Восемь лет с «Вагнером»

Страх у каждого должен быть, это нормально, главное, не должно быть паники. Ты понимаешь, что в каждый выход может и в тебя прилететь. Каждому же кажется, что все пули в него летят, есть такое. Но ты не зацикливаешься на этом, просто шерсть на загривке дыбом все время стоит. Все эти перебежки между разрывами, поиск полезных укрытий, вот эти все дела. Страшно всегда, я не будут говорить, что нет страха. Но ты просто не доводишь себя до панического состояния, иначе все, труба.

Был такой пример, когда мы уже зашли в аэропорт, уже вроде более-менее его заняли, полдела сделали. Пошел сильный обстрел со стороны укропов. И получается, что они все в бункер засели, а мы их оттуда никак не могли выкурить. И так, наверное, они нас хорошо, плотно минут сорок обрабатывали.

Мы залезли, я помню, на огневую позицию, самую глубокую – для стрельбы стоя. Там, значит, ступеньки, несколько площадок перекрыто было обычным деревянным поддоном. Сверху были мешки с песком, но они просели, и туда уже вниз не пойдешь. Но все равно, считай, сверху психологически целый метр защиты присутствует. На второй ступеньке – Леха, он лег на вторую ступеньку, и его тоже закрывает полностью. А третья ступенька сантиметров на 30 от земли, там лег еще один Леха – буквально вжимается в землю. Ну все, там уже не дернешься, вокруг все полыхает. Леха на третьей ступеньке лежит, крестится, молитвы читает, второй Леха лежит молча, а я что-то сел и прождал 15–20 минут.

Все вокруг рвется, взрывается. Ну, думаю, сколько уже можно боятся? Сел и что-то стал о дочке думать, вспоминать, где, чего, чтобы отвлечься. Ну и задремал. Вот четко помню: задремал, и тут – бац! – разрыв где-то близко, и я проснулся. Думаю: ну, нормально, покемарил.

Штурм центрального терминала

– В общем, дошли мы до забора, перемахнули через него и пошли брать центральный терминал. Оказалось, что нас две группы – наша с правой стороны, другая прямо в терминал зашла с левой стороны. Там, перед центральным терминалом, была парковка, еще несколько укрытий – там БТРы стояли, трактора. В общем, мы за ними укрылись, начали снимать потихонечку верхних стрелков, кто сидел на крыше центрального терминала и на боковых зданиях. Ну и так, потихоньку, продвигались.

Когда мы проходили центральный терминал, зашли в ангар переждать. Как раз в этот момент укропы начали долбить откуда-то с гаубиц, прилетало достаточно сильно и часто. То, что после этого оставалось, пятиметровые воронки, 15 метров в диаметре. Когда мы переждали и вышли из ангара, вся площадь перед аэропортом превратилась в марсианскую поверхность. Даже эта асфальтовая парковка.

«Вы Грозный брали, вперед!»

– Помню, немножечко опешил народ от шквала встречного огня, на что Девятый нас подбодрил: «Чего лежим? Вы Грозный брали, вперед!» И мы полезли через минное поле в аэропорт – считай, прошли его насквозь. Только потом выяснилось, что видеокамера нас снимала, украинцы не были готовы к штурму – расслабились. Вторая половина дня. Обычно ждут атаки на рассвете, утром, все как по науке. А мы пришли после обеда, когда люди уже развесили портянки и решили, что войны на сегодня уже не будет. Этот эффект неожиданности по большому счету спас жизни многим: минные поля на нашем направлении достаточно серьезные были, и если бы их подняли, то ваш покорный слуга с вами здесь бы не разговаривал. Там стояли 90-е МОНки с интервалом 15, максимум 20 метров, полная грядка.

Мы поснимали противотанковые орудия, ПТУРы, и прошли аэропорт насквозь. Друг мой вернулся оказать помощь «трехсотому», вытащить к группе эвакуации, но после выноса раненого так он уже и не добрался до нашей боевой машины. Еще одного нашего парня срезали на входе, и в зушке остались мы вдвоем. Когда мы уже уперлись в самый конец аэропорта, по нашей линии шел еще и танк – зушке было уже не проехать, место для маневра отсутствует. Артиллерия работала очень плотно, потому что видеокамеры за нами наблюдали. Мы уходим на 20–30 метров – и на то место, где мы только что стояли, идет артиллерийский приход. Мы только выдвигаемся еще на 20–30 метров – опять приход. Буквально по пяткам нам накладывали. Но таким макаром они сами помогли нам морально понять, что назад мы уже не пойдем.

Как рядового бойца приняли за главного

– Заходит к нам Девятый в ангар. А у нас боец в группе был, позывной Голиаф – он длинный, высокий, как каланча. Подходит он к Голиафу, снимает с себя панаму, снимает с Голиафа каску, надевает на него панаму… Голиаф такой стоит, смотрит на него, а он говорит: «По радиоперехвату укропы сказали, что самый длинный – это самый главный. Поэтому будешь ходить рядом со мной».

Потом дальше у нас погиб первый парняга из нашей группы. Дальше центрального терминала группа зданий стояла, и наши парни хотели в укрытие заехать на зушке. Он просто вышел на улицу… не знаю, зачем он вышел, и в этот момент его кассетным боеприпасом накрыло. Укропы кассетными стреляли. Его посекло полностью: грудь, ключицу, все. Это вот первый «двухсотый» из нашей группы, Камыш. Он вместе с Карелом и Лешим на зушке подобрался. Карел тоже получил тогда ранение – огнестрел в руку, шальная прилетела откуда-то. Ну, он быстренько перевязался сам на месте и продолжил огонь. До самого последнего он не эвакуировался никуда.

Мы пошли чистить бункера. Почистили бункера, те, которые по дороге, Карел сидел на зушке. Нас очень сильно беспокоил один пулеметчик – там возле одного из центральных зданий труба была из красного кирпича, типа такой, что в котельных стоят. И вот из-за этой трубы нас пулеметчик постоянно поливал. Мы не могли вперед продвинуться минут семь, наверное. Вызвали Карела, он подъехал с правой стороны, чтобы тот у него в обзоре был. Пулеметчик привстал – хотел, видимо, поменять позицию, когда увидел, что зушка выезжает – и тут Карел просто разрезал его зушкой пополам. Две части упали по бокам. Мы дальше, короче, продвинулись.

Дошли до ГСМ – склад горюче-смазочных материалов, где заправка самолетов. Там все подзачистили, кого-то в плен взяли, там сгруппировали в одном здании, и тут мы получаем сообщение о том, что в этот момент укропы вызвали огонь на себя. Поняли, видимо, что бесполезно уже прятаться и возиться. Они уже поняли, что проиграли.

Прятки от «Точки-У»

– Сказали, что прилетит «Точка-У» или «Точка-Н» – что-то такое, прям с Киева атакуют. Никто из нас до той поры не видел, что это и с чем это связано, но якобы знающие товарищи сказали, что тут воронка будет метров 500. Мертвая зона поражения – 500, и никто больше не выживет. Поэтому прячьтесь по подвалам, пока можете, по каким-то бункерам. Мы, в общем, спрятались по подвалам, по бункерам и где-то часа полтора там пережидали. Потом нам сообщили, что укропы передумали и не стали бомбить. То ли ооновцы вмешались, то ли что – типа слишком резонансное дело, слишком много людей. Запретили им из крупного боеприпаса стрелять. После этого, в принципе, основной бой тогда закончился.

Наши танкисты там рядом достаточно героически катались. Они прямо врывались в ряды противника, кружили вокруг аэропорта туда-сюда. Танк останавливается, командир вылезает из люка, мехводу что-то там кричит. Видимо, не работала связь. Кричит во все горло, рукой куда-то показывает. Запрыгивают оба в люки, закупориваются – и с места на полном ходу, танк прямо встает на дыбы, сматываются. И тут же в это место, где они стояли, сорок «Градов» прилетает, полный пакет. Они останавливаются чуть дальше, опять вылезают, опять что-то обсудили. Только отъезжают – опять сорок «Градов» туда. Их это не останавливало, они грамотно работали, и в частности с их помощью мы достигли такого потрясающего результата.

Один против двенадцати

– Из моей группы все, кто был, никто за спинами не прятался. Своих раненых вытаскивали всех. Ник, в последующем мой командир отряда, отправил нас с Султаном и Злым ко второй группе, остановить Зомби. Зомби – командир отряда! – в одиночку побежал преследовать укропов, человек двенадцать. Укры побежали в сторону забора… ну, пытались сдристнуть с территории, откуда их обстреливают. Он один за ними побежал.

И мы бежали за ним метров двести, чтобы просто остановить. Причем он бежал за украми, они начали через забор перелезать, он их товарит, они его обстреливают с той стороны. Зомби, вообще не прячась, с открытой грудью идет и валит – одного, второго, третьего. Мы уже поняли, что сейчас его завалят, потому что слишком плотный огонь начался. В общем, мы подоспели ему на подмогу и выручили его.

Из запомнившихся пацанов Электроник был. Саркози… погиб в то время. У Электроника, помню, как раз за несколько дней до этого жена родила в Ростове. Он бывший легионер. Погиб парняга тоже – снайпером был.

Я считаю, наш самый основной поступок – это то, что из аэропорта Луганска до нашего штурма круглосуточно работало 17 «Градов» и 12 гаубиц, которые обстреливали город круглосуточно. Мы лишили их этой возможности. Соответственно, 70 тысяч жителей, которые остались на то время в Луганске, вздохнули свободно.

О пленных

– Много пленных солдат-срочников мы взяли в том бою. Их всех отправили домой к мамам на следующее утро, буквально организовав автобус. На второй, на третий день группа поехала собирать раненых и убитых, также находили украинских офицеров – оказывали помощь и отправляли к своим. Война эта дурная, гражданская, никому не нужная. Никто не может понять, каким образом нацисты вообще могли прийти к власти на Украине. Надо было в любом случае что-то делать, поэтому народ и откликнулся. А компания просто помогла организовать патриотов под одно начало. Много бывших военнослужащих у нас нашли свое место.

С пленными всегда обращение нормальное было, никогда их не обижали. Посадили их кружком, кто-то там стоит, им лекции читает, что они не правы, что им надо одуматься. Сидят такие ребятки – чумазые, молодые. Кто-то так сидит, голову опустил, кто-то волком смотрит, не скрывая своей ненависти. Открыто. Мы им даже сигарет дали.

Был на моей памяти только один случай рукоприкладства – и тот, считай, в состоянии аффекта. У одного нашего парня близкий товарищ погиб на штурме аэропорта. И он с горя, на нервах, на эмоциях схватил автомат и прикладом ударил пленного вэсэушника. Мы его остановили, оттащили. А так никогда их не трогали. И они об этом знали, спокойно вели себя.

Потом, не помню, мы их обменяли вроде. А потом, уже дома, сидел, листал ролики в Интернете – и наткнулся на украинский документальной фильм про Луганский аэропорт. Типа их взгляд на эти все события – какая там бригада была, какие там войска, как Ил-76 сбили, туда-сюда. И один из очевидцев – парень из той самой пачки пленных. У меня еще их фотки есть, я его помню очень хорошо.

И вот он сидит и рассказывает. Ему вопрос задают, как он в плен попал:

– Ну как, мы сидели, обороняли здание аэропорта. Отстреливались-отстреливались, патронов уже не осталось. И тут русские подкатывают танк, направляют пушку и говорят: «Сдавайтесь или тут сейчас всех сравняем. Ну и что было делать?»

И вот он такой сидит, а я думаю: вот зараза какая. Мы пленным ничего не делали – не казнили, не расстреливали, как украинцы пытаются представить. Взяли в плен, потом отдали, обменяли – и все.

Встреча победителей

– После аэропорта то, что наиболее запомнилось – мы въезжали в Луганск колонной, и нас встречали местные жители. Мне это напомнило хроники Второй мировой, когда встречали победителей. Ну, с цветами там, туда-сюда. Нас реально встречали всем городом.

Глава 5. Дебальцевская операция
(январь – февраль 2015 г.)

Несмотря на то что летняя кампания 2014 года окончилась контрнаступлением и разгромом украинских войск, не все территории, утраченные ополчением, удалось вернуть. В июле 2014 года механизированные части ВСУ прорвались из Светлодарска к Дебальцево, которое было оставлено ополченцами ДНР после тяжелых боев. Замысел украинских силовиков заключался в том, чтобы город стал полноценным плацдармом для последующего прорыва сил ВСУ и Нацгвардии к границе с РФ.

Дальнейшее продвижение от Дебальцево на восток грозило перерубить ключевые пути сообщения между ДНР, ЛНР и Россией. Через город проходит трасса М21 – основная дорога между Донецком и Луганском. Кроме того, Дебальцево является ключевым железнодорожным узлом Донбасса, потеря которого для ополчения исключала полноценную связь между Народными Республиками.

Зимой 2015 года вокруг Дебальцево развернулось одно из крупнейших сражений войны в Донбассе. В течение месяца силы ополчения штурмовали редуты ВСУ на разных опорных пунктах с восточного фаса Дебальцевского выступа, пытаясь вскрыть оборону украинских сил. Одна из наиболее ожесточенных штурмовых операций была проведена силами ЧВК «Вагнер» 25–28 января 2015 года в районе населенного пункта Санжаровка: тогда при попытке взять укрепрайон ВСУ украинская артиллерия ответила на продвижение российских добровольцев массированным огнем, в результате которого отряды группы «Вагнера» понесли потери.

После того как линии обороны украинских войск были прорваны в районе Углегорска и Логвиново, в феврале 2015 года в Дебальцевском котле были заблокированы до 5 тысяч солдат ВСУ и боевиков националистических батальонов. Результатом окружения стала зачистка Дебальцево, в которой также принимали участие силы ЧВК «Вагнер», и полный переход населенного пункта и окрестностей под контроль армии ДНР.

Бой в Санжаровке

– Дебальцево начиналось так. Мы зашли в декабре 2014-го после плотной подготовки. Начальство гоняло нас всех на полигоне, не вынимая, 24 часа в сутки. Как бы проводили боевое слаживание. Конечно, потом проявились некоторые недостатки и нюансы в последующих событиях, но это уже не вина командира – это уже роль личностей в истории, отдельно взятого человека. Потому что свое масло в голову не вольешь и свои мозги не вставишь.

Первый отрицательный случай у нас произошел в Санжаровке. Свою задачу мы выполнили – только, скажем так, по-другому. Задумка в чем. Нам указали определенные координаты, сказали, что там укрепы укропов – идите и возьмите. Но развертывание началось очень поздно. Когда мы подтянулись, укры нас, понятное дело, уже ждали. У нас были беспилотники, которые должны были выяснить обстановку, но так получилось, что мы слишком близко подъехали колонной. По нам очень близко начали долбить – из крупнокалиберного, с ПТУРов, с «Града», со всего. Мне в тот момент это напомнило кадры из кино про Вторую мировую, когда бомбят колонны. Очень много техники сожгли буквально за несколько минут.

Я тогда ехал на «Урале» со своей группой. Услышали обстрел, взрывы – наш водитель останавливается, и все начинают выскакивать. Укры начали уже строчить и уже конкретно прошивать наш «Урал» – тентованный, не бронированный. Почти все соскочили тогда, единственный, кто погиб из моей группы, это был парнишка из Сочи, его звали Сват. Он из ополченцев к нам пришел и был единственный в бронежилете и каске. Из всех. И когда он спрыгнул, в него прилетел осколок от крупного снаряда или от чего-то такого – полголовы срезало посередине. Не помогли ему ни каска, ни бронежилет.

Меня учили всегда, с самого начала моей военной карьеры: если ты хочешь спастись и нанести при этом вред противнику, ты должен идти на сближение с ним. Соответственно, мы с друзьями, с которыми я служил на тот момент, пошли на сближение. Из остатков групп, которые с машин соскочили, осталось с техникой 450 человек. А до позиции укропов дошло 13 человек – моя группа.

НЛО

– Санжаровка, кто давно знает, очень известный ориентир. В том районе мы пошли в наступление, и всю нашу колонну распатронили буквально минут за десять. Часть техники вышла, но погибло очень много народу. В колонне были танки, «Дозоры», БМП, «Уралы». Полноценная колонна, мы клином шли на противника. Там такая высота была, это северо-восточное направление от Дебальцева. Высота не помню, как называлась, но район Санжаровки.

У меня в «Урале» парнишка был, майор милиции, первый раз приехал на войну, и вот он так нервничал, переживал. Нам говорили, что этот район артиллерией обрабатывался неделю, типа укропов там нет, все нормально, все замечательно. Между нами ходили слухи еще: будут трофеи, американские ночники, форма-шморма, ну что нам надо-то? И вот мы едем, построились в боевой порядок, боевой клин. Едем по какому-то полю. Я в «Урале», тент поднят, вижу только, что в грузовике происходит. Тишина-тишина-тишина, и потом слышу – где-то произошел взрыв, и за нами летит противотанковая управляемая ракета. Метрах, может, в ста она прошуршала.

– Это что? – спросил парнишка, который бывший майор.

– НЛО.

Вот мы из машины высадились – летит еще одна ракета. Я тогда все воспринимал, как в замедленной съемке: вот она цепляет какой-то холм – чух-чух-чух – ударилась стабилизатором о грунт и начинает вращаться вертикально. Не долетая до нас, падает и взрывается. А это примерно через две минуты после первого взрыва. Я смотрю уже вокруг: танк горит, башня крутится (заклинило механизм), в него еще прилеты. Техника горит, «Дозоры» горят, все горит. Весело было, но плохой результат – тоже результат.

Я слыхал потом, что мы украинские войска должны были под Санжаровкой на себя оттянуть, но насколько это достоверно – не знаю. Дебальцево взяли в окружение, потом полностью взяли, а вот эту высоту, где у нас был бой, так и не взяли. Нам только через месяц, через военно-патриотический клуб «афганцев» разрешили забрать своих «двухсотых».

Дебальцево уже сдалось, ополчение зашло. А вот эта высота так и стояла.

Снова «отказники» из ополчения

– Уже как бы темнеть начало – дело зимой было. Добрались до позиций укропов, где-то метрах в ста пятидесяти подобрали их с правого фланга, посередине, по центру, между позиций на бугре. Их точка была лесом окружена, поэтому они нас, видимо, из-за темноты просто не заметили. Мы сели, начали наблюдать – посчитали технику, что как. Доложили Девятому, и Девятый нас, скажем так, расстроил. Сказал: «Пацаны, я не могу вам ничем помочь, потому что остальные просто зассали. Никто не пойдет вам помогать, поэтому не надо идти в атаку, просто тихо возвращайтесь, и все». Ну, приказ есть приказ, и мы обратно поползли, метров, наверное, девятьсот. Ушли собирать тела товарищей, кто на технике сгоревшей был.

Часа полтора мы собирали останки, там встретили Зомби. Зомби как бы вышел на нас прямиком из тумана – тогда мало того что стемнело, еще и туман навис плотный. Он вышел на нас неожиданно – слава Богу, мы стрелять не стали.

– А где остальные? – спрашиваем его.

– Их больше нету.

– Ты че, с дуба рухнул? Как нету? Все двести человек?

– Да они все зассали и свалили. Я остался один.

Вот Зомби потом с нами лазил по этим сгоревшим машинам, искал «двухсотых», «трехсотых». Кого нашел – вызывал машину поближе, отправлял в тыл. Ну и мы вместе взяли остатки того, что смогли. Подбитые машины заминировали и отошли к остальным на позицию.

Звонок от мамы посреди боя

– Запомнилось то, как я полз по воронкам. Точнее не по воронкам, а по открытому голому снегу, чтобы не запачкать маскхалат. Поэтому я в воронки не залезал. Там вокруг крупнокалиберный прилетает, все горит, взрывается, а я ползу по белому снегу, огибая все эти воронки.

Тогда еще средства связи были разрешены, и произошел очень дикий казус. Мы ползли к укропам, в самый долбеж, со всех сторон летит, – и тут у меня зазвонил телефон. Я снял трубку – мать звонит. Я говорю: «Мам, у меня все в порядке». Она меня спрашивает: «А что у вас за звук такой?» Я говорю: «Да это строители перфоратором работают».

Про Ратибора

– Хочу рассказать про Ратибора, про командира нашего. Я убедился, что он – человек мужественный, расчетливый, хороший стратег. В отряде у нас под его командованием потери были минимальные, тогда мы еще составом роты в Донбассе были.

Ну вот, в Санжаровке тогда Ратибор вообще молодец. Он нас спас. По нам били с трех сторон, когда заходили. Там поселочек небольшой, дома стояли не впритык, много открытого пространства было. И почти в каждом доме стоял танк. Мы, когда вылезли из-под обстрела оттуда, на небольшом пятачке остановились. Раненых эвакуировали из-под Санжаровки, вывозили тоже на этот пятачок.

Я ему и говорю: «Командир, давай я с тобой останусь». А он в ответ: «Езжай вниз, там наши стоят, там путь. Я сам приеду». Только я спустился, как по пятачку насыпало «Градами». А он остался там.

Я уже вижу, как «Грады» лупят, и я полетел туда на «Урале». Только бы успеть, живой он там, не живой… Навстречу мне БМП попалась. Оттуда выезжал, вижу – командир лежит на траве. Думал – все, каюк ему. А потом выяснили, ноги перебило ему. У него и так с ногами плохо было, а тут… У нас тогда «Мотолыги» были и зушки с обваренными по бокам обвесами, типа как защита от осколков и прочей мелочовки. И когда «Грады» полетели, его взрывной волной бросило как раз на эти обвесы и с «Мотолыги» выкинуло. Контузило его. Я его потом забрал, мы отъехали в соседнее село, там поспокойнее было.

История экипажа «Дозора» под Санжаровкой

– Все начиналось довольно мирно. Мы на тот момент стояли в Луганске, и приходит распоряжение: «Пацаны, на задачу!» Приехали к Санжаровке этой. Сначала мы артиллерией обрабатывали этот сектор, потом мы туда в первый раз зашли – попытались взять нахрапом. Подбили там наш впереди идущий БТР с ПТУРа. Попали ему в колесо, он целый остался, экипаж успешно эвакуировался. В общем, в первый день не получилось штурмануть, нас немножко обстреляли из минометов. Но задача есть задача. Поставили – надо выполнять. Ты прекрасно знал, куда ты едешь, зачем ты едешь. И уж если взялся за гуж, не говори, что ты ингуш.

В итоге мы рубились там три дня – безуспешно, так мы туда и не зашли. Простояли где-то неделю на каком-то заводе разрушенном. Каждый день какие-то тревоги, связанные с вертолетами… На нас выходили какие-то вертолеты со стороны укропов, но так они и не прилетели к нам. Не суть. Все, подготовились к штурму. Завтра будем штурмовать, всем приготовиться… Будет 100 % штурм. Задача будет не из легких. Будем штурмовать прямо по полю, будем врываться прямо в окопы к укропам. Пехота – пешим порядком, а я тогда был на нашем КАМАЗе «Выстрел-Дозор». Достаточно хорошая машина, я в головном дозоре ехал, первой машиной. И понимал, грубо говоря, что мне, как первому, в случае начала заварушки – кабзда.

Подошли мы к этому полю. Я помолился. И тут смотрим – развилка впереди. Налево идут достаточно свежие следы колес, а направо – запорошенные снегом. Мой водитель проезжает мимо тех следов, которые налево – они нам нужны были, даже я это понимал, а водитель почему-то не понял и поехал прямо по следам запорошенным. Нам командир кричит в радейку: «Але, ты куда поехал?! Куда ты всех ведешь?! Разворачивайся, живо!» И тут вот… Какое-то божественное вмешательство получилось.

Надо понимать, что это было сплошное поле, и там, считай, снега не было вообще. То есть оно было немножко припорошенным. На пашнях небольшие следы от снега, не более. Мы начинаем разворачиваться – и угодили в такой сугроб, что машина туда вросла буквально. Единственный на всем поле сугроб. И мы – ни вперед, ни назад. Я вылезаю из люка, назад смотрю – вроде все чисто сзади. Земля и земля, а за нами еще и какая-то яма глубокая была. Жестко застряли, короче.

Докладываем, что мы не можем продолжить движение, потому что застряли. Командир приказывает: «Все вперед, а эту машину пока бросить и вытянуть потом, чтобы тоже смогла подтянуться к основной колонне». Колонна уходит, мы остаемся. Минут через 10 наших попыток мы уже начинаем слышать звуки боя. Конкретного боя. Все взрывается, стрельба, пальба. И это от нас – метров 500. А мы стоим застрявшие, короче. Ну, что делать. Просим по рации «Мотолыгу», стоящую неподалеку: «Давай, попробуй, бахни нас сзади со всей дури. Там бой идет, а мы тут штаны просиживаем. Надо срочно вытянуть!» МТЛБ разгоняется, нас жесткими ударами в жопу пытается вытолкнуть – ничего не получается.

И в этот момент я вижу, что впереди первые клубы дыма подниматься начали – высокие такие клубы черного дыма. Понимаю, что что-то там происходит жесткое. А сделать ты ничего не можешь. Тебя перехлестывают эмоции, что твои пацаны впереди там горя хапают, а ты сидишь хрен пойми где, застрявший в сугробе. Нашел ведь где-то сугроб, хотя нигде ни одного сугроба не было в радиусе километра!

В общем, подъезжает эвакуационная машина, дергает нас, вытягивает. Ну, мы стартуем вперед на всех парах. В этот момент нас начинает с фланга 82-й миномет работать. Я прям вижу – на выходе из «лесополки» мина попадает в ЛЭП, и ЛЭП разваливается на части от попадания «восьмидесятки». Короче, она лупит и практически прямой наводкой по нам бьет.

В общем, мы летим туда. И, приехав на поле боя, я вижу картину такую страшную. Сразу на подъезде стоит, горит «Мотолыга» с зушкой. Тут же экипаж зушки достает из нее стрелка. Хорошо, стрелок надел на себя костюм негорючий – он несколько минут не горит, есть шанс вылезти. А у него в этот момент прямо из люка херачит огонь, и его пацаны оттуда выдергивают. Он потом рассказывал, что стрелку тяжело выбраться из «Мотолыги». Когда в них попало – то ли из танка, то ли еще из чего, – он рассказывал, что моментально вся машина оказалась в огне. Он ломанулся вперед, чтобы через люк мехвода вылезти, пацаны его оттуда тащат – а он не вытаскивается. У него на костюме были лямки такие, и он этой лямкой зацепился то ли за ручник, то ли еще за что. Пацаны его вытянуть не могут, бросают вниз, кричат: «Отцепляйся!» Он отцепляется, вылезает.

Все это происходит прямо передо мной. Я поворачиваюсь в сторону поля боя – а там тоже куча техники горит. Штуки три «Дозоров» стоят, они еще не горели, но уже сильно дымили. Никто их не тушил, как ни странно. И вот тоже – мистическая сила какая-то: на поле боя начал двигаться туман с левой стороны. Пелена тумана заволакивает поле боя между нами и укропами. Как занавес такой. Типа все, задолбали, закругляйтесь, и заволакивает весь горизонт.

Мой взвод уже ушел вперед. Мой взвод, по-моему, вообще единственным взводом был, который ушел туда, на передок. В двухстах метрах от них были укропы. Парни, короче, залегли в этом тумане: и атаковать не могли, и уйти не могли, потому что опасались, что их раздолбают жестко. И приняли решение до ночи там остаться.

В этот момент командуют отход всей группировки. Начинают все отходить. И тут подбегает к нашей машине какой-то танкист и стучит мне в дверь: «Открой!!!» У него глаза навыкате, остекленевшие. Он стучит в дверь, дергает, а она заблокирована. Я ему отвечаю, мол, что не могу уйти с поля боя, братан. Ищи машину, тебя отвезут на эвакуацию. Не могу вообще понять, что происходит. И вдруг смотрю: перед нами стоит танк – и ствол его смотрит в тот момент не в сторону противника, а на меня. Что за фигня?! Оказывается, это подбитый танк, – ему попали в отсек мехвода, оттуда синее пламя вырывается, и я понимаю, что мехвод погиб. У башни привод заклинило, и она вращается. Один подбитый «Дозор» стоит от танка справа, еще два подбитых «Дозора» – слева, а остальные «Дозоры» по полю вокруг подбитой техники круги нарезают, чтобы и их не подбили. И мы в эту вереницу тоже вонзились.

Я-то думал, что бой уже закончился, но не тут-то было. Все отошли, а я не могу отойти, потому что мой-то взвод там – впереди. И мы с мехводом моим приняли решение, что мы остаемся на поле боя, пока не выйдут бойцы нашего взвода, чтобы успеть закинуть их на «Дозор» и увезти с поля боя. Связались с командиром. Так и так, мы вас ждем. Он говорит: «Выйти мы пока не можем. Ждите».

Вокруг нас все взрывается. Лежит мой товарищ рядом, он был водителем «Урала», у него во-о-от такие глаза остекленевшие, лежит и смотрит на труп парня рядом с собой. А это был его первый бой. Он был до этого тыловиком, в компании работал давно, но это был его первый бой. Он никогда не видел такой жести, а это все вообще было жесть из жестей. Я сам такое впервые в жизни видел, если честно. И он лежит и смотрит на парня мертвого – ему срезало полчерепа осколком, хотя сам он был по полной в броню запакован. И каска, и броня, в броне – ни единой дырочки. Весь в броню закованный – и мертвый. А все остальные – живые.

– Забирай «Урал»! – я этому водителю кричу. – Он у тебя заведенный стоит! Чего ты лежишь?! Забирай «Урал» и уезжай на эвакуацию!

– Нет! Я под прицелом!

– Да никакого прицела нет, братан. Давай, прыгай в «Урал» и пошел!

– Нет!

– Ну запрыгивай тогда ко мне в «Дозор». Веселее будет.

– Нет! Не запрыгну!

А вокруг него все в крови. Какие-то куски. Как вата какая-то лежит окровавленная. Много-много-много везде. Я понять не могу, что это такое.

– Ты ранен?

– Нет!

– А это вокруг что такое? Бинты, что ли?

– Не знаю… – Он все лежит, глаза остекленевшие от испуга. Его трясет.

А как потом оказалось, там слева, где шел «Урал», должны были танки, шедшие перед ним, врываться на позиции укропов. Танки затормозили, «Урал» обогнал танки, и ему прямо в кабину прилетает ПТУР. И он после этого попадания стал как телега цыганская – ни кузова нет, ни рамы, один только тент горит. Оттуда начали выпрыгивать пацаны, все оглушенные, ошарашенные, контуженые-переконтуженые. ПТУР прилетел в кабину, а в кабине было три человека, их просто на атомы разорвало, и вот это они там лежали такими шмотками. Метров на пятьдесят вокруг – кровавое месиво.

И потом стояли мы минут, наверное, сорок. Я вылезаю из люка, чтобы понаблюдать за полем боя. Осматриваюсь, потом снова залезаю внутрь машины, и тут у меня над головой вдруг: «тух-тух-тух-тух-тух». Пролетают какие-то пули крупного калибра. Я опять вылезаю из люка, смотрю – никого нет. Откуда и кто это стреляет – непонятно. Я только опять сажусь, опять: «тух-тух-тух-тух». Опять где-то надо мной пролетели.

Я опять встаю. Там рядом пацанчик в землю залег, я ему: «Братан, откуда стреляют?» Он мне показывает из-за сугроба рукой – мол, там где-то, за засохшим деревом. Я разворачиваю туда башню, просчитываю траекторию, а у самого какое-то такое ощущение… опасности, что ли. Чувствую, как в фильмах, знаешь – такое нагнеталово, все жмет внутри. И вдруг оттуда летит трассер и мне в машину, прямо в борт. Из «тридцатки», с бээмпэхи. Машину нашу качнуло так нормально. Броня по борту вся сломалась, сантиметров сорок в диаметре пробой. Причем даже кевлар вмялся внутрь. Но сама пуля внутрь не залетела. Она срикошетила, ударила в дверь, сломала фактически пополам саму дверь, ручку отломила. Дверь открылась, и у водителя весь его шмурдяк из кабины вывалился.