… Почему ты не забрал нас?..

Степан-ученый отшатнулся, впервые на его всегда бесстрастном лице появилось что-то, кроме холодного любопытства – растерянность, почти паника. Он потянулся к устройству на поясе. Призрак ринулся на него.

Но Степа был быстрее. Он не стал применять сложные заклинания. Он просто метнул сгусток чистой, белой энергии – не в призрака, а в точку перед ним. Энергия вспыхнула ослепительной, но короткой вспышкой, и призрак, вереща, отпрянул, его форма задрожала и на мгновение рассеялась, как дым.

– Они чувствуют боль и страх, – крикнул Степан, его голос дрожал от напряжения. – Свет, покой, чистая энергия – их отпугивают! Но ненадолго!

– Бесполезно! – крикнул раненый солдат, пытаясь подняться. – Их не убьешь! Только генерал… его воля, его ярость… она их на время отталкивает, заставляет забывать… но и его силы не бесконечны! Он уже три дня не смыкает глаз!

– Ведите нас к нему, – приказала Ольга-императрица, и в ее голосе вновь зазвучали стальные ноты верховного главнокомандующего, не терпящего возражений.

Путь к центру города пролегал сквозь декорации ада, нарисованного безумным богом. Руины кишели «эхом» – полупрозрачными, мерцающими фигурами людей, застывших в последних мгновениях своей жизни: солдат, сжимающих оружие; матерей, прикрывающих детей; ученых у своих исковерканных приборов. Они набрасывались на все живое, ведомые слепой, всепоглощающей ненавистью ко всему, что еще не стерто, что еще может чувствовать.

Пришлось отбиваться, идти напролом. Майя-воин билась своей тьмой, создавая воронки и ловушки, но ее магия была малоэффективна против существ, которые и были самой тенью. Щиты Ольги-императрицы, сияющие и жесткие, держали их на расстоянии, но трескались и рассыпались под их постоянным, безумным напором. Степан-ученый пытался анализировать их природу, сканировать частоты, но его прибор зашкаливал, не в силах проанализировать хаос. Степан и Иван создавали барьеры из света и чистой воли, которые заставляли «эхо» отступать, но ненадолго – они тут же накатывали снова.

Они двигались как единый организм, научившийся на лету понимать друг друга без слов. Романов со своим сложным прибором, похожим на астролябию, указывал путь, сканируя следы мощных, яростных магических всплесков, которые были подобны маякам в этом море безумия.

По пути солдат, которого звали Кирилл, хрипло, обрывочно рассказывал их историю. Этот мир не знал мира. Здесь магия не была тайной или редкостью. Она стала наукой, промышленностью, оружием. Техномагия – симбиоз кода и заклинания, кристаллов и транзисторов. Сначала был золотой век, пока у власти стояли Архитекторы – просвещенные маги-ученые. Но потом к власти пришли Оптимизаторы. Они увидели в людях не личность, а ресурс. Источник чистой магической энергии. Началась Великая утилизация. Города окружались экранами, выкачивающими жизненную силу из населения для питания все более безумных проектов и армий автоматонов.

Иван этого мира был простым инженером. Его жену, обладавшую сильным даром, забрали в Цитадель для «повышения эффективности». Он пошел за ней. Но нашел ее опустошенную оболочку, прикованную к генератору. И тогда в нем проснулось нечто. Не просто магия. Ярость. Способность не творить, а разрывать, разрушать, отрицать магию других. Он стал гением партизанской войны. Взрывал генераторы, освобождал «батарейки», уводил людей в подполье. Он не был великим магом – он был антимагом, живым щитом, защищавшим обычных людей от чар Оптимизаторов. Его прозвали Генералом – лидером последнего очага сопротивления.

– Он нас берег, – хрипел Кирилл, спотыкаясь. – Никогда не бросал. Говорил, что единственная цена, которая имеет значение – это жизнь. Свою он уже давно положил на весы.

Наконец, они вышли на огромную, заваленную обломками площадь. В центре ее на постаменте все еще стоял «Медный всадник», но теперь он был покрыт синим, мерцающим инеем и причудливыми игольчатыми наростами, будто реальность здесь замерзала и кристаллизовалась. А вокруг, на расстоянии ста метров от памятника, бушевало море «эхо». Их были сотни, тысячи. Они бились о невидимую, кроваво-багровую стену, которая окружала постамент, и с каждым ударом она слабела, мерцая, как умирающая лампочка.

Рядом с постаментом, спиной к ним, стоял он.

Иван-генерал.

Он был облачен в собранные на скорую руку, обгоревшие, покрытые пылью, сажей и кровью доспехи, сшитые из керамических пластин, стальных листов и кусков металлической брони. На плечах висел разорванный плащ цвета хаки. В руках он сжимал не меч, а огромный, дымящийся тесак, больше похожий на кусок заточенной балки, по лезвию которого бежали багровые молнии. Он стоял, широко расставив ноги, и из всего его тела исходила видимая, плотная аура – багровая, яростная, неукротимая. Она и была той стеной, что сдерживала орду. Но аура мерцала, прыгала, как перегруженная сеть. Он был на пределе. Его лицо было покрыто ранами, некоторые свежие, некоторые старые, затянутые грубыми шрамами.

– Эвакуация… завершена… – донесся до них его хриплый, сдавленный, сорванный голос, обращенный к кому-то у его ног. – Уходите… последним коридором… пока я держусь. Это приказ.

У его ног, укрываясь за постаментом, сидела небольшая группа из последних выживших – несколько изможденных солдат с пустыми глазами и женщины, прижимавшие к груди испуганных, молча плачущих детей. Их глаза были полны не надежды, а животного, загнанного ужаса и безоговорочной веры в того, кто их прикрывал.

Иван сделал шаг вперед, его сердце сжималось от боли и странной гордости.

– Иван! – крикнул он, перекрывая вой толпы.

Генерал обернулся. Его лицо было изможденным маской из сажи, пота и запекшейся крови. Но глаза… глаза горели холодным, нечеловеческим огнем выжженной души. В них не было ничего, кроме чистой, безраздельной ярости и решимости умереть, забрав с собой как можно больше этих тварей. Ни страха, ни сомнений, лишь безупречная, отточенная воля к разрушению во имя защиты.

– Очередная галлюцинация? – Он хрипло, беззвучно рассмеялся, и его смех был похож на лай раненого цепного пса. – «Стиратель» уже показывал мне вас… моих «спасителей» из идиллических миров. Призраки из мест, где не пахнет горелой плотью. Убирайтесь к черту. Мне не нужна помощь. Особенно от таких, как вы.

– Мы пришли помочь, – сказал Иван, стараясь говорить спокойно и твердо, но его голос заглушал оглушительный гул безумия.

– Помочь? – Генерал плюнул на землю, и слюна была черной от копоти. – Помощь опоздала на три года. Помочь можно было тогда, когда Оптимизаторы начали окружать города своими экранами! Когда они превращали людей в «батарейки» для своих машин! Где вы были?! Где была ваша «помощь», когда умирала моя жена?! Где вы были, когда мой мир горел?! – Его голос сорвался на немой крик, и стена из воли дрогнула, несколько «эхо» прорвались внутрь периметра, но он, не глядя, взмахом тесака рассеял их в клочья энергии, даже не прервав речи.

– Мы не из твоего прошлого, – крикнула Майя-воин, ее голос пробился сквозь шум. – Мы из других миров. Та же угроза. Тот же враг. Он пожирает всех подряд!

– Значит, вы принесли его с собой! – зарычал Генерал, и его аура вспыхнула ярче, отбрасывая кровавые тени. – Или вы его предвестники! Довольно пустых слов! Довольно!

Он повернулся к ним спиной, снова сосредоточив всю свою недюжинную волю на удержании рушащегося барьера. Это было оскорблением и приговором.

– Мы должны оттянуть их от него! – скомандовала Ольга-императрица, ее голос звенел, как клинок. – Рассеять их внимание! Воин! Атакуйте фланги! Нужна диверсия!

Майя-воин и Степан ринулись вправо, обрушивая на нападающих концентрированные потоки тьмы и ослепительного света. Ольга-императрица развернула сложный мандаловый щит слева, отсекая когтистые лапы и зубастые пасти. Но «эхо» было слишком много. Они накатывали волна за волной, бесконечные, неумолимые.

– Его воля… она их притягивает, как магнит! – крикнул Степан-ученый, едва уворачиваясь от полупрозрачных когтей. – Он – источник их ярости, их боль резонирует с его болью! Нужно его… деактивировать! Погасить этот сигнал!

– Нет! – рявкнул Иван, отбивая щитом атаку трех призраков одновременно. – Нужно его усилить! Но по-другому! Изменить частоту!

Он понял. Этот Иван был его точным отражением в первые минуты на Красной площади. Он видел только один путь – стоять насмерть. Сражаться до конца, исчерпав себя до дна. Его сила была в абсолютной, безраздельной ярости, но эта же ярость пожирала его самого и привлекала таких же поглощенных болью «Эхо», как свет привлекает мотыльков.

Иван закрыл глаза, отключившись от воя битвы, от криков союзников, от давящего ужаса происходящего. Он нашел внутри себя ту самую тонкую, звенящую нить, что объединяла их всех – Иванов из разных миров. Он не послал силу. Он отправил ощущение. Не ярости. А тишины после боя. Глубокого, выстраданного облегчения. Той самой хрупкой, едва родившейся надежды, что появилась у них в лесу у костра, когда они впервые действовали как одно целое.

Он послал ему образ их общих, самых сокровенных воспоминаний, не тронутых войной. Дедушку. Его теплые, шершавые руки. Первые неуверенные уроки магии, когда из пальцев выскакивали смешные искорки. Золотистый свет летнего утра, запах яблок в бабушкином саду, вкус первого в жизни мороженого. Нечто, что было до боли. Что всегда оставалось под ней.

Генерал вздрогнул, словно его ударили током высокого напряжения. Его спина напряглась, мышцы налились каменной твердостью. Тесак в его руке дрогнул.

– Что… что это? – Он обернулся, и в его глазах, помимо всепоглощающей ярости, мелькнуло что-то древнее, дикое и недоуменное. – Прекрати! Это ложь!

Но Иван не прекращал. Он шел к нему сквозь строй «эхо», не обращая внимания на их когти и щупальца, которые рассеивались, не долетая до его собственной, спокойной и уверенной ауры. Он шел, как шел тогда к испуганному ребенку на площади, – не как воин, а как защитник.

– Они питаются твоей болью, – сказал Иван, подходя вплотную, его голос был слышен сквозь грохот и вой. – Твоей ненавистью. Твоей памятью только о конце. Дай им что-то другое. Дай им то, ради чего ты все это начал.

– У меня нет ничего другого! – проревел Генерал, и в его голосе вдруг послышались ноты отчаяния. – Только это! Только они! Только эта ненависть держит меня на ногах!

– Врешь, – тихо, но с железной уверенностью сказал Иван. – Иначе бы ты уже давно бросил этот щит и ринулся в самую гущу, чтобы умереть. Но ты держишься. Ты держишься не только против них. Ты держишься за них. – Он кивнул на группу выживших, которые с изумлением и страхом смотрели на эту немую сцену.

Генерал замер. Его взгляд скользнул по испуганным, запыленным лицам детей, по глазам женщин, в которых уже не осталось слез, только пустота. Он посмотрел на своих последних солдат, готовых умереть рядом с ним.

В этот момент его истощенная воля дрогнула окончательно. Багровый барьер с треском, похожим на хруст костей, рухнул.

Орда «эхо» с воем безумной победы ринулась на них, на последний островок жизни в этом море смерти.

Иван-генерал взревел. Но на этот раз в его крике было не только отчаяние и ярость. В нем была решимость. Не уничтожить, а защитить. Не отрицать, а вспомнить. Он взмахнул своим дымящимся тесаком, но не для атаки. Он с силой швырнул его в землю перед собой, прямо в сердце площади. Из лезвия ударил столб света – но не багрового, а золотисто-алого, как утренняя заря, теплого, как кровь. Свет не отталкивал «эхо». Он… заставлял их замедлиться. Их безумные, искаженные лица стали на мгновение четче, в их нечеловеческий вой стали вплетаться другие звуки – обрывки смеха, плач ребенка, слова давно забытой молитвы, шепот признания в любви. Это были не просто тени боли. Это были воспоминания о них самих. Об их жизни.

– Теперь! – крикнула Лилит, и в ее голосе звучали слезы. – Все вместе! Не разрушать! Помнить! Вспомнить их!

И все, кто был на площади – наши герои, раненый Кирилл, последние солдаты, женщины, даже дети, – закрыли глаза. И думали. Вспоминали тех, кого потеряли. Не с болью утраты, а с любовью. С благодарностью за то, что они когда-то были.

Свет от тесака Генерала слился с тенями Майи-воительницы, со строгим золотом Императрицы, с объединяющей волей самого Ивана. Он разлился по площади широкой, теплой волной, и «эхо» не исчезли. Они остановились, их формы стали меняться, становясь то четче, почти живыми, то снова прозрачными. И затем, один за другим, они стали медленно рассеиваться, не с визгом ненависти, а с тихим, похожим на облегченный вздох, звуком. Они не были уничтожены. Они были… отпущены.

На площади воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием и прерывистыми всхлипами. Багровое небо чуть посветлело, уступив место обычной, грязно-серой мгле.

Иван-генерал стоял на коленях, опираясь на свой тесак. Он тяжело, судорожно дышал. Аура вокруг него погасла, исчерпана до дна. Когда он поднял голову, в его глазах уже не было безумной ярости. Только бесконечная, копящаяся годами усталость, потрясение и пустота.

– Что… что вы сделали? – Он смотрел на свои руки, на которые медленно падали пепельные хлопья.

– Мы дали им то, что они хотели на самом деле, – сказал Иван, опускаясь рядом с ним на одно колено. – Их не забыли. И ты – не только оружие.

Генерал медленно, с трудом поднялся на ноги. Он обвел взглядом своих людей – несколько выживших, которые смотрели на него теперь не со страхом, а с немым вопросом. Затем его взгляд скользнул по новым союзникам, чужакам из иных реальностей.

– Мой мир все равно умрет, – констатировал он без эмоций, с холодной ясностью обреченного. – Я это чувствую. Он уже мертв. Это всего лишь агония.

– Но не сегодня, – сказала Ольга-императрица, подходя ближе. – И не так. У тебя есть выбор. Остаться и умереть с ним, исполнив свой долг до конца. Или пойти с нами и попытаться спасти другие миры, где агонию еще можно остановить.

Генерал долго смотрел на детей, прижимающихся к матерям, на своих верных солдат.

– Куда идти? – спросил он наконец, и в его голосе впервые за многие годы появилась нерешительность, смутная надежда на возможность иного пути.

– К Императору, – сказал Иван. – И он, наверное, меньше всего ждет помощи. И больше всего в ней нуждается.

Иван-генерал горько усмехнулся, и это было почти похоже на улыбку.

– Император? Ненавижу этих гордецов в золотых дворцах. Ладно. Пошли. Только… – он сделал паузу, снова глянув на своих людей, – только дайте мне минутку.

Он отвернулся и подошел к группе выживших. Он сказал им всего несколько тихих слов, положив руку на плечо самого старшего из солдат. Затем резко развернулся и вернулся к пришельцам, не оглядываясь. Он сделал свой выбор.

Следующий портал, который открыла Лилит, вел в ослепительный, наполненный стройной магической музыкой мир, где на месте их лагеря был вымощенный белым мрамором дворцовый комплекс, уходящий ввысь на сотни метров. Воздух дрожал от могучей, упорядоченной магии. Мир императора.