Восемь лет с «Вагнером»

«А вы чьих будете»?

– Местные относились очень хорошо, я нигде не встретил к себе плохого отношения. Как-то пошли мы через одно село – не по дороге решили идти, а через огороды. Ну и шли через огороды втроем. Ну и кто-то запнулся там о какое-то ведро, а мы так к реке подходили. Ну и бабушка, хозяйка дома, видимо, привыкла к темноте, знает свой огород. Она – оп, к нам подходит такая. А мы все в балаклавах, сидим и втроем смотрим на нее.

– Ребят, это (заминка)… а вы чьих будете?

– А ты, бабушка, за кого?

– А я за наших.

– А кто наши?

– Мы поддерживаем Путина!

– Ну тогда наши. (Смеемся.)

– Ну, тогда вон там, возле реки, я видела, трое бегут на нашу сторону.

И нам она помогла. Оказалось, укры втихую на нашу сторону перебегали, их «глаза» наши спалили, и молодой пулеметчик начал по ним херачить. Хотели их взять пленными, но не получилось – отошли.

Глава 3. Хрящеватое и Новосветловка
(22–29 августа 2014 г.)

Ключевыми пунктами для прорыва обороны ополчения ЛНР украинские военные считали два населенных пункта на окраине столицы – село Хрящеватое и поселок городского типа Новосветловка. Через эти два пункта проходила трасса на Краснодон – единственная артерия, долгое время связывавшая Луганск с большой землей. На протяжении всего лета 2014 года отряды ЧВК «Вагнер» сдерживали противника на этом рубеже и не дали развить наступление на столицу ЛНР.

22 августа силы «Группы Вагнера» начали контрнаступление на юго-восток от Луганска, сдавливая позиции ВСУ в Хрящеватом. В итоге после упорных боев 29 августа ополчение ЛНР и русские добровольцы освободили Хрящеватое и Новосветловку, тем самым восстановив прямое сообщение Луганска с территорией России и открыв дорогу на Луганский аэропорт.

Сопка под Хрящеватым

– Мы обходили село Хрящеватое, чтобы деблокировать дорогу, ведущую к Луганску. Следующей целью у нас был Луганский аэропорт – он выполнял стратегически важную роль на всем театре военных действий. Неоднократно на него совершались набеги со стороны других подразделений, которые пытались отбить терминал. Но тем не менее безуспешно.

Мне тогда запомнилось решение командира, которое сыграло очень важную роль. Нас ведь было немного, где-то 45–50 человек. Перед селом стояла такая сопочка невысокая, метров 30 в высоту. И у командира был выбор – обойти сопку по зеленке, вокруг, либо подняться наверх на нее. И командир выбрал подъем на гору, хотя нам всем этого ужасно не хотелось. Но, видимо, у него какая-то чуйка сработала – и он повел нас наверх. И вот чуть-чуть мы до пика не дошли, как услышали – летят «Грады», где-то две установки по нам полные пакеты отработали. Мы замерли все, упали, вжались в землю, у всех круглые глаза, не понимаем, куда это все летит. А ракеты обрушились от нас в ста метрах. И оба пакета упали по бокам от сопки – в «зеленку», по которой мы должны были бы обходить эту гору. То есть благодаря тому решению командира тогда никто не погиб.

Новые Ардены

– Девятый – очень хороший стратег. Так же, как в свое время не ожидали французы прохождения немцев через Арденский лес, примерно то же самое мы сотворили в Хрящеватом. Мы прошли вместе с техникой, с тяжелым вооружением, пулеметами – через такие заросшие сопочки, что там пешим порядком сложновато было бы пройти. Мы вышли совершенно неожиданно к этому поселку – укропы думали, что мы выйдем к ним по трассе, и ждали нас там. Помимо аэромобильных войск в Хрящеватом стоял еще батальон нацистов «Айдар».

В поселок зашли мы в принципе тихо. До кинжального столкновения, до стрелкового нас встретили около кладбища хорошим залпом «Градов». Тем не менее ребят это не остановило, и мы дошли до центра Хрящеватого. Улица, если я не ошибаюсь, Аэропортовская. Мы на зушке были, со связью беда получилась, как всегда. Я пытался выйти на командира группы, но ничего не получилось, пришлось выходить на комбата и запрашивать фланговый обход. Пока мы пытались наладить связь, на обходе чуть в кузов мину не получили с миномета – справа и слева хорошо так положили.

Ребята мне чуть голову не откусили: «Вывози нас отсюда на хрен!» Зашли обратно на Аэропортовскую, в точке соприкосновения расстояние до противника было 10–15 метров. Четкой задачи на уничтожение никто нам не ставил – надо было в первую очередь разблокировать трассу.

Обстрел по методике

– Заходили, подошли все, как по науке. Когда подходили к поселку, подъехали на машине, на поле встали – и вдалеке, смотрим, вспышки. «Град» работает. Судя по количеству, где-то полпакета выпускают.

– О, смотри, «Град» работает, – говорит один из наших.

– Ага, а почему вспышки так хорошо видим?

– Видимо, в нашу сторону. Ребят, давайте ныкаться.

Только с кузова спрыгнули, только в посадку чухнули – и тут справа на поле разрывы пошли. Ладно, засиживаться не будем. Спускаемся в посадку – там такой овраг, можно пройти, но он засажен. Мы тогда взяли с собой ПЗРК от авиации прикрываться, один человек встал на дне этого оврага. Вокруг заросший лес, а он стоит, трубу эту вверх поднял и стоит.

– А ты чего стоишь-то? – я ему говорю.

– А вдруг кто полетит?

– Ну а как ты увидишь, как ты будешь работать, если деревья кругом? С ума сошел, иди на открытое место!

Но, видимо, на открытом месте было как-то неуютно. Поржали, пошли дальше.

Когда в Хрящеватое зашли, тут же обстрел со стороны укропов пошел, как по методике – начали подальше от нас закидывать, потом тебя загоняют все ближе, ближе, ближе. Ты вынужден идти вперед – ну а там тебя уже ждут. Ну, нормально прошли – правда, ребята вроде как должны идти вперед, а там большой участок улицы простреливаемый, и ребята немножко застопорились. Мы идем следом, чтобы не нарушать боевой порядок, вынуждены были остановиться. Сзади все ближе ложатся мины, нервяк нарастает, и командир наш плюнул, говорит:

– Все, мы их обходим, не будем тут ждать, пока прилетит.

Мы обошли на свой фланг и начали работать. Когда через поле проходили к окраине Хрящеватого, на поле коровы паслись, и одну, видимо, поранило или поцарапало. Вот она стоит, глаза у нее грустные-грустные, и кровь стекает откуда-то с пуза, течет по вымени. То есть не молоко, а кровь капает. Мне ее жалко так стало, но помогать времени не было, и мы пошли дальше.

А еще укропы, несмотря на то что православные, церковь в Хрящеватом сожгли. Тупо расстреляли из танка, – потому что за церковью ополченцы прятались. Наша группа там пряталась, и ополченцы прятались. Они расстреляли церковь несколько раз из танка. Я не скажу, что я глубоко верующий, но я из танка по церкви не стал бы стрелять. Для меня это табу.

Зушка против украинского снайпера

– В первые дни, когда приехал в Луганск, я встретил там своего командира, который у меня по срочке был командиром взвода еще в 96–97-м годах. Капитан Чупов. После срочки я с ним 17 лет не виделся. Работали мы совместно уже дальше: и аэропорт, и Хрящеватое.

Так вот, на Хрящеватом что запомнилось. Чупов, вообще, и по срочке был человеком отважным. Он ни за кого не прятался, не очковал, а постоянно собой пытался прикрыть кого-то. Несмотря на то что он как бы командир достаточно высокого ранга, он с рядовыми бойцами ходил на самый передок. Так вот. В Хрящеватом с одного двухэтажного здания снайпер отстреливал ополченцев и задел человечка из нашей группы. Так Чупов выбежал в соседний переулок, заскочил на оставленную украми ЗУ-23, выехал на прямую наводку (метров, наверное, за 200), просто с зушки разобрал это здание и погасил снайпера.

«Отказники» из ополченцев

– На Хрящеватое помимо нас шли другие разные группы ополченцев. Проблема в том, что воевать они вообще не хотели. Крайний дом в селе заняли – и все, сказали, что дальше не пойдут.

– А почему не пошли?

– Ну, они решили, что закрепились, задачу выполнили. Хотя все остальные пошли дальше и выполняли задачу, пока не поступил приказ собраться и отойти. Тогда было много раненых – арта противника работала, минометы работали.

Пленный минер и переговоры по рации

– В ходе боя мы поймали одного украинца – он минировал подходы к поселку. Он нам и сообщил, что мы, грубо говоря, сунулись туда, где противник оставил место для маневра. Остальные направления, по словам пленного, были заминированы. Он так и сказал: «Сюда и сюда с техникой не суйтесь, там все заминировано и на радиоуправлении». А там, где они место нам «оставили», была очень плотная застройка и сами они очень хорошо окопались. Вариантов подойти к ним «по-тихому» просто не было.

В общем, дошли до застройки, уткнулись и ввязались в бой. Мы тогда много раненых эвакуировали, арта давила нас. Мы отошли и навели свою арту по их позициям, потому что они там были закопаны, подготовлены. Даже танки у них были там вкопаны в землю. А мы – со «стрелкотней»… Броня была, но стояла в стороне, на высоте, и в низину не спускалась.

В районе было несколько домов. Противник там очень плотно сидел – непонятно, на каких этажах, постоянно передвигались, не позволяли нам к ним подойти. Наши ребята пытались подойти на расстояние броска гранаты, чтобы закидать их, потом приходилось пацанов другим людям оттуда вытаскивать.

Мы еще до этого у пленного забрали радиостанцию. И во время боя на нас вышел командир противника – выходит в эфир и говорит: «Ребята, сдавайтесь! Мы вас все равно выбьем, возьмем. Пожалейте своих людей!» Мы ему ничего не ответили.

Как менять короб пулемета под огнем

– Был случай на Хрящеватом… Я тогда был в должности заместителя командира взвода. Взвод тогда втянулся с противником в ближний бой. Один хлопчик был на тот момент пулеметчиком, спустя некоторое время он погиб. В том бою он менял короб на пулемете, а противник находился от нас в 20–30 метрах. И несмотря на то что «брызги» пуль были совсем рядом – между ног – он хладнокровно, без суеты, спокойно заменил короб, дослал патрон в патронник и продолжил вести огонь. То есть тем самым он еще и прикрыл отход раненых, а тяжелораненых у нас там пять человек было. Прикрыл отход группы.

Двадцать сантиметров до смерти

– Курьезный случай был в том же Хрящеватом, когда продвигались в тыл противника скрытыми зонами. Нас тогда внезапно «взбодрила» вражеская артиллерия – рядом легли «Грады». Стена «Градов». Я в тот момент оказался на ровной площадке рядом с водокачкой. Асфальт, бордюры – негде укрыться. Первые действия, соответственно: «понизил горизонт», лег, закрыл автоматом голову – единственное, что можно было защитить в тот момент. Стена «Градов» остановилась от меня метрах в ста – ста двадцати… Залп закончился, и у меня сразу мысль: надо переместиться… А там, знаете, у водокачки стоит большая бочка, на АФСках вынутых, и там ямка под ней. Ну я сразу думаю: спрячусь туда. Переместился туда, нырнул под бочку, а там толпа бойцов лежит! Получилось, как в том мультфильме, где герой с татарами воюет: «Мест нет!» И самое главное: оказывается, ракета «Града» во время залпа пробила эту бочку, не взорвалась и торчит сверху. «Голова» ракеты – буквально в двадцати сантиметрах от макушки бойца, лежавшего под бочкой.

Я говорю: «Ну вы тут неплохо устроились, до смерти двадцать сантиметров всего…» Чувак поднимает глаза – они аж круглыми становятся от страха! Орет: «Все назад!» Он эту ракету даже не заметил, оказывается.

«Двухсотый» очнулся

– Еще одна история в Хрящеватом. Одного пацана поставили «двухсотых» охранять. А среди лежавших был один парень, его из боя как «двухсотого» вытащили, а он просто без сознания был. Ну и положили к другим погибшим.

И он внезапно в себя приходит… Глаза открывает – а кругом «двухсотые» лежат. И боец, который «двухсотых» охранял, увидел, как тот глаза открыл, и такой: «Да ну нахер! Он же „двухсотый“!» И раз, наклоняется, глаза ему обратно закрыть ладонью пытается. А тот ему, глаза открыв: «Да че ты! Я „трехсотый“!»

У него, как оказалось, было пулевое ранение груди, проникающее, легкое схлопнулось. Отверстие пулевое закрыли, на операцию увезли. Ему Священник делал операцию… Спросил: «Ты в Бога веруешь?» Парень ответил: «Верую». Ну Священник ему и сказал: «Я тогда не буду легкое удалять». Ну и все нормально. Вылечили потом.

Еще история была в районе Хрящеватого. Ребята на зушке прикрывали наступление. Шел уже плотный городской бой. И вдруг со стороны здания администрации Хрящеватого начал выезжать танк и поворачивать башню в сторону нашего «Урала» с зушкой. Ребята из расчета ЗУ, когда этот танк увидели, уже начали последние секунды жизни считать. Но… оказалось, что недалеко стояли наши гаубицы Д-30, настроенные на прямую наводку, от них до противника был примерно километр, это уже прямая наводка. Танк выезжает, начинает поворачивать башню в сторону «Урала», и тут ему из этой гаубицы снаряд прилетает прямо под башню. Взрыв! И парни на грузовике, что уже к смерти готовились, перекрестились и дальше поехали.

Горящая конюшня и тонкости зачистки

– Мы заходили в Хрящеватое, несмотря на то что очень плотный огонь был из «Градов», из гаубиц со стороны аэропорта. При заходе там стояла конюшня. В общем, когда мы прочесывали местность, эту конюшню укропы обстреляли, и она загорелась. А там лошади стояли, уже гореть начинали. И наш командир группы приказал всех лошадей выпустить. Ну, потому что их жалко, они бы там просто сгорели.

Для себя я отметил, что гражданских людей достаточно много оказалось в Хрящеватом на тот момент. Очень много гражданских в домах. Либо им некуда было уходить, либо остались, потому что хотели свои дома сберечь. Но там достаточно жестко было. В Чечне такого не было по одной причине – в Чечне больше стрелковая война шла. Все то, что связано с мирными населенными пунктами, если не брать крупные города типа Гудермеса и Грозного, в основном было тихо, по ним из артиллерии никто не долбил. А здесь… укропы конкретно разбирали все дома, целые улицы.

Что касается наших, ополченцы нашей группы изначально старались беречь все дома, все пункты, куда мы заходили. Все то, что связано с населенными пунктами… не то чтобы прям совсем табу было, но старались не трогать. Командир нам также запретил жечь дома – даже если там укропы запирались, он запрещал их дома жечь. Сказал, что можете гранаты туда кидать, но жечь не надо, потому что рано или поздно люди вернутся, им надо будет где-то жить.

«Бабка, не бойся, наши пришли»

– Веселый случай был с Андрюхой в Хрящеватом. Мы с ним в «головняке» шли, работали, еще один парень шел по центру. Мы нарвались на дом, немножко застопорились – укропов долго не могли выбить. А там не дом даже, а школа была или клуб какой-то: двух- или трехэтажное кирпичное здание. Нам нужно было залезть в какой-нибудь дом повыше, чтобы по окнам противника можно было немножко придавить.

Мы пошли искать дом. Естественно, жители все закрылись – кто-то дома запер, кто-то в подвалах отсиживался. Видим, вроде дом нормальный, высокий, нужно залезть. Дверь закрыта, ломать некогда – зато есть окошко. Значит, Андрюха окошко выбивает, стекла вылетели, осталась небольшая рама. Мы Андрюху подсадили, он лезет туда, а магазины на поясе не проходят. И он, получается, в этом окошке и застрял. Автомат сзади остался, магазины встряли – ни туда, ни сюда.

Он потом рассказывал: «Я внизу стою, высота где-то метр восемьдесят, ну с рост человека. Цоколь и первый этаж, как в дачном домике. Смотрю, дверь подвала открывается медленно. Ну, думаю, все, приплыли, сейчас в меня всадят. Я автомат пытаюсь вырвать вперед, чтобы хоть отпор дать. Открывается дверь, и поднимается бабка из подвала.»

– А-а-а, сыночек, тебе помочь?

– Блин, бабуля, напугала! Закрой дверь, прячься!

Я, когда кипеж пошел, Андрюху со всей дури под жопу пнул, он вместе с рамой внутрь залетел, потом я следом. Ну и наверх вышли. Бабушку не повредило, все с ней хорошо было. Мы вылезли, но из-за деревьев было плохо видно нам – пришлось идти в другой дом.

Потом еще в один домик зашли. Выходит дед, мы с ним поздоровались, сказали, чтобы прятался. А у того слезы на глазах.

– Бабка, бабка, не бойся, это наши, русские пришли.

Оба стоят, рыдают.

Глава 4. Луганский аэропорт
(31 августа – 1 сентября 2014 г.)

Покончив с зачисткой территории Хрящеватого и Новосветловки, силы ЧВК «Вагнер» в последний день лета выдвинулись в сторону Луганского аэропорта. На закате 31 августа в районе аэропорта начался плотный бой, в ходе которого всего 40 бойцов группы «Вагнера» смогли окружить группировку из 400 украинцев. Потери российских добровольцев составили 15 человек убитыми, практически каждый участник штурма получил ранения, но никто не покинул поле боя до его окончания.

Благодаря действиям «Вагнера» ряды украинских военных дрогнули, десятки десантников сдались в плен, а все офицеры и командование, бросив подчиненных и технику, укрылись в бомбоубежище. Чтобы избежать лишнего кровопролития, украинской стороне был предоставлен гуманитарный коридор до села Георгиевка. Оставив танки, артиллерию и тяжелое вооружение, подразделения ВСУ вышли из аэропорта в ночь на 1 сентября 2014 года. Те, кто еще недавно бравировали началом штурма Луганска, вынуждены были уйти ни с чем. На территории аэропорта украинскими боевиками было оставлено огромное количество техники, оружия, боеприпасов и обмундирования. Все оно впоследствии было реквизировано властями ЛНР и сейчас используется луганскими военными.

1 сентября 2014 года ополченцы ЛНР и добровольцы из ЧВК «Вагнер» зашли в Луганский аэропорт. С этого момент Луганск мог вздохнуть спокойно – пал последний оплот украинских силовиков, которые уже готовились штурмовать столицу республики. Операция по штурму аэропорта стала одной из важнейших для обеспечения безопасности столицы ЛНР и позволила Луганску уйти из-под непосредственного удара ВСУ.

Сорок против четырехсот

– Задача была не из легких. Пришел командир, мы находились в лесополосе в пяти километрах от Луганского аэропорта, открыл перед нами карту, ткнул в нее пальцем и говорит:

– Знаете, что это?

– Да, это Луганский аэропорт.

– Так точно. Завтра с утра мы его берем.

А нас чуть больше сорока человек.

– Ну хорошо, а сколько укропов при этом?

– Зачем вам это знать?

– Не, ну ты скажи, на что мы идем.

– Ну, пацаны, там четыреста человек по приблизительным данным.

А, как известно, штурм производится в пятикратном превосходстве штурмующих над обороняющимися. А тут было наоборот – нас меньше в десять раз! Единственное, что спасало – артиллерийская поддержка у нас была: «Грады», минометы, прочая белиберда.

В общем, часа в три утра мы вышли на позиции. Пока мы спали, была произведена достаточно успешная артиллерийская подготовка. Хочу заметить сразу: у нас не было ни одного отказника. Другая группа, из ополченцев, в полном составе отказалась идти: они нас должны были поддерживать, их было порядка ста человек.

– Мы все, у нас уже срок, мы тут целый месяц, – их командир сказал. – Мы уходим.

– Задача есть задача, – сказал тогда наш командир. – Если она поставлена, значит мы ее выполним.

И вот, мы пошли, сорок человек, зная, что с очень большой вероятностью мы погибнем. Когда ехали на штурм, никто вообще не разговаривал – все были готовы умирать. Люди записывали на диктофоны, на телефоны предсмертные сообщения: слушайся маму, будь хорошим мальчиком, ты старший сын в семье, поэтому теперь ты за старшего. Ну и хранили их на груди, чтобы в случае их смерти парни могли это отдать родственникам. Иллюзий не было: все понимали, что бой будет жутким.

Послеобеденный бой

– Девятый очень долго ломал голову, как выполнить эту задачу. Но, на мой взгляд, он подобрал очень удачное время. Я очень долго это прокручивал все эти годы: наиболее удачное время для атаки – это после обеда. Не утро, не вечер, не ночь.

– Почему после обеда?

– Ну, в солдатской среде обед считается как бы святым делом – по расписанию, все люди, пообедав, не ожидают атаки в это время и расслабляются. Девятый дал указания нашим группам наблюдателей, чтобы они засекли этот момент. Укропы пообедали, сходили в столовую, разошлись по своим бункерам, легли играть в телефоны, в электронные книжечки, кто-то спать завалился. А ровно в три часа дня мы зашли в аэропорт. То есть мы вплотную, внаглую въехали практически на территорию аэропорта колонной, резко зашли.

Нападение в подсолнухах

– Кому-то повезло. Хотя даже не знаю, считать это везением или нет. Они пошли по большей открытке, чем мы. У нас от лесополосы до забора аэропорта было примерно метров 200–250, там шло основное количество народа. Это было подсолнуховое поле, с колючими подсолнухами, это было 29 августа. С ужасно колючими. Если у тебя, ну, скажем так, голая поверхность тела, то просто с мясом выдирало. Вот. Плюс оно было заминировано. До забора – 250 метров.

– Каким образом на мины не напарывались?

– Напарывались. Справа, слева. Смотришь – разрыв справа, куски тела полетели. Слева – тоже куски тела полетели. Растяжек там не было, только нажимные. Укропы заранее готовились к такому повороту событий, поэтому поле и заминировали. Мы прошли только потому, что я достаточно долго в головном дозоре проходил и знаю, о чем я говорю. Эти вещи я очень быстро вижу и пресекаю.

Дальше. С той стороны стрелять начали. Крупняк полетел с обеих сторон: ЗУ с нашей стороны, ЗУ с их стороны, мы посередине. Вот этот промежуток – мы посередине идем. Бьют с 12,7, с «Утесов», с «Дашек» с обеих сторон. 23 миллиметра – это ЗУ, 14,5 – КПВТ. С обеих сторон. Причем с той стороны еще били разрывными, потому что когда мы начали бить по забору, одного парнягу с нашей группы, Мона, «затрехсотило» в ногу. Когда разрывная пуля летит от 14,5, она цепляется за ветку и разрывается. Ему, короче, в ногу попало.

Из нашей группы тогда «затрехсотило» только Мона. Остальные как бы остались нетронутые. А, нет, еще Влада «затрехсотило». Но тоже так, не сильно. Если исходить из того, какие потери были, то из пятидесяти семи человек, я не берусь точно утверждать, но, по слухам, было у нас семнадцать «двухсотых». Из оставшихся сорока человек тридцать один – «трехсотый». И девять человек, включая меня, не получили вообще ранений. Ни одного. И подавляющее большинство – из моей группы.

О самоотверженности

– Мне запомнились парни, которые самоотверженно шли в бой, при этом их многократно превосходили в силах. Был один парень, звали его Механик, он чересчур бесстрашно штурмовал, так, что погиб там просто. Он шел не пригибаясь, по нему стреляли, ему кричали, чтобы он пригибался, но он шел дальше. И там большинство этих людей были такими. К примеру, бывшие гэрэушники – они все как один, герои по сути.

«Бери, разворачивай и работай»

– Нас собрали в Ростове. Первый раз мы выехали за пределы страны 5 июня 2014 года. В Луганск приехали. Задачи сначала были вялотекущие, вот с вашим коллегой я тогда познакомился, такой, прихрамывает. Чудаковатый такой, он как раз приехал в конце июня 2014-го. Сказали, что помочь надо человеку. Он надел каску, на нее прикрепил камеру GoPro, такую блестящую.

– Смотри, ты будешь потенциальной жертвой, – говорю я ему.

– Почему?

– Ну вот, блестит на каске.

– А что мне делать?

– Накинь на нее носок.

И вот он с носком на голове ходил. Смешно было.

Первое крупное боестолкновение – конец августа. Сперва – Хрящеватое, и через три дня – Луганский аэропорт. Да-а-а, вот это было серьезное такое боестолкновение. Если Хрящеватое еще так, то аэропорт Луганский – жестко. В Луганском аэропорту укропы накрывали нас буквально квадратами. С утра и до полной ночи, бл*ть. Мы выходили, и они его еще обрабатывали. Мы ж этот аэропорт взяли, и нам потом сказали оставить его и уйти, в половине двенадцатого.

Там бункер был, в котором прятались украинцы. Кто говорит, триста, кто – четыреста человек сидело. Но на тот момент была информация, что четыреста человек. Все ополчение говорит, что они штурмовали Луганский аэропорт, но кроме нас и нашей команды я никого не видел.

Нам организовали артподготовку. Часа четыре обрабатывали, и после обеда начался штурм. Нас подвезли к посадке, а там метров двадцать такое поле подсолнухов выжженное. Мы все просто ненавидели это поле, п****ц, вот все руки в хлам разорвало, все порезало. Подсолнухи эти засушенные были: идем в них по пояс, и там впереди вспышки такие – чик-чик-чик-чик против тебя. Бл*ть, страшно было. Командир орет в рацию: «Пошли-пошли-пошли». Ну, видать, украинцы струхнули с нашего напора и забрались все в бункер. И потом они вызвали артиллерию на себя и нас ровняли. Целый день: «Смерч», «Ураган», «Град», Д-30, 120 мм – все-все работало, кроме авиации. Я даже видал фюзеляж «Точки-У», не могу сказать, чья она была, но фюзеляж я сам лично видал. Обломки, стабилизаторы такие здоровые.

Мы с командиром отряда забрались в бункер, и перед тем как начало смеркаться, со всех сторон его окружили по всему периметру. И со стороны по нашему периметру начал работать крупнокалиберный пулемет. Прошла информация, что укропы (так их назовем, хотя это все равно славяне, достойный противник) начали прорыв.

Смотрю, танк стоит. Я ему кричу:

– Эй, ты, грязная голова. Давай, разворачивай свою машину, сейчас прорыв будет.

– У меня боеприпасов нет, я вообще остался один, и я сейчас уезжаю.

А у меня РПГ за спиной, и я ему:

– Если ты мне жопу подвернешь, мне все равно: или умирать, или еще что-то, я тебе в жопу выстрелю. Прямо в танк зах*ярю.

Надо отдать должное этому танкисту, у него был крупнокалиберный пулемет. Я ему: «Бери, разворачивай и работай». Мы-то просто пехота, нас на тот момент мало было. Он развернул.

Потом стемнело, был еще жесткий дублирующий фактор – по нам артиллерия начала жестко насыпать. До этого как-то переменно, плотно, но переменно работала, а тут непрерывно начала бить. Вот мы с командиром отряда и еще с людьми нашли небольшой бункер, два на два, в земле закопанный. Мы забрались туда, и его при ударах как начало трясти, подкидывать. Страшно, пи*дец. Я думаю, что с этим танком? Он метрах в двадцати от нас стоял. И тут такое затишье, прошла команда отходить, это где-то половина двенадцатого ночи было. Аэродром весь горит, все горит, все развалено.

Я вылезаю, смотрю – танк этот стоит. Прикладом по нему бум-бум-бум, люк открывается, и вылезает этот танкист. Надо отдать ему должное, там же все вокруг было заминировано. Мы говорим: «Дуй на дорогу, просеку пробиваешь, и мы по гусянке по твоей назад пойдем».

Вот так мы и вышли в тот день.

Тонкости штурма с тяжелым вооружением

– Мы шли на максимальном ходу, при этом у нас веса у каждого было килограммов по 30–40. Я считаю, одного этого было достаточно для того, чтобы называться героями. Идти на штурм с огромным количеством БК. У нас не было задачи за один раз взять аэропорт, мы должны были зайти, закрепиться и удерживать. Но мы так удачно все сделали, что по сути взяли аэропорт с ходу. Такого вообще не бывало доселе. Никогда, ни одно в мире подразделение, наверное, даже во Вторую мировую войну, такими успехами похвастаться не могло.

Наша группа, девять человек, шла чуть медленнее, из-за этого мы чуть-чуть оттянулись, поэтому у нас и потерь почти не было, только один в группе погиб. Задача нашей группы была – взять само здание аэропорта и удерживать его. А вот остальным нужно было пройти весь аэропорт, всю территорию. Поэтому у нас по времени запас небольшой был. Я тогда был еще новичком, для меня все было в новинку, и как-то ты понимаешь, что можешь погибнуть.

Я был гранатометчиком, у меня с собой было два огромных «термобара», каждый весил по пять кило, плюс «карандаши» осколочные – больше 10 штук. Вес просто катастрофический, а идти надо было с огромной, с просто безумной скоростью, причем через поле подсолнухов. А эти подсолнухи за тебя цепляются, каждый миллиметр одежды они цепляют. Мало того что на тебе под сорок кг веса – тебе надо бежать с огромной скоростью, плюс еще и через подсолнухи, которые тебя тормозят. Усилие было просто катастрофическое.

Когда мы дошли до здания аэропорта, у всех тяжелых – двоих пулеметчиков и у меня, как гранатометчика, – просто уже не было сил. Мы истощились на все 100 %. Когда дошли до здания, решили сделать небольшую остановку на две минуты. И тут по нам отработал наш же БТР – заехал с дороги, развернул башню. Повезло, что он косоглазый был, и я увидел фонтанчики, которые летят в мою сторону.

Я тогда задал командиру логичный вопрос:

– Это наш БТР вообще, или мне его того, в расход?

– Он наш.

– А какого хрена он тогда по мне стреляет?

Обстрел с диспетчерской

– Только спешились с дороги, в овраг нырнули, тут же очередь по нам пустили. Там вышка стояла диспетчерская, на ней кто-то сидел. Нам повезло сильно, мы только прыгнули, только нырнули – легли, начинаем осматриваться, и тут же по кустам ударили. Такое ощущение, как будто ветер пролетел над ухом, и мне почему-то показалось, что ветка как-то качнулась и по уху мне стеганула.

Было полное ощущение, что прутком по уху щелкнули. Я проверил – крови нет. Мой напарник рядом лежит и говорит, что по нам из ПК сработали. Мы так расползлись, улеглись, тут же крикнули ребятам. А потом не помню, либо из зушки, либо даже с танка туда ломанули, заглушили, подавили точку. Потом уже, после боя, я в панамке дырку от пули нашел. Настолько аккуратно прошла, что ни следа, ни крови – как будто просто щелбан по уху. Но в панамке дырка была.

Мы все давай проверять – у кого в панамке дырка, у кого по штанам. Кто-то говорит Андрюхе: «Дай воды попить, у тебя во фляжке же есть». Тот передает флягу, боец пытается открыть – не открывается.

– Не пойму, то ли руки ослабли, то ли нервы, – говорит. – Не открывается. Может, где-то прикипела?

– Да не, не должна, вчера только пил, было нормально.

Сам взял – и правда, не открывается. Один, второй, третий попробовали, а потом давай разглядывать ее. Как выяснилось, там встрял мелкий, тонкий осколок в сантиметр длиной: вошел прямо в крышку, пробил ее и горлышко заклинил. Осколок, конечно, выковыряли.

А вот Боряна магазины спасли. У него на левом бедре магазины висели, и ему туда осколки тоже прилетели. Или пуля, или осколки, не помню точно, врать не буду, но ногу магазины защитили. Он, кстати, на этом месте до сих пор таскает те самые дырявые подсумки с магазинами. Говорит: «Пусть будет. На всякий случай».

Про судьбу и страх

– Был у нас Вадим Маршал, он сам из Белоруссии. Ему в Хрящеватом пуля прошла вдоль головы, чиркнула. Получилось так, что рубашка пули осталась под кожей, а сердечник проскочил. Вот он перемотанный, буквально через два дня пошел в аэропорт (а у него такое, в принципе, серьезное ранение, он мог не идти), и на нем он погиб. Вел свою группу – и погиб там. Многим ребятам такие предупреждения даются в виде небольших ранений, в виде каких-то таких знаков, но ребята все равно ломятся дальше…