Свои и чужие

Андрей Бочаров, Светлана Колесник. Я – Ленин, я – вернулся домой

– Ну ты даёшь, Ленка. Это ж прошлый век! – постоянно слышу от подруг. Сговорились они все, что ли? Да, мы на многое по-разному смотрим, и мнения у нас часто расходятся. Но ведь нельзя жить только по своим правилам? И я – такая же, как все, ничего особенного. Восемнадцать лет исполнилось с последним звонком в школе. В институт поступила по результатам тестов, без собеседования. Стройная фигурка, но не худышка. Темно-русые волосы чуть ниже плеч – обычная стрижка, без выбрыков. Да, тот самый стиль «прошлый век». О чём мечтаю? Даже стыдно признаться: прекрасный принц на белом коне; бесстрашный рыцарь, с копьём наперевес скачущий навстречу ужасному дракону; мужественный капитан стремительного брига под алыми парусами. Бывает, зачитаюсь книгой – остановку проеду. И вечно в дурацкие истории влипаю. Вот и в этот раз – опять Ленка на арене цирка.

В ретро-санаторий «Звёздный путь» родители меня бы одну ни за что не отпустили, но с подругой Галиной – пусть с большим скрипом, но согласились. Мама считает её девушкой положительной, я и не переубеждаю. На самом деле, Галка – редкая оторва, но умело маскируется – сразу не догадаешься. Не успели приехать, она уже познакомилась с какими-то ребятами и исчезла, как привидение с первыми петухами.

На обед пришлось идти одной. Санаторий оказался тихим и спокойным местом. Длинный коридор, под ногами бархатная красная дорожка. Светлый лестничный проём, из окон так и льётся солнце. Поскорее бы перекусить – и на море! В столовой, или, как она здесь гордо называлась: банкетный зал «Универсум», – было душно. Столики в шахматном порядке, белый тюль на окнах, вентиляторы под потолком вместо кондиционеров. Похоже, прошлый век преследует меня. Погрузившись в мысли, я присела за вроде бы свободный столик. И только минуту спустя заметила, что напротив уже сидит какой-то дядька.

– Приятного аппетита, – немного смутившись, сказала соседу. Я же – воспитанная девушка, а неудобно как-то вышло. Даже разрешения не спросила. Ещё для Галки одно местечко оставить надо, если она к ужину появится.

Тут он поднял глаза… и мне стало как-то не по себе. Сразу возникло ощущение, что тебя рассматривают пристально, будто под увеличительным стеклом. Лицо – неподвижное, бесстрастное, ни тени эмоции. И смотрит в упор, не отводя глаз.

– Как вы сказали: приятного аппетита? Не понял… – Такое впечатление, что он удивился, хотя лицо по-прежнему невозмутимое. – Странно, аппетит – это ведь чувство голода, если не путаю? Разве чувство голода может быть приятным?

Вот угораздило меня выбрать место… Прикалывается он так, что ли? Но в голосе соседа не было ни намёка на иронию. Говорил на полном серьёзе. А сказать такое с каменным выражением лица – надо хорошим актёром быть. Хотя какой из него актёр? Снаружи – ничего особенного. Высокий лоб, маленький подбородок, острый нос, худощавое резкое лицо. И только глаза – тёмно-зелёные, глубокие как океан. А что там внутри – фиг поймёшь. Прямо сфинкс какой-то.

Сразу захотелось извиниться и пересесть, но тут к нам подскочила официантка. Это мне сначала показалось, что официантка… поскольку очень шустро она прискакала. Но тётка была тут, если не самой главной, то, уж точно, не простой подавальщицей блюд. Выбеленные волосы забетонированы лаком, на лице тонна косметики, наращенные ярко-алые ногти впивались в белый блокнот. Тётка явно нервничала.

– Девушка, как хорошо, что вы за этот столик сели. Вот и составите компанию нашему гостю. А то как-то никто не решается. И ему веселее, и вам…

Мой сосед посмотрел на неё совершенно невозмутимо, но поток её красноречия сразу иссяк.

– Что будем заказывать? – мгновенно прочирикала она.

– Безразлично. Я всё равно плохо разбираюсь, – сказал мужчина. – Мне то же самое, что девушка себе выберет, только… – тут он на несколько секунд задумался, словно делая в уме какой-то расчёт, – только с коэффициентом один и пять.

– М-мм… это как, прошу прощения – не поняла?

– Мне то же самое, что девушке, только в полтора раза больше. Масса тела у меня процентов на пятьдесят больше, соответственно, мышечная – раза в два-три, но, думаю, у неё, как у подростка, метаболизм быстрее протекает…

Я слегка прибалдела. Вот это калькулятор в голове! И вновь совершенно бесстрастный голос. Даже не улыбнулся. Интересно, тётка понимает, что он прикалывается или нет? Выслушав мой заказ, она что-то невразумительное пролебезила в ответ и зашустрила на раздачу.

– Если вас что-то смущает, можете пересесть за другой столик. Знаю, что произвожу странное впечатление. – Надо признаться, он обращался ко мне очень вежливо и словно к ровеснице, хотя ему было лет так… Наверное, около тридцати. Очень короткая стрижка, без седины. Загорелое лицо, но очень странный цвет загара. И зачем он ведёт себя словно робот какой-то?

Насчёт пересесть – отличная мысль! Галка так бы и сделала. Но это же я, «Ленка – прошлый век»… Мягкая, нерешительная мечтательница. Поэтому сказала:

– Приятно познакомиться, Лена.

– Меня зовут не Лена, а Глеб, – ответил он, но потом сообразил. – А-а-а, это вас зовут Лена. Просто вашу фразу можно трактовать двояко, а тонкие интонации ещё плохо различаю.

Ели молча. Возникшее поначалу чувство неловкости постепенно растаяло, и меня распирало от любопытства, когда же сосед перестанет ломать комедию и признается, что это розыгрыш? Но Глеб молчал. Будто воды в рот набрал. Хотя, не воды – а еды. Вот и сама уже начала мыслить как он. Решила выждать момент и подколоть соседа ещё какой-нибудь неоднозначной фразой. Но оказалось, что ест он быстрее меня, причём тоже с коэффициентом один и пять. Закончив с едой, Глеб аккуратно вытер губы салфеткой, встал, вежливо кивнул на прощание и ушёл. Без слов. Очень странный мужчина, словно с Луны свалился.

Море встретило ласково – по-кошачьи мурлыкали набегающие на берег волны, блестела мокрая галька, прыгали по воде солнечные зайчики, лёгкий бриз ласкал мои растрёпанные волосы. Впереди безмятежный летний месяц. А потом начнётся совсем взрослая жизнь. Но об этом думать не хотелось. Будущее где-то очень далеко, словно на другой планете. Казалось, можно бесконечно долго лежать на спине, чуть прикрыв глаза. Вода поддерживает, убаюкивает, ласкает. И нет ничего в мире прекраснее этого лета.

Галка не появлялась, но на мои мессажки отвечала бодро и коротко. Значит, придётся развлекать себя самой. Поздно вечером я вышла прогуляться перед сном и опять влипла! Встретила этого странного Глеба. Он спускался по лестнице к пляжу. Из одежды – одни плавки, полотенце перекинуто через плечо. А фигура у него оказалась очень даже ничего. Спортивная. Но не «качок», скорее, жилистый. Ни капли лишнего жира, только мышцы узлами. Словно каждый грамм лишнего веса у него на счету. А на груди – маленький кулон на тонкой цепочке. Серебристый цилиндрик, и время от времени светодиодик слабо подмигивает. В первый раз такой гаджет вижу. Он что – купаться с ним собирается?

– Вы решили так поздно искупаться?

И кто меня за язык-то тянул?

– Искупаться? – Небольшая пауза. – Это эквивалентно «помыться»? Или ближе к «побарахтаться в воде»? Извините, пока плохо понимаю точные оттенки слов. Мне казалось, правильно будет сказать: «я собираюсь плыть».

– Счастливого плавания, – не удержалась я, а потом даже слегка стыдно стало – ну нашла, кого подкалывать. Хотя, думаю, он подколки и не заметил.

Звонкое чириканье птиц вместо будильника. И в оконное стекло не угрюмое серое небо хмурится, а ласково заглядывает летнее солнце. Разве не прекрасно? Я проснулась в замечательном настроении! На небольшую прогулку перед завтраком как раз оставалось время. И, словно специально, столкнулась с Глебом почти на том же месте, где вчера. Только в этот раз он уже поднимался по лестнице с пляжа.

– Смотрю, вы и с утра пораньше успели искупаться… – начала я, но в этот раз быстро исправилась, – успели поплавать?

– Не понял, почему успел с утра? Я пошёл плавать ещё вчера с вечера… это вот возвращаюсь уже с утра. – От такого ответа глаза у меня слегка округлились.

– Вы что – плавали всю ночь? Но ночью темно – неужели вам не страшно?

– Страшно? Я не очень хорошо понимаю смысл этого слова. Что такое – «страшно»?

– Ну, неужели вам не страшно плавать одному ночью, в темноте. Вы совсем не боитесь утонуть?

– А что такое – «боитесь»? – снова спросил он. – Никак не могу представить это эмоциональное состояние. А как живой человек может утонуть, если он легче воды? Для этого надо специально выдохнуть весь воздух из лёгких. Но зачем это делать? Извините, совсем не понимаю…

– А вы плавали вдоль берега? В какую сторону? – спросила я, чтобы пауза не затянулась.

– Нет, просто плыл от берега подальше в море. Очень далеко, чтобы почти не было видно береговых огней. Такое привычное ощущение – словно как в космосе.

– Ничего себе! Вы были в открытом космосе? – удивилась я.

– А что такое – «открытый космос»? Разве космос может быть какой-то «закрытый»?

Ну вот опять… Нет, с этим человеком общаться просто невозможно! И угораздило же сесть за один столик. Никак не пойму – он всё время прикалывается или серьёзно говорит?! Но плыть всю ночь в темноте, в открытом море – ведь ни одному человеку в голову не придёт!

На завтрак мы с Глебом пришли практически одновременно. Столик я решила не менять, села напротив и даже улыбнулась. Есть всё-таки что-то привлекательное в моём странном соседе.

В этот раз он попросил официантку принести «такой же завтрак, что и девушке напротив, но только с коэффициентом два и пять, поскольку плыл всю ночь». Официантка от изумления открыла рот, но я быстро перевела ей с «глебовского» языка на русский.

– Спасибо за помощь, – сказал он. – А можно попросить вас ещё об одном одолжении…

И в этот момент в дверях столовой возникла Галка. После явно бессонной ночи вид у неё был слегка помятый. Хоть тёмные очки додумалась нацепить. Я помахала рукой, и она плюхнулась за наш столик.

– Ты, смотрю, времени тоже зря не теряешь, – с ехидцей произнесла Галка, – а ещё тихоней всё прикидывалась. Познакомь-ка меня со своим молодым человеком.

Пока думала, что ей ответить, Глеб опередил: «А почему вы сказали, что я – Ленин?». От удивления брови Галки поползли вверх. «Ленин – в том смысле, что человек Лены, – продолжил он, – а разве у вас на Земле один человек может принадлежать другому? А почему вы сказали – молодой? Мне – тридцать пять лет, разве я уже не взрослый?». Смотреть на подругу без смеха не было сил, но тут Глеб спокойным тоном выдал заключительную фразу: «А вы точно уверены, что – человек? Мне показалось – у ваших специалистов нет однозначного мнения в этом вопросе. Многие считают, что ребёнок не смог бы выжить один на Марсе без вмешательства Обитателей Космоса».

Тут у меня в голове словно что-то взорвалось… Ну, Ленка, ты и отличилась! Как же я могла не узнать?! Это же – Глеб Ветров!!!

В Сети про него информации – выше крыши. Только, что – правда, что – байки, кто ж знает. Хотя, возможно, кто-то и знает, только таких, думаю, очень мало – у кого есть всякие допуски-пропуски к государственной тайне. Про его прибытие на Землю месяц назад трубили все новостные каналы. А где-то даже были митинги протеста: «Не пустим на Землю космического лазутчика!»

Глеб родился на марсианской научно-исследовательской станции. Первый ребёнок, родившийся вне Земли. Его должны были привезти на Землю, но… Ему было три года, когда там что-то произошло. Орбитальный телескоп зафиксировал вспышку, возможно взрыв; связь со станцией прекратилась – ни единого сигнала, полная тишина в эфире. Спасательную экспедицию решили не посылать – сочли нецелесообразным, вряд ли кто-то мог уцелеть. Марсианскую станцию и так собирались закрыть – очередное сокращение бюджетных расходов на космические исследования. И вообще – зачем нам Марс, когда на Земле проблем невпроворот?

Впрочем, в СМИ ещё долгие годы муссировались темы: «кто виноват в произошедшем?», «что делать?», ну и вечная – «есть ли жизнь на Марсе?». Помню, когда мне было лет пятнадцать, слышала интервью одного учёного – он очень образно описывал ситуацию: «Допустим, что они есть! Обитатели Космоса, Пришельцы – пусть не агрессивная, но определённо высокоразвитая цивилизация. И вот появляются люди… начинают то тут, то там вторгаться в установленный порядок. Пусть слепо, но настойчиво, лезут куда им не надо. Вот представьте, у меня на даче завелись мыши. Что я сделаю первым делом? Поставлю мышеловку! С одной стороны, живые существа, с другой – дача-то моя, а не их. Возможно, Обитатели Космоса посчитали, что, по каким-то им лишь ведомым причинам, людей ещё рано пускать в космос. Ну и вообще, космос – это не их мир, люди в нём – чужаки, гости незваные. Тогда взрыв на марсианской станции – не случайность, просто мышей травят».

Следующая международная экспедиция на Марс стартовала только через тридцать лет после взрыва. И обнаружила Глеба. Что там произошло, и как он выжил – официальная версия даже на макароны для ушей не тянет. Вроде как его родители, пожертвовав собой, сохранили несколько отсеков пригодными для жизни. А дальше о мальчике заботилась система Искусственного Интеллекта. Опять всплыли слухи, что без пришельцев дело не обошлось. Человек самостоятельно вряд ли смог бы выжить в такой ситуации. Если Глеб – вообще человек.

Глеба Ветрова долго держали в международном лунном центре, и только месяц назад было принято решение привезти его на Землю для адаптации в обществе. А ретро-санаторий «Звёздный путь», если задуматься, самое подходящее место. Тем более, здесь он – всегда на виду. Легко обеспечить должный «присмотр» с помощью двух-трёх научных сотрудников. Разумеется, в штатском.

Неужели Глеб – тот самый маленький беззащитный мышонок, который случайно уцелел. А что же Обитатели Космоса? Рука не поднялась прихлопнуть малыша… вот и вырастили? От таких мыслей холодок побежал по спине. Человеческий детёныш, выросший на марсианской станции. Маугли из Космоса. И, оказавшись на Земле, он выбрал в друзья именно меня?! Или я его выбрала…

Разумеется, столик так и не сменила. На третий день Глеб стал делать заказы самостоятельно, а иногда пытался, по какой-то своей логике, угадывать и мои предпочтения в выборе блюд. Обычно говорливая и шумная Галка в столовой молчала как рыба. Пару раз поначалу она попыталась прикольнуться над Глебом, но, наткнувшись на непроходимую стену непонимания, потеряла к этому делу интерес. Хотя и не упускала возможности каждый раз после обеда буркнуть мне на ухо: «Странный он. Чудило, да ещё и староват… Для такой замухрышки как ты, может, и подходит, но я бы с таким ни за что!». За ужином и по вечерам я её редко видела. Пару раз к нам за столик подсаживался странного вида мужчина. Никакого загара, да ещё и в костюме с аккуратно повязанным галстуком. Словно не на курорт отдыхать приехал, а на работу собрался. Кушал молча, но был весь во внимании, как только Глеб что-то произносил. Я всегда чувствовала себя неуютно в такие моменты. А Глеб его словно не замечал, даже не смотрел на него.

Я и Глеб. Друг напротив друга за столиком летнего кафе на берегу моря. Не первый час сидим рядом, так и не расставались сегодня с самого завтрака. Чайки перекрикивают шум прибоя. На землю спустилась прохладная тень, как только солнце спряталось за горами.

Глеб учится понимать мимику. Он говорит: «Ты – удивлена», – и пристально смотрит на моё лицо. Я стараюсь чуть преувеличенно изобразить удивление. Глеб внимательно приглядывается, потом пытается повторить. Попытки с пятой у него получается что-то похожее, но всё равно не могу не улыбнуться.

«Ты – думаешь, решаешь интегральное уравнение». Пытаюсь изобразить на лице работу мысли, хотя с математикой у меня всегда было плохо, и что такое – интегральное уравнение – представляю слабо. На этот раз у Глеба почти получается с первой попытки. Наверняка ему виднее, как решать это уравнение.

«Ты – думаешь, размышляешь над устройством Вселенной». От удивления у меня брови идут вверх, а рот слегка открывается… Глеб тут же пробует скопировать меня. «Странно, когда ты думаешь не о частной, а о глобальной проблеме, выражение твоего лица ближе к удивлению. Ты удивлена, что Вселенная устроена так просто и так непостижимо?». Ну что ты будешь с ним делать? Иной раз такое ощущение, что с младшим братиком возишься. А иной раз… нет, об этом лучше вообще не думать.

Пошла вторая неделя, как я отдыхаю в санатории «Звёздный путь»… Вторая неделя знакомства с Глебом. Теперь весь день проводим вместе. Пока только не решаюсь составить ему компанию на ночной заплыв.

– Глеб, а когда же ты спишь? – спрашиваю его.

– Если штиль, то можно плыть в полусне, там ведь думать особо не о чем. Потом небольшими промежутками, по десять-пятнадцать минут в течение дня переключаюсь в режим сна. Можно попеременно давать отдых полушариям мозга. Просто… – Глеб делает небольшую паузу, – ещё с детства приходилось очень глубоко в сон не погружаться.

Вчера гуляли после ужина, вдруг услышала за спиной нарочито громко сказанные слова:

– Смотри, смотри. Это ж Глеб Ветров со своей девушкой!

Первая мысль: «Ни фига себе. Разве у Глеба может быть девушка? Ведь он же не такой, как все. Совсем другой… Внеземной, космический». А потом пристыдила себя: «И как тебе не стыдно, Ленка. Это ведь – твой друг. Наверное, единственный настоящий друг, с которым интересно и легко. А у него – вообще нет друзей, кроме тебя. Подумать только, он же самый одинокий человек тут. Мы все на Земле – дома. А он – пока ещё в гостях».

Демонстративно выпрямилась, задрала нос поважнее и взяла Глеба под руку. Ну а потом всё же не удержалась, обернулась и быстро показала говорившему язык. Мне кажется, Глеб это заметил. Потому что сказал мне: «Спасибо, Лена». За что спасибо, спрашивать не стала, ну и он не стал уточнять…

Однажды мы решили сходить в единственный местный ресторан – наверху, у автострады. С целью приобщения Глеба к земным традициям и обычаям. Вечная женская проблема – какое платье надеть? Спрашиваю Глеба:

– Как считаешь, мне больше идёт сиреневый цвет или небесно-голубой?

– Лена, опять не понял – что я должен считать и куда идёт цвет? И как цвет вообще может куда-то идти? – Слушая его, невольно улыбаюсь. – Кстати, я плохо различаю цвета. Зато вижу в очень большом динамическом диапазоне. От редкого пучка фотонов и до протуберанцев на Солнце. Ну и в ближнем ультрафиолете тоже.

Вот о чём он сейчас? Ну как маленький, честное слово. У меня важная проблема – какое платье надеть, а от него – никакого дельного совета. Ведь я не просто в ресторан иду, а с самим Глебом Ветровым. На нас же там все пялиться будут, как чукчи на жирафа. Ну или как негры на пару пингвинов…

Из ресторана возвращаемся в санаторий поздно ночью. Совсем ничего не вижу перед собой и спотыкаюсь на первой же ямке. Глеб крепко берёт меня за руку. Инстинктивно вздрагиваю – конечно, мы друзья, но… Ведь никто не знает – кто он на самом деле? Глеб сразу отпускает мою руку. Думаю, он всё понял. Мои щеки заливает горячий румянец, становится безумно стыдно. Кого испугалась, Ленка? Своего друга? Вот представь, что он – воздушный шарик, а ты – единственная тоненькая ниточка, которая только и удерживает его на Земле. У него же здесь никого нет, кроме тебя…

Сама беру его за руку, стараюсь идти совсем рядом. Шаг в шаг, доверчиво прижавшись плечом к его плечу. Такая тёплая, сильная мужская рука. Все девчонки мечтают, чтобы у них был парень – один на тысячу. Самый лучший. А я иду за руку с парнем – который вообще один такой в этом мире. Да, Ленка, ты и влипла в историю…

– А ты, правда, сейчас всё видишь как днём? – спрашиваю нерешительно. А что если Глеб почувствует моё волнение?

– Нет, конечно. Видимость – процентов пять от нормы, – отвечает он спокойным тоном. Небольшая пауза… и вдруг:

– Лена, я тут – чужак, но не совсем идиот. Все хотят задать мне один вопрос, но спрашивают о чём угодно, только не об этом. Впрочем, на тот самый вопрос и не ответил бы – это никого не касается. Если не считать моего единственного друга. Тебя. Можешь спросить – кто я, что здесь делаю, и кого здесь представляю. Спрашивай – отвечу…

У меня все поджилки внутри задрожали, в горле сразу пересохло, и страх ледяной иглой кольнул в сердце. Сама не знаю, как всё же решилась задать этот вопрос. Глеб ответил… а что такое – «врать», он ведь не знает.

Раннее утро, неожиданный нетерпеливый стук в дверь – кого это так рано принесло? Галка посапывает на соседней кровати, вернулась поздно, завалилась прямо так – в дискотечном топе, мини-шортах и кроссах на танкетке. Вся подошва в песке. Ага, небось, шлялась по пляжу всю ночь. Как она это называет – «встречала закат до рассвета». Снова стук. Нехотя одеваюсь, иду открывать.

Меня попросили зайти к главному врачу санатория. И на кой фиг я ему сдалась? Но до завтрака ещё успею.

В кабинете, кроме главврача, был ещё один мужчина – сразу мне не понравился, «жук» какой-то. По его кивку главврач вышел, и мы остались наедине.

– Елена Алексеевна, – «жук» смотрит на бумагу перед собой, краем глаза замечаю – там моя фотография и, похоже, какая-то анкета. – У нас… – слово «нас» он выделяет особо многозначительным тоном, – есть к вам большая просьба. Вы не могли бы каждый вечер уделять так полчаса… чтобы сделать небольшой отчётик, о чём вы днём разговаривали с Глебом. В интересах науки… – «жук» покусывает губы, подбирает нужные слова, поглядывает исподлобья. – Видите ли, до сих пор со всеми, кроме вас, он был крайне неразговорчив. Ну и потом. Только это – строго секретная информация. Генетически – он человек. И не просто человек, а однозначно – сын своих родителей. Но вот психологически, и даже физиологически… тут есть открытые вопросы… – «жук» делает долгую паузу.

– Известно, что человек в вакууме сохраняет сознание десять, максимум пятнадцать секунд. Другое дело, что даже после полутора минут его можно вернуть к жизни. Но в сознании – только десять секунд. С одной стороны, этого времени может хватить, чтобы в космосе без скафандра перейти из одного отсека в другой. Но с другой стороны… ни одному человеку такая мысль и в голову не могла бы придти. А Глеб это несколько раз делал… по его словам – для тренировки. Для тренировки – к чему? Зачем? Откуда такие идеи? Поймите, для всех людей Земля – родной дом. А Глеб здесь – вроде как в гостях. И, строго между нами, это ещё в лучшем случае, если просто в гостях…

– Вы хотите, чтобы я каждый вечер писала доносы на своего друга? – спрашиваю у «жука». При этом стараюсь смотреть на него так, как обычно Глеб смотрит на всех – невозмутимо, изучающе.

– Елена Алексеевна, вы не совсем правильно формулируете нашу просьбу. И потом… вы не боитесь, что этот отказ может в дальнейшем иметь определённые последствия?

– А что такое – «боитесь»? – спрашиваю у «жука» невозмутимым тоном Глеба.

Глебу про этот разговор ничего рассказывать не стала.

Я решилась!

Какой же это кайф! Сложно описать словами. Тёплая вода, словно бархат ласкает кожу. Второй час ночи, а мы плывём с Глебом… в полной темноте. И совершенно не важно, где сейчас берег. Если взглянуть вверх – над нами мириады звезд. Укрыта лёгкой серой дымкой облаков Луна. Ночное небо и море – это Вселенная, но ведь в ней можно и утонуть. От таких мыслей предательски сжимается сердце. Успокойся, Лена, чего ты испугалась? Ведь рядом Глеб, а, значит, можно ничего не бояться.

Всего три недели назад мы были совсем чужими, а сейчас кажется, что нет более близкого человека. Словно стеклянная стена непонимания, которая нас разделяла, вдруг рассыпалась на мелкие осколочки…

Глаза чуть прикрыты, тело – расслабленно. Рядом Глеб качается на волнах. Он в полусне, и мне вдруг представляется, что это ребёнок спит в колыбели. Космический ребёнок – наконец-то, в земной колыбели. Почти с умилением рассматриваю его чёткий профиль, безмятежное выражение лица. Ничего удивительного – ведь он вырос при пониженной гравитации, и сейчас, на Земле, ему комфортнее именно в воде. А мне… так хорошо вместе с ним. И хочется сказать ему такие важные слова: «ты никогда больше не будешь одинок!». И вдруг, неожиданно для себя самой, прижимаюсь к нему и целую в губы…

На завтрак Глеб не пришёл. А меня опять пригласили к главврачу. За столом сидел хорошо знакомый «жук». И сердце сжалось в нехорошем предчувствии.

– Елена Алексеевна. Видите ли, тут возникла совершенно непредвиденная ситуация. И без помощи Глеба – никак. Его даже не пришлось просить, он сразу согласился. В общем, ему пришлось очень срочно собраться. Вот это он просил передать вам, – «жук» протягивает запечатанный конверт. Руки трясутся, когда вскрываю его. Там – знакомый кулон с «мигалкой», который всегда был на шее Глеба.

– Глеб очень просил вас всегда носить этот кулон. Там датчик позиционирования – чтобы он смог вас сразу найти, если… – в этот момент «жук» выглядит и говорит как нормальный человек, а не как «официальное лицо», – если… в смысле – когда он вернётся.

Обо всём я узнала позже. Проревела весь день в подушку, задыхаясь от слёз и переживаний. Кое-как взяла себя в руки и засунула под холодный душ. К вечеру из зеркала в ванной на меня смотрела опухшая, с красными, как у кролика, глазами Ленка. И никакая не фантазёрка, нисколечко не «прошлый век», а обычная девушка, которая ещё вчера держала за руку самую невероятную, самую несбыточную мечту. А сегодня – её уже нет.

На следующий день все новостные ленты пестрили яркими заголовками. «Трагедия на межпланетной исследовательской станции «Азура». «Оливия Фаэнтон, дочь президента Бразилии, жива. Пока ещё жива». «Шансы на спасение экипажа «Азуры» минимальны». «Самая красивая девушка Земли – гибнет в космосе». «Последнее онлайн обращение Оливии – слова со слезами на глазах». «Взрыв на «Азуре» – трагическая случайность или очередное предупреждение землянам от Обитателей Космоса?!». Ну, и наконец: «Единственная надежда Земли – марсианин Глеб Ветров».

Банально простая арифметика. На спасательном корабле, который готов к вылету, – всего шесть мест. Команда – как минимум три космонавта. Итого – остаётся три свободных места. На гибнущей космической станции – пять человек. Можно забрать троих, два оставшихся – смертники. Бросать жребий?

Чтобы спасти всех, в вылетевшем корабле может быть только один космонавт. Но он должен уметь – всё на свете! А это может только тот, у кого в детстве вместо игрушек и детских книжек были только программируемые роботы и тысячи страниц технической документации.

Но самое главное – даже не это. Стыковочный узел повреждён. Створку аварийного шлюза заклинило, в узкую щель человек в громоздком космическом скафандре протиснуться не сможет. Нужно выйти без скафандра в открытый космос, пусть всего и на считанные секунды. Ни один человек с этим не справится, даже не решится на это.

В такой безысходной ситуации есть только один призрачный шанс. Угадайте ответ, даже даю подсказку – в этом слове всего четыре буквы.

Глеб! У тебя будет всего десять секунд, пока не потеряешь сознание. И как я буду дальше жить одна… без тебя?!

После санатория я вернулась домой всего на неделю – до того, как начнутся занятия в универе. Мобильник зазвонил часа в три ночи. Номер не определился, и даже голос узнала не сразу.

– Елена Алексеевна. Извините за столь поздний звонок. Всех деталей даже я не знаю, но вряд ли это сейчас так важно. Никто не верил, но у него – получилось! Он возвращается… точнее, они возвращаются… все живы. Думаю, подробности будут завтра по новостным каналам.

Небольшая пауза, только частое дыхание невидимого собеседника в трубке.

– Он просил передать вам несколько слов, если… ну, если у него не получится. Но теперь сможет всё вам сказать сам… не так уж много и ждать осталось.

И ещё, но опять строго между нами. Есть мнение, что вся эта история со взрывом на «Азуре» – блестяще просчитанная Обитателями Космоса комбинация для эвакуации Глеба с Земли. Мы сами посадили его в подготовленный для длительного полёта корабль. И кто знает, куда бы он полетел… если бы не вы…

Этот ролик на ю-тубе посмотрели потом несколько миллиардов человек. Наверное, все, у кого есть интернет, и мои папа с мамой – не исключение. Только у меня так и не хватило духа ни тогда, ни потом нажать на кнопку «просмотр». Я чуть не потеряла сознание за ужином, когда они стали обсуждать невероятное спасение Оливии Фаэнтон и ещё четырёх человек с «Азуры». Оказывается, всё пошло не так гладко, и только на семнадцатой секунде Глеб смог закрыть шлюз. А ведь у него было всего десять секунд…

– Нет, он – какой-то монстр, – сказал папа.

– И зачем его только на Землю привозили? – поддержала мама.

– Его нельзя пускать к людям, в общество. А вдруг у него в желудке сидит этот… Чужой? И не человек он совсем. Никакой человек не способен на такое.

Я расплакалась. Вспомнился разговор, когда мы гуляли по мокрому песку вдоль линии прибоя:

– А ты, правда, выходил в космос без скафандра? Сколько тебе тогда было лет? Или ты не хочешь вообще говорить на эту тему?

Глеб непроизвольно стискивает мою руку, очень больно. Есть вещи, о которых он не хочет говорить, но и не ответить мне он не может.

– Выходил. Несколько раз. Первый раз ещё подростком – просто так было нужно. Потом – чтобы знать, что можешь это снова сделать, когда понадобится. В самый последний момент надо сделать глубокий выдох. Выдохнуть весь воздух из лёгких. И нужно очень точно контролировать время – ведь у тебя есть всего десять секунд…

Галка прислала мессагу:

– Думаешь, он тебя вспомнит? Теперь любую тёлку может выбрать, а не такую замухрышку, как ты. Герой, блин, межпланетный. Их фото под ручку с Оливией на Луне на всех каналах отсвечивают. Следующий президент Бразилии, не хухры-мухры.

А я, влюблённая дура, написала в ответ:

– Мне пофиг. Пусть женится на этой бразильской тёлке и свалит с ней на свой вонючий Марс.

Хорошо, что она ничего не ответила.

Был хмурый осенний денёк, похожий, как брат-близнец, на вчерашний. Обложное небо, серый город. Безнадёга. На последней лекции уже начала клевать носом, когда вдруг с улицы донёсся нарастающий звук, вскоре превратившийся в надсадный рёв. Все высыпали из здания.

Едкий запах дыма и гари… длинные параллельные чёрные полосы на асфальте… накренившиеся в разные стороны высокие ели… опалённые, почерневшие керамические плитки на обшивке шаттла, замершего прямо у входа в центральный учебный корпус.

У меня перехватило дыхание, потемнело в глазах… весь мир остановился. Одна секунда, две, три – пять… пронзительной тишины. И потом вновь всё завертелось, загудело. Шум, разговоры, возгласы, стук и грохот. Люк шаттла по-черепашьи медленно открылся.